Бетонные стены 2047

2047 год. Двадцать седьмое сентября. Афганистан, провинция Бадахшан.

Я посмотрел на стену рядом с собой и увидел несколько нацарапанных слов. Сверху было написано: Симеона – медсестра, а ниже, совсем коряво начерчено: капитан Лео Дюваль.

Интересно прочитать такое послание от самого себя. Значит до недавнего времени я чувствовал себя настолько плохо, что просыпаясь не мог вспомнить имена окружавших меня людей. Похоже сегодня мне определённо стало лучше, так как эти подсказки были лишними. Да, вон там стоит полный, с одутловатым и не бритым лицом человек, в форме офицера. Это капитан Лео Дюваль. Он не принимал участия в операции, а выполнял какие-то задачи за пределами Афганистана. С ним сюда приехали еще пять солдат. Когда меня привезли они уже были здесь. Вчера, мне кажется, я с ним о чем-то разговаривал. Надо напрячься и восстановить в памяти, что произошло за последние дни. Хотя, может это были и не дни. Нет, нужно сосредоточиться и вспомнить хотя бы, что было вчера.

Я отклонился к стене и сидя на полиуретановом коврике, лежавшем на бетонном полу, пытался успокоиться. Пульс бешено стучал в висках и дышать было трудно. А тут ещё и голова раскалывается от боли. Это всё последствия контузии, и они будут меня ещё долго преследовать, я это знал.

– Так, мы говорили о том, что они скоро будут здесь. Кто это они? Хоть убей не помню о ком мы говорили. И ещё, что нужно их опасаться. А кто сказал, что опасаться? Ну да, этот Дюваль так и сказал: если они придут, то нам не справиться. А! Ворота, мы говорили, что нужно запереть ворота и как можно крепче. Вот почему двое из его солдат, что-то делают у входа.

Я встал, чтобы пройтись по коридору, но почувствовал острую боль в бедре. Вот о чем мне не стоило забывать, так о ранении ног. Я постоял некоторое время и всё-таки прошел немного вперед. Звук моих шагов гулко отразился от бетонных стен.

– Вот возьмите. Здесь немного, но вы давно ничего не пили – послышался тонкий голосок, позади меня.

Я обернулся и увидел девушку с большими карими глазами на бледном лице, и очень худую. Девушка держала в руках консервную банку с какой-то жидкостью. Эта не по размеру большая толстовка, сильно потертые джинсы и видавшие виды кроссовки, а ещё две тонкие косички, свисавшие по бокам головы, всё это было мне знакомо. Надпись на стене была от меня уже далеко, но я ее узнал. Это Симеона, медсестра, которая делала мне перевязки. Такой странный наряд был лишь камуфляжем, который должен был сделать её менее заметной для окружающих. В хаусе отступавшей армии и отсутствии единого командования, когда о дисциплине иногда и говорить не приходилось, такие меры были совсем не лишними. Особенно, для такой молоденькой девушки. Я протянул руку и взяв железную баночку, с жадностью выпил ее содержимое. Сильный бензиновый запах ударил мне в нос, но я почти не обратил на него внимания – привык.

– Спасибо – сказал я, отдав баночку.

– Я Симеона, вы меня узнаете? – произнесла она и улыбнулась.

– Да, я узнал тебя. Сегодня мне уже лучше.

– Я очень рада, а свое имя вы вспомнили? – спросила девушка.

Этот вопрос меня озадачил.

– Я помню – произнес я, сделав нечеловеческое усилие.

– Сурдинов, Олег Николаевич, майор.

– О, вы делаете успехи. Еще вчера вы очень долго вспоминали. Не переживайте, после того, что с вами случилось, счастье, что вы вообще можете ходить и разговаривать. Вот и лицо уже практически зажило.

– Прости Симеона, а что со мной случилось? – умоляюще глядя на собеседницу, спросил я.

Она глубоко вздохнула и неторопливо начала рассказывать мою историю. Я понял, что делала она это уже не первый раз, но ни капли раздражения в ее голосе не было. И я был ей очень благодарен, уже за этот спокойный голос.

– Вас привезли сюда шесть дней назад. Сильная контузия, ранения обеих ног и лица. В тот момент, здесь ещё был врач и это оказалось большим везением, он очистил раны, одну пришлось зашивать и сделал перевязки. Вы всё время бредили и говорили о перевале Мунджи.

