БОВУАР. Сартр не обращает внимания на то, что он уродлив, в отличии от малого роста. Он никогда не простит Бога за то, что тот создал его недомерком. Отчасти это причина того, что он так сильно тебя ненавидит.
КАМЮ. Нет у него ко мне ненависти. Он – мой друг.
БОВУАР. Он любит тебя, как друга и поклоняется тебе, как мужчине, но ненавидит, как соперника, и хочет твоей смерти, чтобы скорбеть по тебе и написать твой некролог, в которой опустит тебя пустой похвальбой и со всей очевидностью выставит напоказ собственные таланты, бесконечно превосходящие твои.
КАМЮ. Не думаю я, что это правда.
САРТР. И все-таки, вероятно, правда. В свое оправдание скажу, что скорбеть я буду очень красноречиво и, по большей части, приложу все силы, чтобы не заявлять очевидное, не выпячивать мое превосходство, как мыслителя и писателя. Но потерплю неудачу. Я честный, но вежливость – это не мое.
БОВУАР. Сартр – действительно жуткая личность.
САРТР. Это правда. В моих снах у меня нет лица. Без лица я выгляжу лучше. Я выгляжу лучше и без головы.
КАМЮ. По словам Ральфа Ричардсона, он так часто накладывал грим, что у него развился страх: а вдруг как-нибудь вечером он сотрет грим, а под ним ничего не окажется. Борхес назвал Шекспира человеком без лица. Так что ты в хорошей компании.
САРТР. Хорошая новость – лицо у меня есть. Плохая – оно такое. Но выглядеть, как свинья, далеко не самое худшее.
КАМЮ. Не выглядишь ты, как свинья.
САРТР. То есть ты думаешь, что я больше похож на жабу, чем на свинью? Бобрик. Защити мою честь. Скажи, что я больше похож на свинью.
БОВУАР. Сартр выглядит, как свинья. И одежда всегда плохо на нем сидит. Опять же, несмотря на одержимость совокуплениями, на самом деле любовью он занимается нечасто. Считает секс склизким, гадким, отвратительным.
КАМЮ. Да, но все отвратительное. К чему ты клонишь?
БОВУАР. Он хочет не столько женского тела, как покорения женщины. Или, возможно, чтобы все знали, что он их покоряет.
САРТР. Она знает меня так хорошо, что не знает меня вовсе. Ребенком я понятия не имел, что уродлив. Никто в моей семье не счел необходимым сообщить мне. И я испытал шок, когда начал желать женщин и обнаружил, что они видят во мне маленькую, толстую, лупоглазую жабу. Тогда я научился укладывать женщину в постель разговорами. Не так это и легко, как можно подумать, даже во Франции, но к счастью, на моей стороне были блестящий ум и сильнейшая мотивация. И это ошибка, смотреть на другого человека в надежде, что он поможет и спасет. Необходимо добиваться всего через собственные страдания.
БОВУАР. На самом деле это сказала я.
САРТР. Нет, сказал я. Только что. Обрати внимание.
БОВУАР. Сказала я. До того, как сказал ты.
САРТР. Возможно, но я сказал это на публике.
БОВУАР. Я сказала это на публике.
САРТР. Когда я что-то говорю, люди обращают на это внимание, потому что я мужчина, и многие пустоголовые кретины, которые абсолютно ничего не понимают, обожают меня. Таким образом, неважно, кто это сказал до того, как сказал я. Когда я что-то говорю, это становится моим.
БОВУАР. Почему я люблю этого человека? Нет, действительно. Я спрашиваю. Серьезно. Почему я люблю этого человека?
САРТР. Тайна сия велика есть. (Декламирует). Великий философ Жан-Поль Сартр пребывал в глубокой задумчивости, когда пустил «голубка». «Симона, – сказал он, – не отчаивайся. Выпущенный в воздух «голубок» – не причина для такой печали. Это превращение Бытия в Ничто». (Обращаясь к КАМЮ, смотрит на него с нежностью). Мне недоставало тебя, Камю.
