Книга Попроси меня. Матриархат, путь восхождения, низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 2 - читать онлайн бесплатно, автор Александр Атрошенко. Cтраница 10
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Попроси меня. Матриархат, путь восхождения, низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 2
Попроси меня. Матриархат, путь восхождения, низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 2
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Попроси меня. Матриархат, путь восхождения, низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 2

В гармонии, кроме равенства демократии, существует принцип старшинства, являющийся ценнейшим фактором мудрости. Таким образом, и старшинство и демократия – неотъемлемые части друг друга, демократия опирается на старшинство, а старшинство на демократию. Демократия выдвигает старшинство, чтобы затем старшинство продвигала (как можно быстрее и в максимальном виде) идеи демократии. Они существует в гармонии ее природой неотделимости равенства и неравенства, и потому являются выражением качества справедливости по отношению друг к другу. Поэтому старшинство в гармонии несет функцию представителя демократии, «первого среди равных» (или, по русской поговорке касающейся, как правило, властно-блатных групп населения времени равенства материалистического социализма – «самые равные среди равных»), и эта ситуация внешне копирует Божественное положения братского равенства, только в гармонии равенство является пропастью обожествления выделенности, а в открытой системе наоборот, пропасть выделенности приближается к равенству, непреодолимая бездна есть мостик братства и сострадания.

Демократия вообще является невыгодным условием не только в деле управления системой, но и повышено затратной формой с точки зрения элементарной экономики, – т.е. богатые не потому что беспечно демократичны, но бездумье демократии потому что в хороших условиях существования, т.е. богатые. (Прекрасным примером тому служит современная Швейцария, несмотря на свою сверхдемократичность не показывающая опережающего роста влияния ни в политике, ни в экономике мира). Поэтому демократия, рано или поздно, в мире динамики сама превращается в централизацию с простых экономических позиций природы «единения противоположностей», принимает форму ускорения процессов движения, тяготеющих к покою, ускорителя экономики природы тормоза, причем, чем больше система пребывает в состоянии тормоза, тем, внутренним её чаянием к выживанию в мире активных изменений, более подвижный деспотичностью вид принимает ускоритель, – необходимость в целенаправленной подвижности системы экономии проецируется в состояние слабодумующей централизации, которая, остротой впадения в мертвечину стремиться к обратному, и потому примером своей живучести переходит в состояние подвижной свободы, т.е. анархии – деспотизм, расталкивая тем все элементы системы, тяготеющих к застою.

Для более эффективного управления системой, демократия, посредству элементарной заинтересованности выхода из тупика самоорганизации, идет на частичную централизацию, которая, в свою очередь, в системе гармонии быстро осознает своё положение лучшести, т.е., языком «противоположностей», более высшей ступенью, но поскольку в гармонии высшее отрицает низшее, централизация отрицает хаосную самоорганизацию, как прошедшую низшую ступень развития.

Причем, оформившаяся централизация в природе гармонии фактически не подвержена изменению изнутри плавным, реформаторским движением, поскольку все её органы управления пронизаны фактором коррупционности, лени, безрукости, надменности, и чтобы сохранялась устойчивость каждой ступени управления, в представленной, по их мнению, суперпрогрессивной картине устройства бытия, всем им требуется надежный защитник, в роли которого и выступает вышестоящая ступень, которая, в свою очередь, элементарно понимая, что от смены мест слагаемых сумма не меняется, на смену чем-то провинившимся не придут более гениальные, расторопные, честные, и вообще побаивающаяся в принципе менять привычную обстановку на лиц новой неопределенности, не заинтересована ни в какой перемене, всей мощностью аппарата выступает в роли не для организации дела, но для охраны всех от организации дела, в первую очередь касающееся вопроса устройства дела институтов контроля властного шабаша.

