Г. И. Хетагуров, начальник штаба 30-й А, командир левофланговой группы.
8-я танковая бригада, напротив, никаких упаднических настроений не имела. До переброски на Дмитровское направление она вела удачные бои под г. Калинин, но к моменту описываемых событий тоже понесла потери и имела в составе только половину из положенных по штату танков.
Кроме этих соединений в распоряжении командования оказались части и подразделения, которые не входили в состав 30-й армии. В первую очередь, Рогачевский отряд Московской зоны обороны. Он был создан 21 ноября приказом командующего этим объединением № 0219. В него вошли отдельный батальон охраны Военного совета Московской зоны обороны, 308-й отдельный пулеметный батальон, батарея 76-ти мм орудий ПТО западной группы зоны. Батальон был направлен непосредственно в Рогачево. В состав отряда влился Рогачевский истребительный батальон и остатки Клинского отряда МЗО.
После отхода в район Рогачева левофланговой группы 30-й армии командир группы Г. И. Хетагуров подчинил все эти части себе.
Для оценки возможностей противников необходимо знать не только номера соединений, но и количество людей и вооружения. Вопрос определения численности войск противостоящих сторон рассматривается в приложении. Результаты этого исследования показывают, что противник превосходил наши войска по численности и практически по всем видам вооружения, кроме танков.
Однако все отечественные источники (начиная с донесений частей, поданных спустя несколько часов после боя, и заканчивая мемуарами, написанными через многие годы после войны) постоянно о них упоминают. О танках пишут все: и те, кто воевал с немецкими танковыми дивизиями (где и были сосредоточены все танки вермахта), и те, кто воевал с пехотой простой и пехотой моторизованной (где этих танков не было вовсе). В нашем конкретном случае мы имеем дело с дивизией, в которую входили 8 батальонов мотопехоты (по три в двух полках, один разведывательный и один мотоциклетный). Имелись разные вспомогательные части, но ни одного танка. Поэтому надо найти какое-то рациональное объяснение их наличию в донесениях и других источниках, исходивших от наших частей.
Первая кандидатура на роль танков – это самоходные штурмовые орудия. В принципе это те же танки. Отсутствие вращающейся башни ограничивает маневр огнем, но более низкий силуэт машины делает ее менее уязвимой для огня противотанковых средств и вражеских танков. 14-й моторизованной дивизии были приданы 1-я батарея 210-го дивизиона самоходных штурмовых орудий и 660-я отдельная батарея.
Батарея состояла из двух взводов (по два штурмовых орудия в каждом) и одного командирского. Таким образом, у дивизии могло быть одновременно около десятка самоходных орудий, но не больше 14 (численность двух батарей). Мы осторожно называем цифру 10, так как несколько орудий после четырех месяцев боев наверняка были потеряны или находились в ремонте. Кроме того, мы можем опереться на показания пленного, который был захвачен несколько позднее (1 декабря) разведчиками 55-й стрелковой бригады. Он также говорил о 10 машинах[17 - ЦАМО РФ. Ф. 301 (1 Уд. А). Оп. 6782. Д. 13. Л. 12.]. Это довольно мало и не похоже на десятки танков, о которых можно прочитать в мемуарах и донесениях.
П. Г. Чанчибадзе, командир 107-й мсд, командовавший левофланговой группой 30-й А до 25.11.41 г.
Кроме самоходных штурмовых орудий на роль танков могут претендовать еще два вида бронетехники. В вермахте имелись противотанковые и зенитные орудия на самоходных лафетах. При их производстве использовалось шасси танка Т-I, на которое устанавливалась, например, противотанковая пушка, защищенная со всех сторон броневыми листами. Верх при этом оставался открытым. По силуэту это был настоящий танк. И хотя его броня могла защитить только от пуль, для пехотинца он представлял серьезную опасность. В декабрьских боях немцы использовали такие орудия против нашей атакующей пехоты. Естественно, эта техника применялась и по прямому назначению: для борьбы с танками. В период немецкого наступления на Рогачево ей было с чем бороться. Эти орудия находились в боевых порядках пехоты, чтобы отражать контратаки наших танков. Мы не можем сказать, сколько насчитывалось самоходных противотанковых пушек или таких же самоходных зениток, но то, что они были, не подлежит сомнению.
В начале войны для наших войск была характерна такая болезнь, как танкобоязнь. Складывается впечатление, что за танки принималось все немецкое железо, которое могло самостоятельно перемещаться по полю боя. В донесениях наших частей встречаются фразы: «20 танков и бронетранспортеров», т. е. различия между этими машинами делается, но они тут же смешиваются в одну кучу. Остается неизвестным, сколько было тех и других, и были ли танки вообще.
