– Каллан была разведена, без детей. У Кук был возлюбленный, детей тоже не было. Стэнли вела замкнутый образ жизни и не имела близких друзей.
– Вы проверили мужа Каллан?
– Естественно. Расследуя убийство, мы первым делом проверяем родственников. Если убита замужняя женщина, мы проверяем мужа. Но у него есть алиби, ничего подозрительного за ним не числится. А после того как была убита Кук, почерк стал ясен. Мы поняли, что мужья и возлюбленные тут ни при чем.
– Да, наверное.
– Первая проблема состоит в том, как убийце удается проникать в дом. Никаких следов взлома. Он просто входит в дверь.
– Думаешь, он сначала ведет наблюдение за домом?
Ламарр пожала плечами:
– Три жертвы – это еще мало, так что я опасаюсь делать выводы. Но скорее всего, убийца действительно ведет наблюдение. Ему необходимо застать жертв дома одних. Он досконально прорабатывает все детали, ни в чем не полагается на случай. Однако не стоит переоценивать значение наблюдения. Установить, что все три женщины весь день проводили дома в одиночестве, было бы совсем нетрудно.
– Какие-либо следы засады? Окурки и банки из-под содовой под соседним деревом?
Ламарр покачала головой:
– Этот тип не оставляет абсолютно никаких следов.
– Соседи ничего не видели?
– Ничего.
– Все три жертвы были убиты днем?
– Время различное, но все в светлое время суток.
– Никто из женщин не работал?
– Да, как и ты. Вы, бывшие военные, похоже, не стремитесь найти себе работу. Я обязательно учту эту особенность в будущем.
Ричер уставился в окно. По асфальту текли потоки воды. Гроза была в миле впереди.
– Почему вы, бывшие военные, нигде не работаете?
– Мы? – переспросил Ричер. – Могу сказать только о себе: я не нашел ничего такого, чем хотел бы заниматься. Я подумывал о декоративном садоводстве, но все же предпочел бы какое-нибудь более стоящее дело. Меня не устраивает место, где можно стать мастером за полторы секунды.
Ламарр снова промолчала, и машина, шелестя шинами, въехала в стену дождя. Ламарр включила щетки, зажгла фары и чуть сбавила скорость.
– Ты собираешься и дальше меня оскорблять? – спросила она.
– Мои подколки – сущая мелочь по сравнению с тем, что вы угрожаете моей подруге. И с такой готовностью поверили в то, что человек вроде меня мог убить двух женщин.
– Так все же да или нет?
– Возможно. Думаю, извинения с твоей стороны превратят ответ в «нет».
– Извинения? И не надейся, Ричер. Я по-прежнему верю в свой психологический портрет. Если убийства совершил не ты, то какой-то подонок, похожий на тебя.
Небо затянули сплошные черные тучи, дождь усилился. Впереди сквозь потоки воды, текущей по лобовому стеклу, сияли красные огни стоп-сигналов. Машины едва ползли. Ламарр резко нажала на тормоз.
– Проклятье!
Ричер улыбнулся:
– Забавно, правда? В такую погоду вероятность погибнуть или получить увечья в автокатастрофе в десять тысяч раз выше, чем при полете на самолете.
Ламарр ничего не ответила. Она то и дело смотрела в зеркало заднего вида, опасаясь, что тот, кто едет следом, не успеет затормозить. Впереди огни стоп-сигналов красной цепочкой уходили вперед. Отыскав рычаг регулировки, Ричер опустил свое сиденье и уютно вытянулся.
– Я сосну чуток, – объявил он. – Разбудишь, когда мы куда-нибудь приедем.
– Мы еще не закончили говорить, – возразила Ламарр. – Ты не забыл, мы ведь договорились? Подумай о Петросяне. Интересно, чем он сейчас занимается?
Ричер посмотрел налево, через Ламарр, в ее окно. В той стороне находился Манхэттен, но сейчас можно было лишь с трудом разглядеть обочину шоссе.
– Хорошо, будем говорить дальше.
Ламарр сосредоточила все внимание на дороге. Машина медленно двигалась по залитому дождем асфальту, то и дело останавливаясь.
– На чем мы остановились? – спросила Ламарр.
– Убийца следит за жертвой, выясняет, что она одна дома, все происходит среди бела дня, каким-то образом он заходит в дом. Что дальше?
– Затем он ее убивает.
– В доме?
– Мы так думаем.
