Человек-Черт
Тогда что не так? То, что в этом концерте группа «Толпе» была не главной, а всего лишь выступала на разогреве у финской «Порт Вааса»? Да неужели разогревать людей для взрывающей мировые чаты хардрокового «Порт Вааса» – есть низость? Наоборот! Андрей не просто уважал этих викингов с электрогитарами, он относился к «Порт Вааса» с великим почтением и восхитился предприимчивости Олеси Левит, которая смогла продвинуть «Толпе» на это выступление, да еще и добиться того, что проезд и проживание будет, разумеется, за счет организаторов концерта.
Площадка была что надо! Великолепный звук! Прекрасная настройка аппаратуры! Свет! Огни! Что еще требуется?
Андрей Жуй догадывался от чего в нем тихонько искрится беспокойство, но терпел в тряпочку и всеми силами старался сконцентрироваться на выступлении. Отвлечься на исполнение. Не думать о проблемах, находясь на сцене! Раньше у него это получалось легко, а сейчас что-то не очень.
Шла четвертая песня. «Люба хочет любви». Старенькая, написанная уже несколько лет назад, но весьма известная, по крайней мере, среди русских.
– Люба-Люба приходит в технарь,
Люба-Люба листает журнал.
Люба-Люба не любит кино,
Люба-Люба все смотрит в окно.
Надрывно пел Андрей Жуй и рвал медиатором гитарные струны, стараясь думать не о тягостном, а о том, понимают ли финны то, что «Люба» – это женское имя.
– Люба-Люба приходит домой
С какой-то непонятной тоской!
Воспользовавшись парой секунд текстовой паузы, солист «Толпе» обернулся на стоящего по левую руку басиста Игоря Артамонова, носящего прозвище Пистон. Тот наяривал басы, скрючившись вопросительным знаком и активно потея. Нормальный парень, только иногда уж слишком ответственно относиться к исполнению, считая, что без его басовых ритмов не будет стройного исполнения. В-принципе он прав, но ему лучше об этом не знать.
– Люба хочет любви!
Люба хочет любви!
Заорал Андрей в микрофон, стараясь до смерти напугать слушателей этими невинными словами.
– Люба! Люба!! Люба!!! Люба!!!
Проигрыш жуевской электрогитары подхватил второй соло-гитарист – Юрка Коромыслин, откликающийся на погоняло Коромысло. Если бы не зависимость от легких наркотиков и постоянное лечение заболеваний, передающихся половым путем, Андрей считал бы Коромысло гитарным гением. Он был тощ и длин и пальцы у него были соответствующие.
Во время игры Коромысло отошел к барабанным установкам, за которыми сидел Рикардо (в миру Володя Углов). Барабанщик остервенело наяривал по установкам, он любил свою работу и был преданным членом группы, будучи в составе «Толпе» в самого дня основания. Рикардо был истинным панком, заядлым мотоциклистом (как и Жуй) и фанатом «Рамонес». Волосы он красило исключительно в ярко красный цвет, патологически ненавидел попсу и ЛГБТ.
– Люба-Люба снимает пальто.
– Любу-Любу не видит никто.
– Люба-Люба звонит друзьям
– Люба-Люба слышит обман.
– Люба-Люба не хочет ничё!
– У Любы-Любы в душе горячо!!!
Был в группе «Толпе» и самый настоящий скрипач, который мог исполнять и саксофонные партии. Звали его Таймураз Ярмагаев или проще – Тайм. Длинноволосый красавец с мощными бровями и модной среди современной молодежи бородой. Девки сходили по нему с ума, а он предпочитал чуть ли не круглосуточно слушать советский рок восьмидесятых и девяностых годов.
Но больше всего Андрею Жую нравилась клавишница группы. Милая и очаровательная девочка-эмо – Марина Евсеенкова. Жуй всегда испытывал интерес к людям с нетрадиционным образом мышления, а Марина была как раз из таких. Она любила сочетать несочетаемое, перемешивать стили и цвета, порой изумляя окружающих то временными тату на щеках, то тяжелеными военными ботинками на стройных ножках в полосатых лосинах. Клавишница могла рассказать много познавательного и необычного из разных философских областей. Для нее не составляло труда процитировать Шопенгауэра, Конфуция и Ницше. Любимыми ее книгами являлись «Голубое Сало» Владимира Сорокина и «После Казни» Вадима Бойко. По ее рекомендации Андрей прочитал оба этих романа и был весьма изумлен пристрастиями своей прелестной клавишницы. С Конфуцием он был частично согласен, Шопенгауэр ему был во многом близок, а Ницше он читать не стал. Зато по совету Евсеенковой на одном дыхании проглотил все лекции Зигмунда Фрейда и на какой-то период своей жизни стал смотреть на окружающих другими глазами. Это прошло, когда заумные мысли знаменитого психоаналитика через какое-то время почти без остатка выветирлись из молодой головы, оставив после себя только смутные понятия о бессознательном, предсознательном и надсознательном.
