Приключения Атреллы. Дорога на Регалат

Но она вспомнила, что все воры – нереиты, а она литарийка и жалеть преступника – значит согрешить не только пред своим Богом, но и перед его безутешной супругой, которая не признает жалости и доброты, считая их тяжкими грехами. Тут мнения богов сошлись.

– Так я тебе и поверила, – вполголоса сказала Атрелла и придав твердости голосу принялась уверенно врать, – у меня в сумке лежало пятьдесят литов, а сколько осталось?

– Врешь! – засипел фардв, и Атрелла снова чуть чуть прижала его сердце пальцами.

Фардв посинел и чуть не свалился в обморок.

– Хорошо, хорошо, пятьдесят!

– Ну, так клади их на место.

– У меня нет, – сипел воришка, – я должен брата позвать…

– Вот еще, – шепотом сказала Атрелла. – Это я сейчас позову на помощь, и вас выгонят из дилижанса в метель… если к утру до жилья доберетесь и не замерзнете – ваше счастье!

Она немного разблокировала позвоночник фардву, чтобы тот мог пошевелить руками.

Дорога была весьма неровной, поэтому каждый толчок от катков по брусчатке вызывал у фардва сердечный приступ. Он слазил в бездонный карман и положил в сумку девушки свой кошель.

– Отпусти! Вот все, что есть, – тридцать четыре лита, семьдесят нюфов.

Атрелла же не спешила. Она другой рукой, прикоснувшись к голове воришки, прочитала состояние его организма, подлечила парой импульсов хронический простатит фардва, видимо следствие неумеренных половых радостей, чуть расширила артерии в малом тазу, разбила пару камушков в почках. А еще она обнаружила, что фардв недавно поел.

Голод снова напомнил о себе, и девушка перевела в свою кровь часть уже расщепленных переваренных продуктов из крови фардва, решив, что ему и половины хватит, а ей нужно восстановить затраченную на лечение энергию – и только после этого убрала руку из его груди. Жаль, что в тарантасе не окакзалось ни одного гендера, чтобы зафиксировать сделку. Впрочем, это тоже нельзя, она должна была бы назвать себя и номер лицензии. А ее-то и нету!

– Свободен, дурень, деньги возьму, потому что простату восстановила. Сердце слабенькое, видать, с малых лет воровством промышляешь, а не трудом горняка?

Фардв успокоился. Он заблестел глазками:

– А ты ничего, бедовая девка! Если б знал, что ты лекарка, не сунулся бы.

– Если бы у бабушки, – вспомнила Атрелла любимую папину поговорку, но заканчивать не стала, она неприличная, вместе этого перевела тему.– Ты из Ганевола?

– Нет, – фардв сел на лавку рядом с девушкой. – Мы с братом из Рипена, город Блавна, слышала?

Атрелла покачала головой, а зачем они тогда ездили в Гразид? Ей сразу не пришло в голову, что на самом деле братья обычные транспортные воры. И болезнь – отговорка.

– Нет. Не слышала. Я местная, и никуда еще из города не выезжала.

– А сейчас куда? – любопытству фардва не было предела.

Атрелла хотела было пооткровенничать, но вдруг вспомнила, что рядом с ней вор и мошенник, и достала из-за пазухи золотой круглый медальон Гразидской портовой больницы с надписью: «Младший лекарь округа Гразид». Медальон ей выдали для свободного прохода мимо охраны во время летней практики. А она после увольнения оставила себе золотой кружок как украшение.

– Еду по делам в Ганевол, вызвали к больному, – продолжала врать девушка.

– Че, у них там своих лекарей нет?

– Значит, нет. – Атрелле наскучил разговор. – Иди к брату, и если замечу, что шарите по сумкам у пассажиров – пеняйте на себя.

Фардв кивнул и поплелся в головной конец салона.

Чувство голода у девушки прошло. Она внимательно смотрела на передние сиденья.