Помимо уже названной бронетехники, в 14-й моторизованной дивизии были и бронетранспортеры, а в батареях самоходных штурмовых орудий на каждую пару самоходок приходился бронированный транспортер для подвоза боеприпасов. На дальнем расстоянии все перемещения подобной техники легко можно было принять за движение танков. По таким целям стреляли, что-то подбивали или сжигали, после чего в донесениях и отчетах появлялись десятки уничтоженных танков. Конечно, уничтожались и настоящие танки, поэтому их число в немецких войсках неуклонно снижалось, но это происходило на другом участке фронта, южнее, где наступала 7-я танковая дивизия.
Разграничительная линия между двумя соседними дивизиями немецкого 56-го армейского корпуса[18 - С весны 1942 г. он известен как «танковый»] была проведена в нескольких километрах южнее дороги Воронино – Рогачево – Синьково. Части 7-й танковой дивизии находились в отведенной ей полосе, и в сферу действий левого соседа не вторгались. В день боя за Рогачево ее танковые подразделения осуществляли обход нашей обороны с южного фланга, оказывая тем самым существенное влияние на решения командования левофланговой группы войск 30-й армии, большей частью даже не входя в боевое соприкосновение с частями группы.
Такое столкновение случилось днем раньше, 25 ноября. В начале дня группа войск 7-й танковой дивизии, находясь на правом фланге 14-й моторизованной дивизии в районе Ширяево, атаковала левое крыло группы войск 30-й армии. Превосходство немцев в личном составе и стрелковом вооружении было не столь значительным, чтобы дать особые преимущества наступающим. При таком соотношении сил обороняющийся должен был удержать свои позиции. Гораздо важнее почти пятикратное превосходство противника в артиллерии. Помимо большего числа орудий немцы имели на вооружении артиллерию большего калибра (гаубицы) и десятки противотанковых пушек. Последнее обстоятельство нивелировало преимущество наших войск в танках, которое существовало даже при учете немецкой роты, принявшей участие в боях только утром 25 ноября. Поэтому, хотя по танкам противник и не имел превосходства, наши командиры не смогли этим воспользоваться. Видимо, дело было и в нехватке пехоты, которую пришлось замещать использованием танков на широком фронте, раздергивая танковые соединения, а не собирая их в кулак.
Необходимо отметить, что действия обоих противников поддерживала авиация. Об эффективности ее работы у противоборствующих сторон имелись прямо противоположные мнения, которые кому-то могут показаться неожиданными. И наши, и немцы пишут об активной работе чужой авиации и практически ничего не говорят о достижениях своей. Упоминают только об отсутствии авиационной поддержки.
Возвращаясь к общему соотношению сил, надо помнить также, что оно существенно менялись в течение двух дней. Не было столкновения «стенка на стенку». В реальности наши войска были эшелонированы в глубину, а некоторые части (полки 18-й кавалерийской дивизии) подошли уже к «шапочному разбору». Но и немецкое командование не смогло ввести в бой одновременно все свои силы.
Фердинанд Шааль, в ноябре-декабре 1941 г. – генерал танковых войск, командир 56-го армейского корпуса.
Преимущество немецких войск в артиллерии не удалось полностью преодолеть и во время декабрьских боев. Это отчасти объясняет, почему наши войска, перейдя в наступление, потратили в несколько раз больше времени, чтобы овладеть тем же пространством, которое противник захватил в ноябре. При этом по другим позициям советские части в декабре имели преимущество, которое, как и у вермахта в ноябре, было не очень большим. Тем не менее, в декабре обороняющаяся сторона также оставила свои позиции. Здесь еще раз надо упомянуть о факторе, который оказывал серьезное влияние на общую обстановку.
Боевые действия на Рогачевском направлении протекали как бы изолированно от соседних участков фронта. Как было отмечено выше, в течение нескольких дней друг другу противостояли одни и те же части. С одной стороны – немецкая 14-я моторизованная дивизия, с другой – группа Хетагурова. Но при этом командир нашей группы войск должен был все время опасаться обхода своих частей, как с севера, так и с юга, где после потери Клина образовался разрыв между 30-й и 16-й армиями, и куда устремилась 7-я танковая дивизия вермахта.
Эта виртуальная угроза так и не реализовалась. Никто ни с севера, ни с юга не пришел и не ударил в открытый фланг. Но само наличие угрозы оказывало серьезное воздействие на процесс принятия решений командованием группы, войска которой 24 ноября 1941 г. заняли оборону в 16 км к западу от Рогачева.
