Падение Османской империи: Первая мировая война на Ближнем Востоке, 1914–1920

Теракт в Стамбуле стал третьим и последним эпизодом в этой серии массовых убийств армян в 1894–1896 годы. Двадцать шесть активистов партии «Дашнакцутюн» под видом носильщиков пронесли в здание Оттоманского банка в Стамбуле оружие и взрывчатку, спрятав их в инкассаторских сумках, и 26 августа 1896 года захватили банк. Они убили двух охранников и взяли в заложники 150 банковских служащих и клиентов, угрожая взорвать здание, если не будут выполнены их требования – включая всеобщую амнистию для армянских политзаключенных и назначение европейского верховного комиссара для контроля над проведением реформ в Восточной Анатолии. Несмотря на свое название, Оттоманский банк был иностранным учреждением – почти все его акции принадлежали британским и французским концернам. Однако расчеты террористов на то, что этой насильственной акцией им удастся добиться вмешательства европейских держав в решение армянского вопроса, не просто не оправдались, а привели к чудовищным обратным результатам. В конце концов, так и не добившись удовлетворения своих требований, террористы были вынуждены покинуть здание банка и бежать из Османской империи на французском судне. Европейцы резко осудили действия дашнаков, но, что еще хуже, нападение на банк спровоцировало волну погромов в Стамбуле, в ходе которых было убито около 8000 армян. Поскольку европейские державы придерживались разных позиций по армянскому вопросу, они не могли выступить единым фронтом и вынудить османское правительство провести реформы. Для армянского же движения кровавые события 1894–1896 годов стали настоящей катастрофой.

В последующие годы армянское движение изменило тактику и начало сотрудничать с либеральными партиями, ставившими своей целью реформировать Османскую империю. В 1907 году дашнаки приняли участие во Втором съезде османских оппозиционных партий в Париже, где также участвовал комитет «Единение и прогресс». Они с энтузиазмом поддержали Младотурецкую революцию 1908 года, благодаря чему впервые в истории эта армянская партия получила легальный статус на территории империи. Позже в том же году армянская община выдвинула своих кандидатов на выборы в Османский парламент, и 14 из них были избраны в нижнюю палату. Многие выражали надежду на то, что политические цели армян могут быть достигнуты в контексте османской конституции, обещанных ею гражданских прав и свобод, а также предполагаемой административной децентрализации. Однако от этих надежд не осталось и следа после контрреволюционного мятежа, который спровоцировал 25–28 апреля 1909 года очередное исступленное кровопролитие, унесшее жизни более чем 20 000 армян{17}.

Минарет, с которого турки стреляли по христианам

В апреле 1909 года толпы мусульман разрушили принадлежавшие христианам дома и магазины в г. Адане и его окрестностях и убили около 20 000 армян. Фотографы американского новостного агентства Bain News Service запечатлели руины христианских кварталов после аданской резни.

Писательница Забел Есаян, один из самых известных армянских литературных деятелей начала ХХ века, вскоре после этих событий отправилась в Адану, чтобы участвовать в оказании помощи пострадавшим. Она увидела город в руинах, населенный вдовами, сиротами и стариками, глубоко травмированными тем, что им пришлось пережить. «Ум отказывается осознавать эту ужасающую реальность, которая находится далеко за пределами человеческого воображения – так писала она об увиденном. – Полную картину произошедшего не могут нарисовать даже те, кто непосредственно пережил эти события. Эти люди запинаются, плачут и в конце концов могут рассказать только об отдельных эпизодах». Влиятельные общественные деятели, такие как Есаян, сумели привлечь внимание международной общественности к массовым убийствам в Османской империи и добиться их осуждения{18}.

Младотурки немедленно отправили Джемаля прекратить насилие и восстановить мир в Адане. Иттихадистам требовалось вернуть доверие дашнаков, чтобы те не пытались поднять европейские страны на защиту армян. Дашнаки согласились продолжать сотрудничество с «Единением и прогрессом» при условии, что правительство арестует и сурово накажет всех виновных в массовых убийствах в Адане, восстановит недвижимость выживших армян, облегчит их налоговое бремя и окажет финансовую помощь нуждающимся. В своих воспоминаниях Джемаль утверждал, что за четыре месяца они восстановили в Адане все разрушенные дома и казнили «не менее 30 магометан в Адане и 17 в близлежащем Эрзине, среди них – членов старейших и знатных семей». Эти меры, принятые не только для того, чтобы успокоить армян, но и чтобы предотвратить европейское вмешательство в армянский вопрос, позволили младотурками выиграть время{19}.

