Попроси меня. Матриархат, путь восхождения, низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 2

Прекрасный способ устойчивости это моральное уважение. Поэтому гармония в первую очередь гордится своим возрастным старчеством, древними корнями. Ее мало заботит состояние ее внутренних величин, лишь бы они не вызывали беспокойство, Пребывая в старческом, полуживом-полумертвом, абсолютного спокойствия, замороженном, состоянии гармония стремится пережить всех своих более живых, более глупых, с ее точки зрения, затрачиваемых энергию соседей. Поэтому самая ходовая поговорка гармонии – «что бы ни делать, лишь бы ничего не делать».

Вышеприведенную «золотую» поговорку, желая, не желая того, копируют все элементы гармонии, которые одновременно и боятся, поскольку «любая инициатива здесь наказуема», и сами не хотят выходить за очертанные рамки их дозволенности, – гармония это закон, а закон это запрет, поэтому запрет в гармонии это аксиома её существования, и любое разрешение здесь несет чрезмерную форму страха «как-бы чего не вышло».

Природой бесконечности гармония является болезненным фактором впадения в крайность – если покой, то абсолютный – мертвящий, если дисгармония, то вплоть до самоуничтожения, но уничтожения не центральной гармонии, а ее периферийных областей, соблюдая тем интерес к выживанию гармонии и ее положения «единения противоположностей», – самое священное в гармонии это ее сердцевина – «0».

В гармонии патриотизм находится в сковывающем положении ситуации справедливости. Здесь, правилом мира величины, патриотизм вовлекается в тюремное состояние достоинства абсолютного совершенства и чистоты образа «Я», когда отдельное в меру непоседливое «я» элементов кристаллической решетки системы замораживается до такой степени, что «я» становится неподвижным колом, при котором происходит волшебное превращение «я» в «не я», где «я» изменяется в состояние высоты «Я», становясь суперэлементом системы, где «мои мысли» облекаются в форму «не мои мысли», а «не мои мысли» предстают эффектом «моих мыслей». Это как будто бы вожделенное взросление, когда появляются крылья для полета, состояние наркотической эйфории эффекта появляющейся силы, но в действительности является незаметной подменой вещей действия хитрости повышенного безумства, когда одаренные несущие вдаль крылья обозначают лишь условие изначальной задолженности, состоянием непререкаемой заданности действий определяется принцип беспомощности мира насекомых. Другими словами, патриотизм в гармонии это принцип эволюционизма, когда намечаешь одно, а получается другое (на что мистика говорит, это искусство волшебства, поскольку получилось лучше, просто фантастика). Поэтому в состоянии юродства суперпатриотизма «ты» оказываешься «не ты», поскольку в состоянии «Я» теряется «Я», но «ты» становишься изначально заданным и никогда неизменяемым вектором нулевого действия, когда «Я» будучи высокого мнения о себе оказывается подстилкой позиции общей непререкаемости состояния безручья фактора пещерного мировоззрения мира высокого достоинства.

Гармония вообще очень печется о сохранении энергии и потому о том, чтобы ее элементы были как можно менее подвижны (или направлены в строго определенную сторону), т.е. о состоянии их тюремного заключения (или полутюремного, военизированного). Это гарантия стабильности гармонии. Поэтому тюрьма начинается возводиться уже в сознании системы, камуфлируя это под любовь к своей когда то выбранной предками стези – отеческим гробам, т.е. под определение патриотизма, не затемняющей святой любви к отечеству. Нюанс же патриотизма в том, что история практически любого общества была концентрированием природы целостности. Поэтому гармония очень патриотична, что в действительности является для нее фактором ориентации внутрь системы, т.е. удержание элементов в состоянии близорукости, невежественности, и особенно в не стабильном положении, маскируя тем свое слабеющее состояние, т.е. ее интересует устойчивая целостность, выраженное в подчиненности величине, и любой инициатор, не вписывающийся в жесткие рамки т.н. подчинённой любви, тот объявляется врагом отечества, за чем скрывается банальная боязнь величины потерять лицо, а затем и устойчивость положения: к патриотизму, который не прославляет саму гармонию, гармония проявляет безразличность, со временем все сильнее превращающееся в подозрительность о существовании прямого конкурента. Поэтому гармония культивирует патриотизм, возводя это в болезненную параноидальческую фазу истинности состояния, мистического патриотизма свойства всё охватывающей гравитации – гордости тюремного состояния аскетизма, объявляя врагами всех т.н. умеренных патриотов-инициаторов, называя их поддонками и предателями, и использует его, с одной стороны, в своей целях еще большей спасательной закупорки, а с другой, объединительного порыва, направленного либо на трудовые рекорды, либо на действия военного характера по отношению к внешнему миру. Поэтому состояние мира гармонии – не правота, а нанесение превентивного упреждающего удара по всему, что не вписывается в рамки любви к ее состоянию свободы, равенства, справедливости и достоинства, – в гармонии вообще презумпцию абсолютной правоты имеет только правоохранительно-карательная система, она находится в состоянии воли, делегируя этот образ своим элементам, которые ограниченным сознанием воспринимают все «за чистую монету», т.е. что их воля бесконечна, в действительности гармонии, терпящей бедствие от приспособления к вечно изменяющемуся окружающему миру, всё пребывающее лишь «до поры до времени».

