Прыжок Волка
«Что могло случиться? − уже в который раз тертый космический волк спрашивал сам себя и не находил ответа. − Сбой системы управления отпадает. Мы ничего не обнаружили. Или там такая неисправность, что мы пока не в силах ее обнаружить? А какая тогда эта может быть неисправность, если проверялись даже время элементарных квантовых переходов в процессе вычислений?! Основа основ работы квантового компьютера. И все нормально. Значит дело не в системах управления. А в чем? В самом гиперпространстве? Бред…»
– Господин маршал, − на мониторе, стоящего на рабочем столе командующего Военно-Космическими силами возникло лицо адъютанта, − появилась новая информация из Центра наблюдений.
– Давай, − Нарахад Бран хмуро глянул на своего подчиненного своими светло-серыми, как густой морочный туман над болотом, глазами.
Было видно на мониторе, как человек по ту сторону экрана буквально съежился и торопливо заговорил:
– В секторе пятьдесят семь МВ зафиксировано непонятное изменение яркости звезды… − адъютант быстро и четко назвал шестнадцать цифр и букв, обозначающих звезду. Параметры изменений яркости следующие…
– К черту подробности! − рыкнул маршал, − что говорят специалисты?
Адъютант на мгновение запнулся, скользя глазами по тексту, отыскивая нужное место:
– … изменение яркости звезды может быть вызвано попаданием в нее тела массой порядка пятисот тире семисот тонн, что соответствует массе исчезнувшего эсминца «Генерал Бразул».
– Быстро высвети мне ситуационную картину! − мгновенно последовала следующая команда.
Секундное промедление и на огромном, во всю стену экране монитора картинка поменялась. Теперь, вместо стройных колонок с названиями звездолетов на хозяина кабинета смотрел черный провал Космоса, точнее, грубая его имитация − на черном фоне вспыхнуло два десятка ярких точек, символизирующих звездную систему, куда должен был прибыть пропавший эсминец. Яркой зеленой точкой было обозначено точное место выхода корабля из гиперпространства. Левее и выше по экрану, обведенная красным кружком, светилась точка, изображающая звезду, у которой было замечено ничем не объяснимое мимолетное изменение яркости. От зеленой точки к красному кружку протянулась белая линия, соединившая их. И тот час же ниже ее вспыхнуло число − расстояние между расчетной точкой выхода из гиперпространства и звездой.
– Три года, пятнадцать дней, восемь часов… − прошептал командующий.
Это было рекордное отклонение за почти пятьдесят лет.
«Большими были отклонения на заре гиперпространственных переходов. Но тогда и свойства этого другого мира еще не были изучены так досконально, как сейчас, да и компьютеры тогда были намного слабее нынешних…», − чел буквально физически ощутил, как непонятная, а поэтому еще более грозная опасность глянула на него с черного экрана монитора.
– Сарсара! − громко выругался маршал.
Высокий, массивный человек с лысой, как бильярдный шар головой, хищным, хрящеватым носом еще долго смотрел прямо перед собой. В его глазах, прикрытых сверху густыми седыми бровями, застыло выражение холодной решимости. С такими глазами лейтенант, капитан, майор, полковник, генерал, а потом и маршал смотрел на экраны мониторов эсминцев и крейсеров, на которых в огненных шарах взрывов разваливались кроковские звездолеты. Вот только новый враг маршала еще был неизвестен. И может поэтому, стоящий в его светло-серых глазах морочный туман сгустился больше обычного, словно пытаясь из себя соткать те химеры, которые начали уничтожать челов. А то, что сейчас ему противостояло что-то химерное, никогда ранее не встречающееся, главнокомандующий Военно-Космическими силами Союза Свободных Цивилизаций маршал Нарахад Бран не сомневался. Поморщившись, будто ему предстояло выполнить что-то неприятное, он нажал небольшую синюю кнопку на столе − включение прямой связи с Президентом Картаром Вараштаном.
Глава 3
− Рота! Подъем!! − сладкий сон уставшего, честно отбарабанившего день человека разрывается криком-воплем дежурного по роте сержанта Барсукова.
Мгновенно отбрасывается полторы сотен одеял и три сотни ног натягивают на себя брюки и тут же вдеваются в ботинки. Три сотни рук натягивают на тело камуфляжные куртки. И вот уже сто пятьдесят крепких парней бегут в оружейную комнату и, схватив свое оружие, выбегают на плац.