Пока османы старались сохранить территориальную целостность империи в Восточной Анатолии, новый кризис поджидал их в Средиземноморье. Провинции Бенгази и Триполи, расположенные на территории современной Ливии, были последними владениями османов в Северной Африке после оккупации французами Алжира (в 1830 году) и Туниса (в 1881 году) и установления Великобританией протектората над Египтом в 1882 году. Агрессивная, как и многие молодые государства, Италия – чье объединение в единое королевство завершилось только в 1871 году – жаждала расширить свои границы за счет африканских земель и, чтобы удовлетворить свои имперские амбиции, король Виктор Эммануил III обратил взгляд на Ливию.

Османы ничего не сделали для того, чтобы спровоцировать войну с Италией в 1911 году. Между тем заранее заручившийся нейтралитетом британцев и французов Рим знал, что ничто не мешает ему реализовать свои имперские амбиции на севере Африки военным путем. Используя как предлог поставку османами оружия в свои ливийские гарнизоны, что якобы создавало угрозу для безопасности итальянских граждан, живших в Триполи и Бенгази, 29 сентября Рим объявил войну Османской империи и начал полномасштабное вторжение в ливийские прибрежные города{20}.

Османские гарнизоны в Ливии не были готовы к обороне. Насчитывая в общей сложности всего 4200 солдат и не имея поддержки с моря, они вряд ли могли противостоять вторжению итальянской армии, численность которой превышала 34 000 человек. Военный министр Османской империи открыто сказал своим офицерам, что защитить Ливию невозможно. И уже в первые недели октября 1911 года итальянская армия с триумфом маршировала по улицам прибрежных городов османских провинций Триполи (в Западной Ливии) и Бенгази (в Восточной Ливии, также известной как Киренаика){21}.

Однако младотурки придерживались совершенно иной позиции в отношении итальянского вторжения, нежели османское правительство. Великий визирь и его кабинет считали, что империя не может спасти Ливию, поэтому предпочли списать эту удаленную североафриканскую территорию со счетов, вместо того чтобы вмешиваться в драку, в которой они вряд ли могли победить. Но младотурецкие ультранационалисты не желали смириться с потерей османской территории без боя.

В начале октября 1911 года Энвер отправился в Салоники, чтобы обратиться к Центральному комитету «Единения и прогресса». В ходе пятичасовой встречи ему удалось убедить своих соратников в необходимости начать партизанскую войну против итальянцев в Ливии. Он изложил свой план в письме к другу детства и сводному брату германскому военно-морскому атташе Гансу Хуманну: «Мы сплотим наши силы внутри Ливии. Организованные группы арабов, верных граждан своей страны, под командованием офицеров [из числа младотурков] не будут спускать глаз с итальянцев и не будут давать им покоя ни днем, ни ночью. Они будут внезапно нападать на любого итальянского солдата и небольшие отряды итальянцев и безжалостно их уничтожать. Если враг слишком многочислен и силен, группы будут отступать и скрываться на местности, продолжая изматывать врага при каждой возможности»{22}.

После того как план был одобрен Центральным комитетом «Единения и прогресса», Энвер отправился в Стамбул, где инкогнито сел на корабль до Александрии. На призыв Энвера откликнулись десятки патриотически настроенных офицеров, среди которых был и молодой майор по имени Мустафа Кемаль (в будущем он станет известен как Ататюрк, основатель Турецкой Республики). В качестве плацдарма для ведения партизанской войны использовался Египет; некоторые офицеры проникали в Ливию через Тунис. Официально правительство отреклось от этих военнослужащих, назвав их «авантюристами, действующими против воли Османского правительства» (на деле же османское казначейство выплачивало всем находившимся в Ливии военным ежемесячное жалованье). Эти офицеры-добровольцы называли себя «федаи» и были готовы пожертвовать жизнями в борьбе за правое дело{23}.