– Люба хочет любви!
Люба хочет любви!
Вновь заорал он, чуть не пропустив аккорд.
– Люба! Люба!! Люба!!! Люба!!!
Финнам нравилось. Бывший портовый склад, переоборудованный в концертный зал и получивший название, переводимое с финского как «Портовый Кран», многоголосно ревел. Что же будет когда после часовой программы «Толпе» уступит место для «Порт Вааса»?
«Нормально, – думал Андрей Жуй, исполняя гитарное соло, – Вроде, греемся. Вроде, не плохо. И у нас скоро будут разогревальщики! Будут!»
После шестой песни, Жуй отошел со сцены промочить горло и обтереться полотенцем. Становилось жарковато, из-за шума в зале приходилось петь все громче. Это хорошо! Так и надо! Но стоило ему откупорить бутылочку ледяной минералки и присосаться к горлышку, как к нему со стороны узкого коридора вышла Олеся Левит в обнимку с каким-то местным рокером в черной бандане и с выкрашенными в такой-же черный цвет губами.
– Мальчик мой, – сказала она Андрею и тот выплюнул воду, так как ненавидел такое к себе обращение, – ты чего сегодня как барышня?
– Не понял? – вытер губы Андрей.
– Чего тут непонятного? Соберись! Поешь как на детском утреннике! Мало того, что эта простодушная песня про Любу гроша ломаного не стоит, так еще ты тут рассопливился! Ты себя хорошо чувствуешь? Бодун? Эй, Рансу, доставай-ка свой «Китин Киркас», сейчас мы подлечим этого суслика!
Сопровождающий ее финн, оказывается, знал русский язык. Громко поржав, он извлек из-за пазухи черной косухи фляжку и протянул ее Андрею, но тот сурово отказался, и, послав и Левит и ее Рансу подальше, возразил, что своим выступлением он вполне доволен, и ребята из группы зажигают как надо.
– Оле, эт-то хорош концерт! – черногубый Рансу встал на сторону Жуя. – Что теб-бе не нравит-тса, Оле?
– Да ну! – махнула рукой Олеся Левит. – «Толпе» может и покруче! Андрей, давай, покажи, на что ты способен!
– Я показываю!
– Не вижу!
Андрей сдержался от того, чтобы не высказать Левит парочку непечатных слов. Поправив гитарный ремень, он вернулся на сцену и под бурный рев зала заиграл незапланированную песню. Она была сурова и тяжела, как кусок чугуна, но это было именно то, что, по мнению Левит, не хватало их выступлению. Услышав первые аккорды, остальные участники группы переглянулись, пожали плечами и тяжелая хардроковая композиция сотрясла стены «Ностури». «Она права! – зло думал Жуй, насилуя гитару. – Я не собран. Это все из-за Надьки!»
Конечно тот зудящий червь в его душе, не позволяющий испытывать совершенное наслаждение от выступления грыз его из-за его девушки, о которой он думал уже сутки напролет, которая осталась в Санкт-Петербурге и которая не звонила ему с тех пор, как он не очень красиво поговорил с ней на берегу Онежского озера в кафе «Парадное». Пару раз он пробовал дозвониться до нее сам, но она не брала трубку. И это не нравилось Андрею.
Так и быть, сразу после выступления он снизойдет и позвонит в Питер еще раз, хотя сомнительно, что и в этот раз Надя Грикова ответит. Похоже на то, что она обиделась. Всерьез обиделась. Думая об этом, Андрей чуть не забыл слова песни, а когда закричал текст, голос его был не похож на его голос. Он кожей почувствовал, как услышав такое, Олеся Левит поморщилась и даже, может быть, отвернулась.
