– Согласен! – сказал развеселившийся старик. – Но с условием, что княгиня сама и при всех откроет мне свою тайную просьбу.
В прежние времена в высших классах черкесского общества жена никогда не приходила к мужу в присутствии посторонних, и потому двое старейшин отправились к княгине объявить волю князя. Она не затруднилась нарушить обычай и в сопровождении посланных вошла к пирующим.
– Я прошу тебя оказать гостеприимство этому человеку, – сказала она, указывая на следовавшего за ней Канбулата, и при этом изложила обстоятельства, вынудившие ее принять его под свою защиту.
Неожиданная встреча взволновала старого князя.
– Конечно, – отвечал он внешне спокойно, – я не могу мстить человеку, который в моем доме ищет моего покровительства, но ты напрасно вздумала поить нас перед тем, как открыть свою тайну, столь для нас приятную: мы могли забыться, и наш позор пал бы тогда на тебя.
– Острие стрелы прошло, так перья не сделают вреда, – заметили дворяне, умевшие позлословить и польстить, и просили княгиню прислать по этому случаю еще бузы и браги.
– Дельно! – согласился и старый князь. – Только послаще той, которую ты поднесла мне теперь…
На следующий день жанеевский князь объявил Канбулата своим гостем, однако, следуя обычаям, потребовал от него плату за кровь, объявив, что, поскольку все богатство Канбулата заключается теперь в лошади и оружии, то он удовлетворится и этим.
Канбулат подчинился и оставил у себя только саблю, но и ту ему пришлось отдать, когда князь того потребовал.
– Что сказал Канбулат, отдавая саблю? – спросил князь принесшего ее старейшину.
– Сказал только, – отвечал тот, – что не считает саблю драгоценностью, а оставил ее для обороны от собак. Тут у него, – прибавил старшина, – на глаза, кажется, навернулись слезы…
– Он достоин и оружия, и уважения! – перебил князь. – Отнесите все обратно и скажите, что я хотел только испытать его, хотел узнать, таков ли он, как те, о ком говорит мудрая поговорка наших предков: храброго трудно полонить, но в плену он покорен судьбе, а труса легко взять в плен, но тут-то, когда уже нечего бояться, он и делается упрямым. Скажите ему, что я раскаиваюсь в том, что хотел его испытать, и что, пока он мой гость, – моя рука, мое оружие, все принадлежит ему.
Изгнанник был страшно доволен великодушием своего врага-покровителя, но, по местным обстоятельствам, не мог оставаться у него слишком долго и потому просил жанеевского князя проводить его к бзедухам, жившим в верховьях речек Псекупс и Пшиш.
Представители сильного бзедухского племени как раз были в сборе, на совещании по общественным делам, когда среди них явился жанеевский князь в сопровождении своего гостя. Объяснив причину своего приезда, старый князь поручил Канбулата великодушию их племени.
Обнажив, по тогдашнему обычаю, голову, Канбулат обратился к собранию:
– Бзедухи! Отдаюсь под защиту вашего рода. Отныне, после Бога, на вас вся моя надежда. Не мои достоинства, а ваша честь и глава мне порукой в вашем великодушии.
Бзедухи объявили себя защитниками гостя. Семь лет тянулась с тех пор ожесточенная война между братьями, лучшие воины с обеих сторон остались на поле сражения, разорение и кровопролитие опустошили землю и истощили обе враждовавших стороны, но ни та ни другая не хотела уступить, и вражде не предвиделось конца.
Виновница всех несчастий – жена Атвонука, жившая у своего отца, – вздумала сшить полный мужской костюм и послала его в подарок Канбулату.
Посланный был захвачен Атвонуком, узнавшим работу своей жены. Чтобы окончательно убедиться в преступной связи брата с его женой, Атвонук, отправив посылку со своим слугой, поручил ему пригласить Канбулата на мнимое свидание. Канбулат изрубил на куски подарок ненавистной ему женщины и прибавил, что, если кто впредь явится к нему с подобным поручением, он повесит его на первом попавшемся дереве.
