После каждой встречи со Снежаной – вернувшись домой – я, как верующий Библию, открывал томик Низами или Джами. И читал, взахлеб читал стихи о прекрасной тюрчанке – представляя личико Малики.
К развитию отношений со Снежаной я относился как к своего рода долгу. Так я был воспитан, что верил: жить – это отдавать долги. Ты обязан выучиться в университете, устроиться на работу, жениться на девушке своего круга.
Я видел, как на экране: мы со Снежаной обвенчаемся в старинной церкви при большом скоплении гостей. И заживем, как порядочная семья из не самой нижней прослойки среднего класса. Я буду трудиться (просиживать штаны) в какой-нибудь юридической консультации. Возможно, получу права на вождение – буду ездить на работу на взятом в кредит авто.
Снежана тоже будет работать – пока не забеременеет. Мы произведем на свет парочку глазастых спиногрызов. Дальше – стирка пеленок, приучение деток к горшку. А там и тревоги, когда чада первого сентября энного года пойдут – с цветами и пузатыми ранцами – в первый класс.
Жизнь – как сериал с заранее известным сюжетом.
А Малика?.. Она растаявший мираж. Кубок сладкого вина, который ты едва пригубил. Как я говорил: лучше синица в руке… Но мечтаешь-то даже не о журавле, а о жар-птице!..
Пусть мы со Снежаной наплодим деток. И пусть потом у нас будут пухлые щекастые внуки. Все равно – даже скрюченным дедом с дряблой кожей, у которого торчат из ушей и ноздрей седые волоски – я буду помнить Малику. Мне не надо носить на груди узорный мешочек, куда зашита мягкая черная прядь моей тюрчанки. Я сохраню образ милой в своем сердце. Может и хорошо, что мы с Маликой никогда не увидимся. Она останется в моей памяти вечно юной – подобной опрысканной росою алой розе.
В сто тридцать шестой раз перечитывая Рудаки, Низами или Джами, я – дряхлый старик – снова почувствую себя пылким молодым Меджнуном. И мне покажется, что восточные классики писали о Малике.
Мне по-прежнему снились яркие эротические сны. В двух снах из десяти я срывал лифчик со Снежаны. А в остальных восьми – предавался дикой огненной страсти с Маликой. Мое мужское естество бунтовало. Требовало утоления. Очнувшись после таких сновидений – я чуть не плакал. Почему, почему жизнь не сказка?.. Почему я не могу быть с девушкой, чьи блестящие агатовые глаза и родинка у нежных губ меня околдовали?..
Иногда мне хотелось стать грубым косматым неандертальцем с крепкими ручищами. За волосы схватить Малику – одетую в символическую юбку из пальмовых листьев – и уволочь в пещеру.
Но – увы!.. Я не был троглодитом. Я и Малика – не свободные дети природы, а два атома постиндустриального общества. Мы опутаны – как сетями – тысячами условностей, на которых держится лицемерная цивилизация.
Оставалось встать с постели, сунуть ноги в шлепанцы и топать в ванную. Умыть лицо и почистить зубы. Потом подкрепиться на кухне разогретыми в микроволновке вчерашними бабушкиными пирожками. Влезть в брюки, свитер и ботинки. Накинуть куртку и ехать в университет, бормоча под нос мантру: «Учеба – твоя работа».
В университете – Снежана. Я немножечко цинично скажу: в моих глазах она не стоила одного ноготка Малики. Но зато Снежана была здесь, реальная. Тогда как Малика – которую мое воображение наделило всеми мыслимыми достоинствами – пропадала неизвестно где. Я и Снежана – оба были студенты из зажиточных семей. И, несмотря на всю непонятность наших отношений – вроде бы нравились друг другу. Я надеялся: взаимная симпатия со Снежаной будет лекарством от заставляющего бурлить кровь чувства к Малике.
Но со Снежаной надо было объясниться.
Мы уже пять раз ходили на свидания. А сколько говорили о греко-римской мифологии и литературе!.. По-моему, этого было достаточно, чтобы перейти к поцелуям. Слиянием губ скрепить наш союз. Чтобы мы не уподобились парню и девушке из бородатого анекдота. Лет пятнадцать они ходили вместе. А когда девушка – наконец – сказала: «Не пора ли нам пожениться?» – парень сокрушенно ответил: «Ну ты сама подумай. Кто нас возьмет?».
Как-то после лекций я – проявив не свойственную мне решимость – зазвал Снежану на аллею, пролегавшую недалеко от университетского корпуса.