Фардвы шебуршились, разговаривали негромко, но очень живо, воришка-неудачник получил пару раз по круглой башке увесистым кулаком. Потом братец встал и пошел к Атрелле. Она ждала, не спуская с него глаз. Братец сел напротив.

– Слышь, лекарка, рыжьё верни.

– Я вас не понимаю, – холодно произнесла девушка. – Говорите нормальным языком.

– Я тебе щас скажу, газель! Ты брата лечила?

– С какой это стати? Ничего я не делала.

– Он говорит, будто ты его уговорила полечиться и содрала с него тридцать рыжих, – фардв смотрел на Атреллу, выпучив голубые глазки, – а лицензия у тебя есть? На практику? Молода ты больно… сейчас приедем, вызову бебешников, пусть оена с тобой разбираются!

От слова «бебешники» у Атреллы ослабели ноги. Служба «безопасность безутешной» занималась всему случаями различной благотворительности и бескорыстия. Особенно они любят лекарей. Лекарей, которые лечат и денег не просят. Лекарей, которые не имеют лицензии.

– Да с чего вы взяли? Ничего я ему не делала, это он хотел меня обокрасть!

– Не трынди, мы бедные, но честные фардвы, я везу брата в Ганевол лечиться от простатита, у нас направление есть от лекарей из Блавны, а ты людей без заработка оставила… Знаешь, что за это бывает?

– Что я? – Атрелла поняла, что вляпалась, практика без лицензии – серьезное преступление, могут так наказать, мало не покажется. Но как они докажут?

Фардв полез за пазуху и сунул Атрелле свиток – выписку из Блавенской больницы, там на медицинском языке ясно читался «хр. простатит».

– Скоро мы приедем, я покажу брата лекарям, и что они скажут? Слы, деффка, тебе нужны неприятности? Верни рыжьё, и разбежимся.

Атрелла кинула фардву на колени кошель его брата.

– Он сам мне подложил, – улыбнулась она, – не мое это. А брата твоего я не лечила. Запомни.

Фардв уставился на Атреллу рачьими глазками, не моргая. Видимо, думал, что б еще с нее содрать. Раз ему удалось вернуть потерянное, надо доить глупую девчонку, она сейчас пойдет на все, лишь бы от нее отстали! Победа в споре его вдохновила на продолжение «обирания» лекарки-нелегалки. Но тут пришел младший фардв-воришка и расстегнул штаны, показав огромный «сук».

У Атреллы глаза на лоб полезли.

– Что вы делаете?! – она, конечно, всякого навидалась в больнице летом, но вот что бы так беспардонно демонстрировали неприличное!

Однако исцеленный братец на ее вопрос не отреагировал. Он возбужденно тыкал пальцем в торчащий орган и восхищенно говорил:

– Вага, глянь!! Это ж чудо! Я и не мечтал! Все птички мои! Сами слетятся!

Братец Вага ревниво поглядел на гордость любого фардва и спросил Атреллу:

– А если я тебе отдам все рыжьё – мне такой сделаешь?

– Да ну вас! – она поняла, что этот эффект – результат расширения артерий. – У меня лицензии нет! Штаны застегните! Хватит уже тут размахивать! Вы людей пугаете!

– Ты это, не гоношись, я пошутил насчет лицензии, – сказал братец фардв. – Мы не в претензии, я могу доплатить, если тебе мало.

Фардв-воришка спрятал свою гордость и застегнул маленькие пуговки на гульфике.

– Как тебя, лекарка, ты с нами по-людски, и мы по-человечески, мы все понимаем, брат погорячился, был не прав, – уважительно сказал он.

– Да прав твой брат, – наивно призналась Атрелла, снова забыв, как легко используют мошенники любую слабость доверчивых собеседников, – нет у меня лицензии, только учиться еду. Отвалите, господа. Инцидент исчерпан.