Проникнув на территорию Ливии в конце октября, Энвер со всей страстью и рвением взялся за дело. Он переоделся в арабскую одежду и на верблюде отправился вглубь страны. Он с радостью приветствовал все тяготы и суровый аскетизм жизни в пустыне и восхищался мужеством бедуинов, с которыми, не зная арабского языка, общался через переводчика. Бедуины со своей стороны также проявили к Энверу большое уважение. Невеста Энвера принцесса Эмине Наджие Султан была племянницей султана Мехмеда V. Хотя на тот момент ей было всего 13 лет (они поженились в 1914 году, когда Эмине исполнилось 17), эта связь с императорским домом делала Энвера влиятельной фигурой в глазах ливийцев. «Я говорил им: "Я, зять султана, посланник халифа, приказываю вам то-то и то-то", – вспоминал впоследствии Энвер. – Эта возможность стала для меня огромным подспорьем»{24}.

Энвер действовал в восточной провинции Бенгази. Итальянские войска были сосредоточены в трех портовых городах Киренаики – Бенгази, Дерне и Тобруке, поскольку упорное сопротивление, оказываемое ливийскими племенами, не давало им продвинуться дальше прибрежной равнины вглубь страны. Тщательно изучив итальянские позиции, Энвер расположил свой лагерь на плато, возвышающемся над портом Дерна. Десять тысяч жителей города оказались весьма негостеприимными хозяевами для 15 000 итальянских пехотинцев, которые также стали главной мишенью для партизанских отрядов Энвера. Тот собирал вокруг себя деморализованных османских солдат, которым удалось избежать плена, рекрутировал представителей местных племен, а также членов могущественного братства Санусия (суфийского религиозно-политического ордена, который охватывал своей сетью все городские и сельские районы Ливии). Кроме того, в его базовый лагерь в Айн-эль-Мансуре в Египте регулярно прибывали все новые офицеры-федаи. Благодаря своей деятельности в Ливии, включавшей привлечение местных бойцов под командование османских офицеров, грамотное использование враждебного отношения мусульманского населения к европейским захватчикам и создание эффективной разведывательной сети, Энвер заложил основы для создания новой разведывательной службы – Тешкилят-и Махсуса («Специальной организации»), – приобретшей во время войны большое влияние.

Судя по отчетам Энвера, многие арабские племена Ливии сплотились вокруг османских добровольцев. Они высоко ценили готовность младотурок прийти на помощь ливийскому народу и рисковать своими жизнями ради его освобождения от иностранного владычества. Хотя они говорили на разных языках, принадлежность к общей исламской религии делала тюркоязычных младотурок и арабоязычных ливийцев почти братьями. Энвер описывал арабских воинов в Ливии как «фанатичных мусульман, которые рассматривают смерть от руки врага как дар Божий». Особенно это касалось членов могущественного суфийского ордена Санусия, чья преданность османскому султану объяснялась его ролью халифа. Энвер и другие светские офицеры-младотурки не пытались отмежеваться от этой исламской фанатичности, считая религию мощной мобилизующей силой, способной сплотить мусульман под знаменем султана-халифа и позволить им победить своих врагов – как внутри Османской империи, так и за ее пределами, во всем мусульманском мире. Размышляя о силе ислама, Энвер писал: «У исламизма нет национальности. Просто взгляните на то, что происходит вокруг в исламском мире». Таким образом, из событий в Ливии Энвер вынес твердую убежденность в том, что исламская религия – это мощная сила, которую Османская империя может использовать против своих внутренних и внешних врагов{25}.

В период с октября 1911 по ноябрь 1912 года младотурецкие офицеры и арабские племена вели поразительно успешную партизанскую войну против итальянцев. Несмотря на численное превосходство и современное вооружение, итальянцам так и не удалось вырваться за пределы своих укрепленных позиций на побережье и захватить внутренние ливийские территории. Арабские отряды наносили итальянцам огромные потери, в течение года убив 3400 и ранив более 4000 солдат. Эта военная кампания дорого обходилась итальянской казне, тогда как османы тратили на поддержание партизанских отрядов Энвера и его лагеря в Дерне всего лишь 25 000 османских лир в месяц (в те времена османская лира стоила примерно £0,90 или $4,40). В какой-то момент стало казаться, что рискованное предприятие младотурок в Ливии может достичь своей цели и итальянцам придется убраться из Африки{26}.

