Между Вороном и Ястребом. Том 1
Ах, зараза! Идиотто! Забыл сменить кольцо старшего мастера на обычные дворянские перстни! Совсем размягчились мозги в безопасном Дорвенанте! А ведь в Итлии такая ошибка стоила бы тебе жизни, поэтому ты никогда бы ее не допустил… Осел безмозглый! Устрица – вроде тех, что ожидают своей очереди быть съеденными! Ну что ж, теперь играй картами, которые сам раздал!
Лучано сделал еще один медленный глоток, позволив хозяину дома разглядеть шиповское кольцо, и небрежно поинтересовался:
– Что-то не так, дорогой маэстро? Вы, кажется, побледнели.
– О, пустяки… – отозвался скульптор, не отрывая от его руки зачарованного взгляда. И все-таки не выдержал, выдохнул с безнадежной горечью: – Так вот зачем вы просили поменять свечи! Я хотя бы доужинать успею?
– Что? – не понял Лучано. А потом понял и оскорбился: – Ну, знаете! В такой мелочности меня еще никто не подозревал! К тому же я на королевской службе и убиваю исключительно с позволения его величества Аластора. Которого вы пока ничем не разгневали, совсем наоборот.
– На службе… – медленно повторил Коррадо, разглядывая его с восхищенным ужасом. – Так вы не просто фаворит… Итлийский кот короля, прекрасная дама, старший мастер Шипов… Сколько же у вас лиц?!
– Гораздо больше, чем вы назвали, – улыбнулся Лучано уголками губ. – И я буду признателен, если вы не станете делиться этим открытием. Кстати, морские гады великолепны. И умоляю, не сочтите причиной для беспокойства, что я не стану больше пить. Просто не люблю монтильи.
– Как… пожелаете, – отозвался скульптор. – Простите, я ведь ждал… Хотите арлезийского? Или фраганского?
– Беллиссимо! – одобрил Лучано. – Любое сухое на ваш вкус, маэстро.
Коррадо встал, прихватив со стола недопитую бутылку, и пошел к шкафчику в углу. Руки его не дрожали, спина была прямой, и уже за это скульптор заслуживал уважения. Многие вояки, известные безрассудной отвагой, теряли ее при одном упоминании Шипов Претемных Садов. А ведь Коррадо тоже итлиец, ему значение железного колечка известно с детства. Болтать скульптор не станет, не совсем же он идиотто, однако… неловко получилось.
Вернувшись с другой бутылкой, хозяин дома распечатал ее и разлил вино. Темно-золотое фраганское красиво заискрилось в хрустале. Лучано отщипнул еще пару виноградин, покатал глоток вина во рту, оценивая вкус.
– Беллиссимо, – повторил он и признал: – Вы умеете выбирать еду и напитки, маэстро.
– Похоже, лучше, чем сердечные склонности, – чуть смущенно усмехнулся Коррадо.
– Жалеете? – Лучано приподнял бровь. – О том, что получилось в первый раз, или о том, что не вышло во второй?
– О, нет! И да…
Коррадо улыбнулся, и стало видно, что страх его совсем пропал, сменившись чем-то совсем иным. Восхищением, азартом, жаждой…
– Да вы наглец, маэстро, – усмехнулся Лучано. – Я еще за первый раз на вас обижен, а вы уже намекаете, что не прочь попробовать снова. Вы всегда так неосторожны?
– Жизнь коротка. – Скульптор пожал плечами и подлил в оба бокала еще вина. – Если бы я не умел рисковать, не добился бы успеха в своем ремесле. Впрочем, Шипу ли об этом рассказывать… Но вы так молоды! Я бы никогда не подумал, что такое возможно…
– Вы создали первый шедевр в пятнадцать, – заметил Лучано. – «Прекрасную Хлою над ручьем». Разве возраст был вам помехой?
– Вы ее видели? – просиял Коррадо, и его глаза блеснули торжеством. – Да, мне было всего пятнадцать! И люди сказали, что это работа маэстро Сольци, моего наставника… Что он подправил модель, которую я создал! – добавил скульптор с искренним возмущением. – Видит Великий Безликий, ничья рука не касалась Хлои, кроме моей!
