– Ага, поняла. Поэтому лучше не иметь друзей, с которыми у вас проблемы. Короче… Я вам продам, вы только не говорите никому, что без рецепта я продала, ладно? – она улыбнулась, и я почувствовал, что это улыбка спасает жизни.
– Да, конечно, – как можно благодарнее я произнёс. – Большое спасибо вам. Сколько стоит?
– А вы в состоянии считать?
Я вспомнил случай с деньгами на полу, поэтому просто достал деньги из кармана и положил их на стойку. Она посчитала их, забрала часть, сдала сдачу и подвинула ко мне оставшиеся деньги и коробочку.
– Я вам в таблетках дам, потому что навряд ли в состоянии капли пить или раствор колоть, – забота была в каждом её слове. – И шапку наденьте, а то зима на улице, если вы не заметили…
Приятное чувство разлилось по моей груди вместе с быстрым биением сердца.
– Вы знаете… Я чувствую от вас такое радушно-приёмное тепло… От вас исходит такое… Провоцирующее желание объятий… Вы кажетесь такой близкой…
Она улыбнулась задорно, шутливо, немного озорно, немного игриво, немного кокетливо, с забавой выдохнув перед этим, слегка наклонив голову, немного сдвинув чёлку, посмотрев на меня таким приветственным взглядом, и…
– Ой, вы знаете, так хорошо, что мы с вами встретились! – радостно говорила какая-то бабка, улыбаясь неполным ртом зубов. – Это ей так поможет!
Передо мной стояла полумёртвого вида девочка, бледная, лет одиннадцати, с тёмными пятнами под безразличными глазами, которыми она смотрела на меня, вытянутыми руками слегка обнимая за плечи меня же, сидящего на корточках перед ней.
– Вы знаете, ведь болеет она у нас, вот никто и не хочет с ней общаться. Как хорошо, что есть ещё такие люди, как вы! – продолжала бабка.
– А чем болеет? – спросил я.
– Так туберкулёзом! Но вы не бойтесь, она не заразная!
Девочка продолжала молча стоять перед моим лицом. Я резко встал и отошёл от неё. Быстро оглядевшись, я понял, что нахожусь рядом с ЦДТ в Строителе. Довольно далеко от места, где я должен быть.
– Куда вы? – взволнованно и разочарованно спросила бабка.
Я молча развернулся и быстрым шагом, почти бегом, направился в направлении остановки Юбилейной. Мне было очень стрёмно, что я поступаю как мудак, вот так молча убегая от этой девочки и бабки. Но, с другой стороны, девочка выглядела как живой труп, и мне показалось, что она вообще ничего не понимает, поэтому я её навряд ли расстроил. А бабка… Ну думать надо головой, когда с туберкулёзной девочкой гуляешь, и быть готовой, что не все захотят с вами общаться. Но в голове моей, кроме совестливых переживаний, набирали силу другие мысли и чувства. Страх всё сильнее сжимал мой мозг, ведь я понял, что теперь, наверняка, тоже подхватил тубик, и что мне пизда. Надо срочно выдвигаться в тубдиспансер.
Пока я шёл по дворам к остановке, ещё большее место в моих мыслях заняло горькое и обидное и гневное ощущение дикой неудовлетворённости от упущенного разговора в аптеке. Та продавщица… К ней даже неприменимо слово «продавщица», потому что говоря «продавщица» представляешь совсем другого рода женщину. А эта девушка…
«БЛ-Л-ЯДЬ!» – воскликнул я, запнувшись за какую-то хуйню, проходя за «Родиной», и приземлился грудью прямо на поручень на входе в салон автобуса.
– Мужчина, не материтесь! – заворчала кондукторша.
Я, пытаясь поймать дыхание, кашляя как ненормальный, еле как выдавил из себя слова и спросил у неё, удивлённой таким моим поведением:
– До тубдиспансера идёт?..
2
– ЁБ ТВОЮ МАТЬ, БЛЯДЬ! – прокричал Марк. – Я ЗАЕБАЛСЯ, БЛЯДЬ, ПЫТАТЬСЯ ПОНЯТЬ, ГДЕ Я НАХУЙ!!!
Я открыл глаза, обнаружив себя всё там же на диване во всё той же квартире. Марк, Саша и Света были на своих местах… Ну, примерно. И, по всей видимости, тоже только присоединялись к нам с Марком… здесь.
– Это реальность или нет? – пропищала Света.