Справедливость, как таковая, вообще, является фактором дуализма, поэтому справедливость является основой и условием вовсе не Бога, а гармонии. Справедливым, к примеру, может быть суд, да и то относительно48, но милость не может быть справедлива. Поэтому в мире Бога-Творца справедливости не существует, он содержится благословением Бога, – несправедливость является выражением движения Бытия, само движение есть несправедливость, – справедливость, если так можно сказать, в смысле правильного решения вопроса, здесь является следствием фактора положительной, преобразовательной несправедливости. Принципом копирования Бога подобное положение наблюдается также и в «единстве противоположностей», где справедливость равна несправедливости, поэтому гармония заявляет, что она, как Бог, в несправедливости справедлива, и содержит свой мир через справедливую несправедливость. Отличием от Бога-Творца является только особенность гармонии, ее природа ограниченного целостного состояния. Поэтому в несправедливой структуре Бога всего много, очень много и очень очень много, а в справедливой позиции гармонии – мало, очень мало, очень очень мало (и вообще ничто). Поэтому в положительной системе Бога проявляется милость, где нехорошее спасается-переделывается – у Бога сил и фантазий много, – милость является неотделимой частью творчества, и потому есть творчество, – а в отрицательной, ограниченной, требующей сбалансирования справедливости гармонии, хорошее «вознаграждается» нехорошим, а нехорошее – хорошим, – так, что в русском мире гармонии даже сложилась пословица – «не делай добра, не получишь и зла».

В постановке справедливости гармонии очертывающим фактором достоинства изолирующей крепости зрение и мыслительная способность элементов системы сужается, а распорядитель крепости (монастыря-тюрьмы) старательно помогает, чтобы недоразвитые слепцы случайно не увидели чего-нибудь лишнего и не продвинулись более положенного в своем разумении: возможность разглядеть иное, новое, есть дар повышенной способности, выходящей за рамки привычного, т.е. крепости, поэтому справедливость боится нового, поскольку она сама по себе есть привычка, т.е. старина.

Законы физики безжалостны, но это безжалостное состояние сил законов является конструкцией мира творческой фантазии удивительной стройности природы красоты, и весь живой мир, как часть Бытия, как замысел Бога-Творца в логическом продолжении сложной конструкции, несет в себе отражение это состояния природы совмещения свирепости и милости. Проявление тех или иных качеств в живом мире происходит по закономерности, чем больше вид нуждается, применяет творческие навыки, роет норы, вьёт гнёзда, строит избы, добывает пропитание, тем больше у него проявляется милости, и наоборот.

Бог сотворил огромный мир физических явлений и, отображением Своего творчества-жертвенности, искусно украсил нищенской природы законы Вселенной обстоятельством повышенного дара, представленное средой живого мира, и особенно человеком. В человеческой природе больше чем в остальном животном мире заложен принцип олицетворения победы ни законов физики, где тело с большей энергией расправляется с телом меньшей энергией, т.е. силы агрессивного (бандитствующего) характера, а их поражение, воплощающееся в факторе милости, что является социальностью, назовем, положительного образа. То есть, милость отрицает физику, она другой природы, неподвластно физике, где все предсказуемо логично, потому является фактором фантазии, которое облекается в действие творчества силой движения, и тем не дающее успокоение, направленное к «0», силе процессов физики. Поэтому милость является творчеством и направленно против агрессии, агрессивных законов физики мира справедливости. Поэтому, чем больше милости, тем больше творчества, тем более сильна система, тем более счастлива и интересна искусством движения история ее элементов. Поэтому, когда торжествует справедливость, то в действительности, внутренним смыслом, праздничает глупость, радуется победа безрукой озлобленности, поскольку справедливость, в чистом виде, есть идеальный способ уничтожения, перевод всего в состояние «0». Поэтому принципиальная и точная в исполнении справедливость в действительности асоциальна, а глупая жертвенной щедростью милостивость является фундаментальным условием социальности. Поэтому, соответственно, и коммунистический типаж устройства асоциален (сюда относится и модное сегодня выражение социальная справедливость, относящееся к социальности отрицательного образа), а точнее сказать, поскольку живой элемент не в состоянии быть вообще один, социален на минимальном уровне. Это социальность суровых будней тяжелого существования скорее напоминающий процесс выживания со страхом – лишь бы не стало хуже.

