Пятая сестра
– Тебе не страшно? – басистым голосом спросил он.
– А чего мне страшиться?
Но Мелани знала, чего стоит бояться. Ведь люди любят злорадствовать, обижать тех, кто поступает иначе, отличается добротой, искренностью, иными взглядами на жизнь. Другим людям такое всегда не по душе, ибо тайно они понимают, что тоже так хотят, а не могут.
По курчавой бороде гнома стекало молоко. Куски хлеба и недожеванного мяса вываливались из широкого рта, но это не казалось Мелани отвратительным. Она смотрела в маленькие темные глазки гнома и не видела в них ни прошлого, ни будущего, ни намерений, ни желаний. Они были так черны, словно их владелец смирился со своей судьбой и сам лишил себя надежды.
– Вы молчаливы, – не выдержала Мелани.
– Перед смертью не хочется быть многословным. Я столько говорил в своей жизни, но меня никто не слушал, и вот, когда смерть дышит мне в лицо и я могу замолчать навеки, меня просят заговорить. – Он усмехнулся и вновь отпил молока, затем вытер рукавом губы и поставил железный стакан на поднос. – Скажи мне, девочка, что тобой сейчас движет?
– Что мной движет?
– Сострадание? Жалость?
– Я люблю помогать людям…
– Но ведь я не человек.
– Вы… Вы хороший. Этого достаточно. И я всегда… – Она перешла на шепот, оглянулась, дабы убедиться, что никто их не слушает, и произнесла: – Восхищалась вами.
Она ожидала увидеть на лице гнома удивление, но он смерил ее взглядом и напряженно поднял бровь.
– По-твоему, я вещь, чтобы восхищаться? – грубо спрашивал он. – Твое восхищение порождено тем, что я один такой, беспомощный, связанный, на краю жизни? А если бы таких, как я, здесь было много? Если бы мы были такими, как вы, стала бы ты мной восхищаться?
– Я… – Мелани растерялась. Он был прав. Люди всегда либо избегают особенных, либо восхищаются ими, и это чувство порождено любопытством и жалостью. Ей стало паршиво. Выходит, ее помощь лишена чистых мотивов, идущих из самого сердца? Это не так.
– Вы не правы, – твердо сказала она. – Мне неважно, кто вы: человек ли, гном ли. Если вы невиновны, если вам требуется помощь, если вы не плохой, то почему я должна стоять и наблюдать или, что еще хуже, развернуться и уйти, закрыв глаза на вашу судьбу из-за своего равнодушия?
На этот раз на чумазой роже гнома показалось удивление, но чему именно он удивлялся – сказать сложно. Разговаривая с ним, Мелани чувствовала себя в недалеком детстве, когда, сидя на полу, пыталась распутать клубок ниток или развязать туго затянутый узел. А он все не развязывался, не распутывался, она уже в гневе хотела швырнуть его в угол, когда вдруг одно точное движение решило ее проблему.
– Ты выглядишь просвещенной, – с наигранным холодком говорил гном. – В твоих глазах я не вижу пустоты. Чем ты ее заполнила?
«Книгами. Книгами о таких, как вы», – хотелось ей ответить, но страх быть услышанной другими оказался сильнее трепетного желания наконец-то с гордостью поделиться своей отрадой.
Гном, казалось, читал ее насквозь, проникал в душу и сам находил ответы на свои же вопросы. Его взгляд стал печальнее. Он безуспешно пытался растянуть путы, чтобы ослабить трение. Глядя на эти жалкие попытки, Мелани хотелось стянуть со стола нож и помочь ему, но здравый смысл вовремя вернулся.
– Не пора ли тебе к своим? – спросил гном.
– Мне с вами хорошо.
– Подумают плохое о тебе и о твоей семье.
Мелани промолчала. Она хотела негативно отозваться о тех, кто мог ее осудить, но сдержалась, чувствуя себя в железных оковах.
– Моя семья крохотная. Только я да мама.
– А отец?
– Отца у меня нет, матушка замужем никогда не была.
– А как же ты на свет явилась?
– Меня подкинули на порог ее дома, и матушка взяла опекать. Она никогда не скрывала от меня, что я не родная дочь.
– Твоя мама смелая женщина, раз решилась рассказать все и сразу.
– Скорее, она немного трусишка.