Состояние Божественного патриотизма, когда Творец, производивший постановку изменения, Собою наполняет и объединяет течение разносторонностей, даёт им вечную жизнь радостного существования, по-своему старается скопировать гармония используя для этого эффект опережения, и потому её патриотизм находится в состоянии супер, условием скачкообразного феномена является обстоятельством убегающего отражения, постановкой ненормальности оказывается в прямолинейности изломленной природой Божественного благословения.

Объективность условия патриотизма гармонии включает в себя весь мир противоположностей её элементов, в том числе, как живых, так и не живых. Поэтому объединяющим порывом гармонии является ситуация доведения структуры её личностных частей до общего значения равенства, когда живое пропитывается неживым, а неживое – живым. Поэтому всё снивелировано к «золотой середине», где смерть предстаёт постановкой не исчезновения, но впадение в состояние галлюциногенных переживаний, а жизнь не оказывается жизнью в полном значении этого слова, творческим движением, но выражением безрукой, зомбировано бестолковой беспомощности, мало отличающейся от образа идиотизма.

Гармония – цементирующий мир первенства своих, чужие, которые не первые, здесь отторгаются нивелированием в «ничто». Однако в «единстве противоположностей» «ничто» является всем, и потому это отдельный мир своего первенства, в свою очередь, способное рассматривать «мир первенства своих» как почву своего существования – в гармонии плюс и минус находятся в неустойчивом положении и поэтому время от времени меняются местами.

Природа целостности несёт в себе фактор ограниченности, вследствие чего в целостности ограничена сама стабильность, – стабильность здесь постоянно нарушается из-за самой ситуации взаимодействия, вынужденного явления в мире общего взаимодействия, вытекающего из общей дисгармонии. Поэтому гармония вынуждена лавировать в мире неустойчивости, искать большую выгоду, отбрасывая выгоду меньшего порядка, т.е. существовать по принципу – кто кого больше перехитрит, или откровенно обманет.

В мире дисгармонии, которое есть причина взаимодействия, гармония представляется природой аскетизма. Но аскетизм является дисгармонией. Поэтому гармония в себе несет одновременно дисгармонию, и в этом факторе она копирует движительное произведение дисгармонии Бога-Творца, но в отличие от Бога степенью аскетизма, позицией «—». Поэтому, чем больше гармонии, тем больше аскетической дисгармонии (хотя, положение больше-меньше в гармонии имеет фактор относительности), и наоборот. Поэтому гармония культивирует аскетизм, аскетизм – гармонию.

Весь мир дисгармоничен, неустойчив, и для своей устойчивости в мире неустойчивости гармония подстраивается под неустойчивое состояние, идет на сбой-скачок, внутреннюю дисгармонию, аскетизм, который принимает форму вынужденного движения элементов, т.е. необходимый труд, создающий благоприятные условия для устойчивости. Поэтому гармонии необходима дисгармония, которая служит залогом гарантии состояния ее целостности, и поэтому в гармонии дисгармония-труд обожествляется, понятия труд-доблесть-бог становятся синонимами, воплощая природу «единения противоположностей», и в то же время являются «противоположностями», где доблести мерзостен труд, а труд ни когда не достигает высот доблести. Поэтому в гармонии труд является ценнейшим фактором, который до бесконечности обесценивается, воплощая тем природу аскетизма и того и другого. (Поэтому в этой суперсистеме с работы возвращаются уставшими, зарабатывая тем хронические заболевания, и прекращают трудиться только будучи в одряхлевшем состоянии, отдавая себя на волю более молодых и таких же бедных элементов).

В системе равенства «единства противоположностей» открывается симметричный ему фактор неравенства, всегда отрицательного вектора. Поэтому коммунистический типаж равенства воплощается в суровой аскетической среде, что в более менее цивилизованной системе лучше всего проявляется в монастырском и военизированном укладе, где одно сплошное равенство (которое, к слову говоря, показательным примером своего идеального равенства в самой низшей, солдатской среде не терпит ни лучшести, ни худшести) сталкивается с внутренним противоречием своего неравенства и общим выражением заторможенности умственного движения к покою. Поэтому можно вывести простую формулу равенства – коммунизм тяготеет к военизированности, и даже при всей своей миролюбивости ведёт политику разжигания военных действий, и чем больше, тем лучше.

Идеал целостности состоит в покое, что представляется фактором обездвижения, которое, в свою очередь, для мира движения является аскетизмом. Поэтому сам по себе покой есть аскетизм, и он служит положительным фактором, и даже необходим, поскольку иллюзия гармонии существует, но строго в умеренных, образно говоря, иллюзорных дозах, поскольку гармония всего лишь иллюзия. Поэтому в системе гармонии процветание вообще является способом выживания, и не более того.

Гармония есть природа неправильности, невозможности существования в идеалистическом представлении целостности. Поэтому, чтобы неправильность обрела правильную форму устойчивости она сама идет на неправильность, включает в себе функции, отрицающие ее саму, под зорким присмотром и небольшим исключением.

Гармония – природа волшебства, которая воспринимает преобразовательную дисгармонию за эталон волшебства. Поэтому гармония вынуждено стремится к миру дисгармонии, чтобы приобрести волшебное состояние как можно больше. Поэтому повышенная дисгармония положением аскетизма трудового состояния является прогрессивной святостью мира гармонии.

В состоянии дисгармонии гармонии всегда не хватает бесконечности, поскольку одна величина есть бесконечность, поэтому аппетит гармонии бесконечен.

Своим целостным состоянием гармония позиционирует себя независимым ни от кого и ни чего образом, т.е. богом, вследствие чего она противостоит Богу-Творцу, вследствие чего у неё свято всё, что так или иначе либо открыто конфронтирует, либо скрытно отдаляет от Бога.

Гармонию заботит устойчивость, ее положение превосходящей царственности, т.е. в первую очередь ее волнует личное достоинство, моральное к ней отношение окружающего мира. Одним из факторов боязни потери лица находится в ее прошлом, где она пребывала в неприглядном, недостойном состоянии. Поэтому в гармонии история общества под пристальным вниманием, подправляется под необходимую точку зрения, местами скрывая и вымарывая неудобные факты, или специфично их трактуя: гармония придерживается золотого правила похоронного церемониала, – о покойнике либо – хорошо, либо – никак, – P.S.: – и этим лишний раз указывает на то, к чему она стремится – к покойственности. Поэтому в гармонии складывается парадоксальная ситуация, с одной стороны, культивирование своей истории, доводя это до психпатриотизма, а с другой, тщательное скрывание правдивых факторов, получая в конечном результате общее состояние русской пословицы – «Ивана, не помнившего своего родства», – психпатриотизм сломя голову героизирует историю своего народа, для него прошлое тормознутое (мистическое) есть идеал существования мира стабильного ускорения. Поэтому, вообще, патриотизм в гармонии в действительности является фашизмом (любой разновидности, националистической, либо всемирной).

Состояние нирваны гармонии – покойственность, которое достигается позицией уравновешивания, т.е. равенством частей, и потому равенство является идейным выразителем стремлений целостности. Но равенство является фактором абсолютной похожести, как внешне, так и внутренним качественным форматом – все элементы, как штампованные детали. Подобное явление штамповки примечательно в умственных способностях, где если хоть один элемент чего-либо не понимает, то соответственно, и никто не сможет этого понять. Поэтому мир гармонии – мир тупоумства: здесь невозможно осмысление ничего нового, поскольку горизонт способности мозга ограничен. И даже в состоянии неравенства, которое в позиции бесконечности балансирует равенство, элементы настолько неравны по своим способностям, что понять друг друга не могут, это как червяк и гомо сапиенс. Поэтому мир гармонии – это повальное закабаление, уничтожение, друг друга, перевод всего в «0», поскольку если будет найден способ завладения одним элементом вида, быстро перейдет в кабалу весь вид, поскольку защитный механизм вида фактически здесь отсутствует ситуацией абсолютной идентичности или абсолютной разрозненности.

Примечания