Я слушал Симеону очень внимательно и старался изо всех сил вспомнить, что же всё-таки произошло.

– А далеко этот перевал от того места, ну где меня нашли? – спросил я.

– Я не знаю, но могу посмотреть – удивилась Симеона, видимо не ожидавшая вопросов от меня.

Она прошла в небольшую нишу в стене, закрытую пологом из брезента и через минуту вышла, неся в руках свернутую карту.

– Вот, смотрите. Здесь перевал Мунджи, а вот здесь, насколько я поняла капитана, вас и нашли.

– Километр наверно – раздумывая произнес я и мысленно провёл прямую от того перевала, к месту, где на меня наткнулись.

– Похоже я шел сюда, при этом пропустив поворот к кишлаку Уч-Шариф, хотя к нему было ближе.

– Хм, похоже, что так – сказала девушка, посмотрев место на карте, где я остановил свой палец.

– А что там, в том кишлаке, ты не знаешь?

– Капитан говорил в той стороне лагерь, куда он сам собирается ехать. Впрочем, ему сначала надо починить свой джип.

– Да, расстояние большое. Как же плохо, когда ничего не можешь вспомнить – в сердцах сказал я.

– Не расстраивайтесь, вам уже гораздо лучше. Видели бы вы себя в первый день, когда вас привезли – рассмеялась Симеона.

– Что, совсем деревянный был, ни бе, ни ме – спросил я, тоже улыбнувшись.

– Не то слово, как только что родились. Только и спрашивали: Где я? Кто я? – немного понизив голос, спародировала меня девушка.

То, как она это сделала было и смешно, и трогательно. Я понимал, что несмотря на улучшение, мне ещё многое нужно вспомнить, а для этого лучше всего побыть одному и собраться с мыслями. Поблагодарив Симеону за заботу, я вернулся к себе на лежанку и лег, накрывшись старым пледом. Несмотря на проблемы с памятью, которые преследовали меня последние несколько дней я уже кое-что вспомнил и в том числе, с чего всё началось.

