– Во-о-о-он тама, горсть полей, на коих урожаи возделывають. – показал тучный городской воевода вперёд. И действительно, было видно мелкие двигающиеся силуэты.
– А почему так далеко от города-то? – спросил кто-то из то ли тринадцатой, то ли двенадцатой повозки.
– А тысяцкие наши, Пашнедар с Бурохромом, нанимали землемера с Вольфрамску, так тот и сказал, мол, вон там земля-то, почва, говорит, плодородная, мол, концентрация чего-то там на том участке выше, чем на остальной пашне. Мол, один участок этот, говорит, может, окромя своего, ещё треть земель заместить по, ну, продуктивности.
– А у меня тятя работает в полях под Тленовым, весточку писал: "поля нынче менее плодоносящие, работаем за троих, чтобы от нормы не отбиваться". – процитировал кто-то с задних повозок.
– Во-во, мои в Хромовске тоже так говорят. – поддержал кто-то спереди.
– Это всё Метал-Бог гневится, что мы на землю нашу неживых пустили. – предположил кто-то сзади.
– Или боги, за то что не используем благости бессмертных себе на пользу. – добавил жрец, что отговаривал нас от грибнухи.
– Та боги, не боги, усё одно. Коли еды не будет, так и о богах некому молвить будет. – подводил итог воевода. – Енто всё погода да мало рук, так вот я вам скажу. Война енто, конечно, хорошо, токмо есть шо-то надобно, ну, возделывать пищу в смысле… А вон, кстати, и сенокосы.
Воевода указал пальцем чуть правее мельницы. Из-за стен появились маленькие жёлтые холмики, вроде как раскиданные не по ровным рядам, а вроде как и сформированные в определенный ансамбль.
– Костёр разводить можете, ток это, не близко к кучкам… Ну метрах в двух-трёх думаю можно, лучше и чутка подальше. – предупреждал воевода. – А на сене-то спать мягко. Вот ночь пролежите, а на утро как новенькие проснётесь. Будто заново родитесь.
– А на мельнице сколько мест будет? – поинтересовался Черногоре.
– Ох ты, ну дай подумать… – воевода почесал голову, а затем положил руку на свой топор, отлитый единой сталью с оловянными узорами на рукояти, будто собравшись с мыслями, и, набрав в грудь побольше воздуха, начал излагать. – Значица, на первом этаже человек шесть-девять обустроиться могут, на втором, значица, примерно столько же. Третий узок, так что, ну, человека три-пять, ну может и шесть конечно влезет. Ну и чердак мельничный есть, там человека два-три потесниться могут. Ну и на пролетах в уголках по человеку можно, между первым и вторым этажом, да вторым и третьим уж точно, к чердаку не знаю.
– А там Чернижка уместится. – поязвил Злыня.
– Дошутишься, дед. – помахал кулаком Чернижка.
– Какой я тебе дед? Я тебя лет на десять всего старше, или сколько там тебе. – махнул рукой Злыня.
– Получается условно двадцать-тридцать человек где-то. – подсчитал я.
– Примерно так. – подтвердил воевода.
– А палаток хватит? – Спросил наш возничий.
– У нас двадцать палаток по два человека на каждую. – сказал хранитель похода с семнадцатой повозки, к которой была прицеплена небольшая тележка с провиантом и прочими походными принадлежностями. – Чем больше людей влезет в мельницу, тем лучше.
– А у нас сенокосов-то много, ну сколько там, ну с десятка два-три будет, сколько вас всего будет? – спросил воевода
– Восемьдесят четыре. – крикнул кто-то спереди.
– Восемьдесят три. – поправил я.
– Да, Дубобит же остался там. – дополнил Черногоре.
– Ну, думается мне, надобно сначала поехать посчитать скокмо кучек-то есть, а там уж и дальше решать.
Все согласились, и поход дал правее, прямо по заброшенным полям.
Семнадцатая повозка состояла в основном из воителей, разбирающихся в лагерных делах. Они обогнали остальных и, подъехав к месту, начали считать сенокосы. Находились они достаточно близко друг от друга, что позволяло лагерю быть достаточно плотным, и при этом достаточно далеко для того, чтобы размещать между ними палатки. Самих кучек сена насчитали двадцать шесть, они были высокими, но не слишком широкими, поэтому лагерные решили, чтобы на каждой кучке расположилось по человеку, а походную сумку и прочие принадлежности можно было либо сложить рядом, либо у ближайшего лагеря. Костры разжечь решили по одному между тремя палатками, равноудалённым от ближайших сенокосов. Главную палатку с общаком разместить поближе к мельнице, но не прямо на краю сенокосного периметра. Таким образом, оставалось восемнадцать незаселённых, так что лагерные предложили использовать меньше сенокосов для расселения в мельнице. Однако, в нашей группе оказалось достаточно много братьев, которые пожелали спать под открытым небом, а также набрались желающие из племени и жречества, желающие понежиться на мягком сене. Поэтому решено было по максимуму расселить всех тут, а оставшихся отправить на мельницу.
