– Метра полтора придется перепрыгивать… – Повар тоскливо смотрел на это коллективное военное творчество в стиле не то абстракционизма, не то сюрреализма.
– Ну, придется, так придется! Повар, вперед! – приказал Стас.
Парень закинул за спину автомат и стал медленно подниматься по лестнице, довольно отчетливо комментируя свое восхождение матами всех частей речи – от существительных до глаголов. Вот и провал. Перепрыгнуть нужно было полтора метра плюс полметра в высоту.
Повар подобрался и прыгнул. Он сумел преодолеть полтора метра пустоты, но при приземлении его качнуло назад. Пацана спас железный прут, торчащий прямо из стены. Он успел за него схватиться и удержать равновесие. Вскоре парень был на верхнем этаже.
– Ну, примерно так и перебираемся, – философски проговорил Стас.
– Давай, Потемкин, твоя очередь.
«Никогда не думал, что так боюсь высоты», – с колотящимся сердцем Александр смотрел на разверзшуюся под ним пропасть, на дне которой была мешанина из бетона и стали.
Шаг, второй, третий. Вот и провал. Как раз под ним внизу высилась перебитая колонна, из которой вверх торчала арматура.
«Буду похож на жука в гербарии, пришпиленного булавкой», – Саша выдохнул и резко оттолкнулся от последней перед провалом ступеньки.
Мощная доза адреналина и молодые сильные мышцы перенесли Чернышева над гербарием и благополучно приземлили на верхней части лестницы. Вскоре к своим людям присоединился и Стас.
Наконец группа подобралась к груде кирпича и бетона, за которой открывался вид на аэродромное поле. Справа дымилась огромная, с четырехэтажный дом каменная груда. Это все, что осталось от наблюдательно вышки, которую только вчера ополченцы сумели-таки добить, обрушив своей артиллерией и похоронив под ее обломками ненавистных корректировщиков. Еще правее высились зеленые с золотым купола монастыря, из которого артиллерия ДНР благополучно сжигала всю технику, пытавшуюся пробиться на помощь к украинским войскам, удерживающим терминал. Слева, в каких-то двухстах метрах – прямой выстрел из калаша был виден рукав для приема самолетов.
– Вот отсюда по замыслу Гиви киборги-пидорги должны сыпануть, – Повар устраивался поудобнее на груде кирпича, отыскивая надежную опору для ног – при стрельбе с автомата довольно сильная отдача и если хорошо не зафиксировать тело, кучности стрельбы не будет.
И они действительно сыпанули. Минут через двадцать. Пять человек в зеленых касках, в какой-то светлой униформе с яркими желтыми повязками на рукавах побежали от рукава наискосок, к одиноко стоящему двухэтажному зданию, точнее остову от него.
Их стремительное появление было настолько неожиданным, что несколько секунд они могли бежать совершенно свободно. Первым на изменившуюся ситуацию отреагировал Саша. Как охотник реагирует на удирающую дичь, чисто рефлексивно, не думая. Короткая доводка стволом и палец утопил спусковой крючок. Автомат привычно забился в руках и словно на расстоянии толкнул в спину одного из бегущих людей. Тот рухнул на бетон. Остальные, мгновенно оценив, что до здания им не добежать, бросились обратно в рукав. Тут же затарахтели автоматы Историка и Повара. Еще один человек в светлом камуфляже с желтой повязкой на рукаве споткнулся. Но его тут же подхватили бегущие рядом товарищи и заволокли обратно в здание. Откуда-то слева по группе Стаса начал бить крупнокалиберный пулемет. Саша почувствовал, что в лицо будто дунуло горячим воздухом – в сантиметре от его лба пронеслись на сверхзвуковой скорости шестьдесят четыре грамма легированной стали. Сильный звук удара бронебойной пули в бетонную стену рядом с ним и резкая боль в левом глазе для него произошли практически одновременно. Со стоном, хватаясь за глаз, Чернышев упал на колени.
– Что там, Саня? – услышал он голос Стаса.
– В глаз что-то ударило, пробормотал Александр, с ужасом чувствуя, как по его ладони, закрывающий травмированный глаз побежала кровь.
– Гиви, у меня трехсотый, – кодированное сообщение ушло в эфир.
– На, Потемкин, держи, – Чернышев услышал голос Повара и почувствовал, как в его руку вложили бинт. – Промокни и убери руки, а то еще инфекцию занесешь.
– Перевяжи его, – скомандовал Стас.
– Руки убери! Давай, давай, не ссы! Попробуй глаз открыть! Видишь что-нибудь?
– Нет…
– Хреново, – Стас посмотрел на Чернышева. – Ладно, Потемкин, не дрейфь. Прорвемся!
Повар наложил повязку на глаз Саше:
– Во, настоящий Потемкин! У того какого глаза не было? А, Историк?
– Левого… – за товарища ответил Саша.
– Ну, все точь-в-точь! – несмотря на трагичность ситуации, Повар и Стас рассмеялись. Усмехнулся и Саша.
– Историк, что у вас? – выплюнула из себя рация на груди Стаса.
– Все в порядке. Выход из рукава контролируем. Укропы пока не лезут.
– Кто трехсотый?
– Потемкин. В глаз ранили. Передвигаться может.
– Понял. Продолжайте контролировать выход. Ночью вас сменят.
Их действительно ночью сменили. К тому времени у Александра Чернышева левый глаз пылал. Повар ему пару раз менял повязку, так как прежняя насквозь пропитывалась кровью.
Когда Саша пробирался в кромешной тьме по грудам битого кирпича и бетона, стараясь не напороться на куски арматуры, в его голове крутилась смешная фраза из детского мультфильма: «Как корабль назовешь, так он и поплывет». Раз Потемкин, значит должен быть одноглазым!
* * *Донецк, военный госпиталь, проспект Ильича, 12. 20 января 2015 года
– Ну что, Потемкин, как дела? Мне врачи сказали, что твой глаз видеть будет.
– Привет, Историк. Да он видит, только хреново. Вдали все расплывается.
– Ну, ничего. Как говорят – время лечит. А ты молодцом в аэропорту себя вел. Даже укропа завалил, – Стас внимательно посмотрел на Александра.
Тот понял этот взгляд.
– Изучаешь, мучаюсь ли я из-за этого?
– Ага. А то у нас тут некоторые интеллигенты в первом бою или обосруться, или потом терзают себя всякими на хрен никому не нужными гуманитарными рефлексиями.
– Не волнуйся, я не из таких. Для меня это враг с оружием. Поэтому его надо уничтожить. Тут все очень просто и банально. Или ты его, или он тебя. Остальное – его мать, мысли и прочий богатый внутренний мир сейчас не играет никакой роли.
– Ну что, скажешь, молоток, Потемкин! – Стас широко улыбнулся. – Ничего, отобьем Малороссию у бандеровцев, и снова будем заниматься историей. Ты своей любимой екатерининской эпохой, а я… нет, я историком уже не буду. Я так и останусь военным. Че то мне кажется, что в наше время работы военным будет хватать. Вступили же в эру Водолея, мир переформатируется. Тут без самого эффективного и быстрого реформатора – калаша никак.
– Давай сначала хоть Донецкую и Луганскую область освободим. Мариуполь еще не наш! А ты размечтался о Малороссии! Наши деды-отцы на нашу голову сделали большой запас прочности Украине. Так что эти недоумки-бандеровцы ее не сразу развалят.
– Мы ускорим! – Стас вновь широко улыбнулся. – Я тут недавно небольшое филологическое исследование провел. Знаешь, как по-латински будет край? Марго! Значит Украина – это Маргиналия. Бандеровцы, стало быть, маргиналы, что полностью соответствует действительности! Когда в стране столько маргиналов, ее никакое волеизъявление народа, никакое народное голосование не спасет. Последний шанс – это голосование в Киеве Псковской десантной дивизией. Если не хватит голосов, то присоединить Кантемировскую танковую дивизию! Время дискуссий прошло. С людьми в Киеве, которые развязали в стране гражданскую войну, спорить о европейском или евразийском пути страны мы не будем. Мы их будем судить!
– Ага, в демократическом европейском Гаагском трибунале, – съязвил Саша.
– Не дождутся! Будет Донецкий трибунал. К такому трепетному процессу мы холенные чистенькие европейские ручки не допустим. Уж больно они шаловливые. Ими бы карточные фокусы показывать.
– Они и показывают! – друзья рассмеялись.
– Новороссию сливать нельзя. Никак, – голос Стаса мгновенно стал серьезным. Сольем, потеряем весь Русский мир.
– Ну, ты загнул. Россия до Владивостока! А тут ошметки двух областей, – возразил Саша.
– Знаешь, в любой арке, большой, маленькой, есть центральный камень. Называется он замковым. Выдерни его и вся конструкция рухнет. Россия, как не крути, это империя. Значит народ, который его создал – имперский. У него менталитет имперский. То есть у русских, как этноса, имеется достаточное количество людей, для которых надличностные ценности, мощь их государства, его величие важнее стоимости колбасы в магазине. Этим к счастью мы отличаемся от лягушатников, макаронников и прочих изнеженных европейцев.
– Мы? Стас, ты вроде украинец. Да и я тоже. И Гиви.
– Мы не украинцы. Мы – малороссы. Южная ветвь русского этноса. Как бы не пыжились доказать обратное разные бебики и прочие бандеристорики. Для нас, русских, потеря Новороссии, это как выдернуть замковой камень. Новороссия сейчас – это символ возрождения величия Русского мира. Ну не можем мы жить с сознанием третьесортной державы. Даже второсортной. Только первые роли! Без этого – деградация, пьянки, бессмысленная бытовая жестокость и прочие прелести нашей изнанки, о которых так любят смаковать наши западные доброжелатели. Вспомни девяностые! Тогда, казалось, замковой камень у русской нации выдернули. К счастью, пиндосы ошиблись. Так что Новороссия – это для Русского мира Сталинград третьего тысячелетия. Так что бьем бандеровцев сколько хватит наших скромных сил, – Стас улыбнулся.
– Забавно слышать выражение «наши скромные силы» от человека, с двухсот метров кладущего с калаша в десятку.
– Что есть, то есть. – Историк вновь улыбнулся. – Новороссия, если хочешь, первый гвоздь в гроб американской мечты Pax America.
– Ну, это ты уж точно загнул, – Александр рассмеялся.
– Ничего я не загнул! – возразил Стас, азартно блестя глазами. – Пиндосы уже давно живут за чужой счет, навязав всем свои зеленые фантики-доллары. Они действую как громилы. Если не хочешь за эти фантики отдавать свой товар, получай по башке демократической дубинкой. Ты знаешь, что за год долг пиндосов увеличивается на пару триллионов долларов? Триллионов! То есть ежегодно они у других отнимают вещей и еды на пару триллионов долларов. Отнимают по праву сильного. Всех других они справедливо считают своими вассалами. Теперь представь, что кто-то сказал нет, и не согласился подчиниться пиндосам. Один раз, другой, третий. И все. Нет авторитета. Нет страха. Тогда наступит для Пиндосии п….ц. Ведь столько, сколько они сжирают, они не производят. Доллар будет стоить, сколько он и должен стоить без силовой составляющей. А она минимум процентов семьдесят в нем. Ты думаешь, зачем Путин с китайцами золото скупают? Потому что хотят уронить доллар. Тогда в Америке начнется самое крутое кино, Голливуд отдыхает. Запасайся попкорном. В Штатах миллионы людей никогда не работали, а живут на социалке. В одном нью-йоркском Гарлеме таких два миллиона негров. А тут вдруг им на халяву перестанут давать жрать. А сколько у населения стволов? Я помню, когда малый был, у них ураган разрушил Сан-Франциско. Я тогда был поражен, что творили американцы. В спортзалах, куда свозили людей, чьи дома были разрушены, насиловали женщин. По полицейским вертолетам люди, сидящих на крышах своих затопленных домов, стреляли, если те пролетали мимо, а не эвакуировали именно их. Голливуд любит снимать про пост апокалипсическое будущее. Когда все против всех. Знают, суки, про сущность своего народа. Так что Новороссия – это один из гвоздей в американский гроб. И я с удовольствием помогаю его туда заколачивать, уничтожая укросвидомых. Чем быстрее мы их перебьем, тем быстрее возродим свою родину – Малороссию, страну от границы Крыма по Днепр. А Галицию пусть Польша забирает. Шляхте привычней в стойло эту мразь загонять. Чем быстрее единоУкраина умрёт, тем быстрее наступит рассвет на нашей израненной, отравленной «свидомым» нацизмом земле. Чем быстрее мы убьём единоУкраину, тем быстрее начнётся возрождение, восстановление экономики и производства. У нас, нормальных людей, так же как и у наших дедов семьдесят лет назад лет назад, цель одна – уничтожить нацизм. Поэтому нацистское преступное государство единоУкраина должно быть уничтожено. Я это говорю, как гражданин Украины! Я больше двадцати лет наблюдал, как рождается этот монстр, выползший из галличанских схронов и заразивший своим смрадным дыханием и зловонием, своим «Слава нации, смерть ворогам» нашу землю. Его нельзя оставлять в живых. Это существо в синих и жёлтых цветах гниющей трупной кожи, кривящее окровавленный рот в крике «Слава Украине» и ковыляющее по живым землям Донбасса, надо убить. Спокойно и без эмоций. Чтобы родилось новое будущее. Будущее для людей, а не для «свидомых».
– Стас, а сколько ты убил людей?
Блеск в глазах товарища Александра мгновенно пропал.
– Точно – четверых, – будничным тоном ответил он. – А там, кто его знает. Не всегда же видишь результаты своей стрельбы. Ладно, Потемкин, выздоравливай. Тебе еще ждут великие дела! Впереди Дебальцево! – Стас пожал парню руку.
Он был умным человеком и как профессиональный историк мог предугадывать различные события. Ведь История – дама ленивая, поэтому действует по шаблону. Все современные события уже когда-то происходили только с поправкой на возможности людей. Но сейчас Стас даже подумать не мог, насколько его шутливая фраза окажется пророческой. Не мог это подумать и Александр Чернышев – Потемкин. Но, Аннушка уже пролила масло – конфигурация пространства-времени около практически неизвестного донбасского городка Дебальцево выстроилась в нужную конфигурацию – звезды дали добро на фантастическую метаморфозу. Нужен был только толчок.
* * *Дебальцево, Украина, район железнодорожного вокзала, 17 февраля 2015 года.
– Ну что, пехота, по коням, поехали! – командир батальона «Сомали» Гиви махнул рукой, и его бойцы дружно стали карабкаться на утробно рычащие танки.
На одном из них оказался Александр Чернышев. Так для него начался последний аккорд в той эпопеи, которую потом назовут Дебальцевским котлом. Батальон Сомали совместно с другими подразделениями ЛНР и ДНР начали штурм Дебальцево.
Ночью Саша практически не спал, нервишки расшалились, будь здоров. Точнее будет сказать, разбушевались.
«Если это предчувствие смерти, вообще тоска, – Александра охватила легкая дрожь.
Он долго лежал с открытыми глазами, всматриваясь в низкий потолок хаты, в которой остановились переночевать бойцы подразделения Историка. Мыслей никаких не было. Абсолютно. Только эмоции, точнее одна – Тоска.
Под утро все же задремавшего Чернышева разбудил удар грома, принятый вначале за орудийный выстрел. За окнами что-то сильно полыхнуло синим.
– Мужики, ни х…я себе, зимняя гроза! – выкрикнул кто-то в темноте хаты.
Саша быстро поднялся и вышел во двор. Вовремя! Огромная молния, выскользнувшая из-за низких, едва просматривающихся на небе в предрассветном сумраке туч, своим вторым концом уперлась куда-то за кромкой темнеющего леса.
– Ни фига себе! – произнес, стоявший рядом с Чернышевым, невысокого роста ополченец с позывным Кот. – Мой дед рассказывал, что его отец говорил про такие зимние молнии. Бывают они редко – раз в десять лет. И обязательно после них случается что-то нехорошее. Плохой знак.
– Ну, б…ь успокоил ты Кот!
– Не дрейфь, Потемкин! Семи смертям не бывать, а одной не миновать!
Через полчаса прозвучала команда Гиви:
– По танкам!
Разбрасывая траками комья земли вперемешку со снегом, старенькие Т-64 неслись по проселочной дороге, целясь своими стволами на ряд одноэтажных домиков, обозначавших окраину этого важнейшего железнодорожного узла. За их крышами виднелись клубы черного дыма – артиллерия ополченцев перед штурмом более часа обрабатывала позиции украинских войск, стараясь максимально нанести им урон и тем самым уберечь побольше жизней своим товарищам. Да, конечно, в Дебальцево было и мирное население, в том числе старики, женщины, дети. Но на войне почти каждый день приходиться выбирать зло, которое меньше другого зла. Как не цинично это звучит, но жизнь бойца всегда ценилась выше жизни мирного жителя.
Вот мимо Александра и его товарищей промчались первые домики с наглухо задраенными ставнями окон. На побеленных стенах отчетливо были видны следы осколков и пуль. Промелькнула надпись на одном из домов: «Ул. Красноармейская». Судя по карте, она прямо выводила на железнодорожный вокзал. Мелькнула знакомая картина – выпотрошенная взрывом, дотла сгоревшая самоходная артиллерийская установка «Нона». Ее башня валялась в метрах двадцати, у крыльца разрушенного дома. Будто стараясь наполнить реальность как можно большим сюрреализмом, взрыв практически снес фасадную стену, но оставил практически без повреждений входную дверь с висящим на ней замком. Вот перед этой синей дверью и валялась башня «Ноны». Очевидно накрывая САУ, снесли и дом. На Донбассе не воевали высокоточным оружием. Возле свисающей с колес гусеницы лежал труп украинского солдата вперемешку с комьями земли, гильзами и прочим военным мусором. Тел остальных членов экипажа, оказавшихся в эпицентре чудовищного взрыва, отбросившего многотонную бронированную башню, видно не было. Наверное, им могила не понадобится вообще.
В конце улицы уже были видны железнодорожные рельсы и вокзальные постройки.
– Охо-хо! Даешь вокзал! – во всю глотку завопил Повар.
Но до вокзала они не доехали. Приказ, донесённый невидимой радиоволной, повернул танки круто вправо, заставив их нестись вдоль железнодорожных путей.
– Эй, стой! Мы так не договаривались! – опять завопил Повар.
– Да успокойся! – осадил своего подчиненного Историк. – Счас выедем на трассу ноль три. Там у укропов мощный блок-пост. За ним мост. Надо не дать им его взорвать.
Еще полчаса тряской езды. Еще полчаса мелькания разрушенных домов, сожжённой военной техники, легковушек и лежащих в некрасивых, противоестественных позах трупов. Одна картина поразила, уже успевшего навидаться всякого Александра. На обочине, врезавшись в деревянный забор, стояла, густо продырявленная пулями «копейка». В ней на переднем водительском сидении мертвая старушка. Рядом на асфальте – еще одно тело. Дедушка – водитель машины.
– Там за посадкой укропы, – прокричал на ухо Александру Стас. – Так что готовься!
– Ух ты, красотища какая! – неожиданно закричал Кот, указывая рукой куда-то вверх.
Саша перевел взгляд по направлению руки товарища и обомлел – на пасмурном сером небе, будто кто-то невидимый сделал гигантскую прорубь, в которой плавало яркое утреннее солнце. Вокруг него, словно нимб, полыхала всеми цветами радуга.
– Да, что-то природа сегодня вообще с катушек слетела, – задумчиво произнес Стас.
Но развить свою мысль он не успел.
Зловещий шелест, когда несколько десятков килограмм стали на сверхзвуковой скорости пронзают воздух, и резкий удар взрыва. В пяти метрах от танка, на котором сидели Стас и Саша, в небо взметнулась земля.
– Укропы уже в посадке! Рапирой4 бьют! – закричал Повар.
Пять танков ополченцев, ехавших колонной, быстро свернули с шоссе и вытянувшись в линию, помчались на посадку. Оттуда заработало сразу несколько пулеметов. Пару пуль неприятно цокнули по броне рядом с Сашей.
– Спешиваемся!
Стараясь держаться в «тени» танков, бойцы батальона «Сомали» стали наступать на украинские войска, засевшие в посадке.
Бежать надо было метров шестьсот-семьсот.
– Эх, бэтеэрчика нема! – Повар выпустил перед собой короткую очередь.
Ребята-танкисты свое дело знали. Они сходу нащупали и разнесли две «Рапиры» и стали бить осколочными по посадке. Очевидно, украинские войска только недавно овладели посадкой и не успели, как следует окопаться. Не выдержав плотного огня, они стали откатываться.
Саша вместе с другими «сомалийцами» ворвались на позиции, где только что были укропы. Судя по апокалиптической картине, украинские войска накануне буквально выгрызли посадку у ополченцев. Повсюду валялись трупы и украинских солдат, и бойцов ДНР. То там, то здесь, виднелись оторванные руки-ноги, разорванная в клочья и кое-где тлеющая униформа, гильзы снарядов, обрывки какой-то бумаги и прочий мусор. И везде темно-коричневые пятна крови, перемешанные с грязным снегом, листвой и землей. Почерневшими братскими могилами высились несколько остовов сгоревших БМП, да валялась верх колесами пара «Рапир». Война вместе со Смертью в этом месте устроили зажигательный канкан.
Выбежав с другой стороны посадки, Саша увидел несколько десятков украинских солдат, бегущих по поля в сторону трассы. Там же ехал один БМП с развивающимся сине-желтым флагом.
– Не успеют! – возбужденно закричал Стас. – Мы вовремя подскочили!
Саша понял, что его друг хотел сказать. На трассе, в километрах двух от них виднелся мост, перед которым высилось несколько внушительных сооружений из бетонных блоков, соединенных между собой стенами из мешков с песком. Украинским солдатам бежать до него оставалось около километра. Пробежать это расстояние по осенне-зимнему полю до того, как тебя настигнуть танки, было нереально.
«Сомалийцы» вновь попрыгали на броню.
– Йо-хо-хо! – глаза Повара возбужденно блестели.
Исходящая от него волна азарта окатила и Александра. Азарта охотника при виде добыче. И неважно, что добыча была двуногая. Наоборот, это еще больше заводило. Что интереснее, подстрелить зайца или завалить волка? А война, обстрелы сел и городов, смерть женщин и детей практически обнулили сдерживающий фактор гуманизма.
– Йо-хо-хо! Наматывай укропов на гусеницы! – вновь заорал Повар.
Расстояние между бегущими и танками ополченцев быстро сокращалось. На блокпосте как могли, помогали своим, открыв стрельбу по танкам из всего, что имелось. Еще несколько секунд и на поле один за другим стали появляться украинские танки, выезжающие из-за бетонных укрытий. Плотность огня резко возросла.
– Ё-моё! – прошептал Саша. – Встречный танковый бой!
Он понимал, что ему и остальным «сомалийцам», которые оказались в самом пекле практически без всякой защиты, придется очень туго. Легкие броники в данной ситуации помогут так же, как водолазный костюм в космосе.
«Вот тебе и зимняя молния, – какое-то нехорошее, прямо ледяное предчувствие буквально физически сжало сердце. Картинка – гриб взрыва на месте под завязку забитого солдатами удирающего украинского БМП и хорошо знакомый шелест снаряда пришли в мозг Александра одновременно. Потом мгновенно стало жарко, и уже ничего не видя и не слыша, парень почувствовал, что он будто рванул в небо.
«К той радуге вокруг солнца», – успел подумать Чернышев.
Дальше просто стало темно…
Саша не мог знать, что в последнее мгновение он успел услышать звук подлетающей к его танку противотанковой ракеты. После этого все было «просто» – срабатывание детонатора боевой части ракеты о башню танка, тысячеградусная кумулятивная струя, прожигающая восемьдесят миллиметров брони как раз в месте размещения в башне конвейера автоматического заряжания и детонация боекомплекта. Спустя мгновение многотонную башню Т-64 будто мячик пнули ногой, а на ее месте забушевал всепожирающий огонь, отправивший в Чистилище души экипажа танка и ополченцев, сидевших на его броне – Историка, Повара, Кота, Рудого, Шалуна. Потемкина в этом списке не было. Относительно его у Господа были другие планы…
Глава 2
– Глядь, вроде оклемался. Ишь, как ресно5 зателепались.
Реальность медленно вползала в оглушенный взрывом мозг Саши. Сквозь полуоткрытые глаза он увидел какие-то силуэты людей, склонившихся над ним. В нос ударил едкий запах пота, дыма и чего-то прогорклого. Чернышев вгляделся. Над ним, присев на корточки, сидели двое бородатых мужчин в овчинных тулупах. Сам он лежал на какой-то дерюге, постеленной на соломе.
– Где я? – прошептал Александр.
Двое бородачей над ним оживились.
– Ишь, по-нашему глаголет! Не иноземец, стало быть, – обратился один к другому.
– Да ты глянь на евойный кафтан. Наши такие не носят. А ежели по-нашему глаголет, то точно поспешник диявола! На огнище его!
– Остынь, Еремей. Надо его нашему батюшке показать. Как скажет, так и будет.
Сбитый этими разговорами, Чернышев никак не мог понять, что происходит. На какое огнище? На костер что ли? Так он в плену у укропов? Да не похожи эти двое на укропов. Саша пытался осмыслить происходящее. Последнее, что он отчетливо помнил, это встречный танковый бой, взрыв украинского БМП, шелест снаряда, а дальше что-то горячее, сильный рывок куда-то вверх и все. Обрыв видео.
«Наверное, снаряд попал в танк, сработал боекомплект, меня отбросило. Наши откатились и меня подобрали укропы. Только какие-то странные укропы», – Чернышев еще внимательней всмотрелся в мужчин.
Спутанные волосы на головах, лопатообразные бороды, обветренные красноватые лица. Александр будто смотрел на ожившие репродукции крестьян прошлого из учебников истории. И эти разговоры…