– О, это я отлично понимаю, – снова усмехнулся Лучано. – Подпустить кого-то к своему шедевру? К работе своего сердца? Но ведь будущее показало, что они ошибались. Вы великий мастер, Коррадо! – И вздохнул с остатками обиды: – Ну почему вы тогда просто не сказали, что я вам приглянулся? Зачем было обманывать?
– А вы посмотрите на это моими глазами! – развел руками Коррадо. – Синьор Лучано, вы богаты, знатны, молоды и красивы, да еще прославились подвигами! И я… Что я мог вам предложить? Самого себя? Сомнительная удача для того, кого любит король! И, говорят, не только сердцем, но и телом…
– Врут, – бросил Лучано. – Король Аластор, да хранят его Семеро, любит исключительно женщин. Остальное – слухи. Но вы и вправду могли предложить себя. Не думаю, что ваша слава меньше моей. И уж точно прочнее, потому что проживет века. Вы могли просто сказать, что желаете меня – я бы никогда не отказал великому Коррадо!
– Великому Коррадо – возможно, – с неожиданной грустью улыбнулся скульптор. – А мне самому? Скажите, Лучано, если бы кто-то ответил вам… – нет, не взаимностью, а просто согласием! – не потому, что вы – это вы… А потому, что вы – старший мастер Шип, к примеру? Вам бы это понравилось?
– Но я никогда!.. – возмутился Лучано и осекся.
Да, вот чего он точно никогда не делал – это никого не принуждал к любви. Честно покупал – бывало, но и то не слишком часто. Разве что совсем в юности, когда не хватало собственных достоинств. Конечно, потом не скупился на подарки, но ему всегда хотелось думать, что его выбирают не за деньги. Если мужчина красив, любезен, весел и знает в любви толк, редкая женщина ему откажет. А если откажет – всегда можно найти другую! Но пользоваться мрачной славой Шипа? Тем более угрожать?! Мерзость какая… Но… справедливости ради… наверняка бывает и по-другому. У тех, кто не слишком красив и вовсе не любезен, остается надежда только на деньги. Или на железное колечко, которое заставляет людей куда внимательнее слушать просьбы его обладателя…
– Я вас понял, – буркнул он, чувствуя, что веселая злость пополам с обидой куда-то бесследно исчезли. И тут же мстительно добавил: – Но знаете, так получилось не лучше! Все равно вышло, что я ответил согласием вашей славе, а не вам! А вот если бы вы пели такие канцоны мне… И пригласили на такой ужин…
Он обвел остатки пиршества выразительным взглядом, и Коррадо улыбнулся.
«Вот как у него это получается? – поразился Лучано. – Я ведь был на него обижен! Не настолько, разумеется, чтобы отравить, глупость какая. Но шел сюда точно не затем, чтобы помириться. И уж точно не для того, чтобы во второй раз наступить на тот же скользкий камень…»
Он глотнул вина, чтобы удачнее сменить неловкую тему, и уже открыл рот, но понял, что взгляд скульптора изменился. И его лицо – тоже! Положение рук, наклон головы… Коррадо даже дышать начал иначе! Быстрее и глубже, словно за окном был не Дорвенант, а Вероккья!
– Я хочу сделать вашу статую, – сказал Коррадо совершенно серьезно, глядя на Лучано в упор. – Без глупостей и недомолвок, обещаю. Статую человека, которого мало кто знает по-настоящему. Я ведь прав? Сколько вам, Лучано? Еще и тридцати нет… Великий Безликий, если бы я мог изваять вас лет через сорок! – В голосе скульптора прозвучала такая страстная и безнадежная мука, что Лучано замер, не веря своим ушам. – Это была бы моя лучшая работа! Юные тела и лица прекрасны, но с каждым прожитым годом в людях накапливается истинная глубина! Сорок лет мне точно не прожить, так что надо пробовать сейчас… Погодите, не двигайтесь!