Между тем, не желая отступаться от Ливии, итальянцы решили атаковать османов по многим фронтам. Они понимали, что война закончится только в том случае, если Османская империя официально откажется от Ливии и передаст ее под контроль Италии в соответствии с мирным договором. Чтобы вынудить Стамбул просить мира, итальянские военные корабли атаковали османские территории по всему восточному побережью Средиземного моря. В марте 1912 года они подвергли интенсивному обстрелу ливанский порт Бейрут; в мае того же года итальянская армия захватила Додеканес (архипелаг в Эгейском море с крупнейшим островом Родос, который сегодня принадлежит Греции), а в июле итальянский флот направил миноносцы в пролив Дарданеллы, и, наконец, итальянцы разыграли балканскую карту: Греция, Сербия, Черногория и Болгария создали военный альянс против своего бывшего сюзерена. Каждая из этих стран имела притязания на оставшиеся османские территории на Балканах – в Албании, Македонии и Фракии. Поскольку королевская семья Италии была связана брачными узами с первым королем Черногории Николой I, итальянцы побудили черногорцев 8 октября 1912 года объявить Османской империи войну. Теперь это был всего лишь вопрос времени, когда другие балканские государства последует ее примеру.

Надвигающаяся угроза войны на Балканах вызвала в Стамбуле панику, которая не могла не отразиться на ситуации в Ливии. Бросая значительные силы на возвращение удаленных провинций Триполи и Бенгази, османское правительство оставляло беззащитными свои балканские владения. Идеализм быстро уступил место реализму. Уже через десять дней после объявления войны Черногорией Османская империя заключила с Италией мирный договор, согласно которому она передавала свои ливийские провинции под итальянское правление. Офицерам-федаи – хотя им и стыдно было бросать своих ливийских товарищей по оружию – пришлось оставить дальнейшее ведение партизанской войны братству Санусия и поспешно вернуться в Стамбул, чтобы встать на защиту страны в военном конфликте, получившем название Первая балканская война.

Все балканские государства некогда были частью Османской империи. В течение XIX века в разнообразных этнических и религиозных общинах этого юго-восточного региона Европы сформировались активные националистические движения – которые, к слову сказать, не менее активно поддерживались европейскими державами, рассчитывавшими получить контроль над будущими государствами-сателлитами. Греция стала первым государством, добившимся полной независимости от османов в 1830 году, после десяти лет войны. В 1829 году Сербия была признана международным сообществом как автономное княжество в составе Османской империи, а в 1878 году Берлинский конгресс признал ее независимым государством. На том же Берлинском конгрессе независимость получила Черногория, а Болгария обрела статус автономии в составе Османской империи и в сентябре 1908 года стала независимым государством. Ни одно из молодых балканских государств не было удовлетворено своей территорией – и каждое жаждало получить кусок земельного пирога из Албании, Македонии и Фракии, которые все еще оставались под властью османов. Турки же с пренебрежением относились к территориальным притязаниям своих бывших балканских подданных и недооценивали опасность, которая грозила оставшимся у них европейским землям.

Однако самоуспокоенность османов была разрушена в одночасье, когда балканские государства решили воспользоваться итало-турецкой войной, чтобы попытаться удовлетворить свои территориальные амбиции. В октябре 1912 года Черногория, Сербия, Греция и Болгария друг за другом объявили войну Османской империи. Балканские союзники изначально имели численное и стратегическое превосходство над своим бывшим правителем. Объединенные силы балканских государств насчитывали свыше 715 000 человек, которым противостояло всего 320 000 османских солдат{27}.

