От укусов ос
Что Хелен несет? Никто никого не заменяет. У нас всегда жаркие споры, и если домашние обязанности худо-бедно распределены, то вот с общественными – беда. Уже на второй день плотного графика я задавалась вопросом: зачем мадам на все подписывается, если мы исполняем это без особого желания? Почему нельзя сказать корреспонденту так, как есть? Это же не ужасающая правда про умалишенных девушек, пытающих детей в подвале, а повседневность, то, из чего и состоит жизнь в клубе. По-своему классная и зажигательная, чего только стоит выяснение отношений между Марли и Тарой, блеск! Скорее всего, мое негодование отразилось на лице, потому что мистер Браун задал следующий вопрос исключительно мне:
– В-вы х-хотите что-то д-добавить?
Я взглянула на Хелен, ее глаза словно говорили: «Только попробуй сказать лишнего, мало потом не покажется!». Она слишком защищает свою семью. Нашу семью, Викки, нашу, не забывай. Ладно. Хочет образ благополучия и любви? Легко!
– Что вы, Джон, моя сестра очень точно описала наши взаимоотношения в клубе. Нам невероятно повезло друг с другом! Я числюсь в рядах кошатниц недавно, но все больше осознаю, что не представляю себя без них.
– И все такое в этом духе.
– Дорогие зрители, я хочу заверить вас, что наше интервью будет более профессиональным, – Дина Ро улыбается в камеру. Она сидит с идеально ровной спиной, закинув ногу на ногу и придерживая ее сцепленными в замок пальцами рук. Да уж, ее самоуверенности можно лишь позавидовать.
– Считаешь работу своего коллеги некомпетентной? – стараюсь говорить ровно и спокойно. Джон Браун был первым человеком, который навел меня на мысли о другой стороне клуба, за что я ему до сих пор благодарна, и не хочу слушать, какой он плохой. – Я думаю, если бы не неприкрытая ложь Хелен, получился бы конструктивный разговор, а так нам пришлось восхвалять и боготворить кошатниц.
– Будь я на его месте, я бы вывела вас на откровенность. Знаю я несколько вопросов, от которых никак не отвертеться, – да, не спорю, журналистка из нее получилась неплохая, но добрый застенчивый Джон навсегда в сердце.
Молодой человек медленно пил чай. Очень медленно. Хелен сначала невзначай бросала взгляд на часы, но потом демонстративно следила за минутной стрелкой. Видимо решила таким образом намекнуть гостю на его скорый уход. Все бы получилось, если бы вместо нее сверлила взглядом я, потому что Джон за время интервью попривык ко мне и не боялся смотреть хотя бы пару секунд, а вот Хелен вызывала у него острое желание заглянуть в блокнот, проверить диктофон, посчитать пуговицы на рубашке. В общем, обычное поведение влюбленного мальчика. Я не верю в большое сильное чувство при знакомстве, но наблюдать за этими двумя довольно забавно. Наконец ему пришла в голову мысль, что пора покинуть клуб. Он поставил кружку на стол со словами:
– П-пожалуй, я пойду, на-на-наверняка в редакции заждались, – Хелен облегченно вздохнула. – У м-меня есть маленькая п-просьба напоследок. Я могу с-с-сфотографировать вас, скажем, на ф-фоне достижений вашего клуба? Я в-в-видел красиво оф-оформленную полку над к-камином, отлично войдете в кадр.
– Нет! – крикнула Хелен, прежде чем я открыла рот. Я недоуменно уставилась на нее, а Джон чуть камеру не выронил из рук. – Фотосъемка в особняке запрещена, – закончила она деловито, будто Браун собрался заснять особо секретный объект, вынудив охрану вежливо отказать.
Журналист обреченно повел плечами, кивнул и молча двинулся к выходу. У меня вновь проснулось чувство жалости. Да что ж вы со мной делаете, люди?! Сегодня в мои планы не входило успокаивать всех подряд. Однако я все-таки последовала за парнем, чтобы проводить его со всей благодарностью, которую смогу выразить при прощании.