Он выскочил из-за стола, схватил этюдник, лежавший на подоконнике, и снова бросился в кресло, что-то лихорадочно черкая карандашом.
– И… долго мне так? – неуверенно поинтересовался Лучано.
– Не так! – бросил скульптор, не поднимая взгляда. – Раздевайтесь! – И рассеянно добавил: – Можете закрыть окно…
– Да вы издеваетесь! – взвыл Лучано.
Приподнялся – и тут же замер.
– Сидеть… – прошипел скульптор, пригвоздив его к креслу совершенно безумным, бешеным взглядом. – Раздевайся, я сказал. Быстро! Закрой барготово окно, а то замерзнешь ночью.
– Ночью? – уточнил Лучано, приходя в себя и обнаруживая, что зачем-то расстегивает уже второй манжет. – То есть вы хотите сказать… Меня во дворце ждут…
– Подождут, – сообщил Коррадо, снова утыкаясь в этюдник. – Я потом лично попрошу прощения у его величества. И вообще, зачем ты ему ночью, если не греешь постель? Мне нужнее. Положи руку на подлокотник. Мягче. Как будто ты в Итлии, и за окном настоящее лето, а не вот это вот…
Он опять вскочил, обежал стол и положил руки на плечи Лучано, успевшего снять камзол, но не рубашку. Лучано вздрогнул – широкие крепкие ладони Коррадо обжигали через тонкую ткань, словно тело скульптора было вылито из бронзы, а внутри скрывались горящие угли…
– Положи руку на подлокотник, – повторил он, склонившись ближе, обжигая теперь еще и дыханием. Лучано завороженно повиновался. – Вот так, хорошо… – Ладони Коррадо на несколько мгновений исчезли, чтобы пробежать по пуговицам рубашки, а потом сдернуть ее. – Штаны пока можешь оставить, сейчас я сделаю лицо и торс. Остальным займемся потом…
– Потом – это утром? – попытался съязвить Лучано, чувствуя, что его подхватила и несет куда-то стихия, которой бесполезно сопротивляться. – Или на следующем свидании, м?
– Я сделаю тебя обнаженным, – пообещал раскаленный хриплый голос в самое ухо, и Лучано содрогнулся от соблазнительной двусмысленности этой фразы. – Телом и душой. Покажу миру тебя настоящего, как больше никто не сможет! Много лиц, говоришь? Я изваяю такую статую, в которой они будут видны все – для тех, кто умеет видеть, конечно! Итлийский Кот короля, победитель демонов, мастер смерти… кто там еще? Когда закончим, ты посмотришь в лицо этой статуи и узнаешь о себе то, чего даже не подозревал! Так что сиди… И не мешай мне работать, ради Баргота и всех его демонов!
«Знал бы ты о Барготе то, что знаю я», – пронеслось в голове Лучано, и он понял, что мысли заволакивает отчаянная хмельная сладость подчинения чужой воле.
И совершенно неважно, что сейчас речь идет не о постели. Так даже интереснее! Так – у него еще никогда не было! Никто до сих пор не хотел влезть в его душу и разум таким образом, исследуя тело и создавая его заново, из теплой плоти – в холодную бронзу, оживающую под рукой мастера. О да, Лучано всегда благоговел перед истинным мастерством, в чем бы оно ни заключалось. И сейчас понял, что уйти просто не сможет. Никогда себе не простит, если откажется еще от одного чуда, подаренного судьбой! Стать моделью Коррадо, причем не по заказу, а по выбору и желанию самого маэстро!
Он вдруг понял, что выиграл эту партию, даже не пытаясь играть. Он вдохновил гениального мастера настолько, что тот забыл о страхе, любезности, выгоде… Обо всем, кроме величайшей жажды творения! О да, Коррадо расточал незнакомке под маской комплименты, блестящие и фальшивые, как драгоценности дешевой куртизанки. И, разумеется, он хотел уложить «кузину» в постель… Но так бешено, жарко и властно он на нее точно не смотрел!