Греки использовали свое превосходство над османами на море. Они не только аннексировали Крит и захватили ряд островов в Эгейском море, но и помешали османам перебросить военное подкрепление. Восьмого ноября греческие войска взяли Салоники – родину Младотурецкой революции, а также несколько городов на юге Албании. Сербы и черногорцы напали на Македонию и Албанию с севера и полностью оккупировали эти территории. Косово пало под натиском сербов 23 октября.

Самые ожесточенные и кровопролитные сражения с османами выпали на долю болгарской армии. Двадцать четвертого октября болгарам удалось прорвать первую линию обороны османской армии в Кыркларели, 2 ноября – вторую линию обороны под Люлебургазом и дойти до укрепленной линии в Чаталдже, находящейся всего в 40 км от Стамбула. Защитники Эдирне (бывшего Адрианополя, города в современной Турции, расположенного недалеко от границы с Грецией и Болгарией) оказались в осаде и были брошены основными османскими частями. В начале декабря 1912 года Порта была вынуждена просить о перемирии. Всего через два месяца после потери Ливии Османская империя фактически лишилась своей армии – а вместе с ней и надежды на спасение последних европейских провинций.

На тот момент османское правительство возглавлял либеральный премьер-министр Камиль-паша. Поскольку между иттихадистами и либералами существовало давнее непримиримое соперничество, Камиль-паша намеренно исключил представителей «Единения и прогресса» из своего кабинета. Столкнувшись с угрозой неминуемого поражения в войне, либералы и иттихадисты также заняли диаметрально противоположные позиции. Либералы выступали за заключение перемирия, чтобы избежать дальнейших территориальных потерь и защитить Стамбул. А их противники призывали к возобновлению войны, чтобы вернуть важнейшие османские территории, в первую очередь Эдирне. Поскольку иттихадисты яростно критиковали правительство и его методы ведения военных действий, Камиль-паша приказал принять строгие меры в отношении отделений «Единения и прогресса», закрыл партийные газеты и арестовал ряд ведущих членов партии.

Вернувшись из Ливии в Стамбул, Энвер оказался в эпицентре военной и политической напряженности. «Я обнаружил крайне враждебную атмосферу, – писал он в конце декабря 1912 года. – Члены кабинета и военный министр были очень дружелюбны, но я знал, что их шпионы следуют за мной по пятам». Посетив несколько раз фронт в Чаталдже, он пришел к убеждению, что османы находятся в гораздо лучшем положении, чем болгары. Неудивительно, что Энвер стал активным сторонником продолжения войны и освобождения Эдирне. «Если кабинет сдаст Эдирне без боя, я уйду из армии и начну открыто призывать к войне. Я не знаю – вернее, не хочу говорить, – на что я буду способен в такой ситуации»{28}.

Убежденный в том, что Камиль-паша готовится заключить мирное соглашение и отдать Эдирне иностранцам, Энвер решил действовать. Двадцать третьего января 1913 года десять вооруженных заговорщиков галопом промчались по мощеным улицам Стамбула к воротам Блистательной Порты. Устроив перестрелку с охраной великого визиря, Энвер и его люди ворвались в зал заседаний кабинета министров. Четыре человека, в том числе военный министр Назим-паша, были убиты, после чего Энвер приставил пистолет к голове Камиль-паши и потребовал от того уйти в отставку. «Все было кончено в четверть часа», – впоследствии писал он. Затем Энвер отправился во дворец к султану Мехмеду V, чтобы сообщить ему о перевороте и добиться назначения нового великого визиря. Им стал опытный государственный деятель и бывший генерал Махмуд Шевкет-паша, которому султан поручил сформировать правительство национального единства. Уже через четыре часа после «налета на Блистательную Порту» было назначено новое правительство, которому предстояло восстановить политическую стабильность в расколотой войной Османской империи{29}.

Несмотря на то, что именно иттихадисты инициировали государственный переворот и свержение правительства Камиль-паши, партия «Единение и прогресс» не использовала эту возможность, чтобы взять политическую власть в свои руки. Махмуд Шевкет-паша поддерживал ее идеи, но сам не принадлежал к этой партии. Новый великий визирь решил создать непартийную коалицию, чтобы принести стабильность и единство на смену политической раздробленности и военным катастрофам недавнего прошлого. В результате всего три иттихадиста получили портфели в его кабинете, и все трое – с весьма умеренными взглядами. Будущий османский «триумвират» – Талаат, Энвер и Джемаль – пока остался вне правительства. Джемаль согласился занять пост военного губернатора Стамбула, Талаат продолжил деятельность в качестве генерального секретаря «Единения и прогресса», а Энвер отправился на войну.

