"Моя императрица, вы хотите, чтобы я прикончил шлюху? Тогда нет проблем!" заявил Амазис, и его голос низким гулом разнесся по комнате. Взгляд Ситары, острый, как клинок, выкованный в тайне, уперся в Амазиса. "Не гневи меня, Амазис, – предостерегла она шепотом, в котором слышался вес империи, – иначе твой хозяин все узнает и отрубит тебе голову".
Губы Амазиса скривились в сардонической улыбке, его уверенность была непоколебима. "Конечно, только не забудь сказать ему, кому я открыл имперские тайны", – ответил он с вызовом, завуалированным в его словах. Но Ситара, как всегда мастер манипуляций, расчетливо перевела разговор в другое русло. "Не будь дураком", – напутствовала она. "Лучше скажи, что ты думаешь о Фениксе". Когда напряжение повисло в воздухе, как гроза, готовая разразиться, в комнату вновь вошла Рейя, ее изящное присутствие было как глоток свежего воздуха в разгар их тайного обмена мнениями. В руках у нее был графин с вином, рубиново-красное содержимое которого переливалось в мягком свете свечей. Амазис, не раздумывая, поднял с пола бокал и протянула его Рейе, которая ловким движением руки налила вино до краев. "Спасибо, дорогая, – поблагодарил Амазис, и в его голосе на мгновение прозвучала искренняя теплота. Рейя, молчаливо наблюдавшая за интригами своих хозяев, негромко спросила: "Что-нибудь еще?"
Амазис покачал головой, поглаживая пальцами изящную ножку бокала с вином. "Нет, на сегодня ты свободна", – удовлетворенно заметил он, возвращаясь к своим делам. С быстротой, отражающей его убежденность, Амазис осушил бокал вина, не сводя глаз с Ситары. Рея, выполнив свою роль на данный момент, вышла из комнаты, и ее шаги затихли вдали вместе с ее скромным нарядом.
"Мне нравится это вино", – сказал Амазис, и его голос на мгновение стал передышкой в их напряженной беседе. "Оно просто превосходно". Ситара, однако, не желала отвлекаться. "Ты не ответил на мой вопрос, – напомнила она ему, пронзая взглядом дымку легкости, вызванной вином.
Амазис откинулся на спинку кресла, его мысли превратились в лабиринт созерцания. "Не о чем думать, – ответил он. "Нутия сгорела дотла, ничего не осталось. Только сила Феникса способна на такие разрушения. Я сам был свидетелем синего пламени". Ситара, как всегда хитроумный стратег, воспользовалась открывшейся возможностью. "За день до этого наш любимый Учитель отправил в Нутию своих лучших воинов вместе с Алхимиком Новых Богов. Разве это ни о чем тебе не говорит?" Амазис нахмурился, его любопытство разгорелось. "Хм, откуда ты все это знаешь? Но в любом случае, как его советник, я уверяю тебя, что он послал их, чтобы помочь справиться с простудной болезнью, распространяющейся от реки. Алхимики – эксперты в этом деле". Ситара, однако, была не из тех, кого легко ввести в заблуждение.
"Ой, перестань, – укорила она. "Ты гораздо умнее, чем притворяешься. Он использовал силу Новых Богов и уничтожил Нутию. Затем он зажег голубой огонь вместе с Алхимиком, чтобы убедить всех, что хишаси пробудили их спасителя".
Глаза Амазиса сузились, в их глубине мелькнуло подозрение. "Лучше скажи мне, кто рассказал тебе эту чепуху про алхимика, – потребовал он, устремив взгляд на Ситару. "У тебя есть еще какой-нибудь шпион за моей спиной в Совете Азура?"
Ситара, тщательно охранявшая свои секреты, загадочно улыбнулась. "Я не открою тебе всех секретов, – ответила она, – но поверь мне, Джедор лжет!" Амазис, не удовлетворенный, но и не желающий продолжать разговор на эту тему, перевел разговор в другое русло. "Хорошо, – согласился он, – но ответь, пожалуйста, еще на два вопроса".