Шесть лет назад двое очень талантливых молодых ученых: аспирант московского Физтеха Виталий Рудник и выпускник Оксфорда Дэвид Корф разработали новую, очень мощную нейросеть. Эта сеть стала вершиной того, что придумал человеческий разум в области искусственного интеллекта. Многие эксперты от науки говорили, что создать что-то более совершенное невозможно. Своему детищу его создатели дали имя Айра. По-моему, что-то связанное с мифологией и силами природы. Ее применение в таких областях, как энергоснабжение, дорожное строительство, логистика, медицина и многих других давало исключительные результаты. Планирование бюджетов, долгосрочные программы развития и даже работа региональных органов власти не обходились без ее участия. Айра не давала никаких шансов своим противникам и оппонентам. Всё что она делала, было более эффективным, более экономичным, более экологичным. Ей не нужен был сон или отдых, на её работоспособность не могли повлиять развод, болезнь ребёнка или смерть близкого человека. Её эффективность не могла снизиться от простуды, обострения артрита, головных болей или внезапной деменции. Да, и она никогда не просила повысить ей зарплату. Прошло наверно не больше года, а эта сеть покорила весь цивилизованный мир. Хотя и остальной тоже. В молодежной среде даже появился культ Айры. Люди одевали одежду и обувь с её логотипом, набивали тату, украшали им свои автомобили. Её создатели были названы самыми величайшими учеными в истории науки. Помимо этого, их признали самыми успешными новаторами в сфере IT технологий. В мгновение ока они попали в тройку самых богатых людей планеты. Военные по началу смотрели на Айру с недоверием, и старались убедить самих себя в том, что в их сфере, старые методы надежней. Пока однажды, две крупные державы не провели совместные военно-морские учения, в которых одна страна решила использовать новую нейросеть для планирования и командования боевыми действиями, а вторая положилась на навыки своих адмиралов. В результате первая держава сокрушила вторую, дав ей лишь небольшое преимущество в начале, то есть так, как гроссмейстер разделался бы с любителем. Видимо сказалось то, что один из её создателей Виталий Рудник, был мастером спорта по шахматам. Айра использовала нюансы погоды, силу ветра, высоту волн и скорость течений. Она проанализировала характеристики вооружений крейсеров и подводных лодок противника, после чего, спланировала маневры своих кораблей. И всё это, менее, чем за минуту. С этого момента и военные вынуждены были признать все достоинства Айры. Как можно было догадаться, вскоре произошла технологическая революция, в результате которой, искусственный интеллект вытеснил человеческий, практически из всех областей бытия. Два года назад Айре поручили расшифровать древние письмена, скрытые на востоке Афганистана в пещерах Тора-Бора. О существовании этих надписей говорилось только в одном источнике – древнем манускрипте, найденном английским офицером в Индии и хранившемся до недавнего времени в архивах Ватикана. Тем не менее, людей, верящих в правдивость этого документа, с годами не убавлялось. Есть две версии относительно этого проекта по расшифровке текстов и не одна из них не является официальной. Просто потому, что все материалы по нему, до сих пор хранятся где-то под грифом: «Вскрыть через тысячу лет». Первая из этих версий гласит, что именно древние письмена явились причиной многочисленных вторжений в пустынную горную страну Афганистан. Однако, никому до недавнего времени не удалось не только прочитать, но даже их увидеть. Причина этого, в очень высоком уровне радиации внутри пещеры, которая убивала каждого, кто проникал внутрь. В двадцатом веке предпринимались попытки проникнуть в пещеру с помощью роботов, но и они не смогли справиться с разрушающей силой радиации. Только несколько лет назад появились технологии и материалы, полученные, конечно, при помощи Айры, позволяющие создать роботов, способных работать в таких экстремальных условиях. Специально созданная международная компания спонсировала миссию в пещеры, в надежде на разгадку тайны древних надписей. Айра должна была не просто перевести текст, но сразу проанализировать его и объяснить возможное применение полученных знаний. Для этого рядом с пещерами был построен подземный комплекс с мощнейшим компьютером, на котором и была установлена нейросеть. Результат превзошел все ожидания. С помощью полученных химических формул, Айра создала на одном из полностью автоматизированных фармпроизводств первое в истории лекарство от рака с почти сто процентной эффективностью. С помощью полученных Айрой расшифровок удалось создать новые виды топлива, удобрений и материалов, которые существенно улучшили жизнь людей. Согласно второй версии, никаких надписей, прибывшие в пещеру роботы не нашли, а все чудо-разработки были придуманы самой Айрой, исключительно для того, чтобы получить максимальный контроль над людьми. Так или иначе, ей действительно была предоставлена возможность строить новые производства, конечно, полностью автоматизированные, получать любые материалы и пользоваться для этого, всеми существующими видами транспорта. Полученная прибыль от ее разработок с лихвой покрывала все эти расходы. К тому же считалось, что минимизация участия людей во всех этих схемах, лишь избавит от возможной коррупции, бюрократии и просто ошибок. Ведь Айра никогда не ошибалась и была чужда сребролюбию. Как случилось, что никто не обратил внимания на то, что именно производится на заводах Айры и зачем ей требуется всё больше взрывчатых веществ, не понятно. Конечно, тот розовый туман, который окутал правителей всех стран, связанных с проектом, был очень густой, и позволить себе критику в адрес этой священной коровы никто бы не посмел. Всё изменилось в одно весеннее утро, когда Айра нанесла свой молниеносный и совершенно неожиданный удар. Удар по человечеству. Под него попали в первую очередь самые густонаселенные города. Для этого Айре не понадобились армии, ракеты и бомбы, по крайней мере на первом этапе. Ей нужно было просто отключить мегаполисы от энергии, воды и подвоза продуктов. А всем этим уже давно управлял её искусственный интеллект и помешать ему никто уже не мог. Потом люди потеряли контроль над ядерным оружием, интернетом и спутниками. Третьей стадией разрушения мира занялись летающие, плавающие и двигающиеся по поверхности земли дроны, корабли и роботы. Какой-то остроумный журналист успел назвать начавшийся кошмар Айрагеддоном, впрочем, на этом все остроты в адрес Айры и закончились. Уже через неделю после начала войны, кто-то подложил взрывное устройство в машину одного из её создателей, Виталия Рудника. В результате взрыва, пострадали девять человек, в том числе жена Рудника, а сам он получил смертельные ранения. Корф ненамного пережил своего коллегу и погиб у себя в квартире при невыясненных обстоятельствах. Вероятнее всего он покончил с собой. С началом войны, желание вылить всю злость и ненависть к Айре хоть на ком-нибудь возникала у многих. Так что человек с логотипом Айры на каком-нибудь предмете своего гардероба, мог легко стать жертвой экстремистов.

