Падение Османской империи: Первая мировая война на Ближнем Востоке, 1914–1920

Иттихадисты умело воспользовались смятением, вызванным убийством великого визиря, в своих политических интересах. В ходе начатой Джамалем «чистки» либералы раз и навсегда были устранены с политической арены. Многих из них арестовали, 12 лидеров партии немедленно предали суду и казнили уже 24 июня, а ряд ведущих деятелей оппозиции, находившихся за рубежом, заочно приговорили к смертной казни. Еще десятки либералов и оппозиционеров были отправлены в ссылку. Устранив своих оппонентов, иттихадисты наконец-то оказались у власти. Если после революции 1908 года младотурки побоялись взять правление страной в свои руки, то теперь они созрели для этого ответственного шага.

В июне 1913 года султан поручил Саиду Халим-паше, иттихадисту и члену египетской королевской семьи, сформировать новое правительство. Впервые в истории влиятельные фигуры младотурецкого движения получили ключевые посты в османском правительстве. Энверу, Талаату и Джемалю был дарован титул «паша», который носили высшие гражданские и военные чиновники Османской империи. Талаат-паша получил кресло министра внутренних дел. Энвер-паша, став одним из самых влиятельных армейских генералов, в январе 1914 года был назначен военным министром. Джемаль-паша остался губернатором Стамбула. Начиная с 1913 года эта троица фактически стала правящим триумвиратом Османской империи, власть которого превосходила власть самого султана и его великого визиря (османского премьер-министра).

Младотурки стали фактически безальтернативной политической силой после того, как в июле 1913 года, уже при их правительстве, империя вернула себе Эдирне. По сути, это было подарком от балканских соперников Болгарии. Непрочным договоренностям по поводу дележа территорий, заключенным между собой победившими балканскими государствами после Первой Балканской войны, был положен конец, когда европейские державы признали объявление независимости Албанией. В первую очередь создание независимой Албании поддержали Австрия и Италия, которые рассматривали ее как буферное государство для сдерживания Сербии, способное помешать ей стать новой морской державой на Адриатике. Европейские страны вынудили Сербию и Черногорию уйти с албанских территорий, захваченных ими в ходе Первой Балканской войны. Раздосадованные этой территориальной потерей, сербы потребовали в качестве компенсации часть македонских земель, принадлежавших Болгарии и Греции. Однако болгары были убеждены в том, что они сыграли ведущую роль в войне против османов, поэтому отказались уступать сербам какие-либо территории и отвергли предложенное Россией посредничество в этом вопросе. В ночь с 29 на 30 июня 1913 года болгары напали на позиции сербов и греков в Македонии, дав начало Второй Балканской войне.

Когда Греция и Сербия поспешно заключили военный союз с Румынией и Черногорией, Болгария оказалась одна против всех своих балканских соседей. Чтобы вести боевые действия против греков и сербов, болгарам пришлось перебросить свои войска с османской границы. Это был именно тот шанс, которого так ждал Энвер, и тем не менее, он столкнулся с сопротивлением со стороны правительства Саида Халим-паши, опасавшегося, что очередная военная авантюра может привести к окончательной гибели империи. «Если тем, на кого возложена ответственность за управление страной, не хватает смелости приказать армии вступить в бой, – писал Энвер, – я сделаю это сам, без приказов». В конце концов, Энвер добился необходимого приказа. Не теряя времени, он вместе с отрядом кавалерии и пехоты пересек демаркационную линию и двинулся в сторону Эдирне{31}.

Когда 8 июля османы подошли к Эдирне, болгарская сторона встретила их интенсивным огнем. Энвер остановил войска, начал переговоры с болгарами и убедил их оставить город. Уже на следующий день он вступил в Эдирне, не встретив никакого сопротивления. Отправив кавалерийский отряд преследовать отступающих болгар, он занялся укреплением османских позиций в опустошенном войной городе. Радость победы омрачалась потрясением от зрелища гуманитарной катастрофы, которую османские солдаты увидели в освобожденном Эдирне. «Мы увидели нищих турок, прячущихся в своих разрушенных домах, – писал Энвер, – стариков с чудовищными шрамами, переполненные сиротами приюты. На каждом шагу мы сталкивались со следами зверств»{32}.