Ситара наклонилась вперед, заинтересовавшись. "Я вся во внимании", – заявила она.
Амазис начал, его голос был размеренным и взвешенным. "Почему он специально уничтожил Нутию? На его месте я бы просто начал с вашей империи, это лучший вариант для дальнейшей стратегии", – ответ Ситары был столь же расчетлив. "Император Нутии обладал самой необычной силой среди Новых Богов, – пояснила она, – и для того, чтобы разоблачить обман Джедора, ему достаточно было просто присутствовать на собрании. Тогда он точно сможет уничтожить его и собрать его силу для себя, ведь Джедор после его последнего поступка не столь доверял одному из своих вернейших псов".
Амазис переваривал эту информацию, в голове у него крутился вихрь возможностей. "Тогда вот мой второй вопрос, – продолжал он, – зачем, Джедору все это нужно, если за всем этим стоит он, как ты и утверждаешь?" Ответ Ситары прозвучал с оттенком горечи. "Чтобы уничтожить юг и отдать все северу, как он обещал Дану!"
Амазис, нахмурив брови в замешательстве, потребовал разъяснений. "Глупости", – глаза Ситары вспыхнули ярким огнем. "Хамата упоминал, что слышал клятву. Джедор, прежде чем получить власть, поклялся их отцу, что наступит день, когда северяне будут править, а он уйдет в отставку". Амазис, разрываясь между преданностью и жаждой правды, боролся со своими убеждениями. "Джедор не просто так поклялся, – возразил он. "Он не раз нарушал свою клятву ради блага мира". Голос Ситары, пронизанный горем и гневом, не оставлял места для сомнений. "Не смей защищать того, кто убил и опозорил моего мужа! И на чьей ты стороне?" Ответ Амазиса был быстр и непоколебим. "Конечно, на твоей! Но твой муж был моим единственным братом, и ты знаешь, что я не успокоюсь, пока не отомщу за него Джедору. Но одно я знаю точно: Джедор не стал бы лгать о Фениксе! И в этом я доверяю ему больше, чем твоим шпионам в Совете, кем бы они ни были!"
Плавно перейдя из тускло освещенного борделя на окраину Азурской империи, мы оказываемся на пороге величественного двора империи Дан. Темнота прежней обстановки плавно сменяется легким прикосновением бледного солнечного света, который заливает просторы мягким, неземным сиянием.
Перед нами возвышаются грандиозные стены и шпили двора – великолепная архитектура, свидетельствующая о могуществе и наследии империи Данов. Поднявшись по мраморным ступеням, каждая из которых украшена замысловатой позолотой, переливающейся в утреннем свете, как расплавленное золото, там мы встречаем элиту Севера.
Эти закованные в броню воины, облаченные в одежды, которые, кажется, впитывают и отражают лунный свет, создают завораживающий эффект, двигаясь в синхронном унисон. Они воплощают в себе силу, доблесть и яростную преданность своему государю. Среди этого прославленного сборища вперед выходит Тивад, фигура царственного роста. Его благородный облик отмечен чувством гордости и уверенности, которое излучает весь двор.
Его окружают лучшие представители империи Дан, представители самых грозных и непоколебимых воинов, чьи глаза сверкают непоколебимой решимостью. Двор Империи Дан излучает ауру власти и респектабельности, которая просто неоспорима.
Мраморные статуи давно ушедших героев стоят на страже, изящные арки тянутся к небу, древние колонны свидетельствуют о тяжести истории. Красные ковры, подхваченные легким ветерком, трепещут в атмосфере роскоши, их мягкость контрастирует с грозным окружением.
Тивад, стоящий на самой вершине иерархии своей империи, является живым воплощением авторитета империи Дан. Одно его присутствие наполняет двор ощутимой энергией, свидетельствующей о его непреклонной решимости и глубокой преданности благополучию своего народа. Рядом с ним стоит его дочь Крона, а на руках он держит своего сына Карея.