– Думаете? А точно сказать не можете?
– К сожалению, мы многое не можем сказать точно.
– Да, это обнадеживает.
– Убийца не оставляет улик, – объяснила Ламарр. – Вот в чем главная проблема.
– В таком случае опиши места преступлений, – предложил Ричер. – Начни с того, какие растения растут в садике перед окнами.
– Почему? Ты полагаешь, это имеет значение?
Ричер рассмеялся:
– Нет, я просто подумал, что тебе проще начать с чего-нибудь такого, в чем ты разбираешься.
– Сукин сын!
Машина медленно ползла вперед. Щетки неторопливо сновали по лобовому стеклу – туда-сюда, туда-сюда. Впереди показались мигающие красные и синие огни.
– Авария, – констатировал Ричер.
– Убийца не оставляет никаких улик, – повторила Ламарр. – Абсолютно никаких. Ни отпечатков пальцев, ни волокон, ни крови, ни слюны, ни волос, ни ДНК – ничего.
Ричер закинул руки за голову и зевнул:
– Добиться этого очень непросто.
Ламарр кивнула, не отрывая взгляда от дороги:
– Совершенно верно. В нашем распоряжении имеются такие средства тестирования, что трудно представить, но нашему приятелю удается обойти их все.
– Каким образом?
– Мы не можем понять. Сколько времени ты пробыл в этой машине?
Ричер пожал плечами:
– Такое ощущение, что полжизни.
– На самом деле всего около часа. Но сейчас твои пальчики уже повсюду – на дверных ручках, приборной панели, защелке ремня безопасности, рычаге регулировки сиденья. На подголовнике не меньше десятка твоих волос. По всему сиденью куча волокон ткани брюк и пиджака. На коврике земля из двора дома в Гаррисоне. Быть может, даже ворс ковра.
Ричер понимающе кивнул:
– А я здесь просто сижу.
– Вот именно. А при насильственном убийстве подобные улики должны быть повсюду. Плюс, возможно, кровь и слюна.
– Тогда, наверное, он убивает не в доме.
– Но тело оставляет именно там.
– Значит, ему приходится перетаскивать тело в дом.
Ламарр кивнула:
– Достоверно известно, что убийца проводит в доме какое-то время. Есть доказательства этому.
– Где он оставляет тело?
– В ванной комнате. В ванне.
«Бьюик» дюйм за дюймом проползал мимо места аварии. Старый автофургон на полной скорости врезался сзади в джип, абсолютно такой же, какой был у Ричера. В лобовом стекле фургона зияли две дыры, пробитые головами. Смятую дверцу пришлось открывать домкратом. В разрыве разделительного барьера стояла машина «скорой помощи». Вывернув шею, Ричер уставился на джип. Это была не его машина. Впрочем, он и не ждал, что это окажется его джип. Джоди никуда не поедет. Если у нее есть хоть капля здравого смысла.
– В ванне? – переспросил Ричер.
– В ванне, – подтвердила Ламарр, не отрываясь от дороги.
– Все три тела?
– Все три.
– Что-то вроде подписи?
– Верно, – сказала она.
– Откуда убийце известно, что у всех жертв были ванны?
– Когда человек живет в доме, у него обязательно есть ванна.
– Откуда ему известно, что все жертвы живут в домах? Он ведь выбирает их не по принципу жилья. Это в определенном смысле случайность. Жертвы могли жить где угодно. Например, я живу в мотелях. А в некоторых мотелях есть только душ.
Ламарр мельком взглянула на него:
– Ты больше не живешь в мотелях. Ты живешь в собственном особняке в Гаррисоне.
Ричер смущенно отвел взгляд, как человек, который забыл.
– Ну, наверное, сейчас я действительно живу в собственном особняке, – признался он. – Но прежде мне пришлось попутешествовать. Откуда убийце известно, что у этих женщин есть постоянное жилье?
– Это «уловка двадцать два». Если бы они были бездомными, они бы не попали в его список. Я хочу сказать: для того чтобы попасть в его список, они должны иметь постоянное место жительства – в противном случае убийца не сможет их найти.
– Но откуда ему известно, что у всех есть ванна?
Ламарр пожала плечами:
– В любом доме, в любой квартире есть ванна. Лишь в совсем крошечных квартирах-студиях имеется только душевая кабина.
В этой области у Ричера было совсем мало опыта. Недвижимость оставалась для него неизведанной территорией.