В течение июля османские войска отвоевали бо́льшую часть Восточной Фракии, а Болгария потерпела окончательное поражение от своих балканских соседей и 10 августа подписала мирный договор. Эдирне и Восточная Фракия остались в руках османов. Энвер снова стал национальным героем, присовокупив к своему званию «героя свободы» еще один – «освободитель Эдирне». Эта победа вызвала эйфорию по всей империи. И благодаря своей роли в обеспечении этого военного триумфа после череды стольких унизительных поражений иттихадисты получили беспрецедентную поддержку населения. Весь мусульманский мир прославлял подвиг Энвера, который упивался своим последним триумфом. «Я счастлив, как ребенок, – признался он своему немецкому другу Гансу Хуманну, – и горжусь тем, что оказался тем самым человеком, который всего за одну ночь сумел вернуть стране Эдирне»{33}.

Между тем вынужденный управлять страной в условиях войн и серьезных политических потрясений младотурецкий режим не сумел воплотить в жизнь либеральные идеалы революции 1908 года. Иттихадисты реагировали на внешние угрозы и внутренние вызовы ужесточением контроля над провинциями, оставшимися под османским владычеством. Правительство приняло ряд мер, направленных на борьбу с центростремительными силами, пытавшимися разорвать империю на части, за счет более эффективной централизации власти. Верховенство закона, в том числе такие непопулярные меры, как налогообложение и воинская повинность, насаждались во всех провинциях без исключения с одинаковой строгостью. Турецкий был признан единственным официальным языком Османской империи, на котором отныне должны были общаться государство и его граждане.

Эти меры по централизации власти были направлены в первую очередь на арабские провинции – чтобы помешать возникновению в них сепаратистских националистических движений, способных привести к развитию балканского сценария. После 1909 года арабский язык начал активно вытесняться турецким в школах, залах суда и правительственных учреждениях в вилайетах Сирии и Ирака. Все более-менее высокие государственные посты доставались турецким чиновникам, а опытные арабские служащие были вынуждены довольствоваться низшими должностями. Как и следовало ожидать, эти непопулярные меры заставили многих прежде лояльных арабских подданных разочароваться в авторитарном режиме младотурков и начать создавать организации гражданского общества, выступающие против принудительного «отуречивания». До начала Первой мировой войны эти проарабские общества не преследовали националистических целей и требовали расширения культурных и политических прав арабского населения в рамках Османской империи. Однако с началом войны все больше арабских активистов начали говорить о независимости.

Такие проарабские общества появлялись не только в арабских провинциях, но и в Стамбуле. Депутаты парламента арабского происхождения принимали активное участие в работе стамбульского «Общества арабо-османского братства» и «Литературного клуба», занимавшихся обсуждением вопросов культуры. В Бейруте и Басре возникли «Общества реформ», а в Багдаде открылся «Национальный научный клуб». Эти организации действовали открыто, и османские власти были хорошо осведомлены об их деятельности, держа их под контролем тайной полиции{34}.

Между тем два наиболее влиятельных общества по защите интересов арабских народов были созданы вне пределов досягаемости османских цензоров и полиции. «Общество молодых арабов», также известное как «Аль-Фатат» (от его арабского названия Аль-Джам'ийа аль-'Арабийа аль-Фатат), было основано группой сирийских мусульман в Париже в 1909 году. «Аль-Фатат» ставило своей целью обеспечение полного равенства арабов и турок и создание двунационального турецко-арабского государства по образцу Австро-Венгерской империи. Как вспоминал один из основателей общества Тауфик аль-Натур: «Арабы и турки – две великие нации в составе Османской империи. Мы хотели, чтобы арабские подданные имели абсолютно такие же права и обязанности, что и турки»{35}.

В 1912 году группа сирийских иммигрантов-единомышленников организовала в Каире так называемую Османскую партию децентрализации. Эти каирские активисты резко критиковали политику централизации, проводившуюся младотурецким правительством, и утверждали, что, учитывая все этническое и расовое разнообразие Османской империи, единственный способ эффективно управлять такой страной – это внедрение федеративной системы, предусматривающей значительную степень автономии ее федеральных субъектов. В качестве образца для подражания они приводили Швейцарию с ее децентрализованной системой власти и автономными кантонами. Вместе с тем Партия децентрализации выступала за единство империи как Османского султаната, а также за использование турецкого языка наряду с местными языками во всех провинциях.

Иттихадисты наблюдали за быстрым распространением проарабских обществ с растущей тревогой. В разгар войны на Балканах младотурецкий режим не был готов идти на какие-либо компромиссы в вопросах децентрализации власти или установления двойной монархии. Когда в феврале 1913 года «Бейрутское общество реформ» опубликовало манифест с призывом к административной децентрализации, власти действовали решительно: 8 апреля 1913 года полиция закрыла все отделения общества и приказала расформировать организацию. Влиятельные члены общества призвали к общегородской забастовке и организованной подаче петиций великому визирю с протестом против закрытия общества. Несколько активистов были арестованы за агитацию, что спровоцировало в Бейруте глубокий политический кризис, длившийся неделю, пока заключенные не были выпущены на свободу и забастовка не была доведена до конца. Но «Бейрутское общество реформ» так больше и не открыло свои двери, и его члены были вынуждены встречаться тайно, поскольку отныне арабское националистическое движение ушло в подполье.

Столкнувшись с растущим противодействием со стороны османских властей, арабские активисты обратились за помощью к международному сообществу. Члены «Аль-Фатат» решили провести во французской столице всеобщий съезд, чтобы, не опасаясь репрессий, обсудить политические вопросы и привлечь внимание других государств к своим требованиям. Приглашения были разосланы арабским организациям гражданского общества в Османской империи, Египте, Европе и Америке. Несмотря на все старания османского посла во Франции помешать проведению этого мероприятия, 23 делегата из арабских провинций империи – 11 мусульман, 11 христиан и один еврей – прибыли в Париж, чтобы принять участие в первом Арабском конгрессе, который открылся 18 июня 1913 года в присутствии 150 наблюдателей.

Уроженец Багдада Тауфик ас-Сувейди был одним из двух иракских делегатов, принявших участие в Арабском конгрессе (вторым был его друг еврейский делегат Сулейман Анбар, также из Багдада). Все остальные участники приехали из Сирии. Сувейди совсем недавно заинтересовался арабским национальным вопросом. «Я знал, что я – османский мусульманин арабского происхождения, – позднее вспоминал он. – Но я почти не осознавал себя арабом». Свободно говоря на турецком, Сувейди получил юридическое образование в Стамбуле и в 1912 году переехал в Париж, чтобы продолжить образование. В Париже он познакомился с группой арабских активистов, которые «сильно повлияли» на его политические взгляды. Сувейди вступил в «Аль-Фатат» и сыграл ключевую роль в организации Арабского конгресса{36}.

«Первый Арабский конгресс, – вспоминал Сувейди, – стал ареной для грандиозной ссоры между тремя различными фракциями». Одну фракцию составляла мусульманская арабская молодежь, которая стремилась «к полному равноправию для всех подданных Османской империи». Вторая фракция была представлена арабами-христианами, которые были «полны непримиримой ненависти по отношению к туркам». Третью фракцию Сувейди назвал «болотом», поскольку она состояла из оппортунистов, которые «не могли сделать выбор между лояльностью туркам и лояльностью арабам» и в конце концов выбирали ту сторону, которая успешнее продвигала их материальные интересы.

За шесть дней конгресса делегаты договорились по поводу десяти резолюций, составивших основу их программы реформ. Они потребовали предоставления арабам политических прав и возможности активно участвовать в административном управлении Османской империей через децентрализацию власти. Они также потребовали, чтобы арабский был признан официальным языком империи наряду с турецким и чтобы арабским депутатам было разрешено говорить в парламенте на родном языке. Наконец, они потребовали, чтобы арабские призывники проходили военную службу в родных провинциях, «за исключением чрезвычайных обстоятельств». Конгресс также принял резолюцию, выражавшую «понимание и поддержку требований османских армян в отношении децентрализации власти» – что вызвало серьезную озабоченность в Стамбуле. Делегаты разослали свои резолюции Порте и правительствам дружественных Османской империи государств. В ночь на 23 июня конгресс завершил свою работу.

Арабские активисты едва ли могли выбрать более неудачный момент для переговоров с младотурками: 30 мая османы подписали Лондонский мирный договор, завершивший Первую Балканскую войну, по которому империя теряла Албанию, Македонию и Фракию, а 11 июня был застрелен великий визирь Махмуд Шевкет-паша. Когда открылся Парижский конгресс, иттихадисты как раз занимались «чисткой» правительства от своих либеральных оппонентов, чтобы впервые в истории взять власть в стране в свои руки. Однако встреча в Париже представляла собой слишком явную угрозу, чтобы ее можно было проигнорировать. Если бы османы не отреагировали, арабские активисты почти наверняка обратились бы за поддержкой к европейским державам, и в первую очередь к Франции, которая не скрывала своих интересов в Сирии и Ливане.