Колонна воинов, облаченных в характерные данские доспехи второго типа, тянулась сквозь суровые земли. Синие фантазийные доспехи с лисьими шлемами и эмблемами лисы на плечах представляли собой впечатляющий ансамбль. Основой этой брони был глубокий, насыщенный оттенок имперского синего, обеспечивающий одновременно защиту и подвижность. Центральным элементом этой экипировки был шлем, украшенный лисьей тематикой, с заостренными ушами и детально проработанной маской лисы, вырезанной с искусством.
Серебряные акценты подчеркивали черты лица и мех лисы, создавая впечатляющий облик. На каждом плече красовались замысловатые эмблемы лисы, изображающие лису во всей ее грациозной ловкости. Эмблемы были выполнены из блестящей стали или серебра и красиво контрастировали с синими доспехами, делая их еще загадочнее и символичнее. Сами доспехи были украшены рельефными узорами из виноградных лоз и листьев, изящно извивающимися вокруг пластин, придавая броне магическое и неземное свойство, словно они были переплетены с самой природой.
И вот, издалека приближались Даны второго рода либо как их называли на севере второго типа.
Мгновением позже появилось чудище – огромный Слинадон, колоссальное и внушительное существо фантастической величины. Оно возвышалось над ландшафтом, имея рост гигантов и длину богов. Тело Слинадона было настоящим произведением искусства, украшенным чешуей, перьями, мехом и их смесью, часто переливающимися радужными цветами или сложными узорами. У этого существа было множество мощных конечностей, украшенных когтями, лапами или копытами, способными вызывать сейсмические потрясения. Голова на длинной шее имела внушительные черты – рога, шипы и глаза, отражающие древнюю мудрость.
Ряды острых зубов стройно выстроились вдоль его пасти, способной поглотить целый лес одним укусом. Некоторые виды этого существа оснащены огромными крыльями, которые раскрывались, словно балдахин, позволяя ему грациозно парить в небе.
Его длинный хвост, как река, заканчивался опасными придатками или великолепным веером разноцветных перьев или оперения. Его окраска представляла собой завораживающую смесь переливающихся оттенков, металлических блесков и ярких узоров, меняющихся в зависимости от настроения и окружающей обстановки. Это существо излучало ауру древней силы, заставляя воздух вокруг него звенеть энергией. Его присутствие влияло на погоду, вызывая бури и ветры, а земля дрожала под его весом. Когда он издавал голос, его рев оглушал и резонировал на многие километры, вызывая благоговейный трепет у всех, кто его слышал. Встреча с таким существом из мира фантазии была незабываемым и волнующим переживанием, свидетельством бесконечного творческого потенциала воображения.
Слинадон медленно остановился перед Тивадом, которого направлял Рутар Шрамоликий, вышедший из повозки. Этот человек был легендой, мастером выживания в опасных землях, и его присутствие внушало трепет как друзьям, так и врагам. В доспехах красного и кобальтово-синего цвета, Рутар был внушительным видом. Его броня несла на себе следы бесчисленных сражений, каждый шрам на ней говорил о испытаниях и ужасах, которые он пережил. Когда-то блестящие красные и синие пластины теперь были потрепаны и изношены, отражая мрачную историю его долгого и насыщенного приключениями пути.
На его лысой голове лежала тяжесть времени, свидетельствовавшая о годах, проведенных в этом суровом мире. Длинная седая борода Рутара текла, как река мудрости, скрывая эмоции, которые он прятал за стойким фасадом. Но история его лица была самой страшной.
Множество шрамов, как овраги, пересекали его кожу, свидетельствуя о битвах, победах и опасностях. Левый глаз, который он потерял в жестокой схватке, скрывался под обветренной кожаной повязкой. Беззубая ухмылка была напоминанием о жертвах, которые он приносил во имя выживания. Его некогда гордые и блестящие зубы были утеряны давным-давно, пожертвованные жестокой природе этого мира.