Она уже жалела, что вообще вмешалась в проблемы воришки. Правду говорят, не делай добра – не будет и зла. Но не возвращать же ему теперь простатит? Тем более, она не знала, как это можно сделать?

Неисцеленный фардв с выражением влюбленной собаки на круглом лице, положил на ее колени увесистый кошель, перепутешествовавший к девушке уже второй раз, и достал из кармана еще один.

– Вот еще сорок рыжих, сделай, я ж не бесплатно, – фардв, видимо, был все-таки свой, рипенский, да и нереит, раз воришка. Среди литариев воров нет.

– С какой стати? Идите к лекарям! – Атрелла попыталась избавиться от кошелей. Фардвы ж не удержатся и раззвонят по всему миру, что какая-то девушка-недоучка им сделала такие агрегаты… нет уж. Но фардв обеими руками прижимал мешочки с деньгами к ее коленям.

– Да ты… – фардв видимо хотел сказать, что такая работа стоит не одну сотню литов – рыжих, но осекся. – Мы никому, клянемся. Мы ж имени твоего даже не знаем. И не спрашиваем. И забудем все.

«А вот это хорошая идея!» – подумала лекарка, – как это мне самой в голову не пришло.

Лицо Атреллы приняло выражение холодной решимости. Она посмотрела на фардва-воришку: – Садись рядом с братом!

Тот послушно сел и сложил руки.

Она, действуя обеими руками, кончиками пальцев прикоснулась ко лбам фардвов, и те мгновенно погрузились в сон, затем пролетела по участкам их быстрой памяти, удаляя все свои образы и впечатления. Тут же послала брату импульс на расширение артерий в малом тазу. И, запустив мозги фардвов на легкий сон и пробуждение, переложила кошели им на колени, а сама пересела на другую лавку, так, чтобы видеть мошенников, но они ее не видели.

Теперь братцы проснутся и ничего не будут помнить. И единственный вопрос их озадачит – как они тут оказались, если в начале поездки занимали передние места?

За спорами-разговорами время пролетело. Через лобовые окна салона в снежном мареве виднелись городские огни – Ганевол! Атрелла чуть повернула голову. Фардвы пришли в себя и удивленно рассматривали кошели на коленях. Оглядывались, спрашивали друг друга – что они забыли в хвосте дилижанса и почему сидят спиной к движению? Ответов у них не находилось, об Атрелле они не вспоминали, ибо нечего было вспоминать. Пассажиры-люди спали и ничего происходившего не слышали и не видели.

Дилижанс покатился по городским улицам. Атрелла взяла сумку, спустилась по лестнице и постучала в отсек водителей. Из двери высунулась все та же бородато-рыжая физиономия.

– Чего те? Скоро приедем.

– Да я понимаю, подскажите мне недорогую гостиницу, до утра… – она невольно перешла на стиль фардвов, – перекантоваться.

– Я не справочная, – грубовато ответил рыжий .

Он хотел уже закрыть дверь, но Атрелла умоляюще поглядела на него:

– Вам что, трудно? Я же не местная.

Рыжий полукровка, по видимому, был не конченый нэреит, как говаривал папа Витунг про тех, кто бесплатно пальца о палец не ударят в ответ на просьбу, смягчился:

– Ладно. Дилижанс остановится на портовой площади. В те гостиницы, что выходят на нее, не суйся – обдерут. Иди на улицу Канатную, и там увидишь таверну «Баркас». Хозяина зовут Жабель Дохлый.

Атрелла удивилась, лицо приобрело жалобное выражение – это же подстава! Она так назовет хозяина, а он обидится и ее зарежет. Рыжий сжалился второй раз:

– Нет, это его кличка в порту, на самом деле его зовут Жабери́н Дохола́н. Скажешь, что ты от Ла́рика из клана Грами́лин, он меня знает. Ну, а дальше сама разберешься.

– Дорого у него?

– Вообще он скряга, комнату снять на ночь – везде два нюфа, он ломит четыре, если согласишься не торгуясь, может поселить в сущем отстойнике, потому бейся за каждую монету, он уважает бережливых.