– Извините ее за это, – произнесла я, сидя на обувной полке и натягивая кеды. – Я не подозревала даже о запрете.
– В-вы ни в чем не в-вин-виноваты, – Джон ответил почти шепотом и пробормотал еще что-то невнятное. Он перекинул сумку через плечо, предварительно сложив туда все свои вещи. – С-спасибо вам, В-вик-виктория. Д-до свидания.
– О, мистер Браун, не спешите убегать, думаю, нам по пути.
Корреспондент был не самым хорошим собеседником: он быстро шел, почти не сгибая ног, и молчал. Не знаю, что бы еще лучше подчеркнуло его одиночество, чем это. Можно, конечно, наплести про характер, привычки и т.д., и вообще, чего я докопалась до человека, но здесь нельзя было промахнуться.
– Как вам наш дом? – пробую разрядить обстановку.
– О-очень кр-красивый. Б-большой.
– Вы работаете с информацией, со словами, текстами, а запас эпитетов скудненький, – он с возмущением повернулся ко мне, чем вызвал тихий смех. – Знаете, Джон, я уже на первых минутах интервью поняла, что вас притягивает не работа, даже не наш клуб, а одна обаятельная участница.
Парень заметно смутился и решил перевести тему:
– В-вам не ж-ж-жарко? Об-обещали дожди.
Погода, и вправду, стояла солнечная. Народу было немного, что показалось мне странным. Вообще, у нас оживленная улица: утром фанатичные спортсмены, днем, как сейчас, пожилые парочки и энергичные мужчинки и тетечки с портфельчиками, спешащие на обед или уже с обеда, а вечером выползает вся окрестная молодежь. Сказать честно, если бы мы не двигались так стремительно, то могла получиться легкая приятная прогулка.
– Нет, мне хорошо, ветер чуть обдувает, – я вздохнула полной грудью. Он кивнул, и мы вновь замолчали. Ох, не могу! Распирает желание поговорить о ней!
Широкими шагами мы добрались до перекрестка, когда я заявила:
– Вам понравилась Хелен.
Будь у него сумка в руках, он бы точно ее выронил. Удивило, что Браун не стал спорить, просто опустил глаза и покраснел. В городской суете мы выглядели какими-то чужими, нездешними. Я щурилась от света, пытаясь разглядеть светофор на другой стороне дороги, а журналист следил за проезжающими машинами.
– Я-я не д-думал, чт-что это видно.
Загорелся зеленый, все рядом стоящие двинулись по пешеходу. Тут же со всех сторон полетели незнакомые голоса, телефонные звонки, нервные смешки, обсуждения чего-либо. Почему-то, когда стоишь в ожидании сигнала, все затихают, словно ничего другого, кроме красного человечка на той стороне, не существует, а как только делаешь первый шаг по зебре, сразу вспоминаешь о разговорах и проблемах.
– Вы не представляете, насколько, – мягко улыбнулась и притянула Джона за локоть.
Белые полосы кончились, и молодой человек остановился.
– М-мне н-н-налево, – сказал он.
– Эх, грустно, мне прямо. Джон, я бы хотела узнать, вы собираетесь ухаживать за Хелен?
Бедняга стал хватать ртом воздух, ища, куда бы упасть.
– Я д-думал, у нее е-есть п-парень, – Браун совсем растерялся.
А этот юноша поражает меня все больше и больше!
– Прошу меня простить за возможную бестактность, но с чего вы взяли, что у нее парень?
– Я-я б-был на акции во вт-вторник, видел к-как она р-ру-ругалась с…
– А! – я схватила его за руку, облегченно выдыхая. – Чудак Барни! Не обращайте внимания! Хелен совершенно свободна, это я вам как ее сестра говорю.