Глубоко вздохнув, Лучано снова откинулся на спинку кресла, невольно прижимаясь теснее к рукам и груди скульптора. Обнажить душу, значит? Какое… непристойное и сладкое предложение! Куда заманчивее, чем приглашение к обычным любовным играм. И все-таки как не оставить за собой последнее слово, м?
– Как скажете, маэстро, – пробормотал он, закрывая глаза. – В следующий раз, когда захотите кого-то затащить в постель, советую говорить именно таким тоном. Уверяю, вам никто не откажет! И пошлите слугу во дворец, а то как бы меня и впрямь не принялись разыскивать…
Глава 7. Тайны и традиции
– Айлин… Айлин… – услышала она знакомый голос и рванулась к нему через завесу липкого тяжелого ужаса, который спеленал ее, словно паутина – неосторожную мошку. – Айлин…
Вынырнув из кошмара, задыхаясь и чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди, Айлин поняла, что сидит на кровати, а Кармель держит ее за руки. Свет магического ночника озарял спальню… Спальня? Кармель?! Значит, это был всего лишь сон?! Какое счастье…
Не в силах проговорить ни слова, Айлин подалась вперед и уткнулась лицом в плечо разумника, он осторожно, едва касаясь, погладил ее по голове, плечам, спине…
– Ну-ну, девочка моя… Все хорошо… Хорошо… Хотите воды?
Айлин кивнула и с трудом оторвалась от мужского плеча, обтянутого темно-синим шелком. Такого широкого, теплого, надежного… Сердце все не желало успокаиваться, и она заставила себя дышать глубоко и медленно, как на занятиях по практической магии. Пока магистр наливал воду из кувшина, стоящего на туалетном столике, в стакан, Айлин посмотрела на свои запястья. Привычные цепочки-браслеты на месте, но больше ничего – ни оков, ни следов от них… Конечно, их и не должно быть, она ведь проснулась! Но Айлин до сих пор чувствовала плотные кожаные ремни, из которых пыталась вырваться…
– Вот, выпейте. – Кармель подал ей стакан, и Айлин ухватила его двумя руками, жадно выпила воду, поперхнулась, откашлялась и лишь тогда смогла вымолвить:
– Как вы… откуда…
– Вы кричали, – просто сказал Кармель. – Амина прибежала первой, но не смогла разбудить вас. Пришлось это сделать мне. Извините.
Только сейчас Айлин поняла, что сидит перед ним в одной ночной рубашке из тонкого светлого полотна, не скрывающего очертания тела. Хорошо еще, что по пояс укрыта одеялом!
Она потянула одеяло выше, прикрыв грудь, но на большее сил не хватило – сердце стучало так, словно Айлин пробежала вокруг Академии, но тело налилось слабостью.
– Как вы себя чувствуете?
Кармель смотрел на нее с беспокойством, его волосы, обычно аккуратно уложенные и перевязанные лентой, свободно рассыпались по плечам, ворот халата сбился, и в вырезе виднелась голая грудь… Айлин с трудом отвела взгляд от полоски смуглой кожи и виновато посмотрела разумнику в лицо:
– Я всех разбудила? Простите…
– Не тревожьтесь об этом, – ласково ответил Кармель и снова взял ее за руку. – Вам снился кошмар, верно? Ничего удивительного после всех этих событий. Могу я узнать, что вам приснилось? Вы так долго не могли проснуться, что я беспокоюсь, как бы этот сон не повлиял на вас слишком сильно. Лучше сразу справиться с последствиями, чем рисковать, что кошмар вернется.
– Я… я не хочу рассказывать, – пробормотала Айлин, тут же яростно обругав себя трусихой.
Бояться какого-то сна! Недостойно ни некромантки, ни боевички, ни просто взрослой женщины!
Она посмотрела на свою ладонь, которая почти целиком скрылась в ладони магистра – наверное, это была магия, но от бережного теплого прикосновения сразу стало легче.
– Вполне понимаю, – согласился Кармель. – Разрешите мне взглянуть самому? Так вам не придется ни рассказывать об этом, ни даже вспоминать. Обещаю, я буду осторожен.
– Да, конечно, – растерянно согласилась Айлин.
Кармель благодарно кивнул, осторожно забрал руку, которую Айлин выпустила с большой неохотой, положил обе ладони ей на виски, нахмурился…
– Почему мне это приснилось? – не выдержала Айлин через пару минут молчания. – Из-за этих записей?
– Я могу ошибаться, моя дорогая, – отрешенно откликнулся Кармель, убрав руки. – Но, боюсь, это был не сон, а видение. Вы ведь помните разницу?
Айлин ошеломленно кивнула. Разумеется! Уж это знают все адепты, начиная с первого курса. Разум порождает сны, используя то, что человек видит или узнает, пока бодрствует. Они могут быть приятными или пугающими, но принадлежат самому спящему. Видение приходит извне, его может послать Великий Безликий, маг-иллюзорник или какое-то волшебное существо. И видение, в отличие от сна, бывает как ложным, так и правдивым, а иногда и вовсе пророческим, открывающим будущее или… прошлое.
Это – видение?! Настолько… отвратительное?!
– Почему вы так думаете?! – выдохнула она, и Кармель глубоко вздохнул, а потом опять взял ее за руку.
– Вам было страшно и больно, не так ли? Поэтому вы едва ли придали значение некоторым… деталям, которые успели увидеть. Скажем, глаза той девушки напротив. Я надеюсь, вы уже поняли, что это были не вы, а леди Гвенивер? Ее глаза были темно-зелеными, в точности такими, как у ее отца и леди Вольдеринг на портрете, а вы их такими никогда не видели. Кстати, магистра Морхальта вы тоже увидели впервые, когда он был гораздо старше и уже седым, а в этом кошмаре он выглядел точно так же, как во время моего обучения. – Кармель помолчал, словно собираясь с мыслями, и продолжил: – Помните платье, которое было на Гвенивер?
– Не очень хорошо… – Айлин попыталась его представить и неуверенно сказала: – Кажется, голубое…
– Верно, – кивнул магистр. – Так получилось, что я его прекрасно помню. Слишком простое для выезда, но достаточно приличное, чтобы надеть, когда в доме гости. Гвенивер и Элоиза носили его по очереди.
– По очереди? – поразилась Айлин. – Но… у них же разные фигуры! К тому же леди Гвенивер ниже!
– Да, и потому ей приходилось подкалывать подол булавками. А Элоизе – затягивать шнуровку на груди как можно туже. Платье все равно оставалось слишком свободным, и это очень ее огорчало. Знаете… – Кармель вздохнул. – Возможно, потому она и стала модисткой. Однажды Элоиза пошутила, что Всеблагая не всех женщин одаряет красотой одинаково щедро, но хорошая модистка может восстановить справедливость.
– Это так на нее похоже… – отозвалась Айлин и вздрогнула, мысленно вернувшись в лабораторию. – Значит, мой кошмар и вправду был видением?! Но ведь там принесли жертву…
Дневник! Записи, которые она читала перед сном! Сухие непонятные строчки проплыли перед ее глазами, но теперь они словно налились кровью. Эксперимент, который проводил Морхальт! Выделенный как нечто очень важное! И слова, которые были написаны в дневнике – это же они повторились во сне… «Уровень выброса силы – достаточный!»
Айлин замутило. На первых шести курсах им не так уж много рассказывали про жертвоприношения, но любой некромант поневоле в этом разбирается. Это совершенно точно было жертвоприношение! Живого человека! Беременной женщины! И она даже знает имя этой бедняжки…
Тошнота стала почти непреодолимой, в памяти вспыхнули чужие ужас и боль, смешанные в невыносимом страдании. Она погибла! И ребенок – тоже! Двойная жертва, давшая выброс огромной силы! А рядом с беспомощной Эммелин, адепткой семнадцати лет, действительно лежала не Айлин, как ей показалось во сне, а юная леди Гвенивер!
– Как он мог?! – выдохнула Айлин и прижала ладонь к губам – так они задрожали.
Кармель обнял ее за плечи.
– Как он мог? – глухо повторила Айлин, качнувшись ближе и снова уткнувшись лбом в шелк его халата. – Не пожалел ни свою дочь, ни леди Эммелин… Кармель, кто такая Эммелин Кастельмаро? Я… никогда о ней не слышала…
– Эммелин? – откликнулся разумник с легким удивлением в голосе. – Я ее помню, это младшая сестра лорда Эдвина Кастельмаро. Училась у артефакторов, кажется, но родители отозвали ее домой, а потом прошел слух о ее внезапной и скоропостижной смерти… Так Морхальт?..
Он снова длинно выругался по-арлезийски, так тихо, что Айлин едва расслышала и опять ничего не поняла, но всей душой согласилась с каждым словом. Еще и мало о таком… таком… чудовище!
– Он ее не пожалел, – отчаянно повторила она. – И все-таки… Кармель, это ужасно, но я могу понять… чужих может быть не жаль! Но как он мог так поступить с родной дочерью?! Или даже не с одной?! Почему они не сопротивлялись? Почему не обратились к королю или лорду Аранвену?!
Айлин представила тетушку Элоизу в лаборатории – привязанную и беспомощную, в ужасе бьющуюся на холодном столе – и ее живот скрутило болезненным тягучим спазмом.
– Полагаю, его эксперименты не коснулись всех дочерей, – задумчиво ответил Кармель, не выпуская Айлин из объятий и даже прижимая сильнее. – По крайней мере, не Элоизы, иначе я узнал бы об этом, не сомневайтесь, моя дорогая. Мы были дружны – и, смею надеяться, так будет и впредь – не меньше, чем вы с его величеством, и Элоиза непременно рассказала бы, случись с ней что-то подобное. Она знала, что найдет во мне не только друга, но и защитника. Брайд, Мэйв и Амелия довольно рано вышли замуж, возможно, это случилось, когда их уже не было в доме… Помните портрет в лаборатории? Я полагаю, старый мерзавец выбрал для своих экспериментов Гвенивер, потому что она единственная, кто пошел внешностью в него. И, частично, в леди Вольдеринг… Морхальт был помешан на чистоте крови. Он одновременно ненавидел Три Дюжины за то, что им досталась милость богов, и благоговел перед силой их магии… Бедняжка Гвенивер пострадала, потому что несла в себе больше всего родовых признаков…
Магистр осекся. Мягко отстранился от Айлин, встал, подошел к окну, отдернул штору и несколько мгновений смотрел в темный сад, озаренный лунный светом. Потом, не оборачиваясь, произнес каким-то странным голосом, глуховатым и напряженным:
– Кажется, я должен вам кое-что рассказать, моя дорогая. Ваше видение… Не сомневайтесь, оно правдиво. Больше того, оно лишь часть огромной картины, ужасной и омерзительной… Клянусь всеми Благими, я бы предпочел никогда не говорить с вами об этом. Но ваше видение… Боюсь, оно предназначалось не только вам, но и мне. Если, конечно, в нем замешаны те силы, о которых я думаю…
– Кармель, вы меня пугаете, – честно призналась Айлин, и разумник быстро обернулся.
– Простите, – сказал он со своей обычной мягкостью. – Я не хотел. И, возможно, этот разговор не ко времени. Уж до утра он точно может подождать.
– Ну нет… – Айлин помотала головой. – Я хочу все знать! Правда бывает ужасной, но ложь куда хуже! Это касается меня, верно?! Если в видении была леди Гвенивер, а послали его мне… Кстати, кто его мог послать?
– Прекрасный вопрос, – кивнул магистр, словно на лекции. – Но его мы пока оставим в стороне, если позволите. Точно я ответить не могу, а строить догадки пока не хочу. Айлин, дорогая, простите. Мой рассказ… Он будет неприятным. Но помните, что теперь вы в безопасности, все уже в прошлом…
– Кажется, это прошлое только что решило вмешаться в мое настоящее, – заметила Айлин. – А то и до будущего добраться!
Немного помедлив, Кармель кивнул и отошел от окна, но сел не обратно на кровать, а в кресло рядом с нею, где обычно сидела Амина. Теперь он был слишком далеко, чтобы держать Айлин за руку, зато она видела его лицо и могла смотреть прямо в глаза.
– Вы правы, – негромко сказал разумник. – И я не сомневаюсь в вашей отваге, но прошу не принимать необдуманных решений, что бы вы ни услышали… – Он дождался ее кивка и продолжил: – Вы помните свой первый день в Академии и совет магистров, на котором вас признали Двойной Звездой?
– Конечно! – удивилась Айлин. – Разве такой день можно забыть?
– Вы правы, нельзя. – Кармель улыбнулся ей ласково и ободряюще, а потом снова посерьезнел. – В тот день на совете случилось кое-что еще. Лорд Морхальт, магистр Зеленой Гильдии, ваш дед по матери, получил апоплексический удар, который серьезно повредил его здоровью. Ему удалось частично оправиться от болезни, но вернуться на пост магистра он уже не смог. И это определенно было к лучшему… Вы помните, как это случилось?
– Я… не очень… – призналась Айлин. – У меня случился выброс – вот это я помню очень хорошо! Магия… она как будто текла через меня бурным потоком, и я ничего не могла с этим сделать. Счастье, что никто не пострадал! Погодите… Вы хотите сказать…
– Нет! – быстро ответил Кармель. – Это не вы. Даже не думайте об этом. По правде сказать, удар магистра Морхальта – это моя работа.
– Ваша?!
– Именно, – невесело улыбнулся разумник. – В то время я уже давно не учился у лорда Морхальта. Он был прекрасным целителем, но внушал мне отвращение как человек. И это я еще ничего не знал… Но чутье подсказывало мне держаться от Морхальта подальше, а судьба Элоизы к тому времени была счастливо устроена, и мне… стало попросту незачем у него бывать… Мы, разумеется, общались в Академии, но не как учитель и ученик, а как два магистра своих гильдий. Айлин, вы знаете, что я способен читать мысли, но не делаю этого постоянно – слишком большая нагрузка на разум. К тому же существуют амулеты, скрывающие мысли человека, и многие их носят. Магистрам гильдий это напрямую предписывают служебные инструкции, ведь они хранят слишком много чужих тайн. Морхальт, разумеется, тоже такой носил. Но в тот день изумление и радость при виде вас оказались слишком сильны, и… мысли Морхальта пробили защиту амулета изнутри. Я услышал самый краешек, но… этого оказалось достаточно, чтобы отбросить свои принципы и осторожность…
– Радость? – недоверчиво повторила Айлин. – Вы думаете, он был так рад меня увидеть? Мы никогда до этого не встречались! Но он же знал о своих внуках и внучках… Если бы он хотел со мной познакомиться…
– Айлин, – сказал Кармель еще ласковее. – Вы уже достаточно знаете, чтобы понимать отвращение леди Гвенивер к своему отцу. Думаю, она ни за что не подпустила бы его к своим детям, да и сама старалась держаться подальше. И теперь понятно, что у нее были очень веские основания! Но ваш дед и сам не стремился поддерживать семейные связи. Всех своих внуков и внучек, рожденных от старших дочерей, он искренне считал никчемными пустоцветами, потому что никто из них не был одарен искрой. Элоиза бесплодна, к тому же оскорбила и разочаровала отца, выйдя за простолюдина. Оставалась Гвенивер и дети от нее. Гвенивер вышла за Дориана Ревенгара, сильного красного мага, да и в целом в Трех Дюжинах магия проявляется гораздо чаще. К тому же над Гвенивер, как мы теперь знаем, он проводил какой-то чудовищный эксперимент… Ему пришлось ждать результата долгие годы! Но ваша мать понесла почти сразу, и через двенадцать лет в Академию пришли вы – рыжеволосая зеленоглазая девочка, вопреки родовой магии сохранившая фамильные признаки Морхальтов и обладающая двойным магическим даром, причем сильным и ярким.