Атрела спросила, стараясь не выдать голосом тревоги:

– Он нэреит?

Ларик усмехнулся.

– Как все, нормальный дядька. В эту гостиницу всю жизнь вложил. Я его с детства знаю, клан Дохолан с нашим дружен с давних времен. А вообще там прилично – белье свежее, цветы в номерах.

Напарник в кабине рявкнул:

– Лар, харе трепаться! Подъезжаем!

Рыжий Ларик схватил Атреллу и потащил наверх, она не отбивалась. Он отпустил девушку, пихнул ее к лавкам.

– Господа пассажиры! Мы прибыли в город Ганевол! Начинаем торможение, приготовьтесь, упритесь ногами и руками, чтоб не разбить себе рожи!

Атрелла хихикнула:

– Лица!

– Это у вас – лицо, – сказал Ларик и пошел вниз, – а у них – рожи.

Комплимент, даже такой неуклюжий, оказал свое действие. Атрелла смутилась.

Торможение – долгий и не простой процесс! Сперва сбросили давление в котле, а когда уже оставались сотни метров, водители задействовали тормоза. Дилижанс скрипел, послышался запах горящего металла, машину потащило по брусчатке, отчего весь салон наполнился мерзким дребезгом, наконец, она остановилась. Пассажиры потянулись к выходу. Атрелла уже на площади снова подошла к Ларику. Портовая площадь хорошо освещалась, а вот улицы расходились темными провалами.

– И которая из них – Канатная?

Ларик показал направление:

– Туда, там рядом. По левой стороне – пятый дом. На вывеске парусная лодка. Не ошибешься.

Погода в Ганеволе слякотная. Снег в безветрии мягко покрывал брусчатку, таял на зачарованных камнях и чвакал под ногами. Повсюду фонарные столбы светили молочно-белым светом. Атрелла пошла в указанном направлении, и тут ударил большой колокол. Ратушные часы отбили полночь.

в которой орий Маркав Рэнд навещает старого приятеля и поднимает на дороге пыль.

В то самое время, когда решительная Атрелла подъезжала к порту Ганевол, далеко на юге по тому же меридиану на самом экваторе вершились темные дела.

Остров Орий с большой высоты похож формой на хищную морскую рыбу. Основное его население просыпалось с закатом.

Дневное светило – Лит, солнце обжигающее и дарящее жизнь, характерно для экватора, быстро зашло за горизонт, окрасив на несколько минут нежно-розовым светом край облаков.

В наглухо закрытых домах зеленых ориев начиналось движение: открывались плотные ставни, из труб потянулись белые дымки разжигаемых плит… население острова готовилось к завтраку и трудовой ночи.

В единственном крупном порту, где обитали только люди, жизнь, наоборот, затихала, загорались окошки канцелярии портовой охраны и таможни со складом – там, где шли прием-выдача грузов. Подчиняясь распорядку ориев, люди тоже приступали к ночной смене. Им предстояло выдавать прибывшие с материка грузы и загружать тяжеленные ящики с драгоценным орионом.

Людей на острове – единицы. И каждый на учете. Ории знают, если кого из людей вдруг не досчитаются – их ждут большие неприятности.

Люди не ории, ории не люди, у каждой общности свой график сна и бодрствования. На покрытом зеленью и горами острове почти двадцатитысячный народ ориев, по преимуществу мужчин, сотни лет занимался сельским хозяйством и последние пятьдесят лет – горными разработками и добычей минерала под названием «орион».

Порт, носящий имя Ларин, был единственным, что связывало Орий с большим миром. Единственная накатанная дорога вела от порта через весь остров до рудника – огромного карьера в горах на юге, а вдоль нее тянулись поля карликовых древовидных папоротников с огромными сочными зелеными листьями, богатыми хлорофиллом. Вдоль дороги расположились фермы, а ближе к руднику – четыре больших поселка горняков.