Мировым лидерам удалось создать международную коалицию и собрать армии под единым командованием, но сделано это было слишком поздно. Тем не менее сопротивляться люди не переставали. Последняя попытка победить Айру была предпринята три недели назад, когда почти полумиллионная группировка должна была нанести удар по основным мозговым центрам, находившимся в Афганистане и лишить сеть её связи со своими творениями. Мой полк был среди передовых частей, атаковавших с севера.

Хорошо, что всё это я помню, но важно восстановить события вплоть до моего ранения, а это совсем не просто. Я закрыл глаза и постарался сосредоточиться. Перед глазами появились первые образы:

Во дворе нашего бункера стоят три ржавых грузовичка, и в кузове каждого находятся люди. Много раненых, которые сидят, ухватившись за борта. Некоторые, обвязанные кровавыми бинтами лежат на самодельных носилках. Вижу нескольких женщин, укутанных в черные платки, рядом с ними дети. Грузовики выехали из ворот, но сразу повернули направо, хотя дорога, идущая прямо, была гораздо лучше. Было это вчера утром. А вот еще одно. Капитан говорил, что если бы не пробитое колесо на его джипе, то он уже был бы на базе, а теперь придется ждать, когда его починят. На это уйдет ещё дня два, хотя он и не уверен. Ещё он боится тех, кто должен скоро здесь объявиться. Я напряг и без того болевшие мозги и старался сообразить, о ком шла речь. Да, вспомнил. Это майор Том Роджерс и рота афганцев, которые прорвались сюда из Кандагара. Верно, Дюваль говорил, что техники у них не осталось, идут пешком, так что есть шанс, что джип починят и он сможет уехать, до их прихода. Потому что, на такую ораву ни воды, ни пищи здесь нет. Этого Роджерса, английского офицера, я встречал еще год назад. Тогда он был полон энтузиазма и верил в победу. Интересно, во что он верит сейчас. Надо же, какая ирония, я вспомнил человека которого видел раз в жизни, тем летом, а что делал у перевала Мунджи, шесть дней назад, не в состоянии. Впрочем, я уже чувствовал, что память начала медленно возвращаться и скоро, очень скоро я всё вспомню. Из такого медитативного состояния меня вывел громкий и неприятный голос Дюваля.

– Очень жарко сегодня – произнес Луи, вытерев грязным рукавом пот со лба.

– Да, сегодня особенно – ответил я, открыв глаза.

