365 дней тоски

«Эй! – эхом голосов моего психоза прозвучал приглушённый зов. – Эй! Вставай! Вставай-вставай-вставай! Это вода!» – психоз обнаружил это раньше меня в то время, когда я думал о том, что не могу понять, стою я, лежу или парю в пространстве окружившей меня квинтэссенции сердца политикана.

– Руки, ноги и голова тоже болят, – проговариваю я, обращаясь к своему психозу. – Так, будто бы меня жестко били ногами, или будто бы мое размякшее тело долго, беспорядочно скатывалось откуда-то сюда.

Мои размышления вслух перебивают гомон психоза.

– Внимание, вопрос!.. – голоса, наполняющие мое сознание, замолкают в преддверии того, что я скажу. – Как. Я. Живой. Остался?

Наконец мои мысли принадлежат только мне.

Набираю в руку той жидкости, в которой сижу. Подношу ко рту, но сначала обнюхиваю, чтобы убедиться об отсутствии серного, нашатырного или наличии любого другого запаха. Эта проверка пройдена.

«Чисто…»

Вновь подношу к губам. Слегка касаюсь, после чего языком слизываю те несколько капель, чтобы убедиться в отсутствии вкуса.

«Чисто…»

Через минуту мой желудок разрывает боль от наполнившей его жидкости… не смог удержаться… выпил слишком много.

День сто второй.

Здесь темно. Здесь практически космос. И в этом пространстве, где нет света, вода раскрылась мне с новой стороны. Оказалось, она имеет вкус. Оказалось, вода вкусная! А кусок кожи, слегка размякший от воды, тоже очень вкусный. Пускай его чудовищно мало, но, это лучше, чем ничего.

«Интересно, куда двигаться?» – думаю я там, где не видно ни зги.

«Какая разница? – мой психоз зашевелился. – Какая разница куда, если этого «куда» не существует?»

«И действительно, разницы нет, – думаю я и начинаю переставлять ноги, которые сводит адская боль, явившаяся после непреднамеренного сна, следовавшего после прогулки длинною в несколько дней. – Нужно просто идти, – думаю я. – Странное чувство… когда в любом случае необходимо куда-то идти. Даже когда пути как такового нет… все равно надо куда-то идти… как заведенный солдатик, я просто должен двигаться в направлении «перед собой».

«Руки выстави вперед…»

«Да, не забывай, что пределы в виде жестких стен никто не отменял».

«Ищи край… ищи край… ищи край… перед тем, как ступить вперед, ищи край…»

Мой психоз пробудил паранойю. Она тихими, мерными вбросами пытается подсадить мне идею о том, что я упаду вниз. Но мне не страшно, потому что я ничего не смогу увидеть.

День сто третий.

Наконец я нашёл нечто похожее на то, что мне необходимо. Место тотальной изоляции, мой персональный склеп без звуков, без слов, без света. Здесь я сам могу сотворить собственный рай и раскрасить его тусклыми красками из-под сердца. Здесь я могу быть и собой, и кем-то другим… все потому, что в этом месте все показатели не имеют никакого смысла. Единственное, что портит это место – жидкость. Прохладная и всеобъемлющая. Обволакивающая. Упругая. Вездесущая жидкость, разделяющая пространство на две горизонтали. Из-за этого теряется космос, пропадает эффект девственности… до мироздания… и не построить мне Венецию до того момента, пока я не научусь ходить по воде и видеть в темноте то, что вновь разрушит мнимую идеальность этого места.

«Недочеты…»

«Ты во всем видишь недостатки».

«Ты сам – недостаток».

«Ущербный кусок недовольного мяса».

Психоз недовольно ворчит и причитает.

«Чувствую, выход из темноты ближе, чем мы все думаем, – голос рассудка, столь редкий, но столь едкий, разъедает голоса моего диагноза, подобно щёлочи или кислоте. – Прислушайся, кто-то идёт позади. И не один», – это заставляет меня развернуться и увидеть несколько бледно-голубых огоньков.

День сто четвёртый.