Был уже ноябрь. Черные деревья – сбросившие листву – стояли, присыпанные белым снегом. Лавочки были мокрые – не присядешь. Так что мы медленно прогуливались – как философы-перипатетики из любимой Снежаной античности. Снежана зажала между пальцами тоненькую сигаретку. Рассеяно скользила взглядом по сторонам. Рыжие – как пламя – волосы девушки ярким пятном выделялись на фоне унылого пейзажа.
– Ты хотел о чем-то поговорить?.. – прервала Снежана затянувшееся молчание.
– Снежана… – начал было я и дважды нервно сглотнул.
Куда девалась моя с таким трудом накопленная смелость?.. Язык заплетался. Я дрожал, как маленький олененок – уловивший запах гиены или волка.
– Снежана… Как ты думаешь?.. Может быть, мы будем встречаться?..
Снежана обворожительно улыбнулась:
– Встречаться?.. Мы видимся в институте каждый день.
Снежана кокетничала?.. Зачем она делала вид, что не понимает, какой глубокий смысл вложен в простое слово «встречаться»?..
– Ты не поняла… – едва на заикаясь, пустился я объяснять очевидное. В горле стало сухо, как в занесенном песком колодце. – Я имею в виду: не вступить ли нам в отношения?..
– От-но-ше-ни-я?.. – по слогам произнесла Снежана, подняв правую бровь.
– Отношения, – подтвердил я, чувствуя, как трясутся поджилки. Отступать было поздно. – Да. Отношения. Как парень и девушка…
– Иными словами, – спросила Снежана, – ты предлагаешь мне спать вместе?..
От стыда я чуть не провалился сквозь асфальт. Вопрос был задан в лоб. Вспыхнув, как спичка – я прямодушно ответил:
– Да…
Что-то похожее на огоньки на секунду зажглось в глазах Снежаны:
– А когда закончим университет – сыграем свадьбу?.. Так?..
– Да. Я…
Брови Снежаны взлетели и опустились, как крылья мотылька. Она запрокинула голову и звонко рассмеялась. Я как-то сразу учуял: это недобрый смех.
– Мы?.. С тобой?.. Встречаться?.. Вместе спать?..
Снежана смеялась. А я стоял, закусив губу. Будь передо мною зеркало – я бы увидел, что стал краснее помидора.
– Ты хороший парень, – отсмеявшись, сказала Снежана. – Но…
Она щелкнула зажигалкой. Подпалила кончик сигареты и затянулась.
– Что «но»?.. – хрипло спросил я.
Странно: я испытывал горькое удовольствие оттого, что Снежана меня отвергла.
– Ты хороший парень, – повторила Снежана. – Приятный собеседник. Правда. Так здорово обсуждать с тобой греческую драму… Но (я как есть скажу. Без обид – ага?) я не представляю нас с тобой в постели. Извини, но ты растяпа и рохля. Что за будущее меня с тобой ждет?.. Ты станешь клерком в какой-нибудь средней руки конторе – большее ты не потянешь. Твоей зарплаты не хватит на все мои хотелки. Туфли. Шмотки. Рестораны. Ты не знал – но все это стоит денег… Девушки ценят в парнях перспективность, дружок. Пер-спе-кти-вность. Я хочу, чтобы мой любимый баловал и защищал меня. И чтобы впоследствии смог содержать меня и моих детей. А ты… ты ведь неприспособлен к жизни!..
Помолчав, Снежана обронила:
– Мне пора домой.
И – выдохнув голубоватый ароматный дымок – зашагала прочь по аллее.
Я половецкой каменной бабой застыл под корявым – раскинувшим руки-ветви – деревом. По губам моим змеилась ядовитая улыбка. Я щурил глаза.
Меня точно поразила молния. Грудь разрывали противоречивые чувства.
Как?!.. Снежана отказала мне?!.. Что воображает о себе эта расфуфыренная девица – которую я и красивой-то не считаю?.. Я – видите ли – для нее недостаточно пер-спе-кти-вный!..
Да уж, как часто под овечьей шкурой таится подленький шакал!.. Похоже, для Снежаны высокие страсти – изображенные в трагедиях Эсхила и Софокла – хороши лишь чтобы развлечься в выходные. А по будням она дамочка «себе на уме» – ловкая и знающая, чего хочет от жизни.
Пожалуй, мне стоит поблагодарить Снежану. За откровенность. Не каждая барышня как на духу выложит, по какой причине оставляет тебя с носом.
Я стоял под деревом – спрятав озябшие трясущиеся руки в карманы – и ухмылялся. Едко ухмылялся. А по щекам моим стекали непрошеные слезы.