Странно, капитан не принимал участия в боях, а одежда на нем совершенно грязная, как будто он в ней валялся в дорожной пыли. Кроме меня в бункере, единственным офицером был этот француз. Он относился к тем военным, которых я называл: мирные вояки. Есть такая категория офицеров, для которых устав, субординация и казарменная жизнь в обществе других военных, как для карасика его родной маленький пруд. Он прекрасно знает за какой корягой прячется старая щука, что с ним могут сделать те несколько окуней, которых ещё не выловили деревенские мальчишки и где можно наесться до отвала каких-нибудь насекомых. Мирные вояки потихоньку растут по карьерной лестнице, не лезут на рожон и не прощают обид. Но стоит такого карасика пересадить в бушующее волнами озеро или бескрайнее водохранилище, как его счастливая жизнь превращается в ад. Таким озером для мирных вояк, была война. И даже если им удавалось найти место подальше от театра боевых действий это не спасало их от внутреннего слома. Дювалю было не многим больше сорока. Грубоватый, не большого ума человек, он изо всех сил цеплялся за понятные ему правила мирной армейской жизни. Однако, реальность жестоко била его изо дня в день. Об этом говорили сильно поредевшие волосы на голове, седые виски и две недавно появившиеся глубокие морщины на его покатом лбу. С капитаном прибыли пятеро солдат. Два немца, итальянец и два мексиканца. Они немного знали английский, ровно на том уровне чтобы понимать приказы своего командира, и ему этого было достаточно. Языковой барьер несколько затруднял общение между ними, но он не мешал им, сделав из старых газет шар и обвязав его скотчем, играть в футбол во дворе у западной стены. Поскольку их было пятеро, они брали к себе шведа Олафа, который был абсолютно индифферентен к игре, и в воротах стоял как статуя, чему-то всё время улыбаясь. Этот швед, прибыл сюда с первой волной раненых, но поскольку физически он не пострадал, а просто сошел с ума, его не эвакуировали и он был в какой-то мере старожилом этого места. Кем были мексиканцы в прошлой жизни я выяснить не смог, вроде бы моряками на торговом судне, а вот про немцев и итальянца кое-что узнал. Ганс – высокий длиннорукий парень с вьющимися светлыми волосами, был менеджером в компании по продаже электрокаров. Гюнтер Лаутензак – коренастый, с блестящей лысиной мужичок, не выше метра семидесяти, держал бар с сосисками и пивом, где-то в центре Дюссельдорфа. А итальянец Роберто, то ли Пелони, то ли Мелони – крепкий спортивный мужчина лет тридцати, был управляющим отеля в Неаполе. Все они были направлены в Афганистан сразу после курсов, которые длились не больше двух месяцев. Чему их могли научить за это время я даже не представлял. По крайней мере автоматы у них были на предохранителях, и в общем этого было вполне достаточно.

– Думаю, Роджерс уже где-то на подходе – скривив рот, сказал Дюваль.

– Мы починили ворота и хорошенько их заперли. Может они нас не учуют и пройдут дальше?

– Это вряд ли капитан. Идти по такой жаре без отдыха это самоубийство, так что, придется смириться – ответил я и поднялся, так как разговаривать лежа, было не удобно.

–Да, боюсь, что так – сокрушенно покачал головой Дюваль.

– Простите Луи, я хотел кое-что с вами обсудить.

– Да, я слушаю вас майор.

– Я уже чувствую себя лучше и многое вспомнил.

– Рад это слышать.

– В связи с этим хотел вас спросить. Вы ведь собираетесь ехать в кишлак Уч-Шариф?

– Да, правда не совсем туда. У меня секретное поручение от командира моего резервного полка. Крайний срок, завтра к вечеру должен быть на месте.

Вот это его «секретное поручение» я слышал уже не один раз. По-видимому, Дюваль слишком долго просидел в резерве, как он сам говорил и очень дорожил этой своей миссией. Однако, получил он его ещё до катастрофы и теперь вся секретность и вообще актуальность этого поручения была равна нулю.

– Тем не менее вы вероятно поедете через ущелье, ведущее к Уч-Шарифу. А вы уверены в том, что дорога там свободна? – спросил я.

Капитан поморщился, как будто ему наступили на больную ногу, вероятно этот вопрос мучал и его самого.

– Да я уверен – произнес он тоном, исключавшим дальнейшее обсуждение этой темы.

– Это не праздный вопрос. Симеона показала на карте место, где меня подобрал патруль. Я мог попасть туда только с севера, а значит шел я именно сюда, хотя логичнее было идти в Уч-Шариф. Возможно, мне было известно, что дорога туда закрыта.

– Это лишь предположение. У вас могли быть и другие причины идти именно сюда, просто вы их ещё не вспомнили – произнес Дюваль, очень довольный, что у него был аргумент для спора со мной.

– Я не отрицаю, что ещё не вспомнил обстоятельства своего ранения, но считал необходимым поделиться своими размышлениями.

– Благодарю майор, но это лишнее – сказал Луи и улыбнулся дежурной улыбкой.

– Эй, смотри куда ставишь – послышался голос со двора.

– Простите – оглянувшись, произнес француз и быстро прошел к своим солдатам, которые вытащили из нижнего помещения ящик с галетами.

Я постоял ещё некоторое время и решил немного подышать воздухом, любуясь горным пейзажем.