Этот поступок заронил у Атвонука подозрение, что брат не так виновен, как он предполагал, и он решил помириться. После переговоров братья съехались на встречу.
– Я знал, – сказал Канбулат, – что моя невинность меня оправдает, но ты не хотел видеться со мной, а я был готов скорее погибнуть, чем открыть кому бы то ни было несчастный случай, обесславивший наш дом.
Братья помирились. После долгого кровопролития наступил мир, бзедухам осталась слава строгого исполнения обычая гостеприимства, благородной защиты гонимого и удовольствие слышать о своих подвигах в народной песне и гордиться ею…[22]
Глава 2
Деление черкесов по племенам и место, которое занимает каждое из них. Краткий очерк местности, которую занимают черкесы, или адыги, и их экономический быт
Черкесы сами себя называют адиге, что на всех наречиях этого племени означает остров.
Происхождение названия черкес объясняют по-разному. Одни выводят его от Чера и Чеса, по преданиям бывших будто бы родоначальниками адигского народа[23], другие, не полагаясь на мифические сказания, утверждают, что черкес — слово татарское, происходит от речки Черек, известной кровопролитными битвами, происходившими между татарами и кабардинцами[24], наконец, дагестанцы и все остальные жители Закавказья называют черкесов сар-кяс, что означает сорвиголова, головорез[25]. От последнего и произошло испорченное черкес, название, данное народу, от хищнических набегов которого соседи немало страдали. Откуда бы ни произошло название черкес, оно стало у нас гораздо популярнее, чем слово адиге.
Многочисленное черкесское племя делилось на несколько родов, известных под разными названиями.
Ниже города Георгиевска, на юг от казачьих земель, поселилось одно из значительнейших племен адыгов – кабардинцы (кабертай), которые, в свою очередь, делились на Большую и Малую Кабарду.
Большая Кабарда, примыкая на юге к осетинам, лежит между Малкой и Тереком, а Малая Кабарда, занимая правый берег Терека до предгорий и берегов Сунжи, примыкает на востоке к чеченцам.
Несколько кабардинских семей в разное время со всеми подвластными им переселились в долины обоих Зеленчуков, где образовали особые поселения, известные под именем абреков, или беглых кабардинцев.
В прежние времена жители Большой Кабарды были разделены между четырьмя княжескими фамилиями: Кайтукиных, Бек-Мурзиных, Мисосговых и Атажукиных[26]. Малая Кабарда состояла из трех сообществ: Бековича, Ахлова и Тау-Султанова[27].
Составляя часть племени адыгов и говоря с ним на одном языке, кабардинцы были отделены от остальных ответвлений этого народа казаками 1-го Владикавказского казачьего полка и племенами татарского происхождения.
Кубанская котловина, орошаемая реками Ферзь, Гегене (Большая Тегень), Гегенезий (Малая Тегень) и Воарп, была занята бесленейцами, на северо-западе от которых, по долине, орошаемой ручьями Чехурадж, Белогиак и Шеде, жили мохошевцы. К западу от последних между реками Схагуаше (Белая) и Пшиш обитали хатюкайцы, а севернее, между Кубанью, Лабой и Схагуаше, поселилось племя кемгуй, или темиргой, примыкавшее к абадзехам. Абадзехи населяли северный склон Кавказского хребта, пространство между реками Схагуаше и Суп, отделявшей их от шапсугов. Абадзехи, многочисленные и воинственные, делились на нагорных, или дальних, и на равнинных, или ближних. Нагорные абадзехи сражались по преимуществу пешими, а равнинные – всегда верхом. Главные аулы были расположены в долинах Курджипса, Пчехе, Пшиша и Псекупса. Они делились на девять сообществ или хаблей[28].
От реки Суп все долины, лежащие на северо-запад до Шипса, теряющегося, как и многие соседние реки, в болотах, окружающих Кубань, заняты были шапсугами.
На восток от них по левому берегу Кубани до Пшиша обитали бзедухи, делившиеся на два рода: хамышей, живших до Псекупса, и перченей — далее до Пшиша[29].
За рекой Шипе весь угол между низовьями Кубани и Черным морем и оба отрога Главного хребта заняты были племенем натухаж (ноткуадж), по южному склону хребта и побережью Черного моря их территория тянулась до речки Бу или Буань, протекающей ниже Головинского поста[30] и впадающей в Черное море. Кроме того, к адыгам принадлежат остатки некогда могущественного племени жан, или жанеевцев. Аулы их были расположены на 70 верст ниже бзедухов, на острове, образованном двумя рукавами Кубани, который носит название Каракубанский (по-черкесски Детлясв). Среди натухажцев жили три рода адыгов, потерявшие свою самобытность и слившиеся с местным населением: чебеин и хегайк, в окрестностях Анапы, в котловине Чехурай, и хетук, или адале, на полуострове Тамань, а теперь разбросанные в разных местах среди натухажцев[31].
Таким образом, во владении адыгов находились: восточный берег Черного моря, значительная часть обоих склонов Кавказского хребта, Кубанская равнина и большая часть Кабардинской плоскости.
Весьма трудно точно определить численность черкесского племени: «Все цифры, которыми означали кавказское население, брались приблизительно и, можно сказать, на глаз. По понятиям горцев, считать людей было не только совершенно бесполезно, но даже грешно; почему они, где можно было, сопротивлялись народной переписи или обманывали, не имея возможности сопротивляться»[32].
Следующая таблица показывает численность черкесского племени в разные годы.
* Русский вестник. 1842. Т. 6.
** Кавказский календарь. 1858. Статья Ад. П. Берже.
К черкесскому племени мы должны причислить и убыхов, живших по берегу Черного моря на юго-восток от натухажцев между реками Зюебзе и Хамишь (или Хоста) в двух урочищах – Вардане и Саше.
По происхождению и языку убыхи вовсе не принадлежат к адыгам, но по обычаям, общественному устройству и, наконец, по всеобщему употреблению среди них черкесского языка наравне с родным должны быть причислены к группе черкесских племен[33].
Все пространство, занятое адыгами, имеет в топографическом отношении двойственный характер. С северо-запада на юго-восток земли адыгов пересекает Главный Кавказский хребет, который, как мы видели, от Анапы до мыса Адлер подступает к самому морю. Далее, поворачивая на юго-восток, хребет отходит в глубь Кавказского перешейка, а морской берег, описав дугу, постепенно отходит от гор.
До реки Мдзымта, впадающей в Черное море, Главный хребет, имея еще незначительную высоту, состоит из отдельных частей, связанных перемычками, образующими в местах соединения узлы или центральные пункты гор, которые дают начало рекам.
Самый замечательный узел представляет гора Оштен, достигающая 9359 футов абсолютной высоты и дающая начало рекам Белой (Схагуаш), Пшехе, Шахе и др. От начала и до реки Туапсе высота Водораздельного хребта не превышает 5000 футов, он довольно резко поднимается до горы Оштен, а оттуда до Мдзымты – относительно довольно равномерно. На всем этом пространстве высота его ниже снеговой линии, начинающейся на вершинах Абхазских гор.
По обеим сторонам Водораздельного хребта и почти параллельно ему тянутся по три хребта с южной и северной стороны. Все эти второстепенные южные хребты прорваны главнейшими реками – Туапсе, Псезуапе, Аше, Шахе, Соча и Мдзымта, – стекающими с Водораздельного хребта. Второй хребет дает начало второстепенным рекам Дедеругай, Шепси, Мокуапсе, Дагомыс, Мецоста, Хоста, Псоу и др. Эти реки и речки прорывают третий и последний хребет, с которого стекают уже реки третьего разряда.
Продольные хребты, соединившись с поперечными по обоим берегам рек, следуют по их течению и упираются в море, образуя у устьев небольшие долины.
Пересеченная по всем направлениям местность представляет собой ряд котловин, окруженных со всех сторон горами и теряющих свой нагорный характер по мере приближения к морю.
Одно и то же на всем протяжении направление горных хребтов придает общий характер течению южных рек: все они имеют два главных истока – северный и восточный, после слияния которых они текут перпендикулярно к морскому берегу. Имея много восточных и мало западных притоков, почти все реки у устья левым берегом довольно близко подходят к горам, а по правому берегу лежат более-менее широкие поляны.