Клятва на семейной связи временно усыпила его неуверенность. Джон расправил плечи и полез в карман брюк:
– Д-держите м-м-мою визитку.
Я осыпала его благодарностями, уже собиралась попрощаться, но он опередил.
– Х-хочу в-вам при-признаться, чт-что я б-боялся идти в клуб.
– Мы вроде бы не кусаемся, хотя вы с Хелен можете попробовать, – улыбка невольно растянулась на лице. Да, Викки, попробуют они: он слова сказать не может, а она еще не вылечилась. Ничего, ничего, все впереди.
Браун не оценил шутку и серьезно продолжил:
– На р-работе ходят сл-слухи, будто в кл-клубе мн-много лет назад произошло уб-убийство ж-ж-журналистки. К-когда речь идет об ин-интервью с кош-кошатницами, ник-никто не горит ж-желанием.
Я опешила. Я не знала, как отреагировать. Шутка тут не прокатит. Ну, слухи и слухи. Вот только червячок сомнения засел в голове. После предательства одной из девчонок и вранья Хелен почему-бы не поверить и в такой исход? Джон Браун, наверно, понял, что сказал лишнего, и поспешил удалиться.
– Ты не выяснила ничего по приходу домой? – спрашивает Дина.
– Я не торопилась. Я еще не решила вопрос с художествами мадам. Вопросы об искусстве вызывали у нее уж очень бурные эмоции. За пару месяцев я так вымоталась, находясь в клубе, что после прощания с Джоном я не вернулась домой, а отправилась к своему близкому другу.
Гарс владел маленьким вагончиком, где готовил самый вкусный кофе в мире и подавал всегда свежую ароматную выпечку. Я познакомилась с ним года два или три назад. В первый раз он меня поразил: я опаздывала на собеседование, ждала такси как раз около его коробки (как потом выяснилось, коробка – это прозвище вагончика). Вдруг выглянул из нее дедуля, уставился на меня и молчал. Обычный пенсионер, полненький, с тремя подбородками, седой с залысинами, в огромном фартуке поверх рубашки с закатанными рукавами, на котором поселились жирные пятна, глазки маленькие, сощуренные, стоял и смотрел на меня, потирая руки полотенцем.
– Что вам, мужчина?
– Спешишь куда, ага? – голос отдавал грубым басом.
– Очень спешу, – в руке вибрировал телефон. Такси в пробке встало! – Черт!
– А чего ты тут ноги напрягаешь, заходи, посидим, я тебя бесплатно кофеем угощу.
– Если бесплатно, то можно, – грустно вздохнула я и забралась в фургон.
Мы с ним разговорились. Оказалось, что его зовут Гарс, он всю жизнь проработал на какого-то мутного дядьку, получал гроши, а на старости лет рискнул осуществить свою мечту. Все оформить и обустроить ему помог старший сын, кстати, Гарс слыл примерным семьянином: обожал жену-старушку, с гордостью отзывался о детях и с такой же любовью говорил о внуках. Постепенно у меня появилась привычка заскакивать к дедушке за чашечкой кофе, пока бегу на работу, или покупать булочки, пока возвращаюсь в квартиру вечером. Наладив прекрасные отношения, мы стали друзьями, и теперь я могла наведывать Гарса просто так. Милый пожилой дедуля буквально вытащил меня из депрессии после расставания с одним человеком. Я тогда вечерами пропадала в коробке, помогала мыть посуду, следила за духовкой, принимала заказы. Гарс был несказанно счастлив новоиспеченной сотруднице, но через пару недель заявил, что отныне хочет видеть меня только в качестве старой подруги. Он боялся, что на двух работах я окончательно выгорю и посоветовал после трудового дня расслабляться. Потому я и начала ходить по библиотекам и кинотеатрам.
– Привет, Гарс! – радостно закричала я, бегом направляясь к вагончику. Друг откликнулся и помахал рукой. У него была целая очередь, а как же, день в самом разгаре. Привычно огибаю фургон с другой стороны, нежели посетители, и открываю дверь:
– Дело – труба?