Коммуна-справедливость выступает антагонистом развития социальности: коммуна отторгает разносторонность – это вообще отдельный мир со своим уставом исключительности равноправия, – она создает иллюзию идеальности, что особенно сильно распространённо в примитивном обществе, и уже этим фактором предстает тормозом установления более сложных конструкций социальных взаимоотношений.

В коммуне скупость равенства является миром богатства всеобщей успешности и потому направленно против мира богатства милости неравенства: свобода отрицает социальность, а социальность – свободу, поскольку сама по себе социальность является фактором зависимости. Но в «единстве противоположностей» присутствует состояние аскетической жертвенности, и на этом основании, передергивая позицию умеренной зависимости нормальной социальности, делая подмену понятиям, гармония приписывает себе образ социальности, а условием, что аскетическая жертвенность стоит дороже умеренной зависимости ставит свою социальность выше творческой, в состоянии супер. Кроме того, даже жертвенность в гармонии по своему внутреннему качеству отлична от состояния зависимости творческой системы, несет двойственное значение в факторе «+» и «—». С одной стороны – «мы за ценой не постоим», с другой – на аскетов смотрят как на дурачков, «не от мира сего». Поэтому в гармонии жертвенность является продолжением фактора общей скудости – жертвуют все («всем миром, всем народом, всей землей»), чтобы дело сдвинулось, малыми крохами всех, с мертвой точки, достигая результативности последующим общим обессиливанием, и жертвуют единицы, от которых толку, в масштабе всей системы, никакого нет. Поэтому в гармонии фактор жертвенности служит для того, чтобы создать иллюзию нормальной системы, в которой состояние изобилующей милостивости является обычным условием повседневности, а наметившие путь построения социализма в русле коммунизма (социализма при справедливости), ожидая, что всё это положительного свойства, «хорошее, доброе, вечное», будут довольствоваться вначале вспышками их столкновений, а затем вечными полумерами, и в общем превалирующем мировоззрении коммуны-гармонии, в конечном итоге, в тревожном для гармонии обстоятельстве мира постоянного развития-помощи (утопающему в природе затягивающей сбалансированности), всё снизойдет к состоянию отражающего, зеркального, т.е. в гармонии бизеркального развития, суперразвития – деградационному положению обстоятельства нулевой милосердности – «затягиванием гаек» для окончательного «срыва резьбы». (Интересно, город всегда более продуктивен, чем село, и один из важных тому факторов это обстоятельство более сильного разрушения в городе коммуны, чем в сельской местности (конечно, если своим увеличивающимся неравенством система не входит в хаос, другую противоположность гармонии). Другими словами, построение коммуны (равенства) это построение сельского типажа устройства (где наилучшим образом воплощены принципы гармонии связью с природой, бдением друг за другом и т.п.), и марксизм, таким образом, сводится к условию разрушения городской среды для воплощения села городского масштаба, с убеждением, что такое суперсело так рванет непревзойденной силой цивилизованности, что своей продуктивностью обгонит все города цивилизованного мира. Только у Маркса вместо города страна и вообще весь мир. P.S.: Город, превращенный в село, обгоняет город – это фантастическая глупость шизофренической наклонности, имеющее основание в мистическом факторе повернутости мозгов в сторону всеобщей справедливости и равенства. Клиника…)

В гармонии фактор социальности является обстоятельством преизбыточности, выходящего за рамки равноправия, вследствие чего социальность, будучи чуждым явлением, здесь отторгается всеобщим принципом паритетности. Сказать иначе, в гармонии социальность оказывается псевдосоциальностью, поскольку здесь помощь оказывается только тогда, когда по-настоящему возопиют, т.е. боясь потерять устойчивость, и только для того, чтобы наглядно продемонстрировать свою «не сгибаемую» природу справедливости, которая искусством иллюзии принципа восхождения преподноситься вопиющим подарком доброй милосердности.

