– Я не контактирую. Не пользуемся блатами…
– …не дружим с Мешковатыми.
– «Кто твои друганы?» – «Мои друзья – музыканты. Я высокоумственный индивид».
– Да, «высокоумственный» протокол.
– Фамилия Мельде. Он – немец?
– Вывод Сухненко.
Агентурное сообщение (источник Берёза): «Нахожусь в камере с парнем (фамилия Мельде). Он арестован на ледяной дорожке от водопроводной колонки к дому с двумя вёдрами, полными воды. Говорит: “Я – высокородный субъект”. О том, по какому обвинению он тут, не даёт ответа».
Агентурное (источник Берёза): «…Родители Геннадия Мельде – немцы, дали ему имя Генрих. В ранние годы он кантовался в детдоме. “У меня тут плохая мелодия”. Якобы, чуть не убийство на улице Нагорной. “Ты – убийца?”– спрашивает Дундуков. “Такой, как я, никогда не признается”. – “И ты не признался, хотя грохнул кого-то?” Он готов не говорить “того, чего не надо”. “Яумею вырубать некоторые тумблеры головы и тела”. Дундуков в хохот. Я говорю: „Ты, Гена, видно, йог?“ – “Я, – говорит с намёком на меня, – не какой-то желторотый птенец”. Мельде рядится под бандита. Но и на щипача не тянет. Готов к откровениям, но мешает Дундуков».
«Рекомендация: перевести Дундукова И. В. в другую камеру».
– Молодец щипач! – хвалит агента Березина Кромкин.
Обговаривают план.
Звонок Тупохвостову:
– Юрий Иванович? Надо в кабинет номер пять…
«Крылова!»
У каждого тут индивидуальный план работы по делу, которое ведут не они, а Кромкин.
Кабинет из двух комнат. В центре первой фигурант на табуретке лицом к свету и к Усольцеву. Дверь во вторую открыта, и там Кромкин (проглядывает бумаги). Этот молодой парень в рваной телогрейке. Дыры на коленях коротковатых штанов. Одет не на его уровне. В оперативном: «…пальто новое, дорогое», а на катании с гор: «…свитер фиолетового цвета с белым орнаментом». Вид фанатика. В таком-то состоянии он любые тумаки выдержит. «Молодая гвардия», Рахметов, который на гвоздях… Облик «высоко стоящего индивида». Внутри наивный мальчик.
– Предъявите мне верные примеры о моих делах. Только тогда буду говорить.
– Ну, да. – Тихое. И – крик: – Это ты убил Колпаковых! Это ты удушил милиционера Дружелюбова! Это ты ограбил не виноватых торговцев плохими цветами! Мы знаем о тебе давно. С малолетки вор и бандит!
Горделивой мины как не бывало. На данный момент он и не в тюрьме, а в ТЮЗе, удивлённый ребёнок, с которым общается Карабас Барабас.
– Ты утаиваешь имя! Правильно говори имя, отчество и фамилию! Генрихом называешь себя?
– На-зы-ва-ю.
– Генрихом Иоганновичем, так?
– Т-а-к…
– А национальность? В твоём паспорте как?
– Ру-русский.
– Именно! Враньё не поможет тебе! Прикинулся немцем, сколотил банду для нападений на мирных людей! Немец! Ну-ка переведи: ихь бин хойте кляссендинст. Какой ты немец, это школьная программа! Как руководитель банды, ты отнимаешь у народа еду, боты «Прощай молодость» и… водку!
Кромкин подавляет хохот:
– Это неправда…
– Ты в банде главный!
– Я не… Не могу быть каким-то главным… – Лепет мальчугана, таковой и в двадцать пять лет.
То, что «главный», ему льстит, но, не дай бог, пойти по какому-либо делу как организатор.
– А я утверждаю – ты главный! Фамилия как?
– Ме-ме-ме…
– Твоя банда – это «Банда Мельде». Как твоё имя?
– Ген-на-дий…
С мольбой глядит в комнату, где мирно работает Кромкин, готов кинутся к нему, как ребёнок, к доброму воспитателю детдома с жалобой на злого.
Наконец, Кромкин к ним выходит:
– Ну, как вы тут?
– Да вот, главарь. Его гаврики идут в сознанку.
Кромкин не успевает до конца выключить улыбку, для фигуранта – огонёк во тьме.
– Генрих…
– Генна, – блеет вымуштрованный.
– Да ладно, фамилия у тебя не Иванов, а Мельде. Имя Генрих тебе идёт.
– Я понял крик на немецком!
– Мой коллега строг. Но справедлив. Наверное, путаница. Ты не похож на убийцу и негодяя.
– Я – музыкант!
– Училище на пятёрки? (Для Кромкина не тайна его биография, в которой никаких пятёрок нет.)
– Мне и школу не удалось…
– Но природных данных, наверное, довольно?
– Нет! Ноты кое-как. Хотя могу играть и без нот. Я на трубе… Я трубач.