– Выходные, – кратко бросает через плечо Гарс, быстро наливая напиток одной рукой, а другой отбивая кнопки на кассе.
– Ни слова больше, – храбро отзываюсь я. Мой дорогой друг – единственный человек, с которым мне хорошо молчать. В рабочей тишине принимаемся обслуживать клиентов.
– Ну, как жизнь? – спрашивает Гарс, когда выпадает свободная минутка.
Он подозрительно тихо выслушал мой рассказ о клубе, кошатницах и странных выходках.
– Что там с картинками этой твоей мадам? Если она такая великая художница, может, я прикуплю экземпляр для жены.
– Я попробовала поговорить. Ни в какую. Сказала: «Это никоим образом не касается тебя. Давайте лучше обсудим воскресный обед с представителем приюта». Угадай, что я на утро обнаружила?
– М, даже не представляю, – усмехнулся дед. – Предлагаю полакомиться булочками с корицей и горячим капучино.
– Снова на подоконнике лежала оса, мертвая, естественно. Боже, Гарс, ты как всегда восхитителен! Это шикарные булки!
– Каждый раз хвалишь, – он зарделся и спрятал глаза.
Ближе к вечеру я вернулась в особняк. Определенно, беседа с Гарсом – это лучший отдых за последнее время. Широко улыбаясь и напевая что-то под нос, я плюхнулась в кресло и сняла кеды.
– Где ты была, Виктория? – холодно задала вопрос мадам Лима, стоящая в проеме. Выглядела она не очень добренькой. Что могло произойти всего за несколько часов?
– Гуляла, – кошатницы, конечно, семья, но я не собираюсь подпускать их к Гарсу.
– Хелен рассказала мне про интервью. Вы большие молодцы! – губ коснулась дежурная улыбка.
– Благодарю, мадам.
Лима пригласила на кухню, время ужинать. За столом сидели все трое. Хелен поджимала губы и безучастно смотрела на еду, а Тара и Марли не скрывали своего негодования, глядя на меня. Лима заняла место во главе, предложила начать, пожелала всем приятного аппетита, но к блюдам не притронулась.
– Вы чем-то огорчены, мадам? – осторожно спросила я.
– Хелен, зайка моя, подай мне, пожалуйста, соль, – сладко пропела хозяйка. Кошатница покорно передала ей солонку.
– Марли, у нас во вторник вечеринка в саду, надо бы позвонить Райдеру, договориться насчет фуршета, – будничным тоном сказала Тара, вовсю уплетая теплый салат с креветками.
– Вот кто с ним целовался, пусть тот и звонит, – Марли хищно улыбнулась, принимаясь за бутерброды.
Они погримасничали еще пару минут, прежде чем Тара согласилась поговорить с каким-то Райдером сама. Хелен слегка оживилась и тоже принялась обсуждать будущий прием, в отличие от нас с мадам. Ни мне, ни ей кусок в горло не лез. Все бы ничего, но Лима-то знает, что приключилось, а я не знаю, это злит.
– Тара, я могу подготовить место вечеринки. В офисе, когда грядет корпоратив, мне всегда доверяют оформление зала.
Она даже бровью не повела, только более заинтересованный взгляд сделала, повернувшись к Хелен:
– А что там с концепцией? Ты вроде про бабочек мне что-то показывала.
– Перестаньте делать вид, будто меня нет! – закричала я, резко встав со стула. Тот упал позади, не найдя опоры. Неужели здесь так принято обходиться с новичками? Да, я не первый день тут, но можно же делать поправку на незнание каких-нибудь тонкостей.
– А ты перестань трепаться о нас с посторонними! – не менее громко завопила Тара, тоже вскочив с места.
На мое недоумение она сказала:
– Мы в курсе, что это ты рассказала Барни про Хелен.