Мой психоз вынудил меня направиться к огонькам. Он смог побороть страх, смешавшийся с моей всеобъемлющей нерешительностью, и повёл тело в сторону нового, странного…

Несколько минут я шёл и думал о том, что эти огоньки нереальны, так как они и не отдалялись и не приближались. Это было похоже на галлюцинацию, придуманную моим заскучавшим мозгом, но, в какой-то момент, я начал слышать шелест воды, возникающий от плавных и аккуратных шагов. Ещё через пару минут огоньки внезапно сдвинулись и стали ближе. Теперь я даже смог расслышать голоса. Далекие, глухие голоса… кажется, они выдавали всего один вопрос: «Где?» – и звучал он отрывисто, будто бы с сильным акцентом.

«Ну, что ж, посмотрим, что это значит…» – многозначительно произносит мой психоз.

– Эй! Я здесь! – выкрикиваю я, привлекая к себе внимание.

– Где?

– Где?

– Где?

– Где?

Раздается множество голосов неизвестных мне мужчин.

– Где ты? – общий гул разрезает единственный звонкий женский голос.

– Идите на мой голос! – не я, мой психоз правит моими губами и голосовыми связками, а я испытываю то самое неловкое чувство, когда даже мое психическое заболевание устало от меня. – Э-хэй!

Дистанция между нами вызвала у меня непонимание, удивление и восторг. Сложилось такое впечатление, словно здесь вообще отсутствуют законы физики. Мы встретились почти через полчаса… или мне просто показалось, что прошло так много времени.

День сто пятый.

– Диггер, сюда, – обратилась ко мне девушка, а её слова были подхвачены мужчинами, окружившими её.

– Я не диггер, – ответил я, стараясь сохранить спокойствие. – Я был в городе Женщин… я копал… но я не диггер.

– Такие тоже есть с нами, – кивнула девушка и улыбнулась мне. В тусклом, голубовато-белом свете это смотрелось нереально. Будто бы мир превратился в мультипликацию с высочайшим расширением… словно само существо в миг стало фальшивым.

– Есть с нами! – практически в один голос произнесли мужчины.

– Ты, идти с нами! – один из сопровождающих сделал шаг вперёд и обратился ко мне, как старший к младшему. – Еда, пить, спать, есть у нас. Ты, идти с нами!

Его рваная манера речи говорила о происхождении.

«Человека из деревни можно… да… а деревню из человека, к сожалению, нет…», – подумал я, вежливо кивнув одному из диггеров.

– Что это за место? – спросил я, обращаясь к девушке. Я знал, что она сможет дать мне вразумительный ответ.

– Это место для изгнанных из города диггеров и женщин. Сюда попадают по разным причинам… но не все изгнанники… думаю, ты видел и поле, и последующую пустыню с кладбищем велосипедов, где покоятся и диггеры, и женщины из города… добираются сюда только самые стойкие, – сказала она с грустью в голосе. – Вот… когда-то давно, такими же, как и мы, было основано это место… Впрочем, скоро ты сам увидишь наш маленький рай.

– Рай? – с недоверием спросил я, почему-то заранее зная о том, что ад – единственное, чем может быть удостоен человек.

– Ты все поймёшь…

Она подмигнула мне, но грусть в её глазах была на самой поверхности зеркал, и я уже понимал, что это место познакомит меня с новыми видами апатии.

День сто шестой.

Мы шли в редко прерываемой тишиной беседе. Она рассказывала мне о городе Женщин, но ничего нового я не узнал. Единственное, над чем она смеялась, так это над тем, что тот трансгендер – это не случайная ирония – это повседневность города. Это осознанный выбор, в котором раз в определенный временной интервал из общего инкубатора выбирается один из диггеров. Его обучают, ему дают сознание, подобно тому, как змей первым людям… мальчика сажают на жесткие гормоны, ему меняют пол и ставят во главе города Женщин. Что самое парадоксальное: и диггер остаётся простым диггером, и женщинам нужен правящий мужчина, даже если это нечто среднее… Это странно, это непонятно, но это факт. Такой же, как и наличие инкубатора. Об этом, кстати, я тоже не знал, и это стало для меня откровением. Ведь за проведённое время я не задумывался о сексе, о размножении… хоть и оказался в подобии пластикового рая.

– То есть подавляющее число населения – выходцы инкубатора? – спросил я и посмотрел на диггеров и на девушку.

– Да, – сказала она и подвернула рукав своей кофты. – Вот, смотри, – на её руке было клеймо в форме зеркала Венеры. – Покажите, – она обратилась к мужчинам, и те, последовав её примеру, подвернули рукава и показали символы копья Марса.

Город Диггеров

День сто седьмой.