Фронт вплотную придвинулся к границам Коммунистического района. Чувствуя угрозу, многие жители Рогачева и его окрестностей стремились перебраться в более глухие места или, двигаясь вперемежку с тыловыми частями отступавших войск, уходили на восток. Но были и другие.
Один из еще живых свидетелей тех дней, Михаил Сурин[19 - Сурин Михаил Иванович (1924 г. р.), д. Василево.], спешил домой в Василево. Он вспоминает, что день 24 ноября выдался для него очень тяжелым. Он начался на вокзале Дмитрова, куда прибыл Михаил, так как лесопромышленный техникум, где он учился, прекратил работу. Предстояло пешком преодолеть последние 25 км до Рогачева. Молодой парень, почему-то двигавшийся на запад, навстречу беженцам, вызывал подозрения у охраны мостов, а также у военных в деревнях, через которые надо было проходить. Бдительность часовых и комендантов возросла, когда начало смеркаться. Иногда проверки продолжались часами. Поэтому М. И. Сурин добрался до своего дома только поздней ночью.
В то время, когда он преодолевал дорожные преграды, наступавшими частями вермахта были захвачены плацдармы на р. Лутосня у населенных пунктов Воронино (14-я моторизованная дивизия) и Ширяево (7-я танковая дивизия). Ночь прошла для противников относительно спокойно. Немцами было отмечено только несколько артналетов на плацдарм, а в районе д. Русино слышался сильный шум моторов. Что он означает, они поняли утром.
На дальних подступах
25 ноября 1941 г. полковник Г. И. Хетагуров сменил на посту командующего левофланговой группой 30-й армии полковника П. Г. Чанчибадзе. Об этом был издан соответствующий приказ, из которого, помимо фамилии нового командира группы, можно узнать, что ее штаб в тот момент находился в церкви села Рогачево[20 - ЦАМО РФ. Ф. 3557 (24 кд). Оп. 1. Д.14. Л. 48.]. «Пересменка» произошла в тот момент, когда бои шли уже по всему фронту группы.
Метод действия наших войск был определен накануне боевым приказом первого командира группы П. Г. Чанчибадзе: «Засада на дорогах, контратака, высылка автоматчиков с рассадкой на деревьях, строениях, организация истребительных групп. Смелые, решительные действия, упорство и хладнокровие в обороне»[21 - ЦАМО РФ. Ф. 3557 (24 кд). Оп. 1. Д.14. Л. 45.].
Основные силы группы располагались по обе стороны от шоссе Клин – Дмитров. Противника сдерживали танковые части и мотострелки. Кавалерия, по замыслу командира группы, должна была укрываться в лесах севернее и наносить оттуда внезапные фланговые удары[22 - Хетагуров Г. И. Указ. соч. С. 76.].
Но контрудар советских войск был еще впереди, а весь день 25 ноября инициатива полностью принадлежала нашему противнику.
14-я моторизованная дивизия вермахта начала бой в сильно ослабленном составе. Командование 56-го армейского корпуса по мере надобности свободно тасовало подразделения своих соединений, подстраиваясь под решение насущных задач. В результате ряд частей 14-й моторизованной дивизии был временно передан другим соединениям корпуса. Два батальона ее 53-го пехотного полка находились в подчинении 7-й танковой дивизии. Ей же был подчинен и 54-й мотоциклетный батальон, который действовал на правом фланге своей «родной» дивизии. В это утро, начиная с 10.30, он наносил удар на Спас-Коркодино с плацдарма, созданного накануне у Ширяево[23 - NARA. T-315. R. 648. L. 263.].
Боевые действия на дальних подступах к с. Рогачево 25 ноября 1941 г.
Спустя несколько часов батальон приказом корпуса был возвращен в подчинение своей дивизии, но практически весь день 25 ноября между двумя соседними соединениями вермахта происходили препирательства по поводу использования этой части[24 - В качестве оправдания столь явного невыполнения приказа корпуса командование 37-го разведывательного батальона 7-й танковой дивизии указывало на отсутствие горючего, что помешало выполнить это указание.]. В результате, захватив к 18.00 Спас-Коркодино, мотоциклетный батальон оставался там без дела. Только в 3.30 ночи следующих суток 7-я танковая дивизия (после нескольких жалоб командования 14-й моторизованной дивизии корпусу) окончательно отказалась от притязаний на него. В результате батальон выдвинулся в боевую линию 14-й моторизованной дивизии только к концу дня 26 ноября.