Третьего февраля 1913 года истек срок действия перемирия, и, поскольку между воюющими сторонами не было достигнуто никаких мирных договоренностей, военные действия возобновились – с пагубными последствиями для Османской империи. Не имея возможности помочь своим находившимся в осаде городам на территории Европы, османы беспомощно наблюдали за тем, как они, один за другим, сдавались под натиском амбициозных балканских государств. Шестого марта греки захватили македонский город Янина (Иоанина в современной Греции). Черногорская армия осадила османских защитников в Шкодре (Шкодер в современной Албании). Но самый жестокий удар был нанесен болгарами, которые 28 марта вынудили умирающих от голода защитников Эдирне капитулировать и сдать город врагу. Это событие вызвало глубокий национальный кризис по всей Османской империи.

Немедленно после падения Эдирне Махмуд Шевкет-паша объявил о готовности заключить мир. В конце мая в Лондоне были возобновлены переговоры между Османской империей и Балканским союзом, в результате которых 30 мая 1913 года при посредничестве Великобритании был заключен мирный договор. В соответствии с Лондонским мирным договором, проигравшая Османская империя уступала союзникам территорию 155 400 кв. км с населением почти 4 млн человек, теряя все свои европейские владения за исключением небольшой части Восточной Фракии, прилегавшей к Стамбулу, восточнее линии Мидия – Энос. Как и в итало-турецкой войне, османы снова потерпели полное поражение.

Утрата Ливии не шла ни в какое сравнение с потерей Албании, Македонии и Фракии. Отвоеванные у Византийской империи пять столетий назад, эти европейские территории были экономическим и административным центром Османского мира. Это были одни из самых развитых и процветающих вилайетов империи. Потеря доходов от этих провинций усугубила и без того тяжелое положение османской казны, истощенной Первой Балканской войной. Правительству нужно было обеспечить жильем тысячи беженцев, которые были вынуждены покинуть свои дома и теперь жили в переполненных лагерях, где свирепствовала нищета и болезни. Кроме того, огромные средства шли на восстановление османской армии, понесшей значительные потери в ходе двух неудачных войн.

Но, пожалуй, самой серьезной проблемой, с которой столкнулись османы, стало моральное состояние общества. Проиграть войну относительно развитой европейской державе, такой как Италия, разумеется, было досадно, однако куда труднее было смириться с поражением от мелких балканских государств, которые некогда были частью империи. «Болгары, сербы и греки были нашими подданными на протяжении пяти веков. Нас победили те, кого мы презирали, – писал Юсуф Акчура, один из младотурецких идеологов. – Эта реальность, которую мы не могли представить себе даже в фантазиях, должна открыть нам глаза… если мы еще не окончательно мертвы». В XIX веке европейские пессимисты прозвали Османскую империю «больным человеком Европы». И после окончания Первой Балканской войны даже самые оптимистичные из младотурок не могли бы поручиться в том, что этот «больной человек Европы» не находится при смерти{30}.

Поражение в войне поляризовало политическую ситуацию в Стамбуле. Партия «Единение и прогресс» оправдывала совершенный ею государственный переворот и свержение либерального правительства Камиль-паши в январе 1913 года как необходимую меру, чтобы предотвратить потерю Эдирне. Теперь же, после падения Эдирне, либералы были полны решимости свести старые счеты и покончить с иттихадистами как с политической силой. Джемаль, один из лидеров «Единения и прогресса» и военный губернатор Стамбула, использовал свою обширную сеть агентов, чтобы следить за всеми, кого он подозревал в заговоре против стоящего вне партий правительства. Но, несмотря на все усилия, ему не удалось защитить великого визиря. Одиннадцатого июня, всего через несколько дней после подписания Лондонского мирного договора и потери Эдирне, боевики застрелили Махмуда Шевкет-пашу за стенами Блистательной Порты.