Вокруг разносились благоухающие запахи жареных фаршированных цыплят, огромных пирогов с мясом, приправленных зеленью и сыром, кусочков фруктов в меду, фаршированного, зажаренного докрасна поросенка, который разломится, стоит нажать на него ложкой, и на тарелку выпадут пропаренные овощи, которые еще долго будут дымиться, заставляя всех сглатывать слюну. Всех, кроме Мелани. Она не любила поросят – разве что играться с ними. Такие смешные, немного неуклюжие существа с вечно мокрым носом и грязными копытцами. В детстве у Мелани был маленький поросенок, но он вырос и потерялся. А однажды через приоткрытое окно Мелани почуяла от соседей запах жареного поросенка. Они нехотя признались, что нашли его за забором, когда Мелани не было дома, и решили им поужинать. С тех пор Мелани воротило от мяса.
– Хотите еще?
– Покойнику не стоит нажираться перед смертью. Чем больше он ест, тем больше чувствует привкус собственной крови и тем отвратительней становится еда.
Мелани понимающе кивнула. Похоже, гном не раз уже бывал в опасных ситуациях, но теперь даже она ощущала дуновение смерти, словно та уже настигла его, обвивая своими тонкими иссохшими ручонками.
Затем королева встала. Все тут же оторвались от еды. Гном резко взглянул на Мелани, словно говоря: «Отойди от меня сейчас же!», и девушка послушалась, когда сотня взглядов устремилась на нее.
Время пришло.
Глава 5
Мелани осталась в замке. Зал мгновенно опустел. О гостях напоминал разгромленный стол, на котором не осталось нетронутого блюда. Теперь служанки наскоро убирали тарелки, объедки, поправляли скатерть, чтобы принести новые порции угощений. Мелани вяло помогала им. Хрустальная чаша чуть не выскользнула у нее из рук.
Прошел час. Мелани уже не чувствовала гнома в этом мире. Стало быть, он умер. Исчез почти бесследно, и следующие пару часов о нем будут напоминать лишь брызги крови на земле, если дождь не смоет их уже спустя несколько минут.
Действия принцессы Маргарет казались ей безумными, необдуманными, принятыми на эмоциях. Столько людей пали оттого, что знали больше положенного, и вот теперь принцесса выставила на всеобщее обозрение доказательство существования мифических созданий, которое отрицали при дворе, – живого гнома. Забудет ли такое кто-то? Возможно, что те господа, думающие лишь о своем достатке, будут вспоминать о произошедшем как о ярком зрелище. Будут хвастать перед своими врагами.
Стол накрыли заново. Служанки отправились на кухню помогать там, а Мелани отпустили отдохнуть после того, как она чуть не разбила хрустальную чашу.
Она стояла за окном, смотрела на двор в ожидании, когда кареты начнут подъезжать к ступенькам замка. Но никого не было. Мелани рисовала на стекле узоры и в какой-то момент в задумчивости нарисовала несчастное лицо умершего гнома. Девушка тут же оглянулась убедиться, что никто не видел ее детской оплошности, и аккуратно стерла рисунок рукавом своего платья.
Мелани решила расправить платье перед возвращением принцессы и вдруг нащупала в своем кармашке что-то твердое и маленькое. Она потянулась в карман и с удивлением вытащила маленький прозрачный шарик. На первый взгляд, он был из хрусталя, но если сравнивать с той хрустальной чашей, которую Мелани чуть не превратила в груду осколков, материал этого шарика несколько отличался. Он был кристально чист, как отполированное стеклышко. Через него мир не казался искаженным.
Мелани приложила шарик к глазу, когда вдруг почувствовала, что в голову будто вливается свинец, все тело тяжелеет, теряет силу, а руки не слушаются и не могут оторвать шарик от лица. Что-то не давало ей даже закрыть глаза, перед которыми один за другим сменялись светящиеся цветы, деревья, дорожки, ветви ивы, разноцветные колосья пшеницы. Не проходило и секунды, как изображение сменялось новым; от подступающего страха Мелани хотелось кричать. Но рот ее не слушался.
Вдруг одна из живых картин остановилась, и перед Мелани появился огромный незнакомый замок. Она видела длинные лестницы, окна, просторные комнаты, камин, укрытое шелком ложе, на котором сидела девушка. У нее были черные волосы до плеч, узкая талия, тонкие как веточки руки и длинные пальцы, которыми она сжимала черное бархатное платье. Девушка сидела к ней спиной. Мелани вдруг почувствовала холод, исходивший от нее, словно кто-то распахнул двери в замке и впустил ледяной ветер. Но тут девушка обернулась. На бледной коже, тронутой румянцем, блестели слезы.