«Отлично, на минуту быстрее норматива», − Кедров удовлетворенно хмыкнул и опустил руку с часами.
– Рота! На полигон бегом марш! Тяжелый топот трех сотен ног нарушил тишину ночи. Ночные стрельбы − высший пилотаж огневой подготовки. Одно дело стрелять, отлично видя мишень и совсем другое смотреть на него через прицел ночного виденья, где вместо мушки светящаяся точка − марка.
Полигон ночью это совсем не то, что днем. Зеленый, приветливо машущий ветками деревьев лес днем, ночью казался огромной мрачной глыбой, застывшей под яркими звездами и большим, с тарелку, желтым диском луны. И в этом слабом свете изрытая земля сама смотрелась лунным пейзажем − мрачным и неприветливым. Казалось еще чуть и из-за огромной мрачной глыбы, темнеющей на месте леса, выпрыгнет какой-то ужасный монстр, маленькими злобными красными глазками, с огромными острыми клыками и когтями, покрытый густой шерстью, со смрадным дыханием.
И монстр выпрыгнул, еще ужасней, чем нарисовало воображение. Сто пятьдесят вооруженных до зубов спецназовцев словно вынырнули из-под земли. И тут же в неверном лунном свете появились мишени, по специальным рельсам быстро двигающиеся навстречу роте − классический встречный ночной бой. Тут же раздались команды:
– Рота, рассредоточиться. Интервал два метра. Второй взвод − огонь!
– Первый взвод налево, за мной.
– Второй взвод − огонь!
– Третий взвод направо, за мной.
«Монстр» тут же показал свои клыки и когти, а вместо глаз у него были десятки прицелов ночного видения. Осветительные ракеты вспороли темноту ночи, помогая Луне. Стежки трассеров вышивали ночное небо рисунком боя. Вновь тяжело заухали гранатометы и с шипеньем в цель ушли противотанковые ракеты, выпущенные с «Метисов». В ночном бою самое главное знать, где противник, не проворонить его какой-нибудь обходной маневр, в результате которого неожиданно в тебя ударит разящий свинец с флангов или еще хуже − с тыла. Поэтому − не жалеть осветительных ракет, во все стороны − боевые дозоры. И молотить, молотить и молотить по врагу. Словом, е…ть и фамилии не спрашивать!
… А тогда Андрея тоже окружала темнота. Да, Бог оказался непревзойденным режиссером. Опущенный для Андрея занавес около Матеи, оказалось, отнюдь не означал окончания пьесы. Это всего лишь было окончание очередного акта. Пьеса продолжалась! Только поменялись декорации. Существенно поменялись. И новой главной и единственной декорацией явилась темнота. Только не такая, как сейчас, красиво расчерченная трассерами, подсвеченная подвешенными люстрами осветительных ракет, большой люстрой Луны и где-то спрятавшимися на задворках звездами. Нет, темнота вокруг десантного бота была абсолютной. Абсолютная темнота и пульсирующая красная предупреждающая точка на внутренней стороне щитка шлема − кислорода осталось на десять минут.
«Господи, если Ты только для того, чтобы я еще с недельку помучился и, в конце концов, задохнулся, не убил меня сразу, а перебросил на сотни тысяч световых лет черте куда, то я… то я просто в восторге от Тебя. Не полениться и проделать такую трудоемкую работу ради моей скромной персоны. Эх, жаль только, что так и не узнаю, что сталось с Матеей, со всеми фролами, с Эльдирой, с моим еще не рожденным ребенком… А может и лучше, что не узнаю? Что крокам мешает изготовить еще одну такую бомбу и, в конце концов, добить слабую цивилизацию? − Андрей даже застонал и затряс головой, отгоняя страшное видение − проваливающаяся в гиперпространственную бездну Матея. Красивая, зелено-голубая планета населенная десятью миллиардами людей. Бр-р-р, только не это. − И где в это время будет Эльдира, а значит и мой ребенок? Если на планете, то все… лучше не думать. А если на звездолете? Тогда у нее появляется шанс. Даже большой шанс. Я думаю, человский генерал найдет место для своей подружки у себя на родине», − закупоренный в своем десантном боте, лучше, чем в любой, самой надежнейшей тюрьме, мужчина застонал. Обыкновенная эгоистичная мысль, выплеснутая из глубин подсознания, словно черная смрадная жижа из гнилого болота, заполнила собой весь мозг. Он через несколько минут погибнет, задохнется в страшных конвульсиях и даже труп его, очевидно, никогда не обретет покой, а будет бесконечно находиться тут, где нет света, где вечно царит тьма и ты ничего не значишь, так как даже веса у тебя тоже нет. А они, Эльдира и Виргул будут наслаждаться жизнью, наслаждаться друг другом и невесомость для них будет высшей точкой блаженства, пиком обладания друг другом.