Еще ряд частей дивизии находился далеко от поля боя. «В 13.15 командиру 14-го рб, батальон которого находится еще в Бирево (с 1-м усиленным дозорным отрядом в Заболотье), дается инструкция на командном пункте о положении и действиях дивизии. Командир батальона получает приказ немедленно выступать через Воронино и со всеми средствами продвигать вперед разведку в направлении Рогачева, севернее шоссе Воронино.
От быстрого проведения разведки будет зависеть, удастся ли дивизии 26.11. взять Рогачево. Есть намерение при хорошем продвижении вперед подчинить батальону 2-й батальон 53-го пп, 2 легких батареи и 2 самоходных штурмовых орудия»[25 - NARA. T-315. R. 648. L. 265.].
Однако сделать этого не удалось. Около 17.00 командир батальона доложил, что он не в состоянии достигнуть даже Слободки, поэтому задача была перенесена на следующий день.
Еще один батальон (53-го пехотного полка) только подтягивался к плацдарму. В распоряжении немцев остался один неполный пехотный полк, и вся ударная сила дивизии свелась к двум батальонам.
Немецкое наступление началось в 8.00 утра, когда 11-й пехотный полк 14-й моторизованной дивизии приступил к атаке через Русино в направлении высоты 199,7, расположенной на рубеже Бутырки – Петровка (указанная высота находится в с. Доршево, что примерно посредине линии, соединяющей названные в тексте пункты). Сначала атака не встретила никакого сопротивления[26 - NARA. T-315. R. 648. L. 263.].
Южнее перешли в наступление части 7-й танковой дивизии. На их левом фланге 54-й мотоциклетный батальон с ротой 37-го разведывательного батальона наступал на западную окраину Спас-Коркодино, 2-й батальон 7-го стрелкового полка охватывал деревню с юга, а поддерживавшая его «1 рота 25-го тп, 1 штурмовое орудие и бронированные части батальона, продвигаясь по дороге на восток и в 400 м перед мостом сворачивая на север»[27 - NARA. T-315. R. 409. L. 85.]. Первой целью атаки была восточная окраина Спас-Коркодино.
При чтении отечественных мемуаров мы получаем довольно общую картину событий под Рогачевым. Какие наши соединения дрались и с кем они взаимодействовали в каждом конкретном боевом эпизоде, определить довольно трудно. Еще меньше мы можем узнать из таких источников о противнике. В частности, об этих боях оставил воспоминания командир танкового полка 8-й танковой бригады подполковник А. В. Егоров. Некоторые факты его рассказа противоречат друг другу. Например, в начале описания этого эпизода названа дата (25 ноября), однако указанное место наблюдательного пункта бригады расположено южнее Рогачева. Здесь А. В. Егоров и получает задание на день якобы от самого командующего 30-й армии Д. Д. Лелюшенко, который лично наблюдал за полем боя. Само присутствие командарма на передовой линии могло иметь место, но позднее. Он выехал на левый фланг армии только 27 ноября. Об этом есть специальное замечание в отчете 30-й армии об оборонительных боях на Клинско-Дмитровском направлении[28 - ЦАМО РФ. Ф. 354 (30 А – 10 гв. А). Оп. 5806. Д. 17. Л. 46.]. Да и наблюдать южнее Рогачева в этот день было, собственно, нечего. Основные события в это время разворачивались более чем в 10 км западнее села.
В результате из мемуаров А. В. Егорова нельзя понять, где же он воевал 25 ноября. Только при сопоставлении свидетельств из других источников можно предположить, что он находился на южном фланге группы с частями бригады, которая в утренние часы вела бой с частями 7-й танковой дивизии в районе Спас-Коркодино.
По словам А. В. Егорова, командование группы намеревалось бросить танки 8-й танковой бригады в контратаку, но противник начал артподготовку, а потом появились немецкие бомбардировщики, и наши танки остались на месте. Основной удар авиация противника наносила вдоль дороги, ведущей на Рогачево. Затем последовала немецкая танковая атака. А. В. Егоров упоминает в своих мемуарах о легких и средних танках, которые двигались позади пехоты. О танках пишет также начальник штаба 58-й танковой дивизии, и даже называет их конкретное число (20 шт.)[29 - ЦАМО РФ. Ф. 208 (ЗапФ). Оп. 2511. Д. 230. Л. 6.]. Исходя из того, что мы знаем о противнике, это не является большим преувеличением.