– Не стоило нам тебя отпускать, – прошептала она.
Картинка перед глазами исчезла. Слабость отступила, и Мелани с криком оторвала от себя шар. По лицу стекал пот, она свалилась на пол от бессилия, так и сжимая в кулаке проклятый шарик. В голове еще разносился голос незнакомой девушки, перед глазами мелькали фиолетовые, синие и голубые цвета. Она услышала приближающийся топот ног и сквозь пелену слез увидела чьи-то ноги. В тот же миг мир рухнул. Осталась только тьма.
* * *Когда Мелани открыла глаза, была уже ночь. Укрытая толстым шерстяным одеялом, она чувствовала себя как в горячем котелке. Телом еще владела давящая слабость, Мелани, кое-как упершись руками о кровать, присела. Тяжелая голова чуть не свалила ее обратно на постель, но девушка, болезненно сощурившись и замычав, удержалась на месте.
Она была в чьих-то покоях, увешанных картинами. Лишь сейчас Мелани обратила внимание, что лежит на богатом просторном ложе. Взгляд перемещался с предмета на предмет, пока не остановился на высоких окнах с раздвинутыми шторами, за которыми виднелась луна.
Мелани не удавалось вспомнить, отчего ей стало так дурно. И лишь проведя рукой по потному лбу, она заметила, что держит в сомкнутой ладони шарик. Тот самый, явивший ей странные, сводящие с ума иллюзии.
И та девушка… Было ли это обычным кошмарным сном или видением?
Изучать шарик снова Мелани точно не собиралась. Но и уничтожать тоже.
Как он мог оказаться в ее кармане? Неужели казненный гном успел положить шар туда перед их расставанием? Мелани внимательно следила за каждым его движением и не могла упустить это из виду.
Но что же теперь с ним делать?
Она услышала голоса за дверью и не сразу поняла, что это Маргарет направляется к ней. Принцесса Страйтфорда распахнула дверь и поспешно зашла в комнату.
– Как ты себя чувствуешь?
– Х-хорошо.
Мелани недоумевала оттого, что ей, обычной девушке из семьи служанки, позволили спать на ложе в королевском замке. Для слуг были отведены отдельные комнатки, не блиставшие роскошью и удобствами.
– Сначала тебя поместили в комнату к твоей матери, затем я узнала, что ты потеряла сознание, и приказала перенести тебя сюда.
– Благодарю вас, принцесса, но вам не стоило… – Мелани решила встать, чтобы поклониться, но Маргарет взмахом руки велела ей остановиться.
– Тебе стоит отдохнуть.
– Могу я задать вам вопрос, принцесса? – Мелани сама удивилась своей решительности.
– Да?
– Тот гном… Он мертв?
– И отправлен на съедение собакам, – твердо сказала Маргарет. – Его голова после небольшой чистки будет украшать городскую площадь.
В голосе принцессы не было ни довольства, ни насмешки.
– Вы столько с ним говорили, – начала Маргарет. – О чем же он тебе рассказывал?
– О, право, госпожа, я не помню.
– Не лги мне, девочка, – неожиданно холодно сказала принцесса, и Мелани выпрямилась. – Никто и слова вытянуть из него не мог, а ты подсела, поднесла еду и разговорила его. Так что же он тебе сказал?
Мелани сжала одеяло, опустив глаза. Ее кулак все еще сжимал шарик. Она надеялась, что принцесса его не заметит.
– Мне правда нечего сказать, моя госпожа. Нет ничего такого, что могло бы вас заинтересовать.
Принцесса Маргарет наградила ее снисходительным взором и улыбнулась:
– Что ж, тогда, раз ты пришла в себя, ступай домой со своей матерью. Она здесь, ждет тебя внизу.
– Спасибо, госпожа. Простите за мою дерзость…
– Не стоит, Мелани. Не стоит.
Направляясь обратно домой на той же карете, Мелани стала приходить в себя. Рядом с ней сидела мать и крепко держала дочь за руку, не сводя с нее глаз, пытаясь понять, о чем же она думает.
Карету трясло, холод проникал через окошко, безжалостный ветер хлестал лошадей, раздувая их гриву. Мелани сжалась, стараясь себя согреть и мечтая поскорее добраться до дома, до теплой постели, укрыться толстыми одеялами и заснуть прямо возле камина под треск горящих дров, пока матушка будет шить или смотреть на огонь, представляя, что он – это ее жизнь. У горящей древесины было что-то схожее с ее жизнью.