Мой рот открылся от удивления. Такого я никогда раньше не видел. Это огромный пластиковый пузырь, который каким-то образом не только надут под водой, но еще и поддерживался кислородом снаружи. Мало того, цвета, которыми наполнена полость, предназначенная для жизни женщин и диггеров, играла лучами света, пробивающимися сквозь водные толщи. Такое впечатление, будто бы меня поместили в дорогую декорацию, посвященную научно-фантастическому приключению в подводный мир.

– Откуда и как все… это… – я развёл руками.

– Мы. Работать. Диггин. Есть руда, – рвано сказал диггер.

– Что за руда? – спросил я, обращаясь к девушке, ответ которой должен был быть чуть более развернутым.

– Бриллианты… плюс редкие металлы… в общем, это не так важно, – сказала она, пожав плечами и отмахнувшись от меня.

– Но как?! – спросил я – Откуда вы все это!

Я вновь развел руками, указывая на пускай небольшой, но все-таки подводный город.

– Торговля, – девушка улыбнулась и беззаботно подмигнула мне. – Здесь неподалеку есть промышленные населенные пункты. Туда мы все и продаем и оттуда у нас средства на создание нашего небольшого рая.

До этого веселая девушка внезапно стала грустной, и я вновь подумал о том, что в скором времени я ознакомлюсь с новыми типами, с новыми вариациями тоски. Это вызвало прострел в сердце.

«Будь осторожен в своих желаниях», – подумал я, вспоминая о том, как страстно желал вновь начать чувствовать хоть что-нибудь.

День сто восьмой.

– Вы все из города Женщин? – спросил я.

– Большинство из нас оттуда, – ответила девушка, медленно кивнув. – Но есть и такие, как ты. Те, кто попадал в проблемы в городе, населенном дамами. Есть и приезжие из близлежащих населённых пунктов.

– А что это за «близлежащие»? – спросил я, интонационно выделяя зацепившее меня слово.

– Есть тут несколько… – она туманно махнула рукой. – В основном, это разные торговые представители, которые приезжают сюда для торговли. Так было и так есть по сей день. Но рано или поздно отсюда уезжают…

«Вот оно как! – подумал я – Вновь я вижу эту тоску в её глазах! Я вновь чувствую меланхолию в голосе!»

– А так нам везет! – сказала она. – Благодаря жизни в воздушном подводном пузыре мы всегда обеспечены рыбой! – и пожала плечами, переводя тему в другое русло.

– Еда! Еда! – кивнул диггер. – Нам тут хорошо. Мы работать. Они помогать работать! – он стукнул себя кулаком в грудь. – Мы диггин. Они продавать! – другие мужчины, сопровождающие нас, весело загалдели. – Мы вместе!

– Да! Вместе! – девушка, словно повинуясь общему импульсу единения, подняла руку, сжатую в кулак, над головой, и тут же эскорт поддержал этот жест. В этом чувствовалась колоссальная сила. – Мы все были изгоями, мы были мусором нашего мира! – девушка продолжила говорить, а от её голоса исходила аура печали. – Теперь мы строим свой собственный мир!

Я слышал её попытки сказать что-то красивое, но… почему-то слышал следующее: «Мы были мусором!.. а теперь мы мусор другого типа».

День сто девятый.

Меня привели в место под названием «Центр временного пристанища». Это было небольшое здание, своим видом напоминающее огромный нарост плесени или мха. Не было ни таблички, ни указателя, лишь только слова. Вообще, мой психоз уже давно подметил отсутствие письменности в этом городе, а над этим местом была надпись… Видимо, отсутствие табличек было необходимой условностью, связанной с неграмотностью диггеров.

– Вы намерены остаться или скоро уедете? – спросила девушка-администратор.

– Я в скором времени уеду, – учтиво ответил я.

«Ты глянь!»

«Обрати внимание!»

«Ты точно это заметил?!»

Мой психоз громко смеялся и вопрошал. Спрашивал меня без единой остановки о том, обратил ли я внимание на штамп на заполняемом ей документе. А я обратил. Из-под моей руки они поступали сюда множество лет подряд.

«А как называется это место?» – спросил я и получил ожидаемый ответ.

«Сколько лет ты гадал, кому нужны эти буклеты, тем более в таком чудовищном количестве?! – смеялся психоз. – Давай! Скажи им, что ты тот оператор, с которым они связывались!»