На первый взгляд, все было тихо и благообразно – если бы не патрулировавшие побережье острова боевые корабли объединенной эскадры империи Эленсааров и республики Рипен.

Остров Орий гигантская резервация и тюрьма для ориев. Сюда свозят тех, кого поймают.

В сумерках над островом появился дирижабль. Опытный капитан воздушного судна на подлете уменьшил подачу горячего воздуха в оболочку, и дирижабль, пересекая полосу прибоя и прибрежных скал, принялся чиркать спущенным якорем по мясистым листьям папоротников, выдирая острыми растопыренными лапами клочья сочной зелени.

Наконец крюки вцепились в древесину, и началась посадка. Из гондолы вылетели гарпуны, вгрызаясь в каменистый грунт. Негромко прожужжали лебедки, прижимая к самой земле пассажирскую гондолу.

Раскрылся люк, и в тропическую ночь выпрыгнула высокая гибкая фигура, затянутая в черную эластичную ткань. В темноте виднелось только бледное лицо. По движениям и пластике, по росту и цвету кожи лица можно было догадаться, что это орий. Он отошел от освещенного фонарем проема и хрипло сказал:

– Са мной не фосфращайтесь! Я сам уйту.

Из гондолы приглушенно отозвались:

– Слушаюсь, господин. Но как же вы отсюда выберетесь?

– Не фаше тело!

Черный орий захлопнул крышку люка и, проворчав: «Послала ш Нэре итиотов…», метнулся в темноту под развесистыми вершинами папоротников и растаял. На дирижабле принялись травить концы, поднимаясь. Один из пилотов отцепил якоря и на последнем лебедкой вернулся в гондолу.

Под брюхом воздушного корабля показался вымпел Рипена. Отлетев от острова на изрядное расстояние, дирижабль поднялся еще выше, поймал нужный воздушный поток и сменил вымпел погранслужбы Рипена на флаг почтовой службы Регалата. Теперь, когда он отлетел уже достаточно далеко, чтобы никто на острове не услышал, его паровые машины заработали на полную мощность. Дирижабль уходил на Запад, в сторону континента Зилябра.

Из-за облаков вынырнула молочно-белая луна и уставилась мертвым глазом на остров.

Черный орий тем временем пробрался к дороге, под папоротниками облачился в костюм горнорабочего и, уже спокойно выйдя на брусчатку, дождался проходившего транспорта, что собирал рабочих. Он ловко вскочил на подножку проползавшего паровика и придал лицу скучающее выражение, как и у большинства голубокожих существ. Пассажиры не отреагировали. Кто зевал, кто читал флюоресцирующую газетку «Рабочий Орий». Новоприбывший обратил внимание на большой заголовок: «Найдены дневники Кри́на Хо́льста! Проблема ориев скоро будет решена!». На обороте газеты светилась статья: «Если ории станут людьми, кто сможет добывать орион?»

В глазах его промелькнула ярость. Он уже видел эту статью, она-то и заставила его прилететь на остров. Действовать нужно было очень быстро.

От рудника уже доносились взрывы, редкие, ухающие… потом наступала тишина… и опять раздавался грохот, масса серо-голубой породы поднималась в ночной воздух и оседала крошевом. Ории лопатами нагружали породу в вагонетки и на руках откатывали к желобу. Вагонетки одна за другой опрокидывались, порода скользила в жерло обогатительной фабрики… Оттуда день и ночь отвозили в порт тяжеленные ящики серого песка – ориона. Уже на материке материал спрессуют в тяжелые черные полусферы – тепловые элементы. Работа на острове физически настолько тяжела, что справиться с ней могут только мутанты-ории.

Черный орий с ненавистью глянул на равнодушную массу работяг: эти хоть сейчас готовы вернуть себе человеческий облик… Многие из них даже не успели толком повоевать. Их брали недоделанными, грузили в трюмы на корабли и отправляли сюда. Главное, они так и не узнали вкуса настоящей теплой пьянящей крови поверженного врага!