Но покой не желал подступать к Мелани. Шарик лежал в кармашке платья. В окружении темных улиц и домов, в окнах которых горел свет, она вдруг осознала, что «хрустальный» шарик ей знаком. Она с ним пересекалась, но вот где… Ответ Мелани нашла, лишь когда вернулась домой. Она вдохнула запах золы из камина, когда собиралась разводить огонь, ощутила аромат разогретого молока, услышала скрип стула, когда мать села на него и тяжело вздохнула. Тогда Мелани вспомнила, где могла видеть этот шарик. В книге. В одной из книг, написанных неизвестным ей языком.
Она устремилась в комнату. Сердце забилось быстрее. Словно Мелани совершала непоправимую ошибку, преступление, за которое могла лишиться жизни. Она вытащила из тайника предполагаемую книгу и принялась листать.
Страница за страницей мелькали перед глазами. От страха быть пойманной ей чудился скрип половиц внизу, приближающийся к деревянной лестнице, слышались тихие шаги и стук в дверь. Но Беатрисия продолжала сидеть перед камином, вышивая на платке цветы.
И вот Мелани нашла главу. На пожелтевшей странице виднелся заштрихованный шар, окруженный надписями, стрелочками, линиями и пятнами чернил. Мелани вытащила свой шарик и положила его на рисунок, словно ожидая, что между ними установится связь. Но шарик перекатился к надписям. И тут Мелани заметила нечто странное: на стелянной поверхности шарика отражались не надписи из книги, а понятные английские буквы.
Она с осторожностью взяла необычный предмет и подняла его над книгой, затем медленно, боясь, что он вновь прилипнет к ней и явит странные видения, приложила его к раскрытому глазу и взглянула на книгу. На этот раз не было ни головокружений, ни синего цвета, ни девушки. Книга виделась ей четко, а все надписи были на удивление понятными, написанными на английском.
Она шепотом прочитала:
– «Глаз Артура, что мир видел не так, как смертные, подобные ему. Глаз, что явит всем непросвещенным мир, скрытый от посторонних. Глаз героя, навсегда увековеченного в Лесу Мерцаний. Глаз, чьей платой стало море крови».
Мелани оцепенела. Ей казалось, что кто-то или что-то дышит ей в лицо, и если сейчас она поднимет глаза, то увидит перед собой Артура, чье имя было ей знакомо. Она не помнила, чтобы слышала его в городе. Это имя отдавалось в голове потоком неизвестных, черных воспоминаний, темных нитей, пут, что окутали ее и не позволяли вспомнить, где же она могла слышать это имя. Странное чувство тянуло вниз, и мир перед глазами становился серым, неживым, холодным, скудным и чужим.
– Артур… – прошептала она. – Лес Мерцаний…
И вдруг шар, все еще приложенный к ее глазу, явил ей мальчика с повязкой на глазах. Он был в разодранной рубахе и босой. Волосы молочного цвета растрепались на лбу. Он сидел на бревне и перевязывал руку. Он не видел, что кусок ткани ложится неравномерно, а в следующий миг обернулся, словно кто-то его позвал.
К нему подошел рыжий мальчик. Выше, но худее. Мелани чувствовала его слабость и храбрость, тягу к жизни и дыхание смерти. Мальчишка опустился рядом с ним и помог завязать раненую руку. И тут оба оглянулись на Мелани. Рыжий мальчик весело подзывал ее к себе. Он махнул ей, и их образы, как и бревно с цветущей поляной, растворились. Мелани почувствовала колющую боль в груди, будто кто-то вталкивал в нее иглу, пытаясь проткнуть насквозь. Почему-то смотреть на этих неизвестных мальчиков было тяжко. Слеза скатилась по ее щеке.
На замену мальчишкам пришли светящиеся кроны деревьев, ветви, листья, обнаженные сильные корни, могучие стволы деревьев, трава, извилистые тропы, журчащая река, на дне которой под илом лежали сверкающие камни. Мелани казалось, что она идет по узким тропкам босиком, чувствуя прикосновения травинок, легкий ветерок, запах цветов и покой.
Она позабыла о реальности, когда увидела одно из древ. Персиковое. Землю вокруг него усыпали опавшие зрелые персики. Не побитые, не гнилые. Мелани вдруг так захотелось лечь под этим деревом и уснуть под звуки бегущей речушки, которая словно по-доброму смеялась над ней.