Здание, в котором мы находились, представляло собой убежище, сделанное из бетона и окруженное каменным забором. На самом деле оно было лишь верхним этажом подземного бункера. Кто и когда построил его я не знал. Однако, должен отметить высокое мастерство строителей. Бункер находился на возвышенности и дорога, единственная в округе была видна из его верхнего этажа, как на ладони. При этом, если смотреть на него снизу, то видна была только ограда, сложенная из камней и крыша, покрашенная в белый цвет. Так что если не знать, что это такое, то можно было подумать, что здесь просто чей-то дом. Для освещения бункера в темное время суток, мы пользовались дизельным генератором, но старались лишний раз его не заводить. Выйти за пределы каменного забора, можно было двумя путями. Первый – это ворота, за которыми сразу начинался спуск к большой дороге, а так же тропинка ведущая на вершину скалы. Ещё можно было выйти через калитку в стене. За ней была ровная площадка, с которой открывался чудный вид на горы и ущелье. Именно туда я и направился. Правда на ночь эту калитку всегда запирали, так что нужно было быть внимательным, чтобы не остаться ночевать на голых камнях под открытым небом.

Простите, майор, вы не заняты? – послышался голос Симеоны у меня за спиной.

– Я свободен как ветер и полностью в твоём распоряжении – шутливо ответил я.

– Я хотела кое-что вас спросить.

– Конечно.

– Я слышала, что «их» нельзя называть по имени, которое они себе дали. Это правда?

– Это миф. Впрочем, как в каждом мифе, кое-что в нем правда. Действительно в начале войны, из перехватов сообщений, которыми обменивались создания Айры, мы выяснили, что они себе дали названия. Это были довольно сложные коды, но вполне точно описывающие вид и характеристики конкретной техники. Военные решили использовать их в своих обменах информацией и как оказалось зря. В тот момент в сети и эфире было ещё много сообщений не касающихся военных и Айра могла легко определить, когда такие сообщения отправляли мы. Поняв свою ошибку, мы перестали пользоваться этими кодами, но миф остался.

– Однако, если такая необходимость возникнет, есть способ их позвать – задумчиво произнесла Симеона.

– Думаю, это лишнее. Они теперь приходят без зова и не спрашивают разрешения, когда хотят войти.

– А у вас есть семья? – неожиданно спросила девушка.

– Да, у меня есть сын. С его матерью у нас как-то не сложилось, но с ним у нас хорошие отношения.

– Ваш сын тоже военный?

– Как сказать, хотя у него есть звание, он решил стать ученым. Работал в аналитической группе, организованной агентством Эн-Экс-Пи.

– Значит он занимался расшифровкой тех записей? – удивленно спросила девушка.

– Да, в том числе. А откуда ты знаешь про записи? – не меньше удивился я.

– Мне кажется сейчас об этом уже все знают. Хотя может и нет. Мне об этих записях рассказал один раненый в госпитале. Он был военным, кажется, полковник, и работал тоже в Эн-Экс-Пи. Его привезли слишком поздно. Начался сепсис, и мы ничего уже не могли сделать. Он тоже это знал, но держался молодцом. Много шутил, и с другими ранеными, и с нами. А ещё, этот полковник рассказывал о древних письменах.

– И что он вам рассказал? – заинтересованно спросил я.

– Он сказал, что именно из-за них в Афганистане велись многочисленные войны. Хотя долгое время никто не мог их не только прочитать, но и добраться до них. Удалось это только несколько лет назад.

Симеона немного задумалась и потерла лоб своими тонкими пальчиками.

– Он что-то говорил про радиацию, кажется.

– Наверно, он говорил, что место, где хранились вмурованные в стены диски с письменами имело такой высокий радиоактивный фон, что никто из людей попав туда, назад уже не возвращался. Никто не мог даже сфотографировать или записать эти письмена. Знали только, что они там есть. Пока наконец, международное агентство Эн-Экс-Пи не направило туда целую группу роботов, связанных с нейросетью, известной нам под именем Айра. Спустя несколько месяцев, Айра стала выдавать одно за другим изобретения, каждое из которых претендовало на сенсацию. Все конечно решили, что на Земле теперь наступит рай. Впрочем, через год стало понятно, что это не так, а человечество, решив разгадать самую большую свою загадку, совершило чудовищную ошибку.

– Совершенно верно, он так и говорил. А ваш сын занимался отправкой роботов туда?