Здесь в районе Русино – Спас-Коркодино занимал оборону мотострелковый батальон 8-й танковой бригады. По свидетельству подполковника А. В. Егорова, позиция нашей мотопехоты была плохо оборудована в инженерном отношении. Как раз в этом направлении последовала вражеская атака. А. В. Егоров пишет о сотнях пехотинцев, атакующих тремя цепями, что примерно соответствует численности немецкого батальона. При этом огонь наших мотострелков кажется рассказчику слабым. Забегая вперед, скажем, что наш мотострелковый батальон потерял за весь день двух человек убитыми и трех ранеными (и отчитался об уничтожении взвода противника)[30 - ЦАМО РФ. Ф. 3067 (8 тбр – 3 гв. тбр). Оп. 1. Д. 25. Л. 13.], а противостоявший ему немецкий 37-й разведывательный батальон – одного убитым и трех ранеными[31 - NARA. T-315. R. 409. L. 86.]. Все это говорит о невысоком боевом напряжении.
Из записок А. В. Егорова следует, что всю тяжесть борьбы на этом участке выдерживала одна 8-я танковая бригада, но это не совсем так. В начале боя рубеж Русино – Спас-Коркодино занимали и части 58-й танковой дивизии с приданными ей 237-м, 120-м мотострелковыми полками и 118-м артиллерийским полком 107-й мотострелковой дивизии[32 - ЦАМО РФ. Ф. 208 (ЗФ). Оп. 2511. Д. 230. Л. 6.].
Одновременно с началом наступления немецких войск командный пункт 14-й моторизованной дивизии совершил передислокацию в Бирево. В 10.00 он был готов к работе на новом месте, и вскоре сюда поступило сообщение о резком изменении обстановки. Согласно докладам наблюдателей артиллерии, поддерживавшей 11-й пехотный полк, немецкая пехота была остановлена и лежала под огнем противника[33 - NARA. T-315. R. 648. L. 263.].
Это были солдаты 1-го батальона 11-го пехотного полка. Когда батальон после артподготовки приступил к атаке, то, по словам историка полка, молниеносно начался сильнейший вражеский оборонительный огонь из танкового и пехотного оружия, который принудил подходящие роты искать укрытия[34 - Der Geschichte des 11. (S?chs.) Infanterie-Regiments (http://home.hccnet.nl/e. kooistra/fortzetzung13.html).]. Так встретили атаку северной группы немцев танковые части группы Г. И. Хетагурова.
Из бронетехники, которая могла бы поддержать наступление, 14-я моторизованная дивизия имела самоходные штурмовые орудия и разведывательные бронемашины при батальонах. Этого было недостаточно для борьбы с «появляющимися в отдельности многочисленными средними и тяжелыми танками». Поэтому зенитному батальону было приказано вывести на позицию в расположение передовых частей 11-го пехотного полка тяжелую батарею зениток для борьбы с танками. Но это мероприятие было запланировано только на следующий день.
Наступление немецкой моторизованной дивизии. Район Клина.
После вступления в бой наших танкистов ход боя резко изменился. Наши войска сумели развить сильный огонь, что подтверждает и противник. Огонь танков велся из Гафидова и перелесков возле Бабаек. Из немецкого текста следует, что оборона наших войск была построена тактически грамотно и оказалась эффективной. Танки стояли на опушке леса на хорошо замаскированных и подготовленных огневых позициях и препятствовали продвижению пехоты вперед, так как имели отличный сектор обстрела. Поэтому немецкий батальон стал ждать прибытия штурмовых орудий, которые должны были занять позицию против этих танков[35 - NARA. T-315. R. 648. L. 263.].
После их прибытия командир 11-го пехотного полка оберст Шюрманн добрался до передней линии своих частей, чтобы лично сориентироваться. Он счел, что фронтальное нападение невозможно, и решил использовать для флангового удара 2-й батальон майора Лешке, направив его с юга от Русино[36 - Der Geschichte des 11. (S?chs.) Infanterie-Regiments (http://home.hccnet.nl/e.kooistra/fortzetzung13.html).].
Южнее, в полосе 7-й танковой дивизии, наступление немцев тоже «сначала только медленно продвигалось вперед против жестко защищавшегося противника (пулеметы, минометы, противотанковые орудия, танки). После уничтожения одного танка Т-34 и одной противотанковой пушки удалось достигнуть юго-восточной окраины деревни, уничтожить еще 3 танка и принудить не уничтоженные остатки противника к отступлению на северо-восток.
Около 12.00 первая цель наступления была достигнута»[37 - Der Geschichte des 11. (S?chs.) Infanterie-Regiments (http://home.hccnet.nl/e.kooistra/fortzetzung13.html).].