– Ладно. Итак, все жертвы лежат в ванне.
– Обнаженные. И их одежда отсутствует.
Проехав мимо места аварии, Ламарр надавила на газ, устремляясь в погоню за отступающей грозой. Она переключила щетки стеклоочистителя на максимальную скорость.
– Убийца забирает одежду жертв с собой? – спросил Ричер. – Почему?
– Вероятно, в качестве трофея. У серийных убийц захват трофеев – очень распространенное явление. Возможно, в этом есть какой-то символизм. Возможно, убийца считает, что жертвы должны по-прежнему носить военную форму, поэтому он отнимает у них гражданскую одежду. И жизнь.
– Больше он ничего не берет?
Ламарр покачала головой:
– По крайней мере, мы ничего не смогли установить. Все вещи вроде бы на своих местах. Нигде нет никаких «пробелов». Наличные и кредитные карточки не тронуты.
– Значит, убийца забирает одежду жертв и не оставляет никаких следов.
Ламарр ответила не сразу.
– Кое-что он оставляет, – сказала она. – Он оставляет краску.
– Краску?
– Армейскую зеленую камуфляжную. В большом количестве.
– Где?
– В ванне. Убийца кладет туда обнаженное тело, после чего заполняет ванну краской.
Ричер всмотрелся в дождь сквозь бешено мечущиеся щетки стеклоочистителя.
– Он топит женщин в краске?
Ламарр покачала головой:
– Нет, не топит. Он кладет их в ванну уже мертвыми. А потом покрывает их краской.
– Каким образом? Раскрашивает?
Ламарр прибавила скорость, пытаясь наверстать упущенное время.
– Нет, он их не раскрашивает. Просто заполняет ванну краской по самый край. Естественно, при этом тело тоже оказывается покрытым краской.
– Значит, трупы плавают в ванне, заполненной зеленой краской?
Она кивнула:
– Именно в таком виде были обнаружены все три жертвы.
Ричер ничего не сказал. Отвернувшись, он уставился в окно и молчал довольно долго. На западе небо стало проясняться. Дождь заканчивался. Машина быстро неслась вперед. Покрышки шелестели по мокрому асфальту, дождевые капли барабанили по крыше. Уставившись вдаль на светлеющее небо на западе, глядя краем глаза на мелькающую бесконечную ленту шоссе, Ричер вдруг поймал себя на том, что он счастлив. Он куда-то направляется. Находится в движении. Кровь у него в жилах потекла быстрее, словно у животного в конце зимы. Старый демон странствий тихонько нашептывал ему на ухо: «Сейчас ты счастлив. Ты счастлив, правда? Ты ведь даже на время забыл о том, что привязан к Гаррисону!»
– Что с тобой? – спросила Ламарр.
Повернувшись к ней, Ричер постарался сосредоточить внимание на ее бледном лице, жидких волосах, кривых зубах, обнажившихся в улыбке.
– Расскажи мне о краске, – тихо сказал он.
Ламарр посмотрела на него озадаченно.
– Обыкновенная армейская краска, – сказала она. – Зеленая, матовая. Производится в штате Иллинойс сотнями тысяч галлонов. Изготовлена в течение последних одиннадцати лет, потому что технологический процесс относительно новый. Помимо этого, нам больше ничего не удалось установить.
Ричер рассеянно кивнул. Сам он никогда не использовал такую краску, но видел миллионы квадратных ярдов, выкрашенных ею.
– Возиться с краской сложно, – задумчиво произнес он.
– Но места преступлений безукоризненно чистые. Нигде не пролито ни капли.
– Женщины уже мертвы, – заметил Ричер. – Никто не сопротивляется. Так что проливать краску незачем. Однако ее надо принести в дом. Сколько нужно краски, чтобы наполнить ванну до краев?
– От двадцати до тридцати галлонов.
– Это очень много. Должно быть, краска имеет для убийцы огромное значение. Вы не пытались понять, какое именно?
Ламарр пожала плечами:
– Нет, если не брать в расчет очевидного. Крас- ка-то армейская. Быть может, отнимая гражданскую одежду и покрывая трупы армейской краской, убийца как бы возвращает жертвы туда, где, по его мнению, они должны находиться. Понимаешь, краска сковывает трупы. Через пару часов на поверхности появляется пленка. Со временем она твердеет, а жидкая краска внутри превращается в желе. Полагаю, за достаточно большой срок она бы вся высохла и затвердела, а трупы оказались бы внутри. Знаешь, некоторые родители помещают первые пинетки своего малыша в кубик из оргстекла.