В столице Данов Второго типа Рутар Шрамоликий был маяком шпионажа за их императором когда то поставленный самим Тивадом, где союзы были кратковременными и предательство было глубоким. Его имя навсегда останется в анналах истории АйнемраТерры.
Рутар был старым соратником Тивада, и его озадаченный взгляд задерживался на Тиваде, когда тот сходил с повозки. Карей уловил выражение лица Рутара, его любопытство разгоралось, и он пристально наблюдал, как Рутар подходил к Тиваду и кланялся в знак уважения. Тивад с язвительной улыбкой поддразнивал своего старого друга. "Ах, ты, старый волк. Если ты и дальше будешь так издеваться надо мной, я скормлю тебя Эбии". Рутар, с ухмылкой на обветренном лице, тепло отвечал. "Тогда, Ваше Императорское Величество, подходьте и обнимайте своего старого друга". Тивад бережно опускал Карея на землю и шел обнимать Рутара – их товарищеские отношения свидетельствовали о глубоких связях, завязавшихся на поле боя. Рутар с искренним смехом отвечал: "Нам нужно было кое-что обсудить, Тивад. Это очень важно". Тивад, однако, пока откладывал разговор. "У нас еще будет время для этого".
Пока они общались, к Тиваду подъезжала еще одна повозка, из глубины которой выходил Гидеон, младший брат Тивада и правитель небольших северных империй, известных под общим названием Даны второго типа.
Его доспехи, облаченные в пышные регалии имперскогоимператора, были глубокого полуночно-синего цвета, переплетенного с золотыми прожилками, сверкавшими, как запечатленные звезды. Огромный обсидиановый плащ, подбитый роскошным мехом соболиной лисицы, изящными складками ниспадал по широким плечам, опускаясь до самого подола позолоченной кольчуги. На нагрудной пластине был выбит знак, поражавший искусством и внушавший благоговение: лиса, выполненная с такой тонкой точностью, что ее глаз, казалось, пронзал душу того, кто осмеливался встретиться с ней взглядом. Этот символ, свидетельствовавший о его родословной и положении, обозначал его как отпрыска элиты империи, как фигуру, с которой необходимо было считаться в лабиринтах придворных интриг.
Однако не только доспехи и эмблема поражали воображение тех, кто видел его. Грива волос Гидеона, каскад темных, нечесанных локонов, словно шелковый водопад, струилась по его спине. Словно сама ночь обрела форму в этих эбеновых локонах, что резко контрастировало со сверкающими доспехами, украшавшими его фигуру. В гобелене этого имперства, где честь и предательство танцевали вечный вальс, Гидеон, с его загадочным обликом и царственной амуницией, был фигурой легенды, персонажем, вплетенным в грандиозную историю власти и амбиций, определявшую этот фантастический мир. И вот он шел вперед, и каждый его шаг отдавался отголосками истории, являясь живым воплощением таинственности и величия, которыми были окутаны придворные драмы имперства.
Лицо Гидеона, озаренное неудержимой радостью, обратилось к брату. "Братец, как долго я ждал нашей встречи". Подойдя к Тиваду, Гидеон тепло обнимал его, и в его ласковом жесте сквозила неподдельная тоска. Тивад, хотя и растроган, пытался сохранить самообладание. "Достаточно…" Гидеон, не теряя энтузиазма, продолжал. "Верь или нет, но я очень по тебе скучал".
Тем временем Гидеон обратил внимание на Карея, своего племянника, и заключил мальчика в любящие объятия. В голосе Гидеона звучали нотки горячности, когда он обращался к ребенку. "О, мой племянник, Особенный… Скоро ты станешь последователем воли Геры". Карей, его голос ровный и непоколебимый, отвечал: "Единственно истинного Бога". Гидеон и все, кто собрался рядом, в унисон повторяли: "Единственный верный".