Исполняя одну песню за другой и доводя финнов до психофизической кондиции ко встречи с «Порт Вааса», Андрей Яковлевич Вставкин, взявший себе творческий псевдоним «Жуй», думал только об одной песне. Как это ни странно, но в голове его слышался «Наутилус Помпилиус». На телефонном звонке под именем «Надя» звучала песня «Колеса Любви» и именно эту песню молодой и дерзкий рокер хотел услышать сейчас больше всего.
Глава 2
Любовь
Санкт-Петербург
20 июня 2017 г.
Наконец он вернулся.
Родной Санкт-Петербург встретил его равнодушным влажным вечером. Благодаря белым ночам было светло почти как днем, разве что солнца не было. Вызвав такси, он, уставший как плантационный раб, выдохнул адрес. Его никто не встречал, кремовый лимузин не подавал, он хотел в туалет и настроение было гнусное как эта мокрая белая ночь северной столицы. Да еще поезд задержался на границе на несколько часов из-за какой-то дурочки с пакетом чего-то запрещенного. Но самое главное – прошло уже двое суток, а от Нади ни слуху, ни духу. Андрей уже давно плюнул на мужскую гордость и названивал ей беспрерывно, но Грикова не отвечала. Сама она тоже не звонила, жуевский телефон «Самсунг» ни разу не заиграл «Колеса Любви». Другие мелодии – постоянно, но только не «Наутилус». Андрей ехал в купе и даже не пил водку со всеми вместе, он грустил и сонно смотрел в окно на проносившиеся пейзажи. Олеся Левит всю дорогу курила и не уставала глумиться над лидером «Толпе», но тот лишь отворачивался к стенке или к окну. Он молчал и сжимал челюсти, когда Левит прилюдно называла его подкаблучником. Молчал и… ну не то, чтобы соглашался… но не оспаривал. Наконец после нудной дороги в Россию, участники группы вывалились из поезда и разъехались в разные стороны. Музыкальное оборудование приедет из Хельсинки позже отдельным транспортом.
Андрею хотелось спать.
И еще ему хотелось Надю.
Такси привезло его на проспект Обуховской Обороны, где он снимал квартиру на четвертом этаже дома, построенном еще до социалистической революции.
Квартира была пуста.
Жуй уронил у порога свою спортивную сумку с вещами. Никого. И звать не нужно и так понятно, что Надя покинула это место, видимо, сразу после телефонного разговора из Петрозаводска. Не разуваясь, Андрей прошел на кухню, открыл холодильник, осмотрел содержимое и достал сладкий ликер. Действия… Какое должно быть действие с его стороны? Что делать? Как себя вести? Раньше от него никто не уходил, если он расставался с девушкой, то всегда по собственной инициативе, а тут… Тяжело упав на маленький табурет, он пододвинул пепельницу. Закуривая «Парламент», Андрей Жуй уставился в квадратное кухонное окно, на широком подоконнике которого стояла приоткрытая хлебница с высохшей половинкой нарезного батона. Сладкий ликер заставил морщиться от одного своего желтого цвета и Андрюша отставил рюмку в сторону. Небосвод за окном был светло синим, ни намека на черноту. Знаменитые питерские белые ночи, к тому же сегодня день летнего солнцестояния. Под окном дома, в котором он снимал квартиру проходил наполненный автомобилями даже в столь поздний час проспект Обуховской Обороны, за которым был крохотный сад имени Надежды Константиновны Крупской. За садом – Нева. С высоты четвертого этажа Жуй мог прекрасно видеть высокие трубы предприятия, расположившегося на противоположном берегу и названия которому он так и не выяснил. Предприятие подмигивало освещенными оконцами, значит, работы велись в три смены.
«Отец…» – мысленно вздохнул Андрей и глубоко затянулся сигаретой. Его отец Яков Вячеславович Вставкин всю жизнь проработал на ЗИЛе обычным сборщиком, которого за тридцать один год стажа даже не повысили до элементарного бригадира, не говоря уже о начальнике сборочного цеха или еще какой должности. А все потому, что Яков Вячеславович патологически боялся хоть какой-то ответственности. Собирая в три смены кузова для грузовиков, Вставкин-старший не мог представить себе иной заботы как затянуть гайку потуже, да вовремя пропить заначку. На работе же он и помер от инфаркта, после вот такой же ночной смены. Повалился на бок, проходя «вертушку» и больше не встал.
Жуевский телефон пиликнул и Андрей вцепился в него почти мертвой хваткой. Но тут же разочарованно отбросил его на стол, когда узнал, что это всего лишь предупреждение о разряжающемся аккумуляторе.