Но тут сказочные картины стали отдаляться от нее. Темнея, покрываясь занавесом пыли, охватывая холодом каждый росток. Волшебный мир растворялся перед глазами. Горел, будто кто-то поднес спичку к листку бумаги. Мелани услышала эхо капающей воды. Глаз Артура явил перед ней темную пещеру. Видение было столь реалистичным, что Мелани забылась и запаниковала, словно действительно там оказалась.
– Не бойся, – послышался голос, не женский и не мужской. Гулкий, громкий, отдающийся в дальних уголках сознания. От этого голоса Мелани содрогалась всем телом. – Тебе не стоит нас бояться. Лучше бойся тех, кому веришь. Беги от них, юная Мелани. Тебе не место в мире смертных. Беги на ту сторону моста. Не бойся слухов и легенд. Покрыты они черной ложью. Ты лучше верь себе. Спроси себя, чего желаешь. И наши мнения сольются воедино, ибо они – одно: бежать.
Она не знала, кто к ней обращался, но голос был столь живым, внушающим и мягким, что к нему хотелось прислушаться. Что-то подсказывало Мелани, что эти слова правдивы. И ей действительно нужно бежать.
Тут Мелани услышала звуки снаружи. Кто-то стуками и скрипами вырывал ее из мира видений.
Она оторвала от себя шар, спрятала в кармашек и в спешке отправила книгу в сумку, а не в тайник. Вдруг шум снизу прекратился. В доме воцарилась устрашающая тишина.
– Матушка? – Она приблизилась к двери, со скрипом открыла ее, выглянула на лестницу и стала медленно спускаться.
Снизу доносился треск горящих дров. Лишь он разбавлял тишину и тем самым нагнетал атмосферу, взывая к бдительности Мелани и заставив ее сглотнуть ком волнения.
– Матушка? – громче позвала Мелани, снова оставаясь без ответа.
А затем она почувствовала на себе чье-то тяжелое холодное дыхание. Мелани боялась оглянуться назад. Родной дом вдруг стал ей чужим.
Она спустилась, подошла к столу и оглянулась. Мамин платок валялся у двери. От страха ноги Мелани сделались тяжелыми, точно были высечены из камня. Она тихо подошла к платку и подняла его с пола, когда вдруг услышала материнский крик со стороны лестницы.
– Беги!
Под лестницей стоял мужчина. Он держал Беатрисию за руки и умудрялся закрывать ей рот, чтобы та не испустила ни звука. За ним пряталась черная фигура в плаще. Она вышла на свет и откинула капюшон.
– Здравствуй еще раз, Мелани.
Это был старик Тоулин – посланник принцессы Маргарет.
Глава 6
– Господин Тоулин, – глухо обратилась к нему Мелани. Руки лихорадочно теребили платок матери. – Что вы здесь делаете? Отпустите маму! – последние слова слетели с языка твердо, чего раньше не бывало.
Старик лишь нахмурил брови, разглядывая девушку, как обычно оценивают товар или пытаются понять, лжет человек или говорит правду. В тени лестницы и без того страшный Тоулин, от которого веяло старческим смрадом, казался еще более зловещим, как и его помощник, не выпускавший из рук Беатрисию.
– Принцесса Маргарет подозревает тебя в предательстве, – заговорил он. – Уж слишком много ты разговаривала с тем гномом, чья голова с завтрашнего утра будет украшать городскую площадь. Как жаль, что ты не застанешь этого зрелища… Возможно, уже никогда.
В тот момент Мелани почувствовала, как каждая ее клеточка горит, превращаясь в прах. Горит от осознания поражения, представления ее дальнейшей судьбы и страха за мать. Она предупреждала, она молила. Но Мелани не послушалась, считая себя умнее, и вот теперь обе в беде.
– Я лишь хотела побыть с ним недолго… – предприняла Мелани жалкую попытку отпереться, но ее тут же перебили и раздавили слова Тоулина:
– Он дал тебе нечто ценное, не так ли?
Глаза Мелани заслезились, но не от горя, а от душевной боли или жалости к себе с матерью. Она не знала, почему это происходит, и проклинала тот миг, когда решила помочь гному. Ее великодушие разрушило ей жизнь, а то, чего желал Тоулин, лежит у нее в кармашке.
– Если отдашь нам это добровольно и очистишь свое имя, вы будете жить. Твою мать мы отпустим, но вот ты понесешь наказание.
– Нет! – вскрикнула Беатрисия. На секунды ей удалось освободить рот. – Мелани, беги!