Я предпочёл промолчать. Хотя бы потому, что заказчиком было частное лицо из другого места. Из-за всех этих несвязанных фактами цепочек в моей голове царил хаос, но я знал, в этом случае мне лучше молчать и не задавать лишних вопросов.

День сто десятый.

– Мы здесь только добываем и ничего не производим. Здесь невозможно производить, и по этой причине мы вынуждены закупать, закупать и закупать. Здесь есть электрическая железная дорога, чтобы обеспечивать поставки, – рассказывала девушка, провожая меня к месту ночлега в нескольких кварталах от министерства «Центра временного пристанища». – Дорога беззвучная, что позволяет избежать обвалов…

– А как вообще возникло это место в целлофановом воздушном пузыре? – неожиданно даже для себя выпалил я.

– О… – девушка выдохнула. – Есть только старые байки об этом, – она задумалась. – Якобы, раньше здесь было племя копателей. Они специально пришли сюда в поисках минералов и руд, и они не прогадали. Пустыня оказалась крайне плодородной на ресурсы, и они копали и добывали. Копали и добывали. И вывозили все, что только можно. Однажды часть этих копателей решила уйти в сторону, и…

– Так возник город Женщин? – я перебил своего проводника, но мне было слишком любопытно.

– Что-то типа того… – ответила девушка, немного помолчала, а после продолжила: – Те, что ушли, тоже нашли хорошее место, а здесь, поскольку тоннели были сплошным лабиринтом, люди сразу решили спуститься в подземелье. В какой-то момент они уперлись в озеро, что теперь над нами. И тогда одному из старейших пришла идея уйти вниз и под центр водоема, а после надуть большой… эм… пакет… потом тонкую стену между целлофаном и озером аккуратно разрушили, ныряя в озеро, и таким образом сделали скрытый под водой город.

День сто одиннадцатый.

– А что насчёт электрички? Откуда и куда она ведёт? – спросил я, чувствуя давление толщ воды и тусклого бледно-голубого цвета.

– Ближайший к нам город… его сложно назвать городом… но это город, – путано начала говорить девушка.

– Ближе к теме, – холодно сказал я, чувствуя лишь голод и усталость… я сгрыз все подошвы, которые только смог отыскать.

– Это металлургический завод, – сказала спутница. – Но и заводом это место нельзя назвать, так как это целый город, – сказала она.

– А что дальше? – спросил я, стараясь выяснить своё дальнейшее движение и понимая невозможность возвращения домой по собственным следам.

– Дальше фермы, – сказала она, и в этот миг огонёк тоски мелькнул в её глазах. – Там так красиво! А воздух!…

Она закрыла глаза, на секунду окунув лицо в мечту, как в воду в раковине, и вдохнула. В следующий миг лицо девушки исказилось отвращением и тоской.

– Как туда попасть? – спросил я, уже планируя свой побег из города диггеров и сильных женщин.

– Надо купить билет и уехать, – она пожала плечами. – Самое главное, чтобы была возможность… – Вновь тоска в её глазах заставила меня задуматься, а мой психоз спровоцировала на размышления.

«Она прикована к этому месту».

«Как заложница».

«Рапунцель?»

«Золушка?!»

«Не спрашивай! Не лезь в чужую жизнь», – крикнул психоз, но было поздно.

День сто двенадцатый.

– Раз тебе здесь так не нравится… раз тебе здесь так плохо… почему ты все ещё здесь?! – выпалил я, отчего моя нерешительность в испуге и удивлении подпрыгнула на месте. Она не ожидала от меня такого выпада… ни она, ни девушка, сопровождавшая меня.

– Потому что… я не могу, – сказала она, замявшись.

– Но ведь я же смог покинуть свой город Грусти! – сказал я, примеряя её жизнь поверх своей. Точнее, отдельный факт её жизни поверх жизни моей.

– Молодец, – сказала она, склонив голову. – Но это говорит лишь об отсутствии обязательств. Легко бросить все то, что является ничем… ведь так?

Её взгляд прошил меня насквозь, и холод пополз вдоль моего позвоночника.

– А какие у тебя обязательства? – спросил я, уже догадываясь о том, каким будет её ответ.