Чтобы ограничить возможные негативные последствия, младотурки направили своего генерального секретаря Мидхата Шюкрю провести переговоры с участниками конгресса и принять согласованную программу реформ. Тауфик ас-Сувейди с подозрением отнесся к миссии Мидхата Шюкрю, который, по его словам, «встречался с представителями "болота" с явной целью переманить их на сторону османского правительства». Имперским переговорщикам удалось заключить соглашение о реформах, которое в определенной степени учитывало резолюции Арабского конгресса. Так, Парижское соглашение предусматривало расширение участия арабов в управлении империей на всех уровнях, более широкое использование арабского языка и гарантию того, что отныне «призывники будут проходить военную службу в близлежащих областях»{37}.

Порта пригласила делегатов Арабского конгресса в Стамбул, чтобы отпраздновать Парижское соглашение. Приглашение приняли всего три делегата, которых в имперской столице ожидал теплый прием. Они встретились с наследным принцем, султаном Мехмедом Решадом, великим визирем Саидом Халим-пашой, а также правящим триумвиратом – Энвером, Талаатом и Джемалем. В их честь устраивали торжественные обеды, а самые высокопоставленные члены османского правительства произносили теплые слова о турецко-арабском братстве.

Однако роскошные обеды и любезные речи не могли скрыть того факта, что османское правительство ничего не делало для проведения согласованных реформ на арабских землях. По словам Тауфика ас-Сувейди: «Те, кто был знаком с внутренней ситуацией в Османской империи, считали это не более чем отвлекающим маневром, чтобы потянуть время и, когда наступит подходящий момент, свести счеты с организаторами Арабского конгресса». В сентябре 1913 года делегаты вернулись в Бейрут с пустыми руками. Все надежды и чаяния, порожденные конгрессом и последующей реакцией на него османского правительства, пошли прахом, и, судя по всему, как и предполагал Сувейди, османы взяли всех арабских активистов на мушку. В течение трех лет после проведения Арабского конгресса многие из них были осуждены за свою политическую деятельность и приговорены к смертной казни{38}.

За пять лет, с 1908 по 1913 год, Османская империя пережила революцию, три войны с иностранными державами и множество внутренних беспорядков, от серии массовых убийств на фоне межконфессиональной вражды до восстаний сепаратистов, каждое из которых создавало непосредственную угрозу дальнейшего иностранного вмешательства. Потери, понесенные Османской империей в этот период, были поистине колоссальны. Она лишилась своих последних владений в Северной Африке и на Балканах вместе с их многомиллионным населением, уступив их европейским странам. Порожденная этими событиями чрезвычайная ситуация заставила османских реформаторов отказаться от либерализма в отчаянной попытке спасти империю от полного развала. Конституционное движение 1908 года, бросившее вызов султанскому абсолютизму, к концу 1913 года под влиянием череды глубоких кризисов переродилось в еще более автократический режим с правящим триумвиратом – тремя иттихадистами-идеалистами Энвером, Талаатом и Джемалем – во главе страны.

Освобождение Эдирне дало Османской империи новую надежду на лучшее будущее. Османская армия доказала свою способность вернуть утраченные земли. «Отныне у нас есть армия, которой можно доверить защиту интересов страны, – ликовал Энвер, – армия, которая стала в тысячу раз более боеспособной, чем в начале этой удручающей войны, несмотря на все понесенные нами поражения». И хотя империя продолжала оплакивать свои территориальные потери в Северной Африке и на Балканах, она сохранила значительную по площади консолидированную территорию, охватывавшую турецкие и арабские провинции. Внутренняя связанность и закономерность существования такой азиатской мусульманской империи потенциально делали ее более устойчивой к внутренним и внешним вызовам по сравнению с прежней Османской империей{39}.

Возлагая надежды на лучшее будущее, младотурки, однако, хорошо осознавали, какие внутренние и внешние вызовы стояли перед империей. Они опасались того, что арабы могут не устоять перед призывами националистов, и рассматривали требования армян как угрозу существованию империи. Провинции в Восточной Анатолии, которые были в центре внимания армянских реформаторов, поддерживаемых европейскими державами, представляли собой жизненно важный центр Османской империи. Тесное взаимодействие между армянскими общинами по обе стороны русско-турецкой границы усугубляло опасность армянского сепаратизма.

Но главной угрозой для выживания Османской империи младотурки считали Россию. Имея территориальные притязания на земли в Восточной Анатолии, на проливы и даже на сам Стамбул, Россия открыто добивалась распада своего соседа. Османы понимали, что сдержать амбиции этой могущественной державы им под силу только в партнерстве с другими дружественными европейскими странами. Таким образом, Османская империя вступила в роковой 1914 год в поисках оборонительного союза. И эти поиски в результате привели османов к участию в очередной – Первой мировой – войне.