В творческой системе неравенство обретает свойство равенства, в родильной – равенство стремится и обретает неравенство. Сказать иначе, у Бога хаос сдерживается целенаправленной задумкой, а в гармонии всеобщее сдерживание входит в хаос условием всеобщего ускорения процесса ошибочных действий.

Раз движение есть несправедливость, а реальность это мир движения, то реальность это явление всеобщей несправедливости, вследствие чего заниматься построением мира справедливости (даже если отвлеченно представить, что справедливость является эталоном счастья) в глобальном мире несправедливости это то же самое, как в текучей природе воды пытаться извлечь, трудом прессования, отдельную форму булыжника, – вообще стремящийся к справедливости, т.е. к состоянию суперуравновешивания, всегда получает искомую справедливость, но в позиции несправедливости, причем, что искал, искал супер, несправедливость в степени супер.

Справедливость, иллюзией завлечения, вообще не отрицает милостивость как таковую, но поскольку мир справедливости это природа соединения «+» с «—», т.е. образ самодостаточности, что значит, в действительном мире нужды позиционировать свою независимость, крутость, то мир справедливости является миром т.с. грубого приспособления. Поэтому условие справедливости в большей степени несет в себе природу агрессии, высокомерия и злопамятности: с одной стороны – «хождение по головам», с другой – «отольются кошке мышкины слезы».

К иллюзии завлечения относится и красивая с виду формула делания добра друг другу для общего процветания, поскольку справедливость в основе своей несет условие аскетизма, – здесь всегда найдутся умные – здесь существует мир умных, которые особо хитрые, высокого мнения о себе, в покойственности резвые пролезть, с желанием полегче и повыше занять место на бесконечной лестнице пути восхождения всеобъемлющего процесса занижения. Поэтому мир справедливости в позиционировании кругового шествия побеждающего добра в действительности является миражом для дурачков, которые своей наивностью и создают эту игру воображения, что в реальности означает мир повальной несправедливости.

Доброе расположение вообще не является следствием аксиомы настроения гармонии – добро за добро. В ориентации «добро за добро» внутренним фундаментом корениться условие эгоизма, которое в скудости мира справедливости, в конечном итоге, вынуждено начинает превалировать. Поэтому красивая сказка воплощается прозаичной действительностью, где не добро контролирует зло, а злоба ставит под свой контроль добро, по бандитски опуская его отсчитыванием за малое рвение в восхвалении крепости зла под названием «Добро». Поэтому в гармонии добро и зло имеют одну окраску, здесь добро есть зло, а зло – добро.

Справедливость вообще является фактором закона, поэтому стремящийся к справедливости стремиться к закону, а закон сам по себе мертв, он силен лишь своей иллюзией. Поэтому ставивший цель – справедливость, ставит цель собственного омертвения, превращения себя в иллюзию.

Живой мир пронизан нуждой – необходимо дышать, есть, спать и т. д. Осуществление нужды в мире Бога-Творца происходит по принципу раздачи даром – малая нужда вознаграждается большой смекалистостью для удовлетворения своих потребностей. Не так обстоит дело в гармонии, где главенствует принцип экономного сбалансирования, поэтому здесь всё наоборот – смекалистый в глазах стремящейся к покою системы выглядит никчёмной белой вороной, рудиментальным признаком оставшихся колебаний бывших или настоящих вынужденных возмущений. Поэтому в гармонии смекалистость достигает цели только при очень крайней (как правило, военной или голодной) необходимости, в соответствии чего, здесь большая нужда вознаграждается малой смекалистостью.