Челюсть отвисла сама собой. Я ошарашенно взглянула на виновницу проблемы, но Хелен и не думала вступаться. Хорошо, что объяснение на себя взяла мадам.
– Барни подтвердил, что из всех кошатниц больше всего он общался с тобой, Виктория. Я не могу позволить разлада среди моих девочек. Мы решили, что если подобное повторится еще раз, то мы будем исключать тебя.
Я бросила салфетку на стол и покинула кухню. Вот тебе и поддержка, Викки. Вот тебе и помощь, вот и жалей их потом, Викки. Будучи в душе, глубоко вздыхаю и стараюсь не придавать важности произошедшему. Не думаю, что выгон из клуба станет для меня ударом. У меня есть Гарс, еще смешной Джон Браун. Есть работа, любимые булочки с корицей, мой стол в читальном зале подальше от всех, кресло в кинотеатре. Я снова вернусь к началу – привычка имеется. Одна беда – я останусь на улице, лишних денег на съем квартиры нет. Ложусь в постель в полной темноте. Побыстрей усну, а завтра навещу своего «дорогого» друга. Может, я уже мысленно попрощалась с клубом, но вот со справедливостью – это большой вопрос.
– Викки, – жалобный голосочек раздается у двери. Хелен – безошибочно. Нет, нет, нет, Хелен, иди-ка ты к черту! Накрываюсь одеялом по самую макушку и закрываю глаза.
Глава V. Отношения налаживаются
Жужжащий раздражитель доведет меня когда-нибудь до точки кипения. Я со злостью смотрю в окно, красочно представляя себе, как замахиваюсь стулом и попадаю точно в цель: окно разбивается, гнездо падает, а осы, яростные мстители, жалят меня, пока я не отправлюсь на тот свет от боли. Все, занавес. Оптимистичнее это утро уже не станет.
На кухне пусто. Все так прибрано, аккуратненько по полочкам, злит до скрежета зубов. Марли считает, что, когда готовишь еду, рабочее место должно содержаться в чистоте, но сейчас здесь слишком уж стерильно. Достаю кружку, случайно задеваю рядом стоящую, и та падает, разбиваясь о пол. Я не убираю осколки. Наливаю чай, разливая кипяток, разбрасывая чайные пакетики, и мне совсем не стыдно. Я ж предательница, чего от меня ждать? Беру корзинку с кексиками, усаживаюсь за стол и замечаю кипу бумаг. Жирными пальцами перебираю листы, оказавшиеся счетами, пытаюсь высчитать свою долю, и тут на кухню скромненько заходит Хелен.
– Доброе утро, – тихо говорит она, пряча глаза. М, неловко, да? Хелен боязливо оглядывается. – Счета смотришь?
– Допустим.
– Я забыла тебе сказать, – почему меня это не удивляет? – За воду у нас платит Тара. Полностью. Так что можешь даже не смотреть эту квитанцию.
– Помнишь, когда я говорила об устройстве комнат, я сказала о забавной истории, связанной с ванной? – Дина утвердительно кивает. – Тара была ярой активисткой, состояла в обществе экологов и считала использование пресной воды для мытья посуды, одежды, тела и других целей возмутительным. Как только она собиралась спать, краны раковины и ванны открывались на полную, вода била ключом до самого обеда, потому что Тара любила долго поваляться. Это было что-то вроде протеста, только всем, не уважающим экологию, было наплевать на поступок сестры. Мадам Лима как раз входила в их число и решила бороться с девушкой красиво и изящно: теперь счет за всю воду в доме оплачивала Тара. Первое время она капризничала и сжигала приходящие бумаги, но, когда хозяйка пригрозила исключением из клуба, стала платить, возмущаясь от вселенской несправедливости.
