Между Вороном и Ястребом. Том 1

Глава 6. Один обед и два ужина

Ночь Лучано провел в обществе прекрасного, умного и изысканного грандсиньора. Восхитительная была бы ночь – если бы грандсиньор не звался Даррой Аранвеном!

Конечно, никакой необходимости в присутствии Лучано при допросе погибших фраганских наемников не было, напротив, грандсиньор Аранвен проявил немалую любезность, позволив постороннему присутствовать при ритуале. Однако его любезность совершенно не помешала Лучано промерзнуть до костей – души пришлось призывать там же, где хранились тела, то есть в леднике, а холодильные артефакты здесь работали на совесть! Вдобавок, ритуал оказался долгим и утомительным даже для зрителя. К рассвету Лучано вымотался так, что мечтал лишь об одном – упасть на кровать… или диван… да что там, подойдет даже плащ! – и заснуть хотя бы до полудня.

Так он и сделал, из последних сил добравшись до собственных покоев и вознеся горячую молитву Великому Безликому, чтобы во сне ему ни в коем случае не явился благородный и замечательный во всех отношениях грандсиньор Дарра или… хм… объекты его работы.

Великий Безликий проявил милость, хотя милость эта, как зачастую бывает, оказалась не без подвоха.

Всю ночь Лучано смотрел оперу. Во сне он смутно подозревал, что действие происходит не в Итлии, а на главной сцене Гранд Опера, и вынужден был признать, что фраганцы на этот раз превзошли сами себя.

Началась опера, как ей и положено, с увертюры, во время которой зрители смогли изучить либретто и узнать, что в некой дальней стране Дорвендейл случилось ужасное происшествие – открылся Разлом, погубивший почти всю правящую семью и угрожающий миру нашествием демонов. Имена примадонны и певцов, исполняющих главные партии, Лучано были решительно незнакомы, но оперу он обожал и, наметанным глазом оценив богатство постановки по декорациям, приготовился к выдающемуся зрелищу.

Зрелище не разочаровало!

В первой же каватине маг-некромант по имени Георг Бостильермо роскошным драматическим баритоном известил зрителей, что намерен принести в жертву Астора, последнего бастарда королевской крови, жениться на королеве и узурпировать трон. Разумеется, его подслушала невинная девица Алейна, ученица мага, и пришла в ужас. На невинность девицы, согласно оперным традициям, указывало ее белое платье и распущенные волосы, украшенные веночком из белых роз. Певице, правда, по самым скромным прикидкам Лучано, было далеко за тридцать, а роскошной грудью она могла бы снести Георга со сцены, если бы сделала еще шаг из-за бархатной портьеры, но это же опера! Лирическое сопрано «девицы», во всяком случае, звучало беллиссимо. Злодей Бостильермо отправился делать предложение королеве, а девица Алейна, излив душу в страстной молитве Претемнейшей, бросилась спасать принца.

Вторая картина порадовала дивным дуэтом Георга и Беатриче, вдовой королевы Дорвендейла – грудное контральто и венок из черных шелковых роз. Королева добродетельно отказывала Георгу, клялась вечно блюсти траур по супругу и сыновьям, а также просила у Благих защитника для страны и опустевшего престола. Как и следовало ожидать, зрителям тут же показали принца-бастарда в белокуром парике и с двумя позолоченными секирами. Лирико-драматическим тенором принц Астор спел, как скорбит по отцу, которого не знал, а потом они с Алейной слились в крещендо, выясняя, кто сильнее любит родной Дорвендейл и потому должен собой пожертвовать. Лучано покосился на соседей по партеру, вытирающих умильные слезы, и понял, что за малейший намек на улыбку его побьют прямо здесь.