– Это неважно, – ответила она, не опровергнув, но и не подтвердив моей теории. – Просто поверь… я не могу покинуть это место. Не сейчас… возможно, никогда, – сказала она, и в глазах её я увидел отражение воспоминания о тех бескрайних, невероятно светлых полях ремесленников.

– В какой стороне вокзал? – спросил я. – Если есть возможность, сегодня же я покину вас.

– Электричка уже ушла. Следующий рейс будет только послезавтра, – сказала девушка. – Один день в одну сторону, один день – в другую. Таков распорядок.

– Ну… что ж…

– Да… У тебя есть уникальная возможность проникнуться этим городом, – сказала она и натянуто улыбнулась.

– Есть возможность прочувствовать жизнь под водой, – так же натянуто ответил я.

«Тебе не избежать изучения местной тоски», – сказал голос моего рассудка, пробившись сквозь недовольный гомон психоза.

День сто тринадцатый.

Ночь в подводном городе была поистине чёрной. Скитаясь по наполненным улочкам, я будто бы смотрел в пустые глазницы смерти, подсвеченные тускло блеклыми, бледно-голубыми искрами фонарей. Люди, которые с рождения жили здесь, явно не нуждаются в свете. Они перемещались по звуку, по интуиции, по памяти… или же вышли на новый виток эволюции и теперь обладали способностью чётко видеть в темноте…

«Благо деньги во всем мире – всего лишь деньги», – подумал я, покупая стейк рыбы в забегаловке. Откусив кусочек, я удивился, словно впервые в жизни пробуя жареную рыбу; я чувствовал вкус таким, каким никогда раньше не ощущал.

«Странно… ведь вода тоже вкусная, – подумал я, вспоминая то, как впервые напился водой, свалившись в подземелье. – Такое впечатление, будто бы лишившись способности полноценно видеть, я обрёл чуть более восприимчивое чувство обоняния и более острое чувство вкуса, – подумал я и тут же вспомнил о девушке, что провела со мной почти весь день. – Наверное, те бескрайние поля и тот воздух для неё такие же невероятные, как пища и питье для меня здесь, – подумав об этом, я с досадой ухмыльнулся. – Паршивое… самое паршивое в том, что ко всему можно быстро привыкнуть, а после привыкания, через время, наступает мука… всегда надо быть осторожным в своих желаниях…»

Я шёл по улице в сторону ночлега и взвешивал свою жизнь офисного планктона, когда я сначала хотел, мечтал прекратить жить, потом желал потерять чувства, затем вновь нуждался в ощущениях… и невероятное сейчас, в котором я просто хочу жить.

«Надеюсь, это желание не войдёт в привычку», – подумал я, когда уже вернулся в своё временное прибежище, опуская голову на некое подобие подушки.

День сто четырнадцатый.

Ночь, прожитая под водой, показалась мне вечностью. Вязкой, тугой, расширяющейся вечностью. Чем больше я желал наступления утра, тем дальше, как мне казалось, оно было. Но есть одно «но», которое вносит свои поправки. Оно связано с тем, что я не видел ни заката, ни рассвета в этом месте. Рассвет я просто не застал, а закат пропустил, так как в этот миг был в ночлежке и оформлял разрешение на временное проживание в подобии гостинницы.

Рассвет под водой, преломленный тонкой пластиковой пленкой, оказался настолько красивым, что ради этого зрелища стоило пережить все то, что со мной случилось. Это зрелище стоило того, чтобы после него отправиться на небеса и там, сидя в кругу родственников и друзей, будучи в компании ангелов, рассказывать о том, насколько великолепен рассвет под водой. Я мог бы поделиться тем, как глубина принимает алые краски, рассекает их на спектр и приобретает разные цвета. О том, как вода играет светом и пульсирует холодным синим, изменяясь до тёплого красного. Я мог бы рассказать всем им о том, что такое тонкая экосистема подводного города диггеров и женщин с её кромешной тьмой и тусклыми фонариками, с её духотой и вялой дневной суетой, с её ежедневными моментами зарождения и угасания звезды по имени Солнце.

«А ведь она не видит в этом ничего особенного, – думал я, пока ждал заката. – Она настолько привыкла к этому, что не замечает этой Красоты!»

«Да…»

«Это плохо…»

«Это печально…»

«Нет ничего хуже, чем привыкнуть и не замечать красоты перед собой.»

Даже мой психоз поймал волну апатии и процедил часть моих мыслей сквозь зубы.

День сто пятнадцатый.