Когда карета со скрипом остановилась, на пороге появилась молодая женщина, Анилия, преданная жена Гидеона. Ее облик, как чарующий сон, завораживал тех, кому посчастливилось заглянуть в ее неземную красоту. Она обладала множеством роскошных каштановых локонов, струящимся потоком шелка, который ниспадал по ее спине, как река темной ночи. Ее глаза, огромные и глубокие, были похожи на двойные бассейны с лунной водой, в которых, как неуловимые фантомы, витали тайны и желания.
Облаченная в великолепное платье цвета лазури, казалось, сотканное из самой сущности небес, Анилия обнимала себя за плечи, обнажая утонченные контуры фигуры – свидетельство мастерства природы в самом захватывающем виде. Лиф платья подчеркивал тонкую талию, а ткань изящно струилась по ногам, расступаясь с шепотом при движении. Это платье было такой же частью ее самой, как и кожа, которую оно украшало, а каждый шов свидетельствовал о мастерстве швей этого сказочного имперства. В этом царстве сказочных интриг и запутанных историй Анилия с ее чарующим обаянием играла роль одновременно и притягательную, и загадочную. Она была загадкой, окутанной красотой, сиреной, взгляд которой сулил и гибель, и спасение. Она появилась с изяществом, свойственным ее роду. "Приветствую тебя, Владыка", – произнесла она, и голос ее был мелодичен, как пение птиц, наполнявших близлежащий лес. Однако в ее взгляде читался невысказанный вопрос, который висел в воздухе, как скрытый уголек.
Карей с озорным блеском в глазах улыбнулся, отвечая на вопрос Анилии: "Мама сейчас находится в Цитадели Миро, получая новые указания от бога". Слова слетели с его губ с легкостью, но пронзительный взгляд Тивада заставил его замолчать, напоминая об иерархии, царившей в их мире. "Карей", – произнес он холодным, как северный мороз, голосом, – "Не говори, когда вопрос обращен ко мне". Его суровый взгляд, испещренный чертами, говорящими о сражениях и перенесенных тяготах, не терпел возражений. Его приказы были законом, а контроль – безжалостным.
Карей в смиренном согласии кивнул головой, опустив глаза вниз, как проситель перед загадочным божеством.
Гидеон с загадочной улыбкой на губах приблизился к Тиваду. Его загадочный вид намекал на тайны, запрятанные в его душе, и он кивнул головой с торжественностью, не скрывавшей интриги, скрытой под поверхностью. Когда он зашагал прочь, направляясь к загонам, где ждали животные, Тивад не сводил с него глаз, в которых таилось молчаливое неодобрение. В воздухе ощущалось напряжение, живое, пульсирующее обещанием невысказанных конфликтов и испытаний, окутанных тенью тайны. Гидеон, находясь среди своих верных командиров, отдавал приказы с авторитетом опытного руководителя. "Расставьте этих существ по местам", – приказал он, и его войска двинулись с точностью хорошо обученной армии, без колебаний выполняя его приказы. Тем временем Тивад, сопровождаемый элитой северных земель, поднялся по ступеням замка. В каждом его шаге чувствовалась властность, но взгляд не отрывался от Гидеона, который наблюдал за ним, кривя рот. Поправив застежку плаща, Гидеон тихо прошептал, затаив дыхание: в его словах были и обещание, и клятва, и мольба. "Мой трон и моя слава во имя Его!"
Через некоторое время, ближе к полуночи, бегали и играли два мальчика. Карей и Синор, ростовой мальчишка лет десяти. Синора часто не замечали, его считали простым мальчиком-слугой те, кто играл в интриги. Он был очень толстым и едва мог двигаться, но Карей всегда выбирал его для своих детских игр. В юности своей пару мальчишек придумали игру, участники Керби собирались вокруг уникального камня, пропитанного мистической сущностью, посреди круглой арены. И началась игра, когда один из игроков, силой своей, ударил камень, заставив его непредсказуемо отскочить от стен. Словно голодные хищники, они мчались в погоню за ним, стремясь поймать добычу первыми.