КАМЮ. И мне недоставало тебя. Вас обоих. Мы же много лет не разговаривали, как друзья. Как давно это было?
САРТР. Время кажется мне все более нереальным. Но ты поступил мужественно, устроив эту встречу.
КАМЮ. Я ее не устраивал. Думал, это ты.
САРТР. Я эту встречу не устраивал. Бобрик, ты устроила эту встречу? Ты знаешь, что я терпеть не могу, когда ты вмешиваешься в мою личную жизнь.
БОВУАР. Я не вмешиваюсь в твою личную жизнь. Я – твоя личная жизнь.
САРТР. Что ж, если ты не устраивала эту встречу, и я не устраивал, и Камю не устраивал, как вышло, что мы встретились в этом довольно паршивом заведении, выбрав вечер, когда дождь льет с такой силой, что благоразумному человеку впору задуматься о строительстве ковчега? Думаете, эта встреча – результат чьей-то шутки? Может, это подстроили чертовы сюрреалисты?
БОВУАР. Какое это имеет значение, раз мы здесь? В свое время мы втроем так много смеялись. По большей части, над гротескной некомпетентностью других писателей. Может, один из них решил повеселиться за наш счет?
КАМЮ. Не имеет значение, что к этому привело. Главное – мы вновь встретились. Мы были такими близкими друзьями. Меня изумило, что ты мог так серьезно воспринять написанное сыном алжирской прачки.
БОВУАР. Мы нигде об этом не упоминали.
САРТР. У нас не было возможности, потому что Камю это делал при каждом удобном случае. К классовым различиям бедные более чувствительны, чем богатые, потому что для бедных оскорбление – все.
БОВУАР. Это тоже сказала я.
САРТР. Ты этого не говорила.
КАМЮ. На самом деле, думаю, это сказал я.
САРТР. Написанное тобой производила на меня огромное впечатление. Я восхищался чувством невероятной спешки, в которой ты, казалось, писал.
КАМЮ. Причина крылась в неопределенности по части моего здоровью. Сегодня я играл в футбол в дождь, получал удары по ногам и голове, но чувствовал себя счастливым и неуязвимым. А назавтра выблевал ведро крови, мне сказали, что у меня туберкулез, и я не могу играть в футбол. Вот я и стал писателем. Я всегда боялся умереть молодым.
САРТР. Все умирают молодыми.
БОВУАР. Ты выглядишь здоровым, как бык.
КАМЮ. Это иллюзия. Как и большая часть того, за чем мы гонимся всю жизнь.
БОВУАР. Сартр провел жизнь, гоняясь за красивыми пустоголовыми молодыми женщинами.
САРТР. Я гонялся за женщинами только потому, что они отказывались гоняться за мной. Уродливым мужчинам приходится прилагать больше усилий. Женщины всегда влюблялись в Камю. Мне, с другой стороны, приходилось сводить на нет их способность к сопротивлению, затягивая в водоворот умного разговора.
БОВУАР. Ваша дружба казалась невероятной. Вы такие разные. Когда Камю расстраивается, он замолкает. Когда Сартр расстраивается, он говорит. И чем сильнее расстраивается, тем больше говорит. Никто не может заставить его заткнуться. Говорит даже во сне. Он единственный человек, который может наставлять и оскорблять, одновременно храпя и пуская газы.
КАМЮ. А что делаешь ты, когда расстроена?
БОВУАР. Когда я расстроена, я пишу.
САРТР. Мы все это делаем.
БОВУАР. Но по разным причинам. Камю пишет, чтобы попытаться найти правильную линию поведения. Ты пишешь, чтобы показать, насколько ты интеллектуально выше всех. Я пишу, чтобы не сойти с ума.
САРТР. Я не пишу для того, чтобы продемонстрировать свое интеллектуальное превосходство. Мое интеллектуальное превосходство очевидно. Я пишу, чтобы показать людям, какие они глупцы.
КАМЮ. Вероятно, мы все трое пусть немного, но безумны.