Соскочив с подножки транспорта, пришелец направился к зданию Управления горных разработок. Особая пластика его движений контрастировала с поведением массы работяг, да и выражение красных глаз, светящихся в огнях молочных фонарей, что стояли вдоль дорожек и вокруг площадки паровых машин перед зданиями, было иным: у него – «пылающий рубин», у остальных – «клубника со сливками».

Черный уверенно вошел в здание Управления и поднялся на второй этаж. Он увидал шедшего впереди ория. Тот распахнул дверь одного из кабинетов, шагнул… и черный вихрем проник туда следом за хозяином.

Начальник смены, не почуяв опасности, прошел к столу, потянулся и только тогда увидал незваного гостя. От неожиданности хозяин кабинета подпрыгнул, в глазах мелькнуло выражение, схожее со взглядом черного ория, но он быстро взял себя в руки и, не здороваясь, указал гостю на стул. Сам уселся на свое место и, проведя голубой ладонью по шару настольного фонаря, засветил его.

Мягкий молочный свет наполнил помещение. На столе лежала та же газета с сообщением о находке дневников.

– Сфет, это лишнее, – проворчал черный, – но касить не нато, рас уш сашёг.

– Сащем ты стесь, Рэнд? – нелюбезно спросил хозяин кабинета. Он напоминал гостя: такой же высокий, худощавый и абсолютно лысый, нежно-голубая кожа, синие губы, рубиновые зрачки в обрамлении голубых белков, прямой нос с небольшой горбинкой и впалые щеки. Несведущий мог бы принять собеседников за братьев – только тот, что прилетел на остров, двигался быстрее и увереннее, и мимика его была заметно богаче.

– Соскущился по тепе, – хищно улыбнулся гость, – феришь?

Хозяин еле заметно пожал плечами, несколько равнодушно ответил:

– Если скашу «ферю», ты ше не поферишь мне, я лущше промолщу. И… – он кивнул на газету, – смотри, щто пишут!

– Франьё! Хольст – пешка… щто он мок сснать о проекте? Фолшепники пытались нас опмануть…

– Фитишь ли, – сказал хозяин кабинета, – мешки сщитают Хольста отной ис клющефых фикур ф нашей фойне и попете нат нами… Ты не сокласен?

– Мое мнение уше не имеет сснащения. Прошло мноко фремени, ты, наферное, фсе сапыл? Я топрашифал Хольста, он ничеко не снал о селье опратного префращения.

– Я фсе помню. Но его тефка приняла етинственную тозу и опять стала щелофеком! – он помолчал, вспоминая события пятнадцати вековой давности, – Хотел пы сапыть, та не сапыфается… Если п ты не оттал прикаса статься лютям, мы п сейщас не раскофарифали. Шисснь, таше такая, лущше смерти. Ты снаешь, какими нас штут ф сарстфе Песутешной?

– Я – снаю, – мрачно ответил черный. – Там мы снофа люти. Нэре мы такими не нушны. Меня токта переикрали эленсары. Помнишь, как я хотел, чтопы хоть отин из них стал моим нащальником штапа?

– Сащем ты сейщас стесь? – повторил собеседник черного ория свой вопрос. – Фсе-таки ты сильно рискуешь…

– Песс прифкуса крофи шисснь кашется прессной, а, Се́рник? Ты-то уш сапыл, какофа она на фкус?

При этих словах орий, названный Серником, изменился в лице, в глазах появился хищный блеск, пальцы вцепились в край столешницы.

– Я нищефо не сапыфаю, как кентеры. Уше кофорил! Но если нато хлепать селёную пурту, я хлепаю и молщу в тряпощку. Ты-то непось и фкуса папоротникофой похлепки не сснаешь. Укостить тепя?