Траектория камня противоречила логике, меняясь внезапно, временами задерживаясь, и даже меняя свой вес. Это требовало от участников мгновенных реакций и стратегического мышления, так как им приходилось адаптироваться к непостоянству этого камня. Альянсы здесь рождались и распадались, как мимолетные мгновения. Игроки могли союзничать, чтобы увеличить свои шансы, но соблазн изменить курс и предать союзника был силен, особенно когда победа казалась настолько близкой. Все было окутано тайной, и обман был могущественным оружием. Тот, кто схватывал камень, должен был произнести предсказание или пророчество, которое нередко имело глубокие последствия. Эти предсказания влияли на ход игры и придавали ей долю мистики.
Персонажи в игре носили уникальные роли и титулы, каждая с своим набором обязанностей и скрытых целей. Эти роли сплетали сложные интриги и соперничества, как в сложном мире политических уловок и борьбы за власть. Свойства камня менялись неожиданно, создавая моральные дилеммы для игроков, которые часто вынуждены были пожертвовать другом ради собственной выгоды. По мере развития игры, участники путешествовали по обманчивому ландшафту, полному поворотов, отражая непредсказуемую природу судьбы и борьбу за власть. В игре исход был всегда неопределен, и единственным неизменным была постоянно меняющаяся динамика погони.
Однако обычные мальчики не играли в эту игру во всем ее проявлении, ведь только специально обученные колдуны, которые отдавали долгие десятилетия практике, могли сойтись в этой смертельной игре на аренах в сердцах империй.
На территории императорских конюшен, под золотистыми лучами северного солнца, их смех звучал словно хор – пение птиц. Карей, юный наследник Данов, собрал в себе всю свою юношескую мощь и с размаху бросил камень в стену, обветренную годами.
Камень, подчиняясь его воле, отскочил от стены и метнулся в сторону конюшни, где ныне пребывали животные почтенной королевы Данов Вторых. Сердце Карея колотилось в груди, когда он мчался к крытой повозке, а его верный спутник Синор, пытаясь не отставать, ощущал разочарование, которое добавляло остроту игре.
Внимательные глаза Карея следили за камнем, который, словно бунтарь, подпрыгивал и скользил под повозкой. Вдруг он исчез под днищем, и там, в тени, Карей обнаружил спящего воина, в доспехах, незнакомых в этом мире. "Синор, быстрее!" Карей кричал, готовый к действию, и Синор не медлил. Их взгляды пересеклись, и Синор почувствовал снисходительность своего друга.
Однако к выходу из-за конюшни незаметно, словно призрак, подкрался Рутар, опытный страж имперства. "Мальчики, отойдите от этой повозки, тут опасности полно", предупредил он, его голос был низким и глубоким. Карей, никогда не упускавший шанса узнать больше, приблизился к Рутару и задал вопрос, который тревожил его с тех пор, как он увидел эти загадочные доспехи. "Чей это воин, мастер Рутар?" Рутар усмехнулся, поднимая брови, и стал осматривать спящего воина. "Просто случайный придурок, пытавшийся напасть на колонну", прокомментировал Рутар с пренебрежением, но в его глазах мелькнул след лжи. Карей настоял на продолжении разговора, "Но откуда он взялся?"
"Не знаю, – с усталым вздохом признался Рутар, – он напал на нас по дороге сюда. Наверное, южанин!" Его слова повисли в воздухе, окутанные неопределенностью, оставив молодому наследнику больше вопросов, чем ответов, поскольку тайны этого дня раскрывались перед ними, как страницы древнего фолианта, ожидающие своей расшифровки.
Мальчики продолжаkb бегать и играть. Рутар наблюдал за ними издалека.
Юношеская жизнерадостность Карея не знала границ, он продолжал резвиться в разросшихся садах родового поместья Данов, и его смех разносился по воздуху, как радостный звон серебряных колокольчиков.