– Хуй его знает, но я, кажется, ощущаю, что реальность, – сказал я.
– Я нихуя не помню, но я тоже ощущала, что там реальность! А нет, помню, блять… Как нас бомбили… – хныкала она.
– Ну… Сейчас вроде не бомбят, так что не переживай, – тихо сказала ей Саша.
С трудом и по крупицам я помнил и вспоминал то, что видел сам. Глубокая тоска напала на меня, какая нападает, когда просыпаешься от очень хорошего сна, который не ощущался сном, а ощущался как прекрасный счастливый момент жизни.
Я огляделся. Открытая пачка галоперидола валялась на полу с несколькими таблетками рядом. Значит, то была правда. В смысле я действительно ходил за ними. Кто-то их съел? Надеюсь, что нет. Это мои таблетки, который мне выписали на всякий случай, и навряд ли этот случай и есть всякий. И вообще, он для конкретного всякого случая, который, может, и не настанет, поэтому он и всякий.
Вспомнив, что история с его добычей так бестактно оборвалась, я ещё больше взгрустнул. Потому что её неоконченный конец мне очень понравился. Вернее, фигуранты этой истории. Фигурантка… Как из сна с идеальной девушкой… Бессилье и злоба от этой неоконченности прошли по моему телу, от которых с гневной досадой хотелось что-нибудь прокричать. Но я не буду. Я же не Марк…
Но несмотря на то, что мне было немного грустно и тоскливо на душе, я не ощущал, что это те же грусть и тоска, что были раньше, подавлявшие меня совсем уж жёстко. Кажется, мне было лучше. В плане душевном. В плане физическом мне дико хотелось пить.
Я встал и, немного пошатываясь, отправился из зала.
– Ты куда? – спросила Саша.
– Пить хочу – пиздец, – ответил я.
– Поставь чайник тогда, мы тоже сейчас придём, – и она тяжело вздохнула.
Пока я шёл на кухню, пока включал свет, пока ставил чайник, пока садился и сидел за столом, больше всего меня волновала реальность посещения Строителя. Был ли я там на самом деле? Виделся ли я на самом деле с этой туберкулёзной девочкой? Не то чтобы я переживал о ней… Переживать о ней – то же самое, что переживать о случайном персонаже третьего плана без особой роли во сне, которого ты даже не знаешь, видел в первый раз и по пробуждении практически забыл. Я переживал о том, имею ли я теперь туберкулёз в себе или нет. И эта неизвестность очень меня нервировала. Мне, блять, неопределённости с ВИЧ, что ли, не хватало в жизни?!
Чайник вскипел и я заварил себе пакетик обычного чёрного чая. Медленно глотая его мелкими порциями, сидя в унылой тишине, я ощутил, как мне становится немного теплее. Это было важно, потому что в квартире по какой-то причине было достаточно холодно, и мои ноги замёрзли, вернее пальцы на ногах, которые я поджимал, чтобы было теплее. Да и сам я как-то… замёрз. Со временем на кухню подтянулись Марк и девочки.
– А нам ты чай не сделал? – спросил Марк на ходу, пока направлялся к чайнику и кружкам, и непонятно, зачем это было спрошено, если и так всё очевидно.
– Не сделал. Я же не знаю, какой чай вы хотите, – ответил я.
– Эх ты… – Саша шутливо осудила моё бездействие.
Они налили себе чай и тоже сели за стол. Минуту-другую мы пили молча, затем Марк спросил нас:
– Ну и что? Как вам?
Краем глаза я увидел, что девочки переглянулись между собой.
– Хуёво, – раздражённо сказала Света. – Мне мерещилась всякая хуита страшная. Почти ничего не помню, а то, что помню, то помню смутно, но там пиздец какой-то виделся.
– Странно. Ты, вроде, сидела, мультики смотрела, откуда пиздецу взяться? – ответил ей Марк.
– Может быть, внутри какие-нибудь переживания были, – робко предположила Саша.
– Ну а тебе как? – обратился он к ней.
– Ну… Ну знаешь, вроде интересно, но второй раз я пробовать не хочу. Слишком реально там всё кажется, не разбираешь, где настоящая реальность, а где галлюцинация. Ну… Ну возможно, что я тоже немного на негативе была, поэтому, может, и можно второй раз попробовать. Но только в хорошем настроении. Я, всё-таки, считаю, что это важную роль играет при взаимодействии с любыми веществами такого рода…
– Ну а ты что? – Марк обратился ко мне.