Злыня собирался полежать на сене, да и я был не против, но Черногоре буквально сразу подозвал нас и, чутка понизив голос и наклонившись к нам, сказал:
– Давайте забьём мельницу.
Злыня криво поморщился.
– Какая мельница, что там делать, на хрен пойми чём спать?
– Мы не будем спать… Точнее, когда придёт время спать, будет уже всё равно, где и как. – Черногоре хитро улыбнулся.
– А-а-а, так вот чего вы переглянулись с Дубобитом. – ухмыльнулся я.
– А то. Но это не по тому, о чём мы недавно говорили, а так… Чисто в кабаке местном известном посидеть.
– Тебе лишь бы… – Злыня мимикой объяснил опьянение.
– А тебе будто нет. – иронично высказался Черногоре.
– Слушай, я просто не отказываюсь от таких дел, понимаешь… – криво улыбнулся Злыня.
– От каких дел ты не отказываешься? – ворвался в наш круг Тёмногонь
– Ладно, уж кому-кому, а с рокерами в гуляньях, конечно, не сравниться. – ехидно бросил Злыня.
– Это ты ещё нас недооцениваешь. И военный устав понарушать не прочь, особенно когда дело касается выпивки или девок. Или всего вместе. – будто гордясь этим высказался Тёмногонь, неестетсвенно быстро транслируя речь
– Слушай, не здесь. Если хочешь с нами – тогда забивай место в мельнице, да поближе к нам. – одёрнул болтуна Черногоре.
–Без проблем. – сказал Тёмногонь и быстро пошёл к лагерным.
– Шустрый рокер. – сказал я Злыне и Черногорю.
Мельница была местами с дырами. Где-то они были кое-как заколочены досками, а где-то совсем не тронуты. Посередине на всех этажах стояла балка, обтянутая цепями, идущими от механизма на первом этаже, который стоял посередине. На втором этаже стоял механизм для просеивания и изготовления муки. Третий этаж был почти пуст, а чердак пристроен отдельно, с отдельной лестницей на третьем этаже. Была ещё одна возвышенность с углублением, большую часть пространства которой занимала балка, соединённая с вентилями.
Мы с Черногорем и Злыней убедили лагерных и дружинников на мельнице расположиться на чердаке, дабы "никому не мешать и не занимать места. Тёмногонь занял одно из трёх мест на третьем этаже. Остальные заняли по шесть мест на втором и первом этаже, пролёты удалось оставить пустыми.
В основном мельницу заняли помощники, в частности возничие, которым надоело вечно быть то на солнце, то под дождём, а также воители, которые либо хотели уйти в самоволку по каким-то своим делам, либо такие, которые не любили большого скопления людей, либо просто не желающие проводить ночёвки под открытым небом.
Многие, только накидав вещей, спальных мешков или ещё чего мягкого, и кое-как обустроившись, доставали из-за пазухи или сумок фляги и бутыли со скулькой. Ближе к вечеру можно было подойти к костру у главной палатки и взять кружку готовой бадяженной Братьями скульки, от которой любой неподготовленный достаточно быстро окажется в хмельном сне. Тем более с походной бадяги. Именно этого мы и хотели дождаться, когда все уже прилично напьются и не заметят нас.
Уходить в самоволку запрещено уставом, мол, вдруг воитель что-то натворит в местном городе и попортит репутацию Войска в глазах городских или деревенских. Конечно, если всё пройдёт гладко, но воителя заметят, его могут и простить воевода и предводитель. Но, с учётом того, как тяжело прошёл тот недавний бой, на котором я чуть не ушёл к вратам навсегда, большинство дружины напьются только так.
К нам на чердак зашёл Тёмногонь, и Черногоре начал рассказывать всякие истории с битвы, дабы скоротать время.
– И тут смотрю, а сзади ещё два мертвеца подходят со своими палками несуразными. Один замахивается, целится прямиком мне в голову, без всяких финтов и обводок. Ну я ему Сладкомиру в живот втыкаю, второму ногой выбиваю колено, чтобы посидел, подумал, а у первого начинаю в месиво живот превращать, ну, дырку развороченную делаю, и тут же отмахиваюсь от другой нежити дальнобойной, а этот, что на Сладкомире, как щит, ну…
– Подожди, что за Сладкомира? – перебил …