Еще несколько минут Андрей, морщась словно от боли, закрыв глаза, сидел, откинувшись в удобном пилотском кресле. Медленно, нехотя эта смрадная липкая жижа стала уходить из мозга.
«Зато будет жить и мой ребенок. А значит, я не бесследно сгину из этого мира, я оставлю в нем свою частичку. А это перевешивает все. Пусть же Эльдира живет, долго живет. Ведь мальчика, − Андрей почему-то твердо был уверен, что у его жены родиться мальчик, − надо не только родить, но и воспитать. Правильно воспитать, настоящим мужчиной».
Черные, дурно пахнущие мысли уходили, уступая место радостным и светлым.
«И мой мальчик будет похож на меня. Обязательно будет похожим. По-другому и быть не может. Ведь существует же в этом мире высшая справедливость. Должна существовать! И на весах этой высшей справедливости неужели ничего не значат спасенные им десять миллиардов жизней, пусть не землян, но тоже людей. Хороших людей, верящих в Бога, своего Бога, Великого Мортона. И какая разница, как они его называют. Бог то, в сущности, один. Потому что создание такого сбалансированного, надежного, способного существовать миллиарды и миллиарды лет и, в общем-то, гармоничного мира возможно, если его проектирование и создание осуществлялось из единого Центра. Субподрядчики, в виде ангелов, архангелов и прочих мессий и пророков не в счет. Это рабочие, нанятые и жестко контролирующиеся этим Центром, и не имеющие возможности даже на йоту отступить от выданного им Плана, Плана, разработанного Центром. «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог», − это, по-моему, первые слова Нового Завета. И этот Бог, видящий все наперед, должен был сделать так, чтобы зачатый им ребенок был похож на него. Ибо Бог ведь уже знал, что через несколько дней, он ринется на своем десантном боте на разверзшееся гиперокно, закрывая собой целый мир, своеобразный, неповторимый мир фролов».
Черные мысли рассеивались, как рассеивается ночь, уступая место дню, по мере того как над миром восходит яркое светило…
И даже резкий звук зуммера не смог нарушить охвативший Андрея Кедрова покой. Он даже не открыл глаза, лишь чуть вздрогнул от неожиданности. Впрочем, почему от неожиданности? Он что не знал, что вот-вот закончиться кислород? Но так уж устроен человек, что даже осужденный на казнь, зная, что вот-вот откроется стальная дверь камеры и его поведут к тихо качающейся петле на виселице, обязательно вздрогнет, услышав скрежещущий звук открываемого замка. Человек инстинктивно, до самого конца еще на что-то надеется. А вот на петлю смотреть совсем не обязательно. Поэтому пилот десантного бота и не открыл глаза. Зачем открывать, и так ясно, что увидит − уже не пульсирующую, а неподвижно светящуюся на внутренней стороне щитка шлема красную точку − кислород закончился. Так зачем же тратить последние драгоценные мгновения своей жизни на эту ерунду? Лучше вот так лежать и думать о таком приятном, прекрасном − у него будет сын, наследник, его частичка в этом мире. А перед глазами все ярче и ярче будет разгораться восходящее светило…
Легкий толчок Андрей поначалу воспринял также как и звук зуммера, пытавшегося нарушить его внутренний покой − недовольно. И лишь через несколько мгновений мозг, засыпающий от недостатка кислорода, сумел найти в себе силы и замкнуть у себя нужные логические цепочки.
«Какой к черту может быть толчок в этом мире, где ничего нет, даже света? Для толчка надо минимум два тела. Может, заработала двигательная установка? − нехотя, широко разевая рот, словно выброшенная на берег и засыпающая рыба, землянин открыл глаза. Все тот же приглушенный зеленый свет приборов и контрольных ламп на панели управления − двигательная установка мирно спала и не думала просыпаться. Все та же чернота на внешних экранах обзо…
«Стоп»! − мгновенно подхлестнутый, словно наркотиком дозой адреналина, выброшенной в кровь, мозг, уже почти лишенный кислорода, все же сумел проанализировать увиденное.