Дымя сигаретой, он сидел на кухне, слушал тишину и смотрел вниз в окно, где в синеве атмосферы звякнул торопящийся в депо трамвай. Андрей недавно живет на этой улице, еще не привык к району, еще не привык, что под окном гудят машины даже в позднее время. Это мешало спать, но Наде Гриковой нравилось, она говорила, что слушая шум за окном, она ощущает себя живущей именно в городе, а не в глухом захолустье. Но, не смотря на это она ворочалась на кровати до тех пор, пока не затыкала уши берушами.
Эту квартиру подыскала ему конечно Олеся Левит, кто же еще. Она всегда подыскивает ему квартиры и все время в самых разных районах Питера, так чтобы Жую всегда приходилось начинать приспосабливаться заново. На данный момент времени он жил на пересечении улицы Крупской и проезда Обуховской Обороны. Обуховская оборона… Жуй задумчиво вздохнул. Мог ли в шестнадцатом веке воевода казачьего полка Иван Васильевич Обухов, щедро натирая барсучьим жиром мозоль на правой ступне, подумать, что один из его многочисленных потомков, а именно – Павел Матвеевич Обухов, уже в далеком девятнадцатом веке откроет способ получения высококачественной стали и начнет в России крупное производство литой стали и стальных орудий. А потом уже в начале двадцатого века рабочие Обуховского завода подустанут лить пушки и решат организовать стачку, переросшую в политический бунт. Так родовая фамилия соединиться с родом Крупских и окажется на фасаде дома номер 1/123, на четвертом этаже которого молодая звезда российского рока курит «Парламент» отечественного производства и с беспокойством поглядывает то в окно, то на разряжающийся мобильный телефон, то на рюмку со сладким желтым содержимым.
Андрею Жую становилось все мрачнее и мрачнее. Он был один. Теперь, когда откинув ненужные мысли о литой стали, о недремлющих цехах завода за Невой, об отце, что остался теперь уже в прошлом, Андрей в полной мере осознал, что сидит совершенно один.
И ляжет спать совершенно один. И когда проснется, его одиночество останется с ним наедине и никуда не пропадет, даже когда вечером он придет на репетицию их группы. Да, в студии, разумеется, будут люди, многие из которых являются если не друзьями Андрея, то, по крайней мере, знакомыми. Но потом он так или иначе вернется домой, сюда, в эту съемную квартиру, где полбатона в хлебнице окончательно зачерствеют. И так же сядет перед окном или уставиться в планшет. Так же закурит сигарету, не думая о том, что его Нади не нравится табачный дым, потому что его Нади с ним не будет и завтра.
А ведь в Петрозаводск его провожала Надька. ЕГО Надька. Она не поехала с ним на вокзал, потому, что за ним прямо к подъезду приехал микроавтобус. Грикова осталась в квартире, готовясь навести уборку в прихожей, а потом она хотела пересадить свой декабрист в широкий горшок. По возвращении Андрея из Финляндии, она обещала изжарить для него индейку, как он любит. С хрустящей кожицей, натертой чесноком. Жуй опять открыл холодильник, припоминая, что когда он доставал ликер там почти ничего не изменилось с того раза, как он заглядывал сюда четыре дня назад перед отъездом в Карелию и Финляндию. Так и было. Значит, Надя еще не ходила в продуктовый. Значит, его индейка скучает в магазинном холодильнике и даже не подразумевает, что могла бы быть сейчас съедена под желтый ликер или красное вино на кухне в доме номер 1/123 на пересечении проспекта Обуховской Обороны и улицы имени боевой подруги Ульянова-Ленина (Надежда Константиновна Крупская была не полной тезкой Гриковой, у Нади отчество было другое, сложно-неславянское).
Андрей тряхнул головой и грубо затушил окурок. Он быстро прошел в спальню и распахнул шкаф. Ни одной женской шмотки. Ну ладно, шмотки еще можно забросать в сумку, чего не сделаешь с горяча. Но вот ванная!
Ванная! Андрей побежал в ванную и раскрыл дверцу. Едва различимый запах канализационной трубы и… из всяческих туалетных принадлежностей остались только мужские: крем для бритья и после бритья, шампунь, зубная щетка и еще какая-то мелочь, которой Андрей мало пользовался. Женского – разве что пара обмылков.
