– Нет, не в порядке. Ты должна вернуться в туннели и предупредить обитателей о Кэлуме. Я должна была послушать тебя. А не быть настолько слепой, чтобы не увидеть, кто он на самом деле, – прошептала я, и слова повисли в воздухе между нами.
Ее губы дернулись в грустной улыбке. Она не хуже меня знала, что это правда. Все это время она знала. А он сделал из меня дуру.
– Тебе нужно уйти от него, – сказала она и прервалась, чтобы сглотнуть и продолжить: – Ты уже видела, как он силен. Только представь, что произойдет, если ваша парная связь замкнется. Он обретет полную силу. Чего бы это ни стоило, Эстрелла, ты не должна позволить ему забрать тебя в Альвхейм.
Ее речь оборвалась, и она уставилась на мою руку, слабо сжимая ее своими пальцами.
– Я не позволю. Обещаю, – сказала я, зная: что бы ни случилось, я должна сдержать обещания, которые дала ей и брату.
Я не могла позволить Калдрису забрать меня в мир фейри.
Глаза у нее наполовину закрылись, тело обмякло, хотя она еще продолжала дышать.
– Избавь меня от страданий, – простонала она, убирая свою руку с моей, чтобы еще раз коснуться раны.
Калдрис, казалось, услышал ее мольбу, хотя находился достаточно далеко – ни один человек не услышал бы ее слов на таком расстоянии. Он обнажил меч и подошел ближе к нам, не