Природа гармонии – бесконечность, бескрайность, поэтому ее идеальный мир – супер, – если демократия – хаос, если старшинство-централизация – сверхцентрализация. Когда старшинство выходит из демократии, оно, в стремлении к суперживучести-суперустойчивости, но с наименьшими усилиями, т.е. в грабительско-распределяемой природе, преследует цель овладеть демократией, или, наоборот, для своей живучести демократия изначально, повышенным контролем, принципом сменяемости, ставит в сверхнеустойчивое состояние старшинство, вооружением элементов дает понять старшинству о неминуемых больших проблемах, если оно преднамериться выйти за пределы очертаной границы. Иначе в творческой системе, здесь живучесть выявляется не делёжкой средств существования, чем служит непосредственно в гармонии фактор контроля, создавая тем ситуацию, с одной стороны, железную, с другой, шаткую стабильность, неподвижное параличе образное единения, а стремлением к общему созиданию-движению, где единение-организация проистекает из самого процесса творческого движения, желания, образно говоря, помощи Богу-Отцу прибраться по хозяйству, что-либо усовершенствовать, и последствием этого братской помощи тому, кто не имеет к этому возможность. Поэтому присутствие в не творческой системе (или малого творчества, поскольку человек создан Богом творить) сверхцентрализации свидетельствует о сильном влиянии в этом обществе фактора демократии, скрытно проявлявшееся духом товарищества, психпатриотизма-нацизма, идеями спасения абсолютным хаосом – безвластного равноправия, принимающее здесь всё за позицию самоорганизации.

В положении оторванности от Бога-Творца включаются принципы эволюционизма, т.е. самоорганизации, самоуправления системы – т.н. вечевой уклад существования общества (по новгородской Руси), который в позиции старшинства эволюционирует до понятия самодержавия. То есть, самодержавие есть самоуправление. Самодержавие является богом на земле, поскольку в доктрине ограничения действия Бога-Творца небом оно становится полностью независимым, свободным. Поэтому как бы не назывался общественный строй, какой бы он вид не имел, т.н. монархический или демократический, если в нем нет действия Бога-Творца, он находится в позиции самоорганизации, и наоборот, если под Богом – в позиции внешней высшей организованности, управления. Другими словами, и демократия, и централизация в творческой системе нацелены на творчество, и та же демократия и централизация в системе свободы устремлены на остановку творческого процесса, на распад, но который положением «единства противоположностей» блокируется иллюзией конструирования, перенимания передового опыта для сохранения собственной устойчивости.

Отгороженностью от Бога-Творца гармония представляет собой систему свободы сосредоточенной на наименьшее усилие, заманчивую систему наименьших усилий – волшебства, т.е. самоорганизации-эволюции. Когда же общественная система погружается в это состояние, что фактически произошло еще от начала веков со всеми линиями-родами человечества, сам принцип самоорганизации разделился на две вышеупомянутой части – вес голоса большинства низов, управление посредству опоры на множественность, либо просто более физически сильной стороны (начального племенного типажа), и вес голоса более дерзкого, высоты достоинства, меньшинства верхов, управление однозначности и ее приближенных (как правило, при выстраивании крупных образований, напоминающих государственность), более подвижного в целях подавления веса голоса большинства низов, что в последствие приняло самообличающую форму названия – самодержавия. Таким образом, самодержавие и демократия это суть одно и то же, только при более подвижной структуре самодержавии, для подчеркивания ее высоты достоинства (а чем больше достоинства, тем больше крепость и устойчивость), развивается государственность, но способом подавлении большинства ее элементов, что, в свою очередь, трактуется представителями голоса большинства низов, как система деспотичности централизованности, ущемляющая интересы подавляющей массы системы.