Декабрист! В зале на подоконнике там, где стоял горшочек с цветком, остался лишь круглый след. Даже декабрист забрала! Это уже серьезно! Это уже повод бить в рельсу!
Нервно закуривая четвертую по счету сигарету, Андрей Жуй вернулся к кухонному столу и вновь вцепился в мобильник. Он писал СМС:
«Нам надо встретиться. Сейчас. Там, где раньше»
Адресат: «Надя». Только после того как отправленная им СМС покинула его телефон, он бросил взгляд на часики на экране телефона. Около одиннадцати часов вечера. Не поздновато-ли для свидания? Однако на улице светло. Все же поздно… Но письмо отправлено и обратного хода нет.
Докурив, он, не переодеваясь и даже не закинув в рот чего-нибудь съестного, потушил окурок и вышел из квартиры. Теперь ему не надо было ловить такси, неподалеку на маленькой парковке его ожидала «Ямаха V MAX»
Самая первая встреча Андрея Жуя и Нади Гриковой состоялась не в самом удобном для встреч месте – над туннелем Выборгской набережной. Автомобили в этом месте мчатся со всех сторон и в разные стороны, даже внизу, куда ни глянь – везде автотранспорт. Встреча произошла в конце августа прошлого года, средь белого дня, когда Надя решила пройтись пешком над тоннелем в офисное здание «Лукойла» (в то время она подрабатывала курьером), а у Андрея зачихал глушитель тогдашнего «Урала» и ему пришлось притормозить, нарушая ПДД. Судьба свела их в этой шумной точке, глаза двоих молодых встретились… Надя будто бы случайно выронила пакет документов прямо рядом с жуевским мотоциклом, а Андрей не слишком расторопно для чисто вежливой помощи подбирал листы с раскаленного от зноя асфальта. Слово за слово и Андрей предложил подбросить Надю до «Лукойла», а та, в свою очередь, пообещала выкроить для него свободный вечерок и написала на его сигаретной пачке свой номер телефона.
Так и началось.
Конечно, Надя узнала в приостановившемся мотоциклисте молодого рокера Андрея Жуя, хотя и не являлась поклонницей данного музыкального направления. Собственно, поэтому она и выронила папки с документами прямо перед парнем, который, испачкав руки в смазке, что-то подкручивал в своем тяжелом мотоцикле. Позже она призналась что изначально не рассчитывала ни на что кроме нескольких секунд внимания со стороны лидера «Толпе» (ну и может быть автографа), но все оказалось гораздо интересней, так как сама того не ожидая, она попалась Жую на глаза именно в то время, когда его сердце было свободно и он даже стал наблюдать за собой первые признаки спермотоксикоза.
С того душного августовского дня они завели традицию – встречаться именно на этом тоннеле, хоть это и было для обоих не очень удобное место. И следовали этой традиции много месяцев, когда в апреле Олеся Левит подыскала Жую очередную квартиру. Ту самую на пересечении улицы Крупской и проспекта Обуховской обороны. Переезжая, Андрей не долго мучаясь сомнениями, позвал Надю с собой, вытащив ее из-под благоустроенной двухкомнатной родительской опеки на северо-востоке Петербурга. С первой встречи прошло меньше года, Жуй уже поменял «Урал» на «Ямаху», а Надя вот уже как неполный месяц назад закончила университет, получила диплом менеджера и поменяла подработку в «Лукойле» на перспективную должность помощника главного бухгалтера одного известного в городе магазина-дискаунтера, торгующего электроникой и бытовой техникой. Первых три месяца она обязана отработать старшим кассиром, ну а потом ее пообещали повысить.
