Курсанты – 3
И никто, конечно же, не будет тормозить учебную программу. Зачеты и экзамены я должна сдавать в срок, и всем будет глубоко наплевать. Врач сказала, что ПДР у меня будет на середину апреля.
Улыбнулась. Наверное, это единственное за два месяца, о чем я вспоминала с радостью. Ведь Сохин оказался на редкость правильным и упертым.
Первым делом он потащил меня вставать на учет и делать УЗИ. На которое пошел со мной. Я, вопреки своему характеру, даже не сопротивлялась. Потому что страшно было до чертиков.
Страшно, пока я не услышала сердечко ребенка, что быстро стучало отраженным звуком от стен. Тогда-то впервые пришло осознание – Макар не сбежал. Не бросил меня, не требовал сделать аборт. Он… Он хотел этого ребенка?
Я всегда думала, что очень взрослая. Мне даже мама говорила, что я умна не по годам. Что могу справиться с любой ситуацией да в институте мне не с кем общаться. Там сплошной детский сад.
Но оказалось, что перед лицом действительно взрослого решения я оказалась бессильна. Мне было страшно. До чертиков. А Макар был рядом.
Засобиралась. Сегодня физра, а у меня кончилось освобождение на две недели, что я брала из-за якобы сбитой ноги. Специально подсуетилась в санчасти, наврав с три короба.
Вышла из дома. Еще светло на улице было, а за поворотом стоял Макар, как всегда. То ли гормоны, то ли какая еще неведомая фигня, но я впервые поняла, что не вывожу. Да и не могу больше.
Как только он вышел из машины, как всегда, хмурый и раздраженный, бросилась к нему, повисая на шее. А потом разрыдалась самым позорным образом.
– Ник, все нормально? Ника, в чем дело, с ребенком что-то?
Забота в его голосе добила. Да как можно быть таким хорошим? Как можно так искренне говорить? Не верю, но так хочу. Мужчины козлы, они бросают, они исчезают из жизни, а я должна все сама!
– Ты же не уйдешь?
Звучало наверняка далеко от стиля холодной Вероники Фальцевой. Не дай бог кто узнает о том, что я могу так. Быть слабой, но сейчас я оттолкнула его и зло смотрела в растерянные глаза. Макар неожиданно ухмыльнулся:
– Фальцева, ты с надеждой или страхом спрашиваешь?
А потом он так выдохнул, словно у него в легких весь воздух кончился. Подошел и просто обнял, целуя в макушку.
– Дурочка. Ну куда я от вас теперь? Я и до этого-то не сильно собирался, откровенно говоря. Слышишь, Вероника? Не знаю, что там в твоей голове, но я вас никогда не брошу? Поняла? Влюбился в тебя как дурак… Неожиданно.
Он хмыкнул, а я снова заревела. Хорошо, не крашусь, иначе сейчас бы всю косметику по лицу размазывала. Меня осторожно повели к машине. Подчинилась. Непривычно это для меня. Быть ведомой…
– Ник, надо маме твоей сказать. Давай сегодня?
– Я не могу.
– Можешь, я рядом буду. Она по-любому любит тебя, и вообще, ты у нее самая лучшая.
– Лучшая, которая залетела в двадцать.
– Шикарный возраст. От не самого худшего варианта, между прочим. Дети – это иногда неожиданно, но никогда не плохо. Ты поняла меня?
Повернула голову вбок. Вот как у него это получается? Как он может лишь парой фраз успокаивать меня. Мы с ним мало говорили в этот месяц. Совсем. Я закрывалась, не говоря уже о том, что о постели и речи не шло. Сейчас же прямо на светофоре потянулась к нему и поцеловала.
Он ухмыльнулся, но не комментировал. Просто сжал мою руку перед переключением передачи. Меня немного отпустило.
Дальше день пошел своим чередом. За линией КПП я снова стала сосредоточенной, почти бестоксикозной девушкой. Курсанткой третьего курса триста первой учебной группы.
На первой паре по процессу меня вызвали к доске, и я, как всегда, на отлично оттарабанила вопрос. Новый препод пытался помучить, но у меня же мать прокурор области. Я многое знала сверху. Уж процесс-то зубрить не проблема.
У нас даже завязалась дискуссия по поводу правоприменительной практики. Оно как-то само вышло. В итоге меня похвалили и вызвали дальше Семена. Его отчего-то особенно прилюбили именно на этом предмете. Ну, не считая сурикатов на криминалистике.