– Необычный способ бороться за природу, – Дина улыбается, поправляя волосы, на лице читается стыд за действия Тары и легкое непонимание ситуации. У меня появилось странное чувство, будто этим выражением обидели или задели за живое сестру, мою сестру. Захотелось популярно объяснить Дине, что она не имеет права высмеивать кого-либо из девочек. Хотя я уже знала всю подноготную кошатниц, все-таки я прожила с ними год и искренне полюбила каждую, кроме мадам Лимы, наверно. После того, что вскрылось, я поняла ее, но не приняла.
– Почему ты промолчала вчера? – я отложила в сторону бумаги, на одной из них остался след от кружки, который вызвал у меня чувство полного удовлетворения.
Хелен будто заставляет себя смотреть только на кухонные шкафчики, да, они ведь куда интереснее, чем я. Так и не дождавшись ответа, встала, поставила чашку в раковину и подошла к кошатнице:
– Поехали.
– Куда? – она напугана. Непонятно чем, я вроде бы не прожигаю ее взглядом и не угрожаю, хотя могу при особом желании.
– К Барни. Возможно, я скоро покину клуб из-за того, чего не совершала. Знаешь, мне бы хотелось уйти с высоко поднятой головой. Пусть вам всем будет стыдно, особенно тебе, Хелен, когда ты узнаешь правду.
Атмосфера в такси держала нас в напряжении: я изучала улочки, переулки, время от времени обменивалась фразами с водителем, пока Хелен ковыряла кожу около ногтей на руках. Ей явно было некомфортно, и я делала все, чтобы это ощущение сопровождало ее всю дорогу. В отличие от нашего громоздкого особняка, клуб спортсменов являлся маленьким аккуратненьким домиком, так и не скажешь, что его населяют одни мужчины, я бы предположила, что тут обитают милые одинокие старушки. Я вышла из машины, громко хлопнув дверью, и уверенно прошла к жилищу молодых людей, даже не обернувшись посмотреть: вдруг Хелен струсила? Почему-то в тот момент для меня это стало не важно. Торжественный момент справедливости мог пройти и без свидетелей, главное, я буду знать, что попыталась решить этот вопрос. Звонок. Как прекрасно, что дверь мне отворил сам Барни. Кудрявый парень в бордовой клетчатой пижаме глядел на меня широко открытыми глазами, потом перевел взгляд и удивленно произнес:
– Девочки? Мы вроде не ждали вас сегодня! – ага, значит, Хелен за моей спиной.
Наверно, мне захотелось произвести впечатление на них обоих, поэтому я схватила бейсболиста за ворот ночной рубашки и рванула его обратно в дом.
– Доброе утро, малыш Барни!
– Викки! – осуждающе крикнула Хелен, забегая в прихожую.
– Помолчи, – бросила ей и протянула руки к парню, но он боязливо попятился. – Давай, Барни, расскажи, как я обзывала ее, давай! У меня, к сожалению, память отшибло, ничего в голову не приходит! Что ты так пялишься на нас? – стол, на который наткнулся Барни, стал препятствием для всех троих, и мы медленно начали наворачивать круги около него. – Давай, напряги свои извилины, что ж ты молчишь?
– Викки, я не понимаю, о чем ты?
– О чем я?! Да меня чуть не выгнали из-за тебя! Кто сказал тебе, что Хелен – безотказная любовница? Кто?!
– Викки!
– Я говорю, помолчи, Хелен.
– Хелен, угомони ее!
– Надо же, посмотрите на него, – засмеялась я. – Мальчик боится двух маленьких хрупких девочек, смех, да и только.
– Викки, ну, я, правда, не знаю, о чем идет речь?