По мере подъема хребта и отступления его от Черного моря меняется полноводность и быстрота течения рек. Чем выше находится исток, тем больше тающего снега, тем больше количество воды, тем круче падение, а следовательно, и течение быстрее. У Туапсе, например, нет такого обилия воды и быстроты течения, каким отличается берущая начало гораздо выше ее Мдзымта, имеющая характер настоящей горной реки. Многие здешние реки маловодны, некоторые вообще пересыхают, однако весной они полноводны, и даже многие балки, сухие летом, весной, при таянии снегов, наполняются водой[34]. Обрывающиеся вертикальными уступами и покрытые густою растительностью, прибрежные скалы бывают в это время иссечены потоками.
Берег Черного моря Геленджика до Гагр имеет почти прямолинейное очертание, и только в немногих местах выдаются в море короткие и тупые мысы или, напротив, море вдается в сушу пологими дугами. Частые морские приливы набросали к подножию гор узкую полосу песка, гальки и камня шириной от 5 до 10 сажен, где пролегает единственный путь для сообщения между собой жителей, разделенных горами. Однако дорога эта, идущая по ничем не скрепленному и подвижному обкатанному булыжнику, неудобна даже для верховой езды[35]. Волны во время прибоя, ударяясь в самое подножие крутых скал, не только прекращают по этому пути всякое сообщение, но и разрушают постепенно сам берег[36].
Вообще, существует весьма мало хороших продольных путей сообщения между поселениями, расположенными в ущельях главных рек или их притоков.
Прибрежная часть Закавказья представляет собой ряд террас, постепенно снижающихся по мере приближения к Черному морю. Террасы изрезаны реками, вливающими свои воды в море. Ниже скалистых вершин расположены прекрасные пастбищные луга, ниже раскинулся громадный лес, по преимуществу сосновый. На высоте 4000 футов над уровнем моря растут чинары и грецкий орех. Прибрежная полоса может похвастать множеством самых разнообразных фруктовых деревьев, дающих плоды очень хорошего качества.
Недостаток значительных равнин делает эту часть Закавказского края непригодной для занятия одним хлебопашеством, но садоводство, виноделие и шелководство могут иметь здесь широкое применение. Около мыса Адлер растительность чрезвычайно разнообразна. Чирта, кипарис, пальма, увитые диким виноградом и другими вьющимися растениями, перекидывающимися с дерева на дерево живописными фестонами, видны повсюду, полевые цветы отличаются разнообразием и богатством красок[37]. Прибрежная часть Закавказья превосходит в этом отношении Южный берег Крыма и из-за того, что она южнее по широте, и из-за обилия орошающей ее воды. Единственный, однако весьма важный ее недостаток – почти полное отсутствие бухт и пристанищ для судов. Зато сообщение через Главный хребет с хлебородной полосой северной части Кубанской области довольно удобно.
Климат этой местности нельзя назвать совершенно здоровым и благоприятным. Прибрежная полоса имеет местами дурной климат, особенно в устьях рек, по большей части разделяющихся на несколько рукавов. Задерживаемая нанесенной с моря галькой, вода в этих рукавах запруживается, часть ее медленно просачивается дальше, а остальная, застаиваясь, образует болота и заражает воздух. В некоторых горных ущельях с обильной растительностью от большого количества палой листвы и сырости воздух пропитан миазмами. Однако отличное состояние здоровья местного населения говорит в пользу хороших качеств климата.
В юго-восточной части находятся месторождения серебряной, свинцовой, медной и железной руд. По словам туземцев, на скалистой возвышенности Фишта есть месторождение ртути. Нефть, горный деготь и горный воск составляют главное богатство этого края. Кое-где попадаются минеральные источники.