И правда, дверь была в шаге от нее. Мелани корила себя даже за малейшую мысль сбежать, оставив мать в руках врагов. Она сжала кулаки и холодно, насколько это было возможно, сказала:
– Я не знаю, о чем вы толкуете.
– Не дури, Мелани. Спаркс, – обратился он к мужчине рядом, мокрому от дождя громиле, с необычайно толстыми жилистыми руками, узкими глазами и маленькой головой. Его глупое выражение лица заставляло всех понять, что он способен лишь служить. Спаркс медленно повернул голову к Тоулину. – Проследи за женщиной, я обыщу дом. Мелани, – в его глазах мелькнула хитринка; он указал на лестницу, – прошу.
Мелани шла впереди. Взглядом она мерила каждый шаг, вслушивалась в каждый скрип и частоту дыхания Тоулина. Она зашла в свою комнату.
– Лучше будет, если ты сама все покажешь. Принцесса смягчит наказание.
Мелани покорно села перед кроватью, не веря в то, с какой легкостью отдавала свое сокровенное. В тайнике было две книги. Она вцепилась в них, хотела обнять, как своих детей, которых отпускала на войну, заведомо зная, что они уже не вернутся. Тоулин с жадностью выхватил у нее книги, едва Мелани протянула их. Он тут же принялся их листать с раскрытым ртом. Изумленный взгляд некогда потухших старостью глаз зажегся с новой силой, цепляясь за каждое пятнышко и каждую буковку. На его лице заиграла надменная улыбка. Он взглянул на Мелани с презрением, захлопнул книгу и с нескрываемым довольством произнес:
– Идем.
– Вы отпустите мою мать?
– Посмотрим.
Мелани стоило ожидать подвоха в его лживых обещаниях, но она слишком сильно уцепилась за надежду и сейчас была разочарована не сколько в Тоулине, сколько в себе.
Он запихнул книги обратно в тайник и, грубо схватив Мелани выше локтя, вывел ее из комнаты.
Их с матушкой связали и погрузили в карету с одним окошком. Двери снаружи заперли на замок. Внутри было душно, воняло гнилью, по углам плели свои сети пауки, наверху висели коконы их жертв. На стенках «кареты» кто-то словно скреб пальцами до крови, и кровавые высохшие дорожки остались здесь как единственная память о несчастном. Здесь не было скамеек. Мелани села рядом с матерью прямо на пол, обняла ее покрепче, вжимаясь в плечо, и твердила только одно:
– Прости. – По ее лицу скатывались слезы, размазываясь о материнское плечо. Мелани не ждала снисхождения и прощения, но Беатрисия сжала ее в своих объятиях так, как только могла. В ее руках Мелани почувствовала слабость и, вновь вдыхая материнский запах, который еще пять лет назад был иным, с ужасом осознала, что вдыхает запах смерти, ее смрад.
Наступит день, когда Беатрисия умрет, как умирает всякий смертный. Будет ли Мелани в тот день все еще в тюрьме? Или ее отпустят, она придет домой, проведет с мамой один вечерок, а наутро найдет ее мертвой в холодной постели, с мертвыми пустыми глазами, уставившимися в потолок? Туда, где во время ее мучительной смерти крепким сном спала ее дочь и даже не подозревала, что мать хочет позвать ее и увидеться в последний раз.
Мелани всегда хотелось верить, что смерть обойдет ее семью стороной, что мать станет исключением. Но сейчас она понимала, что это не так.
– Успокойся, Мелани, успокойся, – вновь и вновь повторяла Беатрисия. Ее тонкие руки, покрытые грубой мешковатой кожей, проводили по мягким волосам Мелани, пока та с застывшими на глазах слезами смотрела в уголок, где паук расправлялся со своей новой жертвой. Мелани с детства было интересно, что испытывают насекомые, когда понимают, что вот-вот погибнут. Теперь она могла проверить это на себе.
Они остановились.
Мелани услышала шум снаружи, затем шаги. Замок щелкнул. Открылась дверь. Глаза девушки успели привыкнуть к тьме, но, несмотря на то что стояла ночь, снаружи было светло от множества горящих факелов.
– Выходи, Беатрисия, – сказал Тоулин.
– Куда вы ее ведете? – спохватилась Мелани. – Где мы?
– Тебе не стоит этого знать. Мы привезли твою мать на разговор, тебя отвезут в другое место.
Мелани вновь разрыдалась и бросилась к маме, в то время как Беатрисия продолжала сохранять спокойствие. Со страхом и любовью она смотрела на свою дочь и вновь и вновь шептала: