Бездна.

4 декабря 2011 года на станции Березники Пермского края в результате провала грунта образовалась воронка. Это не первое проседание грунта в здешних местах, где ведется промышленная разработка калия. Несколько ранее случилось обрушение гораздо большего масштаба, да еще под действующими железнодорожными путями, которое привлекло повышенное внимание к случившемуся.

Спустя несколько месяцев на месте провала произошла трагедия: во время работ по засыпке воронки в нее провалилась техника: два бульдозера и погрузчик, машинист погрузчика погиб. Сейчас воронка глубиной более 60 метров производит устрашающее впечатление на местных жителей. (2012)

Провал почвы на руднике впервые в Березниках произошел в 2007 году после того, как в 2006-м там произошло затопление. В 2011 году рудник было решено закрыть.

В одном сибирском городе, в ресторане «Огни Сибири» при одноименной гостинице передрались проститутки. И что бы это значило? Ну, особенности профессии, и только. Часто и много приходится выпивать, неровный график, несовпадение биологических часов, конкуренция, большая нагрузка на нервы… Все бы ничего, но оперуполномоченный капитан Скрябов очень хорошо знал и ресторан, и местных девушек. В «Огнях Сибири» девушки работали по-семейному, дружно и слаженно. Попасть в эту сплоченную команду было непросто, но раз уж повезло – изволь соблюдать правила. И хотя нельзя было сказать, что работенка – сахар, но свои преимущества есть. Во-первых, в гостинице останавливаются в основном командировочные, следовательно, не жмоты. Во-вторых, такова специфика: наплывы сменяются простоями, это известно, и во время приезда гостей приходится работать в авральном режиме, тогда как в глухое время неизбежно приходится крутиться и неизбежно кому-то повезет, а остальные будут кусать локти. Девушки прекрасно это знали и придерживались графика: сегодня Стелла, завтра Маринка, а если заболеет, то Алиса. Если уж совсем никого нет, то сидеть смирно, на жизнь брать деньги из черной кассы (учет очень простой, строго на доверии, в кассу кладут ежемесячно по столько-то, если приходится брать, то самостоятельно записывают по дням, больше оговоренной суммы брать нельзя, регулярно проверяют содержимое и сверяют по тетрадке). Администрация доброжелательная, никаких скандалов, ничего криминального. Никогда еще, даже в самые суровые времена, девушки из «Огней» не перехватывали клиентов на улице! Самое большее, что можно позволить на стороне вне графика – вызов «своей» девушки к постоянному клиенту, причем не скрытно от остальных.

Такая работа ценилась и девушками, и … всеми заинтересованными лицами. Очень редко менялся состав, но все же неизбежно рано или поздно приходилось кому-то покидать команду. А замену, как правило, уходящие сами представляли коллегам. Чтобы попасть «на кастинг», претендентке лучше всего было бы оказаться или родственницей, или давней (но не очень) близкой подругой, желательно уже ознакомленной с азами профессии, но только не под сутенером! Это удивительное сообщество работало по принципу самоорганизации, без явного лидера. Даже «мамочка», работавшая старшей горничной в гостинице, без которой невозможно было обойтись в этом деле, не вмешивалась. Всего в «Огнях» успешно трудились от восьми до десяти профессионалок, на время проведения в городе серьезных мероприятий, связанных с большим количеством приезжих, действовал «дополнительный состав», состоящий из кандидаток в команду. Таким образом, система не испытывала ни недостатка кадров, ни переизбытка.

И в такой дружной компании вдруг произошла банальная драка с тасканием по полу, истерикой, выдиранием волос и даже (даже!) размазыванием кровищи. Ну разумеется, девушки выпивали и раньше, и случалось порой кому-нибудь перебрать, ну так все мы люди, сегодня одна оказалась неработоспособна, завтра она тебя выручит… и разногласия тоже бывали, но до драки дело в последнее время не доходило.

Скрябов задумчиво перебирал листы бумаги с обрывками фраз, которые удалось записать. Даже протоколом это нельзя назвать, скорее, сочинение на заданную тему. Полицию вызвал кто-то из посетителей. В ресторане был обычный вечер средней наполненности: примерно четверть столиков занята, остальные свободны, командировочные – группа серьезных мужчин в дорогих костюмах, военные, несколько местных граждан с женами и подругами, стайка девиц, которые заказали малое количество закуски и выпивки и терпеливо ждали, когда зазвучит музыка и мужчины встанут из-за столов, чтобы размяться, и тогда можно будет познакомиться, а может, и нет – как пойдет. Еще одна компания была явно не из местных, но одеты иначе, в другом стиле. Как сказал бармен Гаврилов, «они недешевые ребята, но костюмы не любят». Бармену можно верить: у него глаз наметанный, он с ходу определит содержимое вашего кармана, как только вы подойдете к стойке. Эти люди совсем не обращали внимания на девиц, как вдруг одна из них потащила другую за локоть к стойке и громко, не глядя на бармена и двух-трех человек у стойки, заверещала: – Я же сказала, они не берут, что непонятного, пролетаешь! – А вторая девица, вырывая локоть из руки, вопила в ответ: – Да не за этим я, дура, поняла!!!

Тут они стали спорить, потом сцепились, к ним присоединилась Ася Чукча (ее так звали за длинные черные волосы и приятную косинку в глазах) и попыталась их аккуратно разнять, чтобы уж совсем не позориться при всех. В результате ей же и попало коленом в нос, хлынула кровь, и тут кто-то из посетителей додумался позвонить по телефону. В суматохе трое мужчин исчезли как по волшебству, причем никто потом не мог вспомнить, когда они регистрировались в гостинице – до или после ресторана, но когда приехала полиция и всех, кто был за столиками и у стойки, опросили, а тех, кто еще был постояльцем гостиницы, отдельно отмечали, про них ничего не было известно. Девки повздорили, разумеется, из-за несоблюдения очередности – случай неслыханный в их дружной коммуне, и поэтому, наверное, так возмутивший толстую Свету – зачинщицу драки. А та, на которую она наехала так бестактно, Инга, пыталась доказать ей, что вообще не работала сегодня. Светка и завелась: если не работаешь, то почему по залу болтаешься? Скрябов вздохнул и вновь перечитал протоколы. Инга доказывала, что «просто так подходила к столику, они с ребятами кое о чем договорились. Нет, не о работе! Вчера встречались, но тоже не для работы. А что же тогда с ними можно делать?! Ну просто поговорить уже нельзя, да?»

Скрябов допускал, что приезжие мужчины захотели «просто поболтать» с девушками, так сказать, в целях ознакомления с местными обычаями. Но тут он наткнулся на самое главное: они, оказывается, заплатили Инге, но разве только за разговоры? Светка застукала Ингу. Еще раньше, до того, как она подошла к столику, встретила у стойки и прямо спросила: ты чего, подруга, сегодня на сверхурочных, что ли? Та ей объяснила, как могла: просто так пришла, не работаю, мол, а поговорить звали. Светка и поверила, и не поверила, стала следить исподволь, и углядела-таки, как эти мужики поговорили и один из них ей бабло передал, небрежно так, не пересчитывая, будто заранее приготовлено было. Эта курва взяла и сидит еще, щебечет, сволочь, и на них пялится, как ни в чем ни бывало. Ну ладно, можно понять, клиент всегда прав, случаются накладки, но в таком случае девушки просто сообщают, что вот такое дело, я, мол, пропущу свою очередь, уж извините. А эта …дь еще и отпирается, дескать, не работала!

Он тоже удивился упорству Инги. Ничего бы не было ужасного, если бы она честно призналась, что занята приезжими на несколько дней, это в порядке вещей. Скрябов знал Ингу. Девушка она была симпатичная, но глуповатая. Чтобы так стоять на своем, да еще ценой скандала! Он решил, что нужно еще поговорить с ней, тем более, что после драки вряд ли ей суждено будет остаться в тесной компании проституток «Огней Сибири». А с работой здесь, в закрытом городе, довольно туго: все друг друга знают, кому удается по военной части устроиться – держатся за место руками и ногами, обратно не возьмут, если вылетишь. А Инга как раз вылетела с режимного объекта по дурости своей, и вместо того, чтобы попытаться хотя бы в торговлю или услуги пойти, сразу заявила: здесь только через одно место можно бабе заработать, только одни притворяются честными, а другие тоже по-честному берут за это же самое деньги в открытую.

Скрябов вспомнил, что девушка вроде бы работала на пропускном пункте у тоннеля, потом ее перевели в измерительную лабораторию, и как раз там она и прокололась: трепалась, что может, если захочет, «всего одну кнопочку нажать – и все, сразу закроют контору, станут все обеззараживать, проверять, всем сразу отпуск внеочередной на месяц, с оплатой и путевкой уже». Дошутилась: формально она никаких нарушений не допускала, но потенциально могла бы парализовать работу огромного объекта, к тому же, помимо градообразующего начала, имеющего статус особой секретности. Держать девушку не стали, довольно скоро после ее неосторожного разговора устроили внеочередную проверку, затем – еще одну, и на этом этапе сказали, что лучше бы самой уволиться по-тихому, не портя документы. Выбирать не приходилось, и Инга написала заявление.

Скрябов решил, что вполне может поболтать с Ингой в субботу. Бедолаге досталось не очень сильно, гораздо больше пострадала Ася Чукча: ей пришлось наложить швы. А Инга отделалась парой синяков, да еще один крупный кровоподтек на плече – Светка укусила – и царапины на шее. Скорее всего, девки наутро решат, что вместе будут «за Чукчу» работать, пока та не вернет форму, а Ингу выгонят. Они хоть и держатся друг за дружку, но тут такое дело, ресторанное начальство не потерпит и может вообще всех разогнать, так сказать, сменить состав.

Было послеобеденное время, когда Скрябов отправился к проституткам в гости. Жили они, конечно, не вместе, а по отдельности, но не у каждой была своя квартира. Но относительно недалеко друг от друга, поэтому когда он сам себе сказал – к проституткам – то имел в виду северный конец улицы, где рядами стояли бывшие общежития, несколько старых добротных двухэтажных многоквартирных домов, да три панельных башни, связанные между собой магазинами по первому этажу. В одной из башен жила Инга, да на другом этаже еще жили девушки.

Он встретил в коридоре Майку и Маринку, поздоровался и отметил про себя, что у девчонок глаза какие-то дикие, вроде заплаканные, но без слез. Потом подумал, что они просто без косметики. Девушки остановились и неожиданно, посмотрев на Скрябова, потом друг на друга, рванули одновременно прочь, топоча каблуками. Уже подходя к комнате Инги, он обратил внимание, что дверь приоткрыта и там разговаривают люди. В комнате оказались две женщины, какой-то мужичок, молодой человек, по виду – явно оперативник, и женщина-врач в зеленом халате, довольно крупная и мужеподобная. Врач сидела на стуле рядом с диваном, на котором… лежала мертвая Инга. То, что она мертва, было ясно с первого взгляда: лицо белее снега, руки вытянуты вдоль тела, абсолютная неподвижность, неживой воздух вокруг. На лице несильно выделялись синяки, да еще царапины на шее под скулой.

Как вы быстро, – обратился оперативник к Скрябову, – вызов поступил меньше часа назад.

Кто вызвал? – не уточняя причину своего появления, спросил Скрябов.

Подружки. Коллеги, так сказать. Они пришли к ней на разборки, а она уже того… сама все вопросы решила. Я отпустил, они никуда не денутся.

Скрябов огляделся. На столике у дивана рядом с настольной лампой валялось несколько таблеток, упаковка от лекарства, стоял стакан с водой, какая-то коробка, в которой были насованы разные снадобья: в бумажных и пластиковых упаковках, баночки, свертки… Наверное, вместо аптечки приспособила коробку. Врач что-то быстро писала в журнале, не глядя на умершую.

Это снотворное? – спросил Скрябов у нее, показав на упаковку на столике.

Да, но мне неясно, сколько она таблеток выпила. Вообще-то чтобы от этого препарата навсегда уснуть, нужно половину упаковки принять, а тут воды полстакана осталось. Препарат довольно мягкий, новый, щадящего действия на организм, продается без рецепта в аптеках.

А может, она больна была?

Вряд ли. Скорее всего, после скандала расстроилась и решила свести счеты с жизнью. Вполне могла заглотить сразу горсть таблеток.

Подруг опросили?

А как же, – ответил оперативник, – они так расстроились, говорят, мы хотели ей как следует внушение сделать, типа так нельзя поступать, теперь отрабатывай за подругу, ты же всех подвела… А она уже сама…

Не бить ее собирались? Или еще как-нибудь наказывать?

Да нет, товарищ капитан, девки мирные, что им делить-то? Но хотя… они же не знали, что она вот так поступит.

Врач встала, собрала свои бумаги и обратилась к оперативнику: – Без вскрытия не обойтись. Причину смерти определить невозможно с точностью.

Да чего тут невозможного! – загорячился молодой опер. – Нажралась, взгрустнулось, подумала – жизнь кончена, исправить ничего нельзя… прощай, белый свет. Таблетки заглотила и водкой запила, и все дела! Мотив налицо, никто ей не угрожал, девахи пришли, когда она уже мертвая была, это вы же подтвердили.

А где водка? И вообще, я не вижу признаков алкогольного отравления даже вот так, на глаз. – Врач заволновалась, снова присела на стул. – Да в комнате вообще не пахнет алкоголем, а окна были закрыты. Что, может, эти аккуратные подруги прибрались по-быстрому, а потом стали звонить? Надо вскрытие делать, возможно, порок сердца был или еще что-нибудь хроническое, а она вообще не знала. А у вас сразу – нажралась… Может, она и не собиралась вообще травиться, а просто от расстройства уснуть не могла?

Скрябов только усмехнулся, слушая, как опытный врач притормаживает молодого оперативника. Понятное дело, самоубийство проститутки – неприятность, лучше было бы, если оказалось, что она по ошибке или незнанию выпила таблетки. Он подумал про себя, что Инга при всей ее глупости не стала бы по-настоящему травиться из-за драки в ресторане. А вот изобразить самоубийство вполне могла бы, да не рассчитала порцию.

Но послезавтра его ждал сюрприз. Молодой оперативник, получив нагоняй за некачественную работу при осмотре места обнаружения трупа, расстарался вовсю. Он представил многостраничный отчет, который не только не дал ответы на вопросы, но прибавил много новых. Девушка умерла в результате отравления сильнодействующим ядом, вызвавшим остановку сердца, а таблетки со снотворным только замаскировали действие препарата. Неясно, каким образом она приняла яд – до или после таблеток, кстати, из упаковки израсходованы всего три, остальные сорок семь в наличии. Снотворное куплено два дня назад в аптеке №46 «Здравия желаем» при медсанчасти, куда вход только через поликлинику. А там все в основном или пенсионеры, живущие неподалеку, или работники военного ведомства. Проститутки туда не ходили, как и не лечились у тамошних врачей. Для остальных граждан действовала другая поликлиника, да и аптек в городе предостаточно. Аптекарша из «Здравия желаем», конечно, не помнит, кто купил снотворное, народу много, но вот эта партия была завезена только неделю назад, в городе больше нигде ни в одной аптеке нет, в продажу поступила в четверг. И вот еще одна деталь: отсутствие отпечатков пальцев в комнате у девушки. Не то чтобы стерильная чистота, но на некоторых характерных местах аккуратно все вытерто: упаковка от снотворного, стакан, дверца холодильника, пульт телевизора, деревянные полированные подлокотники кресла. На ручках двери довольно много наследили, но в день обнаружения трупа. А выяснить, были ли ручки вытерты или нет – не представляется возможным. Соседи не могут сказать, кто в последнее время ходил к Инге, так как отлично знали род ее занятий и старались не вмешиваться.

Эрозия почвы разрушает целые улицы в бразильском городе. Необычайно сильный разлив реки Кураитоба мог повлиять на состояние почв в городке Талампа на востоке Бразилии. Целая улица оказалась смытой со склона горы, причем дома как будто проваливались в преисподнюю вместе с обитателями. Всего пострадало больше тридцати семей, есть жертвы.

В московском клубе «Конкорд» с некоторых пор происходит что-то непонятное. Раньше здесь была спокойная приятная атмосфера, публика, что называется, приличная, да и деньги здесь оставляли тоже приличные. Просто так забежать и выпить чашку кофе с булочкой – пожалуйста, кофе отменный, выпечка своя, только будь готов заплатить почти стоимость обеда в обычном кафе. А вот если сюда прийти пообедать – это будет настоящее событие. Между прочим, кухня довольно посредственная, и завсегдатаи это знают. В «Конкорд» ходят пить кофе да разговаривать. Деловые встречи – не редкость, и как раз, видимо, для удобства посетителей пространство зала разгорожено легкими ширмами. Можно соорудить «кабинет» для тесной компании, можно побольше. Однако в последнее время Стасик Хаваршиев, который так любил сюда заходить в послеобеденное время, чтобы устроиться на пару-тройку часов в уголке с ноутбуком, испытывал странное чувство. Молодой человек работал в рекламной компании менеджером и одновременно учился в университете. Время работы никто не регламентировал, и Стасик любил иной раз побродить по просторам интернета с чашкой кофе за компанию. Никто ему не мешал, здесь было уютно и спокойно, связь отличная, приятная негромкая музыка. Стасик обычно занимал угловой маленький столик за ширмой с попугаем, у окна, чтобы смотреть время от времени на улицу. По правде говоря, любоваться особо было нечем: клуб был расположен в цокольном этаже, слегка заглублен в землю. Окна в помещении были, но довольно низко выходили на тротуар, так что рассматривать можно было разве что женские ножки. Тем не менее часть городской улицы видна, также довольно хорошо просматривалась противоположная сторона и перекресток.

И вот нынче Стасик, как обычно, устроился в своем уголке и… понял, что чего-то не хватает. Передернув плечами, оглянулся по сторонам и заметил, что из зала исчезли ширмы. Но столики, слава богу, стояли на привычных местах, два довольно больших сдвинуты вместе – там, у глухой стены, где зачастую собиралась довольно большая компания, подальше от барной стойки и поближе к выходу. Столы были пусты, а вот у противоположной стены сидели трое и больше смотрели по сторонам, чем разговаривали. Стасик без интереса посмотрел на них и попробовал заняться своим делом, но его не покидало странное тревожное чувство, будто за ним наблюдают. Господи, подумал он, и всего-то хлипкая ширма, которая к тому же была до половины решетчатая, а все равно ощущение закрытости, защищенности от окружающих, которое напрочь исчезло, как только убрали перегородки. Он с досадой переставил стул и повернулся к окну.

Мужчины за столиком у дальней стены действительно наблюдали за посетителями. Они появились впервые еще вчера, насторожив бармена тем, что взяли по сто граммов дешевой водки и лимон, но потом, когда убирали со стола, оказалось, что водка осталась нетронутой. Они ходили к директору. Они спрашивали, почему ширмы везде. Они интересовались, есть ли постоянные посетители. Вот, Стасик, например, он часто у нас сидит. А почему? Наверное, ему нравится у нас. Да и не он один, много таких. Вы вообще представляете работу общественного заведения? Мы боремся за постоянных клиентов, мы их ждем, это все для них, чтобы им здесь нравилось и хотелось еще раз прийти. Вы создаете особые условия для своих клиентов? Да вы что, действительно не понимаете, как точка работает? Это наши деньги, которые они принесут нам.

Они вышли от директора прямо в зал и обошли каждый столик. Затем один встал у стойки, чтобы окинуть помещение взглядом как бы с места бармена. Бармен отошел на пару шагов в сторону и стал демонстративно выравнивать бутылки с напитками. Он вообще не пил спиртного, но не доверял людям, которые изображают пьющих, а сами не пьют.

Директор после их визита отправился в бар и попросил у бармена налить «побольше». Тот без лишних слов взял большой бокал и набулькал до половины коньяку, поставил тарелку с сыром и подвинул директору. Он в несколько глотков осушил бокал, взял ломтик сыра и запихал в рот. Жуя сыр, с благодарностью кивнул бармену и покрутил пальцем над бокалом, бармен только приподнял брови, но молча налил еще раз столько же. Спиртное разлилось жаром внутри, директор слегка порозовел, но взялся за второй бокал не переводя дух. После этого оперся локтями на стойку и свесил голову между плеч.

Что-нибудь еще? – спросил бармен. Он просто хотел вызвать директора на разговор: разбирало любопытство. Но директор сам нуждался в слушателе. Его так и распирало желание высказать, выплеснуть кому-нибудь все те слова, что рвались с языка, все жгучие, до крайности неприличные и непривычные в обычной его жизни выражения.

Нет, ну надо же! Бараны! Я таких, … знаешь где последний раз видел?! Я бы их резал острым ножиком! Нет, лучше кувалдой по гребаному лбищу, иначе не проймешь! Дай еще, дорогой, пожалуйста, очень надо еще, – вдруг ласково попросил он, показывая снова на бокал.

Дмитрий Егорович, я бы предложил закусить что-нибудь посерьезнее, – заметил чуть фамильярно бармен. – Давайте я сооружу, одна минута.

Давай что у тебя есть, – согласился директор, стремительно хмелея и успокаиваясь. Он почувствовал, что отпускает, уходит острая натянутая струна, что стянула все нутро от гнева. – Я подожду, торопиться больше некуда. Ну надо же, какие твари! Ты понимаешь, это они меня учить будут, как жить, куда смотреть, куда чихать, с…ть, как богу молиться!

Из органов, что ли? – решился спросить бармен.

Если бы! – горько простонал директор. – Они от Площадкина, понимаешь? У них, видите ли, вопросы возникли к заведению! Полжизни положил вот сюда, на эту стойку, что ты трешь, как будто дырку хочешь сделать, сколько платил, сколько нервов… Тебе сроду не протереть до дыры эту стойку, хоть ты сдохни, она крепче, чем стена, только вот лбы у этих баранов еще крепче.

Он схватил себя за остатки волос и потащил на лоб. Бармен тем временем достал тарелку с колбасной нарезкой, поставил вазочку с гренками и розетку с маслом, положил нож. Затем взял телефон и негромко произнес в трубку: – Сережа, сооруди лангетик с овощами, подай сам сюда, папе надо быстренько перекусить. Нет, один. Да никого нет, один парень сидит, чего закрывать? Ну ладно, – и обернувшись к директору, спросил: – Наверное, пока не стоит закрывать, как считаете?

Да как хочешь, – вяло ответит тот, – сейчас народу все равно нет. Ну ты понимаешь, если мы не отобьемся, это уже не будет иметь никакого значения, закрыто – не закрыто… Им надо знать, кто и зачем сюда ходит, как регулярно, что говорят и что делают. И видео им предоставить еще! – Он взял пальцами ломтик колбасы и запихал в рот, потянулся за следующим, но взял сразу пачкой несколько, сунул в рот и жуя, снова заговорил раздраженно, монотонно и жестко: – Я говорю, на входе есть и в зале, каждую неделю смотрим, анализируем, звука нам нафиг не надо, на входе есть переговорка, и больше ничего. На хрена записывать, хранить?! Я что, оперуполномоченный, чтобы записи копить? «А вы должны знать, почему вот эти люди здесь собираются». Да какое мне дело до них, если они платят! «А как их найти?». А вот сейчас все брошу, – его передернуло, – выйду на дорогу и буду в морды всем прохожим заглядывать – ты у меня бывал? А ты? А как часто?

Он потяжелел, слова замедлились, взгляд стал усталым, движения валкие, неровные. Бармен взял у двери тарелку с лангетом, взглянул приглашающе на директора и произнес: – Дмитрий Егорович, закусить, – но тот махнул рукой и снова взялся за голову. Бармен не стал мешать, поставил тарелку и прибор, провел салфеткой по стойке, но тереть не стал. Вздохнул и подойдя к одинокому Стасику, обошел столик, чтобы тот его увидел. Стасик был погружен в интернет, сидел в наушниках и вообще не заметил присутствия в зале директора, впрочем, он не был с ним знаком и нисколько не заинтересовался бы мужчиной, который пьет бокалами коньяк у стойки.

Прошу извинить, что беспокою, но мы сегодня закрываемся рано, – сказал бармен, – скажите, сколько времени вы намерены у нас провести?

Да… как-то не думал, – ответил Стасик, еще не совсем перешедший в реальный мир, – а что, надо уходить?

Нет, уходить не надо, сидите сколько хотите, просто мне надо знать, будете ли вы что-нибудь заказывать, повара надо отпустить, – с еле заметной иронией сказал бармен, который отлично знал, что парень уже съел свои пару булочек, выпил кофе и вряд ли еще что-нибудь закажет, тем более что он никогда этого и не делал.

Стасик посмотрел по сторонам, на улицу, потянулся и вздохнул: – Да я, пожалуй, пойду, – и решил все-таки спросить у бармена: – А скажите, что это у вас все ширмы убрали, зачем? Мне кажется, было лучше.

Да и нам так кажется, но вот проверяющие замучали, – неопределенно ответил бармен.

Уже было далеко заполночь, когда Куликов вернулся в отель. Это никого не удивило: на курорте люди проводят время так, как им заблагорассудится. Он прошел мимо пустой стойки администратора, равнодушно посмотрел на круглый выпуклый глаз камеры над входом на лестницу и поднялся к себе. В номере было чисто, никаких следов постороннего присутствия. Он разделся, отправился в душ, и через несколько минут посвежевший и усталый улегся в постель. Он не знал наверняка, есть ли в номере аппаратура, но всегда предполагал ее наличие. Сейчас, когда операция вступила в решающую фазу, ему важно было оставаться абсолютно на виду, спокойным и предсказуемым. Ничего подозрительного в его поведении не было, пожалуй, кроме его обособленности. Он удачно договорился пойти на колесо обозрения с девушкой-барменшей из кафе, и сегодня вечером получилось так, что везде, где его видели и слышали, он был с ней. Сразу после того, как он вышел из проходной винзавода, направился в небольшое кафе и перекусил, особенно расхваливая местные вина и расспрашивая продавца о способах приготовления местных блюд. Потом сел на рейсовый автобус и за полчаса доехал до «горы», где сразу же окунулся в мир развлечений. Позвонил своей давешней знакомой, она с готовностью ответила, что с автобусной остановки надо пройти прямо и немного направо. Они отправились сразу на колесо обозрения, потом ходили смотреть на лебедей в заводи, потом сидели в кафе на террасе и любовались морем. Он даже целовал ее. После выпитого вина это оказалось совсем нетрудно, и он надеялся, что ей не слишком необходимо изображать восторг при этом. Они договорились встретиться «еще как-нибудь», но расстались без уверенности в завтрашнем дне. Очень уж заметно было, что ее напрягает местное окружение, возможно, здесь есть кто-нибудь, кому не все равно, с кем она проводит время.