Черт, так, наверное, это он или его люди Илью и убили. А Федор, значит, пошел разбираться с ним из-за меня?
Стоп! Стоп! Придумается же такое. Причем тут я, это их разборки? Не мои!
Начала торопливо переодеваться в костюм. В голове теперь полная сумятица.
Глава 10
Пустота ящика заполнена звуками, не то чтобы отличная слышимость, но о чем говорят, соображаю. Обрывочно вникаю в беседы.
Следаки и эксперты мыслями делятся.
– Тело ещё не остыло… меньше часа… возможно, убийца был тут не так давно… а тот чуть больше. По времени неодновременно… сначала тот, потом этот, и этот явно знал своего убийцу… нападения не ожидал, даже не защитился, как следует.
– Ну, если это братец его – Граф…
– Думаю, он рад был его приходу, налил выпить… два бокала…
Черт, ещё бокалы эти… пиздец, короче? Вся эта байда на меня ляжет.
– Главный с моей головы теперь не слезет.
– Оба убийства – рука одного и того же человека. Выполнены, я бы даже сказал талантливо, укол чем-то, наподобие шила, в одно и то же место.
Сука, я обязательно найду этого талантливого человека.
Лежу в ящике, внимаю. Каждое словцо в памяти записываю. Рассуждаю. За прослушиванием даже забыл о неудобстве и невыгодности своего положения. В ящике, точно в гробу. Они там на меня преступление вешают, а я ещё рассуждаю, как и кого, я искать буду. Во долбоёб.
Походу кому-то очень надо засадить меня за убийство двух человек и самому встать у руля подпольной городской деятельности. Я, конечно, не черный плащ и не супермен, но сдаётся, мне самому придется спасать город от ещё одного хитрожопого гражданина.
Я честно, уже и пожалел, что с Платоном не поспорил насчёт власти. Не думаю, что он бы меня шлепнул, да и я его вряд ли. Пободались бы маленько, рано или поздно, я бы его сместил. А теперь кто-то целенаправленно пытается притушить нас обоих и эпоху Романовых бесславно завершить.
Надо бы не допустить, чтобы вычеркнули мою кандидатуру. Рановато, сука.
Вот об этом всём я, лёжа в ящике, размышляю.
Не, ну, нормальный я вообще? Вокруг мусоров, как грязи, а я, бля, лежу и решаю про власть, которую отжать собираюсь.
А вообще, честно сказать, пока наручники не наденут, я не считаю себя пойманным. Сначала пусть попробуют меня найдут. И те, и другие.
Походу, все затихло. Прикинул, сколько сейчас может быть времени. Судя по всему, около девяти вечера, это так, навскидку. Тишина окутала дом. И что-то подсказывает, он абсолютно опустел.
Хорошо бы.
Сначала, от волнения и страха, от подбадривающего адреналина, я был в состоянии, не обращающем внимания на положение моего тела, и даже сам скукоживался от разных подозрительных звуков и голосов. Но как только тишина проникла сквозь стенки ящика, я зашевелился, заерзал, плечами заворочал.
Жрать захотелось и ещё сильнее пить. Пока слушал ментовскую говорильню, тоже хотел, но не до того было, а сейчас прямо скрутило в желудке – так он пищу требовал
Пора выбираться – подумалось мне.
Пальцами полез искать открывашку.
Не валяться же тут до утра. Ночь – самое время для незаметных перемещений.
Ага, незаметных, тут у них камер до хера, на каждом полуметре прибито.
Стоп! Камеры!
Там же, походу, видно, кто, кого и за что убил.
И там, сука, убийца точно не я.
Но только тот, кто Лёху и Платона прихлопнул об этих самых камерах, тоже не дурак, не забыл. А если забыл, то он ваще дурак.
Нет, человек, провернувший такое, явно учел все малейшие детальки. А видео с камер, совсем не малейшая, а огромная, доказывающая улика, против которой ни один судья и прокурор не пойдёт. И если меня на той, сука, камере нет, как убийцы, а есть только как жертва, то вопрос бы вообще отпал сам собой. Если только сучок, который постарался провернуть кровавое своё дельце, не отключил все камеры в тот самый момент.
Эх. Ладно.
Пошарил ладонью по периметру, нащупал застёжку, открыл ящик.
Прислушался. Так ли тихо, как кажется. Слух у меня острый, ночью в своей камере я различал много разных звуков. Кому-то тишина, а мне – ночная жизнь заключённых и охраны. В той тишине много чего можно расслышать. Кто читает, перелистывая страницы. Кто дрочит, а кому-то повезло больше, есть дежурная задница. Кто плачет, кто вздыхает, а кто притаился, так же, как я, слушает.
Вот сейчас слышу отдельный звук, совершенно четкий. Я медленно выбрался из ящика. Замер на полу под кроватью. Снова прислушался. Так и есть – шаги. Словно крадётся кто. Что-то скрипнуло. Человек неосторожен, пуглив, делает резкие движения. Приближается к спальне. Уже совсем подошел.
Если это он убийца, то нужно быть готовым. У него, наверное, пушка или нож, а у меня ничего – только руки и ноги. Надеюсь справиться малым.
Если видел меня на камерах, то знает где я и идёт доделывать незавершенное.
Тогда почему так суетливо?
Нет, это не убийца.
Лежу под кроватью, притаился, не двигаюсь. Вижу в полутьме, дверь медленно открывается. В черноте проема – кроссовки Найк белым пятном разрезали темноту и вызвали улыбку на моих губах…
– Что-то долго ты? – говорю из-под кровати.
Человек нагнулся, заглянул.
– Ну, ты, мужик, даёшь, ни на день тебя нельзя оставить.
Костя.
Он подал мне руку, потянул, и я вылез из-под кровати.
– Какого хрена ты тут делаешь? – спрашиваю удивлённо.
– Ящик вспомнил. Подумал, вдруг ты в него залез, да выбраться не смог.
Я усмехнулся. Вот это я понимаю – друг.