Вместо привычной черноты на экранах клубился какой-то густой белесый туман. И где-то такое он уже видел…
Действие адреналина быстро заканчивалось. Человеческий организм исчерпал уже все резервы и быстро проваливался в небытие…
…Сильный туман на утренней зорьке, почти полностью скрывающий реку. Он и другие пацаны, мчащиеся на великах на рыбалку. Самодельные удочки привязаны к раме, на багажнике, в полиэтиленовом пакете закрыха − буханка хлеба и макуха. Быстрая подготовка и вот уже в речку летят пакеты с закрыхой и камнями для веса. На воде закачались поплавки − ловись рыбка большая и маленькая. И вновь тишина, нарушенная подготовкой к рыбалке, повисла вместе с туманом над неглубокой и неширокой речушкой. Видно у предков, назвавших ее Битюгом, было хорошее чувство юмора.
Поплавок вздрагивает и тут же уходит под воду. Резкий, отработанный рывок рукой и тут же чувствуешь приятное сопротивление − на крючок сел карась или даже лещ. Еще, только уже плавный рывок удочкой и спружинивший ее конец рывком выбрасывает из воды серебристую рыбину. Карась. Грамм шестьсот! На берегу осторожно вытаскиваешь изо рта рыбы крючок. Она таращится на тебя бессмысленными круглыми глазами, ее рот открыт трубочкой. В широкой щели между туловищем и головой видна темно-красная полоска жабр, тщетно пытающихся из незнакомой для себя среды добыть вожделенный воздух. А его много, целый океан воздуха вокруг. Вот только рыба воспользоваться им не может. Не приспособлены ее жабры для этого. Умелое движение и ветка пронзает жабры и выходит через рот. Все рыба поймана и надежно привязана. Теперь можно вместе с веткой и опустить ее в воду − не уйдет. А поплавок уже вновь чуть качается на тихой воде. Под ним, замаскированный новым червяком, ожидают очередную свою жертву крючок. А туман все стоит над рекой…
И он, как тот пойманный карась обречен… Некуда уйти из этого бота и нечем дышать. А может его, как того глупого карася окружает океан воздуха, вот только извлечь его он не может… Не хватает знаний. Он не могущественный мнем…
«Вспомнил… − очищенная от всяких эмоций, как дистиллированная вода, полученная из продуктов жизнедеятельности человека, вяло мысль проползла по извилинам мозга, − … такой туман он видел на экранах внешнего обзора в человском крейсере… в районе Эльдурея, и в нем, словно в киселе завязли атакующие их кроковские звездолеты…
– Лю… − вместо звука из легких не вырвалось даже хрипа, воздух в них полностью закончился.
Перед глазами вспыхнули яркие звезды, которые тут же закрутились в бешеном хороводе, быстро вытягиваясь в какой-то фантастический сияющий смерч. Смерч неожиданно изогнулся, закачался, словно ветка дерева под сильным ветром, и Андрей увидел центр смерча − темный круглый провал. И из этого провала до него донесся голос матери:
– Сынок!
… Черное небо прочертила зеленая ракета − конец занятия по ночным стрельбам. Возбужденные, еще мысленно совмещающую марку прицела ночного видения с мишенью, еще помнящие приятную упругость нажимаемого спускового курка, спецназовцы быстро выстроились в колонну по четыре.
– Рота! В казармы, бегом ма-а-арш! − и полторы сотни человек, глухо стуча подошвами берц, устремляется к теплу и мягкости покинутых постелей.
Все, вот теперь можно сказать, что очередной день тридцать седьмой роты сто семьдесят третьего отдельного отряда специального назначения ГРУ и ее командира майора Андрея Кедрова закончился. Теперь можно расслабить тело, вытянувшись на кровати, закрыть глаза и с наслаждением чувствовать как дневное напряжение с легкой, приятной ноющей болью уходит из мышц. Теперь только покой, покой, покой…
…Сознание вернулось вместе с раздирающей болью в позвоночнике. Потом в глаза брызнул свет. И сразу же перекрывающее все: «Жив!» Непонятно почему, непонятно откуда взялся свет, но это всё сейчас второстепенное. Главное, что он жив! Подавив в себе какой-то детских страх, а вдруг он откроет глаза и все это исчезнет, Андрей Кедров поднял веки. Неяркий, струящийся сразу отовсюду, свет. И на фоне этого света, словно окруженный светящимся ореолом, стоял Лю. Стоял и смотрел на него.
– Лю, − прошептал-прохрипел землянин.
Теперь он мог это сделать, его легкие как по волшебству, вновь были наполнены живительным воздухом, и засмеялся.
Он жив и он встретил друга, хорошего друга, лучшего, с кем он делил кабину рудодобывающего комбайна на Гамеде, с кем он с оружием в руках, убивая кроков, пробивался на свободу. С кем он летел к челам и с кем он стоял в рубке управления человского крейсера и слышал, произнесенный с ненавистью приказ человского маршала: «Выкиньте их за борт!»
Нет, Бог логичен и адекватен. Протащив его волоком по гиперпространству сотни тысяч, а то и миллионы световых лет, почти уже задохнувшегося, Он не стал его добивать, продержав в таком состоянии еще несколько секунд, а прислал к нему Лю. «Как в сказке. Закрыл-открыл глаза, хоп, а перед тобой добрый принц, только не сказочный, а мнемонический… мнемный… тьфу и не скажешь по-русски!» − и счастливый Андрей вновь рассмеялся. Какая же это приятная штука − жизнь!
– Пришел в себя? Вот и отлично, а теперь просто поспи. А мы в это время героя чуток подлатаем. Шутка ли, почти десять миллионов световых лет за один переход, да еще на обычном десантном боте. Андрей, ты просто молодец!
А просто молодец уже не слышал этих слов, стремительно проваливаясь куда-то вниз. Только перед глазами уже не стоял этой фантастический слепящий смерч, и его уже больше не звала мама.
Глава 4
«Так проходит земная слава. Совсем еще недавно ты распоряжался судьбами тысяч людей, мог послать их на смерть и вознести на вершину почета, ты мог карать и миловать, а сейчас… а сейчас ты низведен до самого ничтожного существа, даже хуже, сейчас ты объявлен предателем своей страны. А хуже предательства нет ничего на свете. Предатель − это недочеловек. Ведь он решился помогать левосторонникам! Какой поступок может быть более отвратителен? Ты можешь предать друга, жену, отца, мать, ты можешь, в конце концов убить их! Тебя за это осудят, даже будут презирать. Но все же какие-то, может быть самые хилые, не снимающие с тебя вину оправдания найдутся. Друга предал ради карьеры, жена изменила, отец и мать тебя не понимали, не так любили, как твоего младшего (старшего) брата или сестру, несправедливо написали завещание. Но помогать левосторонникам! Да так поступить может только выродок, человек, нет, недочеловек, у которого что-то не в порядке, точнее, совсем не в порядке в основе основ, в клетке организма, в ее ДНК. И такой мутант заслуживает только одного − уничтожения», − О'Локки Сарб даже застонал от этих мыслей.
– Нет!! Я не предатель! Слышите! Я не предатель!! − человеческий отчаянный вопль бессильно отразился от массивной стальной двери тюремной камеры и заметался по маленькому помещению, быстро слабея.
Да и сам человек, исторгнувший этот вопль, тяжело, по-старчески опустился на койку.
Бывший директор Службы Государственной безопасности, бывший бригадный генерал… Везде бывший… Нет, не везде. Будущий узник рудников Гамеда. За предательство предусмотрено только одно наказание − рудники Гамеда, пожизненно.
«Я проиграл, проиграл Харку, − Сарб, сидя на койке, смотрел себе под ноги, − хотя ему просто везло. Ведь я обманул челов и заставил их перегруппировать свои космические силы в районе Эльдурея, как мне, нет, нам, крокам было выгодно. И только вмешательство этих чертовых мнемов спасло тогда челов. Но это предусмотреть было невозможно. Это все равно, что угадать желания самого Всемогущего Картана. И это под моим руководством этот сумасшедший Мулл разработал «Молот», способный вбросить в гиперпространство любую планету. Кто же мог предвидеть, что этот сумасшедший такое вытворит и отправить в гипер планету, на которой находился сам, да еще вместе с Президентом Норком? И даже тогда у меня еще был шанс. Ведь еще один, последний экземпляр «Молота» находился в моих руках. Отправь я в гипер планету фролов, эту чертову Матею и Харк бы не посмел бы меня арестовать. Национальных героев не арестовывают. Их награждают и прославляют. И если убивают, то скрытно, инсценируя несчастный случай. А потом с почестями хоронят. Но я даже этого не заслужу, ведь Матею я так и не грохнул», − Сарб снова застонал.
Ему отчетливо представилась «картинка» двухгодичной давности − на экране монитора красивая бело-голубая планета, а перед ней в каких-то смешных нескольких сотнях километрах огромное, превосходящее по размерам саму планету, черное пятно. И с каждым мгновением планета приближается к этому пятну. Еще несколько секунд и все, Матея пересечет невидимую черту, за которой ее и всех фролов ожидает небытие. Неумолимые законы мироздания швырнут планету с населяющими ее десятью миллиардов людей за сотни тысяч, миллионы световых лет от ее звезды и снова вбросят в этот мир. Только теперь этот мир для фролов будет без света и тепла. Звезды, по сути, довольно редкая вещь во Вселенной. Это все равно, что крупинки золота в тоннах руды, весьма бедной на золото руды. И чтобы Матея оказалась около звезды, да еще подходящей по своим параметрам для поддержания жизни на приблудившейся к ней планете, это шанс даже не один на миллион, и даже не один на миллиард. Поэтому фролы, точнее те, кто остался в живых, были бы обречены. Тем, кто погиб, не выдержав чудовищных перегрузок, сопровождающих гиперпространственный переход, кого завалило в мгновенно рухнувших под этими перегрузками домах, кто разбился в рухнувших вниз в десятки раз потяжелевших флайерах повезло бы больше. Они бы медленно не замерзали на остывающей почти до абсолютного ноля планете и не погибали бы в схватках со своими друзьями, близкими и просто другими гражданами за источники тепла, позволяющие прожить еще день, неделю, месяц.
Оставалось каких-то несколько секунд. Какая-то точка возникла у нижнего края монитора и быстро, быстрее несущейся за ее спиной Матеи, стала приближаться к черному пятну − окну в гиперпространство.
– Что за черт! − крикнул он тогда.
Бортовой компьютер выстрелил характеристиками этой наглой точки.
– Десантный бот. Какому-то фролу не терпится умереть вместе со своей планетой, − он даже начал смеяться и тут же подавился своим смехом.
Тогда еще директор Службы Государственной безопасности понял замысел безвестного фрола.
– Нет!! − бессильно заорал он, моля Всемогущего Катрана, чтобы у того фрола ничего не получилось.
Аппаратура звездолета, на котором находился Сарб, уловила кодированные сообщения, которые отправлял и получал этот десантный бот. А через секунду все было кончено − в десантный бот, будто распятого на гигантском гиперокне, ударил лазерный луч одного из человских звездолетов. И все, страшная пасть гиперпространства захлопнулась, проглатывая свою жертву. Но разве о такой жертве мечтал Сарб? Десантный бот вместо целой планеты! Один фрол вместо десяти миллиардов? А еще одного «Молота» у него больше не было и не будет − Мулл, точнее его останки находились за миллионы световых лет от любой планеты кроков. Это был конец.
Сгоряча Сарб хотел броситься на кружившие вокруг Матеи человские и фроловские звездолеты, и, как подобает представителю древнего аристократического кроковского рода Сарбов, погибнуть в бою. Но не бросился. Нет, О'Локки Сарб трусом не был. Его остановила простая мысль. Вместе с ним ведь погибнут и сотни других кроков. А зачем? Ради того, чтобы он избежал позора, который наверняка ожидает его на Арикдне?
«Проиграл ты и значит только ты должен отвечать за это, а не подчиненные тебе люди», − бригадный генерал Сарб отдал приказ возвращаться к Арикдне.
Еще один удар пока еще директора Службы Государственной безопасности ожидал на Арикдне, через четыре дня после прибытия. Соответствующие службы его ведомства сумели расшифровать переговоры, которые вел герой-фрол, вместо планеты подставивший себя под всесокрушающий удар «Молота».
– Рахад! − раздалось в кабинете О'Локки Сарба, − через пятнадцать секунд бей по мне!
Знакомый голос словно ударил по барабанным перепонкам.
− Понял.
Сарб невольно взглянул на часы, словно это все происходило сейчас и он может этому помешать.