Столкнувшись с подобным эффектом, наяву проявляется прямота извилин мозгов элементов конструкции гармонии. С одной стороны, они утверждают, что наилучшее существование находится в самоорганизации, которое при всем старании пока никак не удается достигнуть. Поскольку в действительности нет никакой самоорганизации (но существует явление сплоченности на основе идеи). То есть, они яростно утверждают, что система не работает, и также яростно продолжают призывать идти дальше в неработоспособную систему самоорганизации-самоуправления, точно так же как и в случае либерализма, столкнувшись с его хаосом, уверяют, что это всего лишь временные трудности, и дальше продолжают настаивать на т.н. либеральных ценностях, наяву воплощая русскую поговорку – «всё временное постоянное». А с другой стороны, они пылко призывают следовать туда, где общество находится уже от начала веков, и никогда не выходило с момента отступления от Бога (т.е. лозунги 1917 г. «Долой самодержавие» и «Вся власть Советам» напоминает карикатурный сюжет, по которому пьяный мужик на карачках ползет вокруг деревянной бочки в надежде найти заветный лаз в длинной стене забора). P.S.: Нормальный человек характерен здравой логикой вещей и запоминания опыта, и никогда не наступает на грабли, как минимум второй раз. Дураку одного раза опыта мало, для него процесс постижения житейской науки растягивается на степень его умалишенности и в целом на состояние неадекватности его органов чувств. Поэтому предлагать третий раз следовать по пути, который был уже пройден в 1917 и 1991 гг. (хотя, сюда также можно добавить Ивана IV, Екатерину II и Александра I, воплощавшие мир справедливости, заботы о человеке) может только представитель общества с застаревшим болезненным расстройством рассудка, вдобавок который еще и слеп и глух, т.е. во всех отношениях ограниченной природы гармонии (где, конечно, находятся примерные выразители, своего рода флагманы мира умалишенности, которые с твердой уверенностью делают сверхлегкомысленные заявления о том, что они знают, что Бога нет, – посчитали на ромашке).

Если в творческой системе развитие является процессом творческого конструирования, то в гармонии развитием выступает обстоятельство появления готовой формы из ничего посредству рождения, т.е. рождение есть фактор изменения, что по-современному называется эволюционизмом. Но для гармонии даже процесс рождения слишком затруднителен в своем мировосприятии, как своим действием процесса рождения, так и наводивший на сложные вопросы. Поэтому эволюция в гармонии, из примитивной постановки рождения, еще больше упрощается, переходит в степень твердого железобетонного утверждения – стало. Поэтому недосказанность, перепрыгивание с одного на другое, пропуская громадные процессы, являются факторами эволюции природы гармонии.

Явление самоорганизации в гармонии существует образом ее стремления к устойчивости через природу рождения-самопоявления. Но в «единстве противоположностей» самоорганизация равна деградации. Поэтому любой векторный процесс самоорганизации, быстродействие «скачка», неизменно упирается в атмосферу общей аморфности, которая поглощает все ее бойкие операции. Поэтому самоорганизация есть итог приложенной силы, либо извне, либо изнутри, а деградация – затухание энергии направленного импульса. Поэтому в самоорганизации не только присутствует деградация, но именно последнее, общим стремлением к хаосу и покою, является определяющим фактором конечного результата всей платформы. Поэтому в мире самоорганизации в действительности конкурирует деградационный образ всех совокупных систем – чем более дикий (с выпадами дикости в мире прогресса цивилизованности), тем в глазах самоорганизации более достойный, просветленный. Непосредственно цивилизованность в системе самоорганизации служит вынужденным условием существования в конструкторском бюро мира Бога-Творца.

В мире гармонии самоорганизацией, т.е. соединяющим моментом, служит фактор личностного интереса существования, т.е. заинтересованность в простом способе выживания, которое увеличивается при достижении высот достоинства, где по «единству противоположностей» – как можно меньшее (простое) отражает как можно большее (иллюзорно сложное). Поэтому основой самоорганизации в гармонии выступает положение коррупции, которая, таким образом, питается как можно более дешевой средой существования, достигая тем волшебную природу наиболее легчайшего устройства, которое одновременно является и наивысочайшим достоинством, – вообще, поговорка «быть полезным обществу» имеет двойственное значение. Например, в гармонии она прямо выступает против Божественного начала, а значит и творчества, и служит ей цементирующим фактором своей устойчивости, и более того, она направленна на разрушительное воздействие общества: она для дурачков, поскольку умные, которые хитрые в угоду своего величия, используют любую наивность сугубо в своих интересах, – общественно полезный труд в гармонии является антиобщественным интересом личностного эгоизма. Труд только тот полезен для всего общества, который несет творческое начало, собою отображает творческое начало Бога-Творца.