С северной стороны Водораздельного хребта также, параллельно ему, идут три хребта с крутыми, недоступными скатами на юге и пологими на севере. Первый второстепенный хребет прорван реками, стекающими с Водораздельного хребта, части второго хребта, прорванного теми же реками, имеют вид дуги, обращенной выпуклостью на юг, от третьего и последнего хребта отделяются небольшие возвышения; пролегая между реками, они спускаются к Прикубанской равнине. На северном склоне орографический характер гор тот же, что и на южном: по мере удаления на юго-восток они постепенно возвышаются. Примечательно, что от верховьев Туапсе и до реки Соча Водораздельный хребет ниже параллельных ему с севера и юга, а далее на восток картина принимает совершенно обратный характер[38].
Отроги Главного хребта занимают и значительную часть Большой Кабарды – в ее юго-западной части. Вся же северо-восточная часть имеет наклон к слиянию Малки и Терека. В Малой Кабарде пролегают два хребта, почти параллельные друг другу, один из них делит ее пополам, а другой выступает ее южной границей[39]. Край этот не может похвастать обилием ни леса, ни воды.
Подошвы последних уступов гор, примыкающих к Кубанской равнине и к Кабардинскому плато, почти сплошь покрыты лиственным и хвойным строевым лесом и изрезаны глубокими ущельями, тогда как пространство, прилегающее непосредственно к Кубани и к нижней части Лабы, – это гладкая равнина, покрытая мелким кустарником.
Обширную Закубанскую равнину и Кабардинское плато пересекает много параллельных рек и речек, главные из которых, как мы видели, берут начало на Главном, а второстепенные – на побочных хребтах. Все они сливают свои воды или в Кубань, или в Терек.
Климат этой части местности в целом здоровый, весна по большей части дождливая, лето сухое и жаркое, часто дуют ветры. Зима обычно наступает в начале декабря и длится до середины февраля. В январе морозы достигают иногда 20 градусов, но глубокий и большой снег выпадает редко.
Горная часть Кабарды от Чегема до Терека вся покрыта лесом, а в Малой Кабарде лес растет только по северному склону гор, образующих ее южную границу. Чинара, бук, липа и редко дуб наполняют леса, яблони, груши и другие плодовые деревья растут преимущественно в низменных местах лесной полосы, виноград встречается около слияния Баксана и Малки. Многие из черкесских лесов до того болотисты, что пройти по ним весьма трудно. Все пространство Закубанской равнины и Кабарды, не покрытое лесом, – это обширная плодородная местность, пригодная для выпаса скота, посевов зерновых и покосов. Трава здесь отличается ростом и необыкновенной питательностью. «Один год – теленок, а другой год – корова», – говорит черкесская поговорка, как нельзя лучше описывающая питательность местной травы.
Земледелие здесь находилось в неразвитом состоянии. Между туземцами уважали не того, кто занимался хозяйством и торговлей, не того, кто богател мирными трудами рук своих, а того, кто приобретал добычу в бою и рисковал при этом жизнью.
Небольшие посевы кукурузы, проса, очень редко пшеницы окружали аулы, но их было недостаточно, даже чтобы прокормить семейство. Местные жители постоянно покупали хлеб, тогда как по богатству почвы и изобилию земли они могли бы иметь его с избытком. Причиной этого было отсутствие собственности на землю. Каждый пользовался землей, какую успел захватить, и такой порядок вел к бесконечным спорам и нескончаемым тяжбам. Садоводство и огородничество в особенности страдали от этого: никто не решался заниматься ими из опасения, что сообщество отнимет обработанную и удобренную землю.
Леса считались общими, принадлежащими всему народу нераздельно. Каждый мог пользоваться лесом для собственных нужд, но, чтобы продать лес, следовало внести определенную сумму в общественный капитал.
Главное богатство черкесов, особенно кабардинцев, составляли пчеловодство, огромные табуны лошадей и отары овец, и те и другие славились своими качествами. Кабардинская лошадь не требует особого ухода, пасется круглый год в поле и питается зимой кореньями, которые вырывает из-под снега копытами. Кабардинские лошади не знают ковки, но в течение целого месяца легко делают переходы по 60—100 верст в день, причем без дневок.