Поменялось еще многое, например группа «Толпе» зазвучала на радиочастотах, сняла два приличных клипа и даже раскрутила их. У Андрея становилось все меньше и меньше свободного времени, порой он будто жил в своем песенном мире, целыми днями просиживая в студии или на бесконечных репетициях. Зачастую он злоупотреблял спиртным, порой до утра «зависал на хатах», но всегда тащил с собой и Надьку или по крайней мере оставался с ней на телефонной связи. Поменялось многое. Не менялись только отношения между Надеждой и Андреем, становясь все крепче и крепче с каждым месяцем. Все было хорошо до того дня, когда он позвонил ей из Петрозаводска…
Сейчас в тоннеле и на самой Выборгской набережной было шумно, автомобили мчались в разных направлениях будто и час был не поздний. Андрей поставил мотоцикл точно на то место, на котором остановился в тот августовский день, даже не вспомнив о треугольном знаке аварийной остановки, которого у него никогда не было. Понимая, что сможет проторчать тут до первого проезжающего полицейского патруля, он, все-же, включил аварийку, поставил мототранспорт на подножку, слез и облокотился на перекладину ограды под которой проходил тоннель. В зубах его уже торчала сигарета, пачка кончалась… Жуй не знал, придет ли Надя или нет. Она не ответила на его СМС и Андрей легко мог предполагать, что она и вовсе ничего не прочитала. Он шел на удачу. Он не имел даже малейшего представления каков шанс появления тут Гриковой, весьма вероятно, что она не придет совсем. Скорее всего так и случиться и Жуй напрасно прождет ее здесь, проторчит тут почем зря как полный идиот, которым он начинал себя ощущать на двадцатой минуте ожидания. Кто быстрей появиться: Надя или ГИБДД со штрафными квитанциями за нарушения правил дорожного движения и остановки транспорта на мосту без знака аварийной остановки? Время шло. Андрей нервничал. Ему становилось неуютно и он изо всех сил подавливал в себе острое желание покинуть этот глупый пост.
Время тянулось как резина. За его спиной с бешеной скоростью мчались автомобили, к Жую добавилось волнение за свой байк, который может стать причиной аварии. Хмуря брови, он отворачивался за перила и смотрел как под ним в тоннеле автомобили мчались с такой-же скоростью как на мосту.
После тягостно ожидания неизвестно чего, Андрей раздраженно достал телефон, чтобы хотя бы узнать сколько времени прошло. Аккумулятор сел и Жуй выругался сквозь зубы, применяя некоторые матершинные словообразования. Становилось прохладно, должно быть уже глубокая ночь, хоть это и не было заметно. Небо на востоке стало розово-оранжевого оттенка, а с севера приближались четко очертанные плоские облака из-за отсутствия прямого солнечного освещения кажущиеся черными. Надя, если она нормальный человек, спит в своей постели у родителей. А если она звонит ему? Звонит и не может дозвониться! И он не может позвонить ей. Ситуация тупиковая и он сам загнал себя в это место, он сам поставил себя в такое глупое положение и теперь стоит тут в гордом одиночестве, продуваемый всеми влажными ветрами.
Остается торчать тут на тоннеле, смотреть на проносящиеся внизу автомобили и ждать у моря погоды.
– Черт бы побрал всю эту гребанную любовь! Мосты, должно быть, уже давно развели! – прорычал Андрей и бросил очередной окурок вниз. Пачка кончилась. Во рту было ощущение, будто там жгли костер, Андрей еще никогда столько не курил. Было противно и даже подташнивало. Пора убираться от сюда. Но вот где-то над ухом он расслышал отголосок какого-то противнинького хихиканья. Обернувшись, он, конечно, никого не увидел. Но хихиканье повторилось и Андрей почувствовал, что или он галлюцинирует или кто-то над ним издевается. А тут еще шептание, словно задуваемое в голову самим ветром.
Парень поежился.
– Че за фигня? – пробормотал он вслух. Вместо ответа – вновь хихиканье и порыв ледяного ветра, от которого по спине побежал холодок. – Все, хватит! Возвращаюсь! Ну и дурак же я!
И тут по Гренадерскому мосту со стороны Невы он увидел ее. Надя шла, сунув руки в карманы красного плаща с широким воротником, локтем прижав сумочку к талии. Ветер слегка метал черные волосы средней длины, челка непослушно щекотала лоб. Цокот высоких каблуков будто прогнал странное хихиканье и нехорошие предчувствия. Увидев ее, Андрей забыл обо всем на свете. Ничего ему больше не надо было кроме стука этих острых каблуков его любимой девушки.
– Ты все-таки пришла… – выдохнул он, не знал, целовать ли ее в губы или пока в щеку. Но Надя не проявила преждевременной нежности. Она остановилась перед ним как солдат. – Пошли домой, Надя.
– Андрюш… ты считаешь меня игрушкой, да?
– Нет, ты не игрушка.
– Игрушкой, которую можно выбросить, когда надоедает? Которую кладут в дальнюю коробку, когда жалко выбросить?
– Ничего подобного я никогда не говорил!
– Но ты избавился от меня, Андрюша! – воскликнула она. – Ты знаешь, как я люблю тебя, и все же отделался от меня, хотя и сам говорил, что любишь!