Второй акт начался сценой поединка месьора Альбера, приемного отца бастардо, и капитана Кастельмора, влюбленного в королеву. Благородные дворяне сошлись в бою из-за трагического недопонимания и коварных интриг злобного Бостильермо. Проиграв, капитан попытался заколоться, месьор Альбер выбил у него рапиру, но сам упал на руки капитану, пропев, что открылась старая рана… Разумеется, капитан тут же обещал позаботиться о столь великодушном противнике, заодно поклялся отомстить Бостильермо, и два идиотто, то есть прекрасных синьора, уползли со сцены, поддерживая друг друга.

Лучано с нетерпением ожидал появления самого себя – и дождался! В трактире к Алейне и Астору прибился наемник Люсьен, здоровяк на голову выше бастардо и с такой походкой, словно у него болели колени. Помахав позолоченным кинжалом размером с двуручник, он поклялся спутникам в верности, но уже в следующей сцене, первой в третьем акте, выдал все свои секреты, сгорая от лихорадки. На дуэте Люсьена и Алейны, где первый признавался в любви к Алейне, а вторая – к Дорвендейлу и принцу, Лучано вжался в кресло и прикрыл глаза, опасаясь, что это зрелище останется с ним до конца жизни, однако прекрасное лирическое сопрано Алейны и недурной тенорьезе Люсьена не позволяли отвлечься.

Соседка Лучано по креслу справа, почтенная дама лет на двадцать старше примадонны и сходного с ней телосложения, всхлипывала, утирая слезы надушенным платочком…

Потом, разумеется, была деревня, хор призраков, акробатические номера Пушка, которого изображал юноша в белом меховом костюме, и нападение енотов. Еноты – мальчики в полосатых трико – привели зал в восторг, а когда самый маленький из них встал на колено перед Алейной и жестами попросил взять его с собой, на сцену полетел первый букет. Лучано обреченно закрыл глаза и тут же их вытаращил – Астор, маленький енот и Люсьен пели трио, как любят Алейну и Дорвендейл!

На сцене со злобным колдуном Дервельграссом Лучано уже со всем смирился. И с тем, что колдун расхаживал по оперному лесу в черной бархатной мантии со шлейфом, и с тем, что уничтожил его, оказывается, бастард, причем в поединке на ариях. И даже с тем, что над трупом Дервельграсса Пушок и Перлюрен жонглировали секирами бастарда и кувыркались в воздухе, пока Алейна пела, как мечтает отдать принцу свое сердце.

Конечно, соседка справа рыдала, как же иначе. И, конечно, на сцену снова полетели букеты.

Когда бастард и Алейна запели, выясняя, кто из них должен пожертвовать жизнью, Лучано испытал невыносимое желание заткнуть уши и закрыть глаза, однако досмотрел сцену до конца. Никакого грандсиньора Дункана эта версия событий, увы, не предусматривала. Невинная Алейна пожертвовала собой, шагнув в увитую черно-алым шелком арку, бастард сначала долго молился Благим, потом попытался кинуться за ней, но тут с другого края сцены появились Претемнейшая и Баргот, чтобы поспорить за душу Алейны. Пока бастард махал секирой на зловеще хохочущего Баргота, мальчики в белом и полосатом отвлекли Претемнейшую, а Люсьен через арку увел Алейну в мир живых, и все выдохнули.

Сосед слева от Лучано, пожилой мрачный синьор с лицом, исчерченным несколькими старыми шрамами, принялся всхлипывать и сморкаться в огромный платок, приговаривая, что никогда не видел такой душераздирающей сцены.

– Беллиссимо, – слабым голосом подтвердил Лучано. – Грандиозо… Не знаете, скоро финал?

– Ах, если бы эта опера никогда не кончалась! – шепотом воскликнула соседка справа, сосед слева закивал, и Лучано окончательно почувствовал себя лишним среди приличных чувствительных людей, обожающих искусство.

Финал, впрочем, не заставил себя долго ждать. Как и положено, было много арий. Ария Кастельмора, признающегося в любви королеве, ария принца, признающегося в любви Алейне, ария Бостильермо, признающегося, что проиграл и достоин смерти. Если бы еще Люсьен признался в чем-нибудь, Лучано, возможно, сам разрыдался бы, но, к его радости, наемник великодушно отступил, пожелав влюбленным счастья и удалившись на подгибающихся коленях. Лучано решил после представления послать ему баночку мази от артрита, жалко же человека…

Пока на сцене весело казнили Бостильермо, потом играли сразу две свадьбы – Алейны с принцем и отрекшейся от престола королевы с капитаном Кастельмором, а вернувшиеся еноты танцевали под предводительством Пушка, Лучано пролистал либретто, нашел имя композитора – ничего знакомого! – и вдруг увидел страшное. «Опера «Разлом» – гласило вступление к либретто. – Представление в пяти актах по выдающемуся литературному произведению авторства лорда Люциана Фарелла…»

– Я этого не писал! – возмущенно завопил Лучано… и проснулся!

«Ну что за бред, – подумал он, облегченно вздыхая, и тут же поправил себя с некоторым сожалением: – А музыка была отличная! И пели очень недурно, особенно Астор и Алейна… Им бы Люсьена поменять! Хотя пел этот бедолага с больными коленями неплохо… Еноты в трико, хор призраков… Да если бы эта опера была не про нас, я бы остался в восторге, скажем уж честно! Ведь в оперу ходят не ради сюжета, а ради пения и музыки! А вдруг… вдруг и правда когда-нибудь про Разлом напишут оперу?! И если она окажется хороша, то… какая разница, как там будут звать наемника, принца и магессу? Я бы послушал…»

Он опять вздохнул, на этот раз мечтательно, и тут же насмешливо фыркнул. Ну надо же, грандсиньор Фарелли, собственного фонтана вам уже мало! И народных песенок про Разлом и трех героев, что его закрыли, тоже! Теперь вам в персонажи оперы захотелось!

– Переврут же все, – пробормотал он, встав с постели и потянувшись всем телом. – Вон, в моем собственном сне – и то какое безобразие получилось! И будет наемник из оперы похож на меня, как я сам – на кота работы маэстро Коррадо, всего сходства – лютня да характер! Кстати, а не заглянуть ли мне к маэстро? Помнится, он приглашал таинственную красавицу на ужин… Забавно получится!

Обед, который им подали в небольшой уютной столовой, оказался простым, но сытным. Горячая мясная похлебка с пряными травами, тушеная с овощами ягнятина, несколько видов сыра, а на десерт – маленькие сладкие пирожки с вишней. Айлин осилила целых два и поняла, что переела, еще немного – и шевелиться не сможет.

– Ваш повар прекрасно готовит, – улыбнулась она с искренней благодарностью. – И шамьет варит как в доме у тетушки! Это арлезийская манера?

– Она самая, – улыбнулся в ответ магистр. – Итлийцы кладут больше пряностей и чаще варят с медом или сливками, а в Арлезе говорят, что для правильного шамьета нужны медь, огонь и вода – все остальное в нем и так уже есть. Хотя пряности все равно добавляют… Высот мастерства нашего друга Лучано мой Алонсо не достиг, но очень старается. Хотя его руки больше привыкли к сабле и штурвалу, чем к поварешке.

– Амина мне рассказывала… – Айлин с наслаждением пригубила шамьет и не утерпела: – Правда, что у него… роман сразу с двумя горничными? Я их видела, они очень милые и похожи как сестры.

– Это Алонсо и подвело, – заговорщицки понизил голос Кармель. – Все началось, когда он случайно перепутал ночью комнату и вместо Луисы заглянул к Розе. А может, и наоборот, я уже не помню. Ну а утром, сами понимаете, просто побоялся признаться в ошибке! Вот с тех пор это и тянется. Безобразие, конечно, однако я стараюсь не вмешиваться в личную жизнь моих слуг. Не так уж много у них развлечений вдали от родины… А как вам понравился дом?

– Он восхитителен! – призналась Айлин и покраснела, вспомнив про детскую. – Я еще не все увидела, но он такой необычный и красивый… Наверное… – Она замялась, но все-таки спросила: – Здесь ничего не осталось от… прежних хозяев?

– В библиотеке есть полка с детскими книгами и руководствами по ведению дома, – спокойно ответил магистр. – Они совсем потрепанные, но я приказал их сохранить. Кое-где там пометки женской рукой, но я не знаю, кто это писал. Впрочем, Элоиза наверняка помнит.

– Тетушка очень за меня переживала? – встрепенулась Айлин. Она чувствовала, что говорит сумбурно, перескакивая мыслями с одного на другое, но сосредоточиться на чем-то одном не могла. Ее переполняли разом облегчение от пережитого страха, радость, что Кармель не причастен к ужасам, творимым ее дедом, вина за то, что она в безопасности, а батюшка Аларик и маленький Аларик Раэн остались в особняке Бастельеро… – Ой, простите, я не успела поблагодарить вас за платье!

– Не стоит благодарности, – возразил магистр и окинул Айлин восхищенным взглядом. – Оно изумительно вам идет. Ваша тетушка прислала весь ваш гардероб, который хранился у нее, и просила передать, что сошьет все недостающее как можно скорее. По ее словам, спасло меня только то, что о вашей пропаже она узнала от меня самого и одновременно с известием, что вы уже нашлись. Иначе ее кара была бы страшна!

– Я никого не хотела потревожить, – призналась Айлин, и к ее хорошему настроению примешалось еще больше вины. – Но если о моем исчезновении станет известно, столько людей будет переживать! Лучано с Аластором, Дарра и Вороны, Артур, Иоланда… А я даже не могу их успокоить!

– Боюсь, моя дорогая, об исчезновении леди Бастельеро уже известно всей Дорвенне, – мягко сказал Кармель. – Мы, конечно, можем известить ваших друзей и близких, что вы живы и в безопасности, но чем больше будет этих людей, тем труднее сохранить тайну. Пока что она известна вашей тетушке, его величеству, Лучано и, частично, лорду Аларику. Полагаю, Дарре тоже следует это знать, тогда он сможет сосредоточиться не на ваших поисках, а на похитителях. Но делиться хорошими новостями с остальными лично я бы подождал… Не потому, что не доверяю кому-то из них, просто жизнь полна нелепых случайностей.

– Вы правы! – кивнула Айлин. – Я… потерплю и буду надеяться, что меня простят. Потом, когда это все закончится…

Она допила шамьет и с сожалением посмотрела в сторону оставшихся на блюде пирожков.

– Если пожелаете перекусить до ужина, скажите Амине, она будет счастлива, – очень серьезно сообщил Кармель. – У нее всегда имеется запас мауритских сладостей на любой вкус, уверен, вы их никогда не пробовали. А теперь простите, но я вынужден вас оставить. Его величество наверняка ждет от меня объяснений.

– Конечно, – кивнула Айлин. – Передайте ему… Передайте, что я очень благодарна! И ему, и Лучано, и Дарре – за все, что они для меня делают…

Она моргнула, торопясь остановить не вовремя навернувшиеся слезы – да что же такое с ней творится?! Словно все, что она сдерживала в себе эти бесконечные месяцы нежеланного брака, разом вырвалось на волю и теперь захлестывает разум и сердце волнами переживаний.

– Непременно. – Кармель встал и поклонился. Айлин поднялась следом и присела в реверансе, пряча смущение за привычным щитом этикета. – Еще раз прошу вас располагать этим домом как своим собственным, – уронил он и добавил мягко: – Ни о чем не беспокойтесь, моя донна.

Когда он вышел из столовой, Айлин посмотрела ему вслед и тяжело вздохнула. Легко сказать – не беспокоиться! А если ей нужно поговорить с ним о важных, но совершенно бесстыдных вещах, о которых приличные женщины с мужчинами не разговаривают? Как тут прикажете не беспокоиться?! Вот тетушка Элоиза наверняка смогла бы это сделать, ничуть не уронив достоинства. Иоланда тоже сумела бы… И даже Кларисса умудрилась договориться с доном Каэтано, когда они увиделись впервые в жизни, причем под виселицей… И только она, Айлин, отчаянно трусит, словно… Лионора какая-нибудь!