Ричер уставился перед собой. Горизонт впереди был чистым. Гроза осталась позади. Справа мелькала зеленая и солнечная Пенсильвания.
– Краска – это чертовски хлопотно, – произнес Ричер, рассуждая вслух. – Двадцать или тридцать галлонов? Солидный груз. То есть у убийцы должна быть большая машина. Краску непросто раздобыть. Непросто даже внести ее в дом. Это могут заметить. Никто ничего не видел?
– Мы обошли всех соседей. Никто не заметил ничего странного.
Ричер медленно кивнул:
– Краска – это ключ к разгадке. Где убийца ее достает?
– Понятия не имеем. Армейское руководство не горит желанием помочь нам.
– Не удивляюсь. Армия вас ненавидит. Кроме того, они наверняка испугались, что убийцей может оказаться кадровый военный. Кто еще способен достать камуфляжную краску в таком количестве?
Ламарр ничего не ответила. «Бьюик» мчался на юг. Дождь давно кончился, и щетки со скрипом скребли сухое стекло. Ламарр уверенным движением выключила стеклоочистители. Ричер принялся размышлять о каком-то кадровом военном, загружающем галлонами зеленую краску. В его списке девяносто одна женщина, его извращенное сознание требует на каждую от двадцати до тридцати галлонов. Итого две – две с половиной тысячи галлонов. Огромное количество. Для того чтобы перевезти столько, понадобится много грузовиков. Быть может, этот человек – интендант.
– Как убийца расправляется с жертвами? – спросил Ричер.
Ламарр крепче стиснула рулевое колесо. Сглотнула комок в горле, не отрывая взгляда от дороги.
– Мы не знаем, – сказала она.
– Как это не знаете? – удивился Ричер.
Ламарр покачала головой:
– Жертвы мертвы. Но мы не можем определить, как именно они умерли.
Глава 8
Всего их девяносто одна, а тебе необходимо разобраться с шестью из них, то есть еще с тремя. Так что ты намереваешься делать дальше? Думать и прорабатывать мельчайшие подробности – вот что. Думать, думать и думать – вот что ты будешь делать. Потому что в этом основа успеха. Тебе нужно перехитрить всех. И жертв, и следователей. Много-много следователей. С каждым разом их становится все больше и больше. Местная полиция, полиция штата, ФБР, консультанты, приглашенные ФБР. Новые методы, новые подходы. Ты знаешь, что тебя ищут. Эти люди очень хотят тебя найти. Они будут стараться изо всех сил.
Обмануть следователей сложно, а вот женщин – легко. Проще простого. На этом строился весь твой расчет, и он оказался верен. Абсолютно верен. Жертвы шагают прямо в ловушку, как и предполагалось. Твои рассуждения были тщательными и всесторонними, и план оказался безупречным. Женщины отпирают дверь, впускают тебя в дом. Высунув язык, спешат навстречу собственной смерти. Они такие глупые, поэтому получают по заслугам. Твоя задача нетрудна. Совершенно нетрудна. Она требует кропотливой работы, и только. Как и все в этом мире. Если тщательно все продумать, все предусмотреть, досконально подготовиться, отрепетировать каждое действие, тогда задача не составит особого труда. Превратится в вопрос техники, как и предполагалось вначале. Все основывается на науке. Ты делаешь сначала это, затем это, потом это, а когда все остается позади, ты преспокойно возвращаешься домой. Все самое трудное остается позади. Но ты не перестаешь думать. Думать, думать и думать. У тебя получилось один раз, получилось два раза, три раза, но ты прекрасно знаешь, что в жизни нет ничего гарантированного. Ты знаешь это лучше, чем кто-либо. Поэтому ты не перестаешь думать, так как теперь твой единственный враг – твоя собственная самоуверенность.
– Как это вы не знаете? – повторил Ричер.
Ламарр вздрогнула. Она смотрела прямо перед собой, уставшая, сосредоточив все внимание на дороге, судорожно стиснув руль, управляя «бьюиком» словно автомат.
– Чего мы не знаем?
– Как умерли жертвы.
Ламарр тяжело вздохнула:
– Не знаем, и все тут.
Ричер пытливо посмотрел на нее:
– С тобой все в порядке?
– А что, я плохо выгляжу?