– Та пропати ты пропатом с ней! – черный весь скривился, будто ему предложили что-то уж очень непотребное. – Терьмоеты, – сказал он и тут же пожалел. Чтоб перевести тему и сгладить напряженность обстановки, он вытащил из-за пазухи небольшой сверток, извлек из него черную блестящую пластину и отломил прямоугольную дольку.

– На, попропуй, – он ловко перебросил кусочек на стол, прямо под нос Сернику.

Тот прикоснулся к плитке, сжал в пальцах и поднес к лицу. Ноздри дрогнули, мелькнул черный язык. Серник снова понюхал кусочек:

– Она! Откута?

– От бархуда, – усмехнулся гость. – Растфори в теплой фоте и пей, этот кусок примерно на полофину щашки.

– Шутишь? – Серник откусил немного и теперь смаковал… – кофорят, что наши, кто уселел в Харанте фсех Хоко-Токо истрепили, питаются отними сопащками?

– Серьессно, бархужья крофь. Фысушена и расфасофана в прикеты. – Черный выложил на стол увесистый брикет, – я не слешу са популяцией монстроф в Харанте. Хоко-Токо лучше не слить…

Серник отложил кусочек, достал из стола термос с кипятком и сделал, как посоветовал черный.

– Снащит, ты решил меня растрафить, кофарный.

Гость пропустил замечание мимо ушей и, пока хозяин размешивал багровую жижу в кружке и пил маленькими глотками, спросил:

– Храм Песутешной на острофе еще есть?

Серник кивнул, не отрываясь от кружки.

– Это хорошо. А кто слушпы фетет?

Серник поставил на стол пустую кружку, облизнул верхнюю губу и ответил:

– Ты ефо снаешь – Хе́лирт. Он рукополошился в шреца Нэре.

– А тафно ефо фсяли?

– Лет тритсать уше тут. Рипенский патруль фсял еко ф Харанте. Он орканисофал стесь храм, опщину, фсе саконно, никаких присыфоф к фосместию… Просит у Нэре милости тля фсех и терпения.

– Ммм… та, – только и произнес гость в задумчивости.

– Ну а ты кте?

Черный только помотал головой:

– Это лишнее. – Он поглядел на Серника: – Как себя щуфстфуешь?

Тот, вот только что сидел за столом – и уже стоял перед гостем. Движения его заметно изменились, и в глазах зажегся такой же рубиновый огонь, как у черного.

– Тафненько я не пил ее… Но ты феть не укощать меня припыл?

– Ну, пощему ше? – сказал гость и протянул Сернику весь брикет. – У меня к тепе телофое претлошение.

– Я слушаю, – тот вернулся к столу, обнюхал пакет и произнес мечтательно: – А сапах!..

– Мне нушен орион.

От этих слов Серник не сел, а рухнул на стул:

– С ума сошел? Каштый крамм на ущете, кте я тепе фосьму?

– Ты тощно отупел от селёнофо терьма, Сер, ну напряки моски… Я тепе орканисую постафки сушеной ши-ту, – орий использовал старинное слово, обозначающее кровь для жертвоприношений, – а ты, са сщет тофо, что тфои рапотяки потымут фырапотку в нощь, всё, щто наперется сферх плана, сакотофишь тля меня. Пока орион не прошел ущет, еко мошно пустить налефо.

– А если тело фскроется? Кто-нипуть стуканет мешкам?

– Та? – неподдельно удивился черный орий. – Это после тофо как ты их прикормишь ши-ту? Сомнефаюсь. Сснащит так, сатницу от стула оторфи и саймись орканисацией, я тфа раса ф нетелю путу тепе присылать ящики с питанием. Спрасыфать их путут с непа. Поэтому опретели тощно место – кута китать. И место, кте они саперут орион. Ты остроф сснаешь лущше меня, потыщи тощку ф корах. Пока мне нушно три ящика. Ты понял?

Серник уже только кивал. Гость закончил инструктаж. Он встал и направился к двери.