Его настрой играть дурачка окончательно вывел меня из себя. Я взяла тарелку со стола и швырнула в стену, буквально в сантиметрах от Барни, стоящего рядом. Хелен прижала руки ко рту, бедный парень зажал уши в испуге, а я почувствовала, что вместе с этой тарелкой разбила свое острое желание что-либо кому-то доказывать. Еще пару минут назад была полна решимости, сейчас же нет ничего, кроме усталости. Я села на стул, склонив голову. В глубине души закралось ощущение, что сейчас злюсь я на парня, но им был не Барни. Нужно держать эмоции при себе, Викки, не допускать таких срывов вновь. Некоторое время стояла тишина, потом я услышала шаги. Это Хелен пыталась собрать осколки. Я подняла на нее глаза. Барни подсел к кошатнице и положил руку ей на плечо:
– Прости меня, пожалуйста. Я не должен был тебя обзывать на той акции, не знаю, что на меня нашло. Если бы я знал, что тебя так рьяно будут защищать, то вообще бы побоялся с тобой разговаривать, – Хелен робко улыбнулась. – Девчат, может быть, мы позавтракаем? В честь примирения, м?
Оба устремили свой взор на меня. Хватило сил только на кивок. Да уж, в последний раз я чувствовала себя такой опустошенной при разговоре с ним. И в следующие три дня после. За мое время нахождения в клубе, меня особо не трогала та боль, безусловно, она была, но казалась какой-то далекой и недостижимой.
Барни накормил нас овсянкой и яичницей с беконом. Он оказался очень общительным отрытым человеком, и за завтраком мы втроем ощущали себя свободно, будто никто не крушил посуду и не выяснял отношения полчаса назад. Хелен порозовела, много улыбалась, чему я искренне радовалась. В конце она вспомнила о других сожителях Барни, но удостоверившись, что мы никого не разбудили своими криками, ибо парень был дома один, облегченно выдохнула. Боже, Хелен так боится кому-то помешать, грубо сказать, неправильно сделать, чем больше вредит себе, а не окружающим. Надо что-нибудь предпринять, она должна уметь отстаивать себя. Если хочет пошуметь, пусть учится доказывать свое право на это.
Договорившись приехать в клуб на очередную выходную вечеринку, мы стали собираться обратно. Я случайно вызвала такси на соседний адрес и отправила Хелен сообщить таксисту, что нужно развернуться.
– Знаешь, совсем необязательно ему разворачиваться, тут движения почти нет, вы можете просто перебежать дорогу, – заявил Барни, выходя за мной из дома.
Я повернулась к нему и тихо сказала:
– Конечно, но тогда я не смогла бы узнать одну вещь.
– Какую? – Барни тоже перешел на шепот.
– Кто сказал тебе про Хелен?
– Викки, – он тяжело вздохнул, прикрывая глаза. – Послушай, я честно тебе говорю, я не помню. Мы тогда знатно все напились, я только знаю, что узнал это от девушки, а от какой, хоть убей, я не помню. Правда, поверь мне. Я постараюсь восстановить события того вечера, но ничего не могу обещать. Да и потом, проблема же решилась, мы с Хелен поладили.
– Проблема решилась, а осадок остался, – я похлопала его по плечу. – До встречи, Барни. Извини, что немного побушевала, нервы никудышные.
Барни усмехнулся:
– Кошатницы должны тебя на руках носить, им очень повезло с тобой. Я могу лишь мечтать о такой поддержке, какую ты дала Хелен.
Мы пожали друг другу руки. Я села в подъехавшую машину, где на заднем сидении меня ждала Хелен. Она обняла меня со словами:
– Спасибо тебе за все, сестра. Я не сомневалась в тебе, просто не хотела идти против Марли и Тары, тем более против мадам. Я поговорю с ними за ужином, обещаю.
Я обняла ее в ответ.
– Какая ты бунтарка, однако! – Дина восхищается моим поступком, в то время как я поражаюсь своей глупости. И почему я не догадалась тогда? Наверно, я еще долгое время буду корить себя за ошибки, совершенные в прошлом.
– Я просто хотела красиво уйти.
– Естественно ты никуда не ушла, раз уж ты здесь, – губ касается ухмылка. Да ты капитан очевидность, Дина!