– Похоже, ты жутко устала.
Ламарр зевнула:
– Да, полагаю, есть немного. Ночка выдалась длинная.
– В таком случае, пожалуйста, будь поаккуратнее.
– Ты уже начал беспокоиться обо мне?
Он покачал головой:
– Нет, о себе. Если ты заснешь за рулем, мы очутимся в кювете.
Она снова зевнула.
– Такого еще ни разу не было.
Ричер отвернулся. Незаметно для себя принялся теребить ремень безопасности.
– Со мной все в порядке, – заверила его Ламарр. – Ни о чем не беспокойся.
– Почему вы не знаете, как умерли жертвы?
Она пожала плечами:
– Ты сам работал следователем. Ты видел мертвых.
– Ну и?
– Что ты искал в первую очередь?
– Раны, повреждения органов.
– Совершенно верно. Если человек продырявлен пулями, можно сделать вывод, что его расстреляли. Если у него раскроен череп, речь идет о травме, нанесенной тупым предметом.
– Но?
– Так вот, мы нашли три ванны, наполненные засыхающей краской. Трупы достали, патологоанатом их очистил. И ничего не нашел.
– Совсем ничего?
– По крайней мере, с первого взгляда ничего очевидного. Тогда, естественно, он начинает искать пристальнее. И по-прежнему ничего не находит. Делает вскрытие, но в легких нет ни воды, ни краски. Начинает искать микроскопические повреждения наружных органов. Но так ничего и не находит.
– Ни синяков? Ни следов от уколов?
– Абсолютно ничего. Но надо помнить, что жертвы были покрыты краской. А ваша армейская дрянь не пройдет ни одного санитарно-гигиенического теста. В ней полно едких химических соединений. Она разъедает кожу уже после смерти. Можно предположить, что краска уничтожила какие-то малозаметные следы. И тем не менее женщин убивает что-то тонкое, неуловимое. Ничего грубого и прямолинейного.
– А что насчет внутренних органов?
Ламарр покачала головой:
– Ничего. Ни подкожных кровоподтеков, ни повреждений внутренних органов.
– Яд?
– Нет. В желудке все чисто. Жертвы не отравились краской. Заключение токсиколога однозначно отрицательное.
Ричер медленно кивнул:
– Насколько я понимаю, следов сексуального насилия тоже нет, поскольку Блейк обрадовался, услышав, что Каллан и Кук переспали бы со мной, если бы у меня возникло такое желание. То есть преступник не чувствует себя сексуально отвергнутым и поэтому не насилует жертв. В противном случае вы стали бы искать мужчину, которого эти женщины отвергли.
Ламарр кивнула:
– Да, в нашем психологическом портрете для секса места нет. Мы считаем, что убийца раздевает жертв, чтобы их унизить. Наказать. Вообще лейтмотив преступлений – наказание. Возмездие.
– Странно, – заметил Ричер. – Определенно этот человек – военный. Но военные убивают не так. Они стреляют в своих жертв, пронзают их ножом, забивают до смерти или душат. Военные не любят тонких и неуловимых методов.
– Мы не знаем, как именно убийца расправляется с жертвами.
– Но ведь в его действиях нет ярости, правда? Если этот тип обуреваем местью, где же ярость? А тут все получается клинически стерильно.
Ламарр зевнула и кивнула – одновременно.
– Меня это тоже беспокоит. Но давай рассмотрим категорию, к которой относятся жертвы. Каким еще может быть мотив? А раз мы пришли к согласию относительно мотива, кем еще может быть убийца, если не разъяренным воякой?
Они погрузились в молчание. Мимо мелькали дорожные указатели. Ламарр сжимала рулевое колесо так, что сухожилия на запястьях проступали натянутыми канатиками. Ричер смотрел на дорогу и старался особенно этому не радоваться. Затем Ламарр снова зевнула и перехватила его встревоженный взгляд.
– Со мной все в порядке, – поспешила заверить она.
Ричер пристально посмотрел на нее.
– Со мной все в порядке, – повторила она.
– Я посплю часок, – сказал он. – Постарайся меня не прикончить.
Когда Ричер проснулся, они все еще ехали по Нью-Джерси. В машине было тихо и уютно. Двигатель ровно ворчал где-то далеко, тихим тенором пели покрышки. Едва слышно шелестел ветер. Небо оставалось серым. Ламарр буквально окоченела от усталости. Стиснув рулевое колесо, она таращилась на дорогу немигающим взглядом красных глаз.