Если бы не иногда прибивающаяся тошнота, я бы наверняка могла сделать вид, что ничего такого не происходит. Но вот третья пара. Физо. Макар смотрит на меня волком.
Я сказала, что не буду сильно напрягаться и, если что, сразу скажу, что плохо чувствую себя. Все-таки небольшие нагрузки пока еще никому не вредили.
Я уже поняла, что Сохин не хочет со мной ругаться, поэтому частенько молчит. Злится, но молчит. Ну и как-то так вышло, что я пользовалась этим и в хвост и в гриву.
Одного я не предусмотрела, что, несмотря ни на что, все-таки беременна. Поэтому очень сильно удивилась, когда на втором круге беговой разминки меня повело в сторону, а потом перед глазами словно выключили свет.
Глава 5. Макар Сохин
– Я стану отцом.
До сих пор помню, с какой гордостью брат мне об этом сказал. А я… А что я? А у меня язык в жопе застрял добавить, что я тоже. Ну, Ника, ну, только она могла сказать о новости так «вовремя».
И ведь даже не позвонишь ей! Дебильный поезд не предусматривал сотовой связи, а когда мы приехали на первую станцию, я уже успокоился. Может, оно и к лучшему.
Да только, едва сойдя с перрона в объятия семьи, которая так ждала меня, я пошел брать обратный билет. К ней. Благо никто не спрашивал подробностей. Все решили, что это из-за Изворотова.
Не стал их разубеждать. Как я могу рассказать близким о том, что творится в моей жизни, если сам не понимаю? А вдруг… Одна мысль о том, что Ника может пойти избавиться от ребенка, приводила меня в ужас.
Готов ли бы я? Конечно, нет! Кто готов в двадцать два года, учась в такой долбаной шараге с непонятными отношениями, услышать «я беременна».
Знатно я напился тогда. Брат думал, что из-за того, что мое сердце снова кровоточит по его жене. Вот тут даже кольнуло злорадство, ибо хрена с два! И лишь один отец смотрел на меня странным взглядом, а потом прямо перед отъездом подошел и просто положил в руки ключи от машины.
Сказать, что я удивился, значило ничего не сказать. Подарок я принял с благодарностью, а он попросил честного рассказа, что происходит в моей жизни. Я обещал. Когда буду готов.
Потом приехал к Нике. Все завертелось. Постоянные молчаливые ссоры, тупое, никому не нужное противостояние. Я словно по лезвию ножа ходил. Боялся ее расстроить, вывести из себя, все сглаживал.
А потом звонок Андрея. И словно обухом по голове. Разговор с нашими, Машей, организация похорон. Все так смешалось, что я просто не заметил, как началась учеба.
Какая нахрен учеба? Какие наряды? Мне, когда новый этот зам вместо Михалыча, Баранов, высказывал, что я полы помыл не так на взлетке в библиотеке, мне ему в лицо хотелось крикнуть: ты дебил?
Любому идиоту ясно, что белую затирку между плитками в два для курсанты черной делают. Если мы каждый день будем ее щетками оттирать, то костьми в этой сраной новой библиотеке ляжем.
И вообще. У меня беременная девушка на этаж выше туалет моет с токсикозом! Какого лешего я должен выслушивать это чмо?! Но я молчал. Молчал и мысленно поносил его всеми возможными матами.
Мало кто касался нового зама. То ли мне так доставалось, то ли дело было в том, что свежеотремонтированная библиотека была просто мишенью для руководства…
Короче, я ни хрена не спал, мало ел и постоянно был в состоянии бомбы замедленно действия. Что выкинет Ника в следующий раз? А я ведь, дурак, ей кольцо привез и ношу с собой уже месяц!
Вот только знаю, что в данный момент с большой вероятностью получу им по морде. А кольцо красивое. Жалко. Какой-то странный юмор с самим собой.
И ведь я знаю, что тяжко придется. В долбаном МВД нет академов. Дохрена нюансов, и где нам жить? На что растить ребенка? Здесь не подработать даже. Это попросту невозможно и незаконно. Если только курсовики писать на заказ. Надо будет узнать у старших курсов…
А кто будет сидеть с ребенком, когда мы в институте? Не с собой же его носить? У меня голова пухла от этих вопросов. Казалось, что я попал в западню, выхода из которой не видно.
Но сегодня лед наконец-то тронулся и меня немного отпустило. А то даже я стал думать, что Ника у нас реально человек-холод. А тут столько эмоций и истерика. Никогда так не радовался женским слезам.
И все было нормально. Пока я не увидел, как она замедлила шаг и стала медленно заваливаться в бок. Спасибо Машке Копыловой, та завизжала и подхватила ее, пока мы с парнями подоспели.
– В санчасть…
– Скорую! Быстро! Скорую!
Я орал как потерпевший, бросаясь к преподу. Тот смотрел на меня как на идиота и уже начал:
– Сохин, я, конечно, все понимаю, но…
– Скорую вызовите, Георгий Романович. Она беременная.
Я добавил это тихо, рассчитывая, что наша история не станет достоянием общественности раньше времени. Внимательный взгляд преподавателя, и он тут же стал набирать скорую, а потом еще кому-то. Протянул мне трубку со словами:
– Это друг мой, гинеколог. Пока эти едут, расскажи, что там к чему. Он сейчас как раз в Семашко дежурит, сказал, к ним привезут.
Я с благодарностью кивнул, а дальше все как в тумане. Девочки пытались привести ее в чувство, я разговаривал с врачом. Приехала скорая, прямо на спортгород.
Вероника пришла в себя. Испуганная, бледная, она цеплялась за меня, и ее явно не интересовало, что подумают другие. Впрочем, как и меня. Мы объяснили врачам все, и они решили перестраховаться. Им уже позвонили из больницы. Все-таки дочка главного прокурора города.
Одного мы не учли. Когда подъезжали к больнице, там в приемном покое нас встретила встревоженная высокая женщина в форме. Даже невооруженным глазом было видно, кто это. А Нике сейчас нельзя нервничать.
Прежде чем она увидела мать, я решительно вышел вперед и оттеснил ее к стене, сразу заявляя:
– Ей нельзя нервничать, она сейчас не должна вас видеть. Меня зовут Макар Сохин, я вам все объясню, как только ее осмотрят врачи.
Я ожидал, что эта властная с виду женщина сейчас начнет спорить. Шутка ли, начальники другими не бывают. Но, к моему удивлению, она кивнула и отошла вглубь. Фантастика какая-то.
Нику встретил тот самый врач, что говорил со мной по телефону. Заверил нас, что, скорее всего, все отлично и ребенку ничего не угрожает. Повел ее на УЗИ, но меня не пустил.
Меня оставили на кушетке в приемном покое. Буквально через секунду подсела Фальцева-старшая.
– Ну что, Макар Сохин. Может, вы мне расскажете, почему я узнаю о том, что моя дочь в положении, от вашего начальника курса?!
Она еле сдерживалась. Судя по всему, пришла в себя, а мне предстояло самое странное знакомство с родителями. Но я выдержал свадьбу брата на своей некогда любимой девушке, поэтому закаленный боец. Начал:
– Отец ребенка я, я бы хотел жениться на вашей дочери, когда она согласится, она боялась вам сказать. Ника очень скрытная в этих вопросах, и, насколько я понял, она больше всего на свете боится вас разочаровать. Очень прошу вас, она и так перепугана, не рубите сгоряча. И… Простите, что так вышло.
Она усмехнулась. Но стала спокойней, что ли. Насмешливо спросила:
– Извиняешься-то за что? Что предохраняться не научили.
Глядя прямо ей в глаза, спокойно ответил:
– Научили. Но, как оказалось, фраза «ни один способ не дает стопроцентной гарантии» не сказки для устрашения подростков.
Она хмыкнула. Откинулась назад. В этот момент у нее зазвонил телефон. Подняв трубку, она вмиг изменилась, отчитывая какого-то сотрудника. Видно, сорвали ее… Наконец, она закончила и обратилась ко мне:
– Какие же вы еще дети.
Неожиданно. Я был удивлен ее выпадом, но комментировать не стал. Не орет, и ладно. Без понятия, что ожидать от их женского коллектива. Непростая семейка, но, как водится… любимых не выбирают.
Вскоре открылась дверь, и вышла счастливая Ника. Правда, при виде матери на ее лице отразился такой ужас, что она невольно отшатнулась, с упреком глядя на меня. Ну, приехали! Придется, небось, у врача все уточнять, хорошо, физрук сбросил мне его номер.
Но мама Вероники меня удивила. Она мягко улыбнулась и сказала:
– Ну какая же ты у меня дурочка. Я рада за тебя.
А потом обняла свою срывающуюся в истерику дочь. И тут я понял многое. Потому что, судя по всему, этой парочке я был абсолютно не нужен.
Глава 6. Настя Маркевченко
– Настюх, ты что? Расстроилась из-за тройки? Да он зверь, прекращай!
Стояла в коридорчике перед лекционными залами. Осипов смотрел на меня как на дурочку. Ну да, он же у нас мистер Совершенство, и процесс вообще без проблем проходит. А мне непонятно ничего, и никак выучить не получается!
– Все равно мать попросит…
– Да что ты за человек такой?! Не хочу я, чтобы она просила.
Надулась. Артем бесил сегодня нещадно. Хотя соглашусь, что злость на него была для меня сейчас скорее подпитана другими эмоциями. А именно тем, что мы с ним уже как бы два месяца нормально встречались, и мне все нравилось.
Кроме того, что надо было идти на новый взрослый уровень, а я боялась. Тем более после всего вот этого… Что на неделе случилось.
Словно ответом на мои мысли в начале коридора показались Сохин с Фальцевой. Я бы сказала, новость этого года точно. Да еще какая. После того как Веронику увезли на скорой прямо с пары физо, наше доблестное руководство дружно растрепало все обстоятельства.
Физрук потом долго негодовал. Зная, что Ника прокурорская дочка, он позвонил на курс. Мол, сообщите матери. Матери сообщили, прям во всех подробностях.
Как сказал Георгий Романович, знал бы, что на курсе всем растреплют про беременность, то вообще бы молчал. Насколько я знаю, он даже перед Сохиным извинился. Но тот не стал ничего говорить.
Груша запаниковал. Мне кажется, начальник курса из него посредственный, да и вышло так, что с замещением поста начфака Симоном в нашей курсовой жизни ничего особо не изменилось. И все, потому что Симоненко даже кабинет менять не стал. Как сидел на курсе, так и остался сидеть.
Все решалось через него, и только что подписи на рапортах стало на одну больше. Удивительно, но факт.
– Настюх, ты опять отлетела? Я говорю, родители отдыхать едут в Египет по горящей. Приглашаю тебя в наш домашний кинотеатр.
Ага. Знаю я твои приглашаю, Осипов. Как начинаешь приставать, так я все, голова в одном месте, руки в другом и мозг отключается.
– Я подумаю.
– Ну, Настюх, я не буду приставать!
Посмотрела на него скептически. Не буду. А потом вон мне тоже беременной ходить? Уже весь институт обсуждает в курилке. Хорошо хоть, командир у нас адекватный и не сильно парится на этот счет.
С Фальцевой вообще как в гуся вода. Она вроде отошла, и ладно. Хотя, откровенно говоря, я Рада за нее как никогда. Потому что глаза у нее теперь счастливые-счастливые. Чего не скажешь про Макара.
Но я уверена, что они смогут справиться со всем. Умудрились же как-то отношения ото всех скрывать. Такие тем более отношения… Хотя скажите мне честно. О чем вообще можно говорить, когда, блин, ребенок будет!
– Так, с тобой сегодня говорить – себя не уважать. Считай, я обиделся, Макаренкова.
Вот он это специально. У него фишка такая, коверкать мою фамилию в стиле преподов. На криминалистике уже полтора месяца меня Макаренко величают и наотрез отказываются запоминать. Надо матери рассказать, пусть им сапоги на размер меньше выдаст!
– Артем!
Но мой парень уже смылся в аудиторию. Мы были одной такой странной межкурсовой парой. Тем более после всем известного спора. Волобуева после моего слезного нытья такое рассказала, что вся курилка охреневала. Осипов всем запретил про меня говорить и вообще сказал, что влюбился и чтобы никто даже про спор вспоминать не смел. А проигрыш демонстративно выплатил.
Приятно! Но страшно капец как. Я даже матери не сказала еще. Она наверняка спалила всю контору, но из принципа ждет, пока ее единственная дочь разродится признанием.
Пошла на лекцию. Макар оглядывал всех соколиным взором, задерживаясь на Семе. Я усмехнулась. Сохин же начал:
– Семен Семеныч. Вы нам не окажете честь сообщить, сможем ли мы сегодня раздеться до рубашек?
Послышался ржач. Народ гудел, но шутку оценил по достоинству. Потому что Сема, кажется, словил какой-то злой рок. То он с коротким рукавом рубашку под ПШ наденет, то шевроны пришьет, чтобы не забыть, но потом окажется, что они не на ту сторону.
Как тогда орал на него Сохин. Мне кажется, я теперь среди ночи встану и буду способна рассказать, что шеврон с изображением книжки лепится посередине рукава восемь сантиметров от плечевого шва на правую руку! Правую. Руку! А не правую сторону, когда ты смотришь на рубашку!
– Сможете. Раздевайтесь! Разрешаю.
И Сема осторожно снял с себя китель, ожидающе глядя на окружающих. Те же по привычке принялись сканировать его. Да нет, вроде на этот раз угроза миновала и все правильно. Бу-га-га!
Уселась рядом с Волобуевой. Та в восторге не была, но, судя по всему, я компания лучше, чем ее сестрица. Они с ней вообще почти перестали общаться, и Вика теперь все время с нами ходила. Непривычно.
– Ну что, Настюха, готова к ПХД в библиотеке?
Вытащила блочную тетрадь, потом пенал с ручками и текстовыделителями. Спокойно и тихо ответила Вике:
– Не-а, мы договорились с Макаром, что меня вместо Вероники на второй этаж переведут. Я типа добровольцем вызвалась.
Мы с ребятами, пока Ника пару дней дома лежала, договорились. Вика тогда в наряде была и в обсуждении не участвовала. Сейчас она хмурилась, а я рассказала, что Сохин нас собрал и, раз мы уже все знаем, попросил зря не трепаться и отнестись с уважением к ситуации.
Личного не обсуждали, но я предложила Веронику пока снять с уборки туалета. Раз токсикоз, то нечего ей какашки нюхать. Ребята все единодушно поддержали. Даже не бесился никто.
Рассказала это и встала. Зашел преподаватель, и началась знакомая чехарда с «встать, смирно, вольно, присаживайтесь». Церемониала никто не отменял. Вика тихонько сказала:
– Знаешь, я, вообще-то, очень сильно бесилась, когда нас с Никой разделили по разным группам. Думала, как мы будем, но так вышло, что только сейчас я понимаю, как это круто. И какое счастье, что я оказалась в первой.
– Это почему это?
Препод по тактико-специальной подготовке, она же ТСП вещал о какой-то ереси с трибуны. Там все пары были в основном семинарами да практическими, а лекции так чисто символически. Я даже не записывала особо ничего.
– Потому что во второй группе бы перегрызлись за такое. Там вон срач вечный кто взлетку моет на третьем этаже, а кто кабинеты.
Пожала плечами. Ну да, наша группа как-то выделялась, что ли. Я тоже это заметила. Посмотрела на задумчивую Вику. Решила, что стоит сказать свои мысли вслух:
– Я рада, что ты учишься с нами. Именно ты. Без тебя было бы не то.
Она улыбнулась. Так классно было наблюдать за этим. Мы продолжили писать лекцию, потом стало скучно, а от монотонного гудения препода совсем тяжко.
Вика начала расспрашивать про Осипова, и я неожиданно разоткровенничалась.
– Да просто… В общем, я же понимаю, что ему уже надо. Ну, там он же взрослый парень, и у него давно все было. А мне страшно.
– Да всем страшно, Насть. И мне. Только вот у меня Осипова нет.
Она усмехнулась. Вот мы даем. Все как на подбор. Со странными отношениями или полным их отсутствием. Тем не менее фыркнула:
– Да на тебя народ толпами заглядывается, выбирай любого!
– А я не хочу любого, Насть. Я хочу, чтобы влюбиться. Вон посмотри, как у Макара глаза горят на Фальцеву. Как он сам рассказывал, всех вызвал, ради нее прям и то, и это. Осипов твой с тебя тоже не сводит. Деньги большие отдал, только чтобы ты думала про него хорошо. Олег вон с Дианкой…
Мы переглянулись и прыснули. Нет, эту парочку лучше не трогать. Один делает вид, что ему пофиг, вторая, что ненавидит. Ходят кругами и шугаются друг от друга.
Интересно, что раньше произойдет: или шах помрет, или ишак сдохнет! После этого тема как-то сошла на нет. Препод вспомнил, что он на лекции, и велел командиру поднять всех бесславно полегших в неравном бою со мной бойцов.
Таких оказалось едва ли не две трети курса. Поляна эдакая из лежащих. Мы еще, считай, с Викой молодцы. Разговаривали, но хоть не уснули!
Я же задумалась. Ну ладно. Может, и дам Осипову шанс. Тут Вика права. Это все равно случится, а так хоть с парнем, к которому у меня, определенно, есть чувства.
Глава 7. Диана Белозерова
– Диан, ну, подмени меня. Макс билеты в театр достал, я там не была с первого курса!
– Да подменю, подменю.
Я бурчала как старая бабка, делая домашку по процессу. И кто вообще заставляет так много писать? Пока все постановление пленума законспектировала по уголовке, чуть мозоль на пальце не набила. А теперь еще и это подъехало.
Криминалисты там какие-то рисунки от нас хотят, гражданский процесс на подходе. Его, видать, на закуску оставили. Говорят, там препод ржачный какой-то. Вот и проверим.
Копылова радостно улыбнулась и поблагодарила. Вообще, она редко меня о чем-то просила. В основном я ее. Она у меня, когда на казарме жила, была дежурной девочкой на подмену нарядов. Особенно когда Макс выпустился.
Золотые были полгода и безотказная Маша. Теперь хрен найдешь кого. А болеют у нас и вон беременеют с регулярностью.
Но конкретно сейчас дело касалось далеко не нарядов. А сортиров, будь они неладны! Ну серьезно? Прошло больше года, как нам поменяли территорию.
Откровенно говоря, я ожидала, такая, что в этом году история повторится. Но что-то пошло не так. И на мой вопрос Симону, когда уже будут территорию новую давать, он спокойно ответил:
– Белозерова, тебе уже надоело на втором этаже?
И ржал еще такой, как зараза. Тоже мне, начальник факультета! Как был курсовым, так и остался! Нехороший человек. Я б ему… Короче, территорию нам не поменяли.
И ладно бы все было тихо-мирно, но первакам дали какую-то лафу, второй курс драил взлетку первого этажа, там даже женского туалета нет! Только вонючий мужской! А я, курсантка третьего курса, должна была натирать унитазы?!
Короче, сегодня шла на белые камни как на повинность. Понятное дело, что Машка потом отработает, но все равно как-то обидно. Завернула за угол и наткнулась на удивленного Олега. Точно, блин. Он же по средам.
Мы распределили все по будним дням, а на ПХД по субботам вдвоем ходили. Сначала, правда, вообще всегда нас ставили по два, но со временем стало понятно, что в этом нет необходимости. Макаров молча дал мне пакет с мусором, я же буркнула:
– Копылова в театре с Литвиным.
Словно должна была оправдываться перед ним, почему сегодня пришла. Он вообще старался со мной не пересекаться. И все после того поцелуя, чтоб он неладен был. А еще до него вечные разборки.
Да и вообще, все началось, наверное, здесь с моих слез. Вот только этот гад прав оказался. Я привыкла к туалетам и действительно убирала их одной левой.
Приходишь, мусорные ведра все в один пакет фигачишь, потом такая смотришь на сортиры. Если не обосрано, то просто полы протираешь, не касаясь тряпки, а потом либо подметаешь, либо моешь взлетку в зависимости от того, что решите с парнем в паре.
Периодически, правда, бухгалтерия подкидывала задачек-неберучек. Типа очаровательной женщины с очками-окулярами. Она входила в туалет аккурат каждый раз за пять минут до приемки помещения курсовыми. Традиция у нее такая. На дорожку, так сказать.
Каждый раз она шла по свежевымытому и непременно в самую дальнюю кабинку. Закрывалась там, нередко все пачкала и с царственным видом, словно на троне сидела, а не в общественном туалете, возвращалась. После нее воняло, оставались следы и мусор.
Даже Николяша, который нынче был повышен до замначальника курса, уже знал про эту нашу особенность. Ну да. У каждого свои фишки. Вон, в библиотеке заведующая только что с зубочистками не ходит грязь выковыривать.
На самом деле в сравнении с этажом ниже, где располагался свежеотремонтированный храм знаний, нам повезло. По многим причинам. У нас не было сорока окон. Только три, и все они мылись на раз-два.
К нам начальство и все возможные комиссии на экскурсию не водили. Если только так, по нужде. Ухмыльнулась. Доставая мои личные перчатки как у водолаза.
Ребята не убирались во время ремонта, ловя халяву, но теперь их дрючили так, что даже мы иногда слышали высокий голос Виолетты Павловны снизу:
– Мака-а-арушка!
У Сохина уже аллергия на нее была и глаз дергался. Он стонал, но стойко переносил все тяготы и лишения службы. Я даже как-то пошутила недавно, что, если дочка родится, не хочет ли он ее Виолеттой назвать.
Плохая была шутка. У меня до сих пор мороз по коже от взгляда Фальцевой. Прям уже с нетерпением жду, когда она снимет форму и будет ходить до невозможности милая и пузатая.