Я купил билет и теперь стоял на перроне вокзала. Раннее утро было подсвечено теми самыми, самыми яркими, самыми мягкими цветами из всех, что я когда бы то ни было видел. Впереди меня ждала длинная кишка тоннеля из-под воды в мир над землёй. Меня это и радовало, и разочаровывало одновременно. Я даже купил магнитик в сувенирной лавке, чтобы сохранить вечную память об этом городе. Ещё я сделал всё, что было в моих силах, чтобы не вникать во внутренние проблемы этого места. В какой-то миг я понял, что не хочу знакомиться с новыми видами морально-душевной сердечной недостаточности. Я понял, что мне хватит того, что я узнал от девушки, которая вечно будет гнаться за персональным раем, а тот вечно будет ускользать от неё просто потому, что она не относится к людям, охарактеризовать которых можно словосочетанием «человек-привычка». Ей всегда нужны новые, яркие, светлые впечатления… обыденность и привычки вгоняют её в апатию.

Я сел в электричку, и мы тронулись с места. В сторону города-завода. В центр производства всякой всячины. Мы тронулись с места, и я провалился в тяжёлый сон, сквозь который увидел бледно-голубые огоньки ламп и вспомнил о том, как встретил диггеров в этом подземелье. А потом эти источники света приняли очертание и словно начали приближаться. Они становились больше, чем просто точка где-то впереди. Затем, в самом центре, я смог рассмотреть маленькие чёрные точки. Они тоже становились больше и приближались ко мне. После я будто бы моргнул и потерял из поля зрения бледно-голубые огоньки, а когда нашёл, мне стало натурально больно. Я подавился собственными легкими… сердце поломало несколько рёбер, что защищают его… Перед собой, во сне, я увидел ту самую, что посылала мне шифры на языке цветов.

День сто шестнадцатый.

Стук колёс не прекращался очень долгое время. Сквозь кромешную тьму, подсвеченную глазами её цвета, меня несло вперёд. После крепкого сна я был наполнен мыслями, от которых хотелось избавиться. Не потому, что они были неприятными, а для того, чтобы не думать. Я хотел было заговорить с кем-нибудь из тех, кто вместе со мной сидел в одном вагоне, но так и не решился. Мне не хотелось заводить очередное краткое знакомство, не хотелось впускать в зону своего комфорта незнакомца, не хотелось общаться… а потом мы выехали с арены кромешного мрака.

Это была невероятно длинная прозрачная… труба… под водой. Я поднялся с места и начал ходить с одной стороны вагона в другую в попытках увидеть, впитать в свой мозг всю ту невероятную красоту, о которой я и помыслить не мог в пыльных районах города Грусти.

Мы двигались по рельсам, находясь в самом центре плотного цилиндра, а вокруг нас была вода. Космическое пространство на земной поверхности. Такое же невесомое, такое же плотное, такое же завораживающее, как само небо.

«Гравитация исчезла из моей жизни, – подумал я. – Словно покинул свой мир и проник в потайной… о котором жители города Грусти не догадываются.»

День сто семнадцатый.

«Запомни… заруби на носу… возьми на карандаш… и никогда не забывай о том, что любой космос имеет границу, за которой скрывается лишь пустота… подсвеченная огоньками цвета её глаз», – прошептало сознание после того, как плотный прозрачный цилиндр трубы вновь нырнул под землю, окунув в ту чёрную часть, где у бывших находится их сердце.

Электричка вновь очень долго преодолевала пространственно-временной интервал, приближая меня к новому городу, о котором я никогда раньше не слышал. Благодаря свободному времени в пути я смог нафантазировать себе высокотехнологичную базу, в которой работают и люди, и машины, и, может быть, даже киборги. Я представлял серо-голубые своды невероятно высоких потолков, под которыми перемещаются кран-балки и перемещают разнообразные грузы. Представлял небольшие грузовые автомобили, которые нужны только для того, чтобы работать. Я представлял, и мне страсть как хотелось увидеть свою фантазию наяву. Но всё рухнуло в тот миг, когда кишка тоннеля высвободила электричку в жёлто-красное, пылающее жерло, похожее на вулкан.

«Никогда… слышишь?… никогда не верь тому, о чем ты мечтаешь… – прозвучал мой рассудок. – Потому что тебя ждёт разочарование в девяти с половиной случаях из десяти».