– Давай остановимся где-нибудь и перекусим, – предложил Ричер.
– Еще слишком рано.
Он сверился с часами. Времени уже было час дня.
– Не разыгрывай из себя героя, черт возьми. Тебе необходимо влить внутрь не меньше пинты кофе.
Ламарр хотела было возразить, но затем сдалась. Ее тело внезапно как-то обмякло, и она снова зевнула.
– Ну хорошо, давай остановимся.
Проехав еще с милю, Ламарр свернула на площадку для отдыха, скрытую за деревьями. Она остановила машину и заглушила двигатель. Некоторое время они сидели во внезапно наступившей тишине. Ричеру довелось повидать сотни подобных стоянок: образчик дешевой архитектуры, насаждаемой федеральным правительством в пятидесятые годы, оккупированный точками быстрого питания, устроившимися в скромных помещениях под яркими, кричащими вывесками.
Выбравшись первым на холодный, сырой воздух, Ричер потянулся, разминая затекшие члены. За спиной ревело оживленное шоссе. Ламарр неподвижно сидела в машине, и Ричер направился в туалет. Выйдя оттуда, он нигде ее не увидел. Он вошел в здание и занял очередь в буфет. Ламарр присоединилась к нему через минуту.
– Ты не должен был так поступать.
– Как так?
– Уходить от меня.
– Почему?
– Потому что у нас для таких, как ты, есть определенные правила.
Она произнесла это без намека на шутку. Ричер пожал плечами:
– Хорошо, в следующий раз, когда я отправлюсь в сортир, я захвачу тебя с собой.
Ламарр даже не улыбнулась:
– Просто предупреди, и я буду ждать за дверью.
Пока очередь неспешно продвигалась вперед, Ричер решил, что вместо бутерброда с сыром возьмет бутерброд с крабовым мясом, хоть он и дороже. Платить-то все равно не ему. К бутерброду Ричер добавил кружку черного кофе на двадцать унций и сдобную булочку. Оставив Ламарр возиться с бумажником, он выбрал столик. Когда она присоединилась к нему, он насмешливо поднял кружку:
– Предлагаю выпить за несколько веселых дней, которые нам предстоит провести вместе.
– Не несколько дней, а столько, сколько потребуется, – поправила Ламарр.
Ричер пригубил кофе, думая о том же.
– Что означает трехнедельный цикл? – спросил он.
Ламарр остановила свой выбор на бутерброде из хлеба с отрубями и сыра. Услышав вопрос, она мизинцем смахнула с уголка губ крошку.
– Точно мы не знаем. Три недели – очень странный промежуток. Никак не связанный с луной. Трехнедельных циклов нет ни в одном календаре.
Ричер проделал в уме несложные арифметические расчеты.
– Девяносто одна цель, по три недели на каждую, – чтобы расправиться со всеми, убийце потребуется пять с четвертью лет. Чертовски долгосрочный проект.
Ламарр кивнула:
– Мы рассматриваем это как доказательство того, что продолжительность цикла обусловлена внешними причинами. Предположительно убийца работал бы быстрее, если бы у него была такая возможность. Поэтому мы считаем, что его работа связана с трехнедельным графиком. Вероятно, он две недели работает, затем неделю отдыхает. Эту неделю убийца тратит на то, чтобы выследить жертву, подготовиться и совершить преступление.
Ричер увидел открывшуюся перед ним возможность.
– Похоже на то.
– Итак, кто в армии работает по такому графику?
– С такой регулярностью? Различные дежурные части. Две недели боевой готовности, неделя отдыха.
– А кто находится на боевом дежурстве?
– Морская пехота, некоторые сухопутные части. – Помолчав, он сглотнул комок в горле. – И спецназ. – Интересно, клюнет ли Ламарр на приманку?
Она клюнула.
– Спецназ должен знать изощренные способы убийства, верно?
Ричер недовольно посмотрел на свой бутерброд. Похоже, крабовое мясо было сделано из тунца.
– Не совсем. Могут убить бесшумно – да, без оружия – да, без предварительной подготовки – да. А вот о том, чтобы убивать, я ничего не слышал. Наш приятель старается не оставить никаких следов. А спецназовцев действительно учат убивать, это точно, но им наплевать, будет ли кто-нибудь впоследствии ломать голову над тем, как именно они сделали свое дело.
– Что ты хочешь сказать?