Но теперь у нее есть время до вечера, и стоит потратить его с толком. Наверняка Амина знает еще много интересного про этот дом и его обитателей. Нужно разобрать присланный гардероб, вычесать Пушка и найти в саду площадку для тренировки. Мауритские сладости – это прекрасно! И с ними тоже нужно познакомиться поближе! Но так, чтобы не превратиться в круглую булочку из фраганской сказки про сбежавший из дома хлеб…

Амина вопросу про тренировочную площадку ничуть не удивилась и сообщила, что госпоже нет необходимости ее искать. На заднем дворе, который примыкает к саду, такая площадка давным-давно устроена. По утрам, а иногда и вечером, господин там дерется на саблях с Алонсо. Не всерьез, конечно, а для этой… как ее… тре-ни-ров-ка! Там есть вкопанные в землю столбики, соломенное чучело и много чего еще. А если госпожа хочет разогнать кровь, Амина сама будет учить ее драться ножом и танцевать мауритские танцы. У госпожи легкая походка и точный глаз, она непременно научится и станет еще милее сердцу господина. Мужчины любят женщин, которые умеют танцевать по-мауритски! А сейчас Амина просит госпожу показать свои наряды. Роза с Луисой научили Амину носить арлезийские платья, если нужно выйти из дома на рынок или куда-то еще. Но это простые платья для простых женщин, а у госпожи вещи такие сложные, Амина их никогда не видела и не знает, как одевать госпожу. Вот это, например, что? Это для тех, кто провинился? Наказывать их, чтобы больше так не делали?

– Это корсет, – давясь смехом, объяснила Айлин. – Чтобы талия была тоньше, и платье хорошо сидело.

– Та-ли-я… – с сомнением повторила Амина, разглядывая изящный шелковый корсет. – Ай, глупый женщины такое придумать! Чтобы женщина в пояс быть тонкий, грудь – высокий, бедра – пышный… Танцевать надо! Нож брать, бубен брать, кувшин брать! Что есть – все брать и танцевать! Тогда лицо будет румяный, глаза блестеть, ноги летать по ковер. Мужчины смотреть, глаза не оторвать, золото дарить, жена хотеть! А это – тьфу! – Она с энергичным презрением встряхнула корсет. – Это надеть, тонкий быть! Потом снять, все назад – бух! Госпожа и так очень красивый, быть еще лучше! Амина лицо мазать мед и сливки, волосы мазать розовый масло, тело мочалка тереть! Амина порядок знает. Если в город ходить, Амина будет эта штука подавать. Дома зачем себя мучить? Женщина дома надо легко ходить! Платье длинный, мягкий! Не хотеть платье – рубашка и штаны носить! Это не носить!

Она положила корсет в груду остального белья и добавила как последний, самый веский аргумент:

– Грудь давить, живот давить – женщина нельзя. Ребенок носить – ребенок больной быть! Госпожа уже рожать?

– Да… – вздохнула Айлин и помрачнела. – Мой сын, он… в другом месте. И я не могу его пока забрать. За ним хорошо смотрят, но…

– У госпожа сердце болеть, – понимающе подхватила Амина. – Ничего, господин утешить. Госпожа хорошо кушать, Амина массаж делать, купальня делать, трава хорошая варить. Госпожа много детей родить! Красивый, умный, сильный дети! Мальчики как господин, девочки как госпожа! Много детский смех – счастливый дом! Амина всех любить, как верблюдица – родной верблюжонок!

– Да, конечно…

Айлин украдкой смахнула слезу, не зная, как объяснить замечательной, но такой простодушной мауритке, что детей она не хочет. В ближайшее время, во всяком случае. Она бы снова вытерпела ужас беременности и родов ради Кармеля, но лучше умрет, чем приговорит их детей к судьбе бастардов, а пока брак с лордом Грегором не расторгнут, на ребенка, рожденного в этом браке, но не от мужа, ляжет несмываемое клеймо бесчестья его матери. И раздельное проживание здесь не имеет никакого значения!

– Давай разбирать вещи, – вздохнула она и решила сменить тему: – А чем закончился суд? Кто победил, Роза или Луиса?

– А, никто! – разочарованно махнула рукой Амина. – Этот подлый трус из кухня не выходить, прятаться! Говорить, ужин готовить! Особый ужин для господин и госпожа! Ничего, Амина его завтра поймать. Аркан кидать, как на верблюд!

Айлин представила, как Амина подкарауливает Алонсо где-нибудь в саду, набрасывает на него аркан и с таким же серьезным лицом, как сейчас, ведет на суд, где Роза и Луиса тянут повара каждая в свою сторону. Ох, кажется, в этом доме точно не соскучишься!

– Приятного аппетита, милорд, – вежливо пожелала Айлин и обвела стол, накрытый для ужина, растерянным взглядом.

О, судя по немыслимо притягательным ароматам, Алонсо расстарался изо всех сил! Вот только меню обещанного «особого» ужина выглядело несколько странным.

На самом большом блюде были затейливо уложены толстенькие нежно-розовые креветки, которые часто подавались у тетушки Элоизы и были любимы и тетушкой, и самой Айлин. Нежно-зеленую спаржу украшал густой, маслянисто-блестящий соус, пахнущий остро и пряно. На другом блюде лежали незнакомые Айлин овощи, напоминающие шишки, только разрезанные на четвертинки, обжаренные до соблазнительной корочки и пахнущие незнакомо, но приятно. Еще там были кусочки странного бело – розового мяса – или это рыба? – в густом белом соусе и тоже сдобренные пряностями… А последнее блюдо красовалось – Айлин не поверила своим глазам! – большими, не меньше половины ее ладони, ракушками, открывшими створки и фаршированными кусочками мяса… или там просто запекли их обитателей?

Может быть, именно так принято ужинать в Арлезе?

Она посмотрела на милорда магистра, постаравшись сделать это незаметно, и тут же убедилась, что… похоже, все-таки не принято: взгляд Кармеля был куда холоднее, чем заслуживало великолепие на столе.

– Что-то не так? – осторожно спросила Айлин, подавив желание взять приборы.

– Ни в коем случае, моя дорогая, – сдержанно ответил тот и все-таки еле уловимо нахмурился. – Кажется, Алонсо счел себя обязанным позаботиться о приятном вечере для нас, но несколько… переусердствовал.

Последнее слово он произнес, повысив голос, и Айлин услышала, как за дверью тревожно охнули на несколько голосов. А она сама опять ничего не поняла!

– Вам не нравится ужин? – уточнила она. – Выглядит очень интересно и пахнет вкусно…

– Простите, я ни в коем случае не хотел испортить вам аппетит, – вздохнул Кармель и первым взял приборы, как положено хозяину дома. – Полагаю, придется все-таки объясниться, чтобы вы не считали меня капризным тираном… Бокал вина?

Айлин кивнула, и он налил ей из бутылки золотистого вина с тонким нежным запахом, а потом продолжил:

– Все, что вы видите на столе, это традиционные арлезийские блюда, которые Алонсо отлично готовит. Вот это, к примеру, тушеные в сливках осьминоги. – Он указал на бело-розовое мясо. – А это печеные мидии…

– А это? – Айлин с любопытством посмотрела на «шишки». – Спаржу я, конечно, знаю, но такие овощи вижу впервые.

– Артишоки, – отозвался магистр. – Они вкусны и полезны, рекомендую попробовать. Сложность в том, моя дорогая, что все эти кушанья: дары моря, спаржа с артишоками и вот этот салат из перепелиных яиц… Считается, что они наилучшим образом пополняют телесные силы и горячат кровь перед любовными играми.