Образцы местной промышленности представляли собой довольно грубое сукно, известное под названием черкесского, бурок, отличавшихся легкостью и непромокаемостью, разных кожаных изделий, расшитых серебром, пистолетных чехлов, чепраков, чевяков и чрезвычайно удобных арчаков с подушками[40].
В целом местная промышленность и торговля были незначительны. В горах изготовляли оружие и земледельческие орудия, но то и другое не отличалось хорошим качеством. Закубанские черкесы изготовляли вино, белое и красное, которое, вопреки запрету Корана, составляло обязательную принадлежность любого пира. За неимением денег торговля была меновая. Горцам были известны только русские рубли и грузинские абазы (двугривенные), да и то в обращении их было немного.
Главная отрасль промышленности черкесов, доведенная до довольно высокой степени совершенства, – ювелирное дело. Они имели искусных золотых дел мастеров, которые особенно отличались в рисунках для черни на серебре, которой покрывали рукояти пистолетов, шашек, ножны кинжалов и др.
С черкесского берега вывозили мед, воск, кожи, лес, масло и другие продукты, а главным объектом ввоза была соль, в которой черкесы испытывали крайнюю нужду и которая заставляла туземца ходить на наши меновые дворы, устроенные в разных пунктах кавказской линии, или платить ногайским мурзам тяжким трудом, а иногда и кровью…
Глава 3
Религия черкесов и их суеверия. Обряды при лечении раненого. Вера в духов. Народные легенды. Колдуны и ведьмы. Гадание
В прежние времена все черкесы исповедовали христианство. Песни, сказки и предания черкесов свидетельствуют, что христианство было введено при Юстиниане, тогда были воздвигнуты храмы, поставлены священники (шогени), главный из которых в звании епископа (техник), по преданию, жил в четырех верстах от крепости Нальчик, в месте, до сих пор известном в народе под именем лесистого кургана.
«В те времена, – говорят черкесы, – народ отличался набожностью, твердой верой, и никто не клялся именем Творца, считая то величайшим для себя грехом. Каждый черкес довольствовался тем, если клянущийся в подтверждение истинности своих слов произносил имя уважаемого всеми человека».
По свидетельству древних писателей и лиц, посещавших земли[41]черкесов, они называли себя христианами, имели священников, крестили детей по достижении ими восемнадцатилетнего возраста или вообще совершеннолетия. Имена новорожденным давали по имени первого встретившегося чужестранца или в честь дедов и отцов. По тогдашнему обычаю, в церковь могли входить только шестидесятилетние старцы, уже переставшие вести разбойничью жизнь, остальные становились у входа или у церковного притвора.
Не имея письменности на родном языке, они слушали богослужение на греческом, которого не понимали не только народ, но и сами священники.
Христианство пришло сюда не как догматическое учение, а только как новые обряды. Оно воздействовало на чувства и воображение формой богослужения, но не касалось нравственных понятий и внутренней жизни. «В обычай черкесов вошло соблюдение некоторых постов, и тем легче, что за исключением особых случаев горцы постоянно крайне умеренны в пище. Дальнейшим стеснениям они не подчинялись; так, например, супружеский устав их остался в совершенном противоречии с церковными положениями»[42].
При таких условиях христианская вера не могла до конца укорениться среди черкесов, и с сокращением числа священников христианские обряды стали мало-помалу исчезать из памяти народа. Обрядовая сторона религии начала меняться, а с ее изменением стали меняться и понятия народа об исповедуемой им религии. Покинув церкви, черкесы при молитве всегда обращались на восток, зажигали в домах восковые свечи и ладан. К этим остаткам христианства народ прибавил свои собственные обряды, родившиеся из суеверий и предрассудков. Для молитвы собирались под сень огромных деревьев, привязывали к веткам кресты, приносили жертвы и заканчивали все это пиром. Обряд носил название ташь — богоугодная жертва. За неимением рукоположенного священника выбирали старика, надевали на него ямычи — белую войлочную мантию, и тот, взяв в руки деревянную чашу, наполнял ее вином или бузой и, повернувшись к востоку, читал молитву, по большей части импровизованную, потом обращался к народу, призывал на него благословение небес и просил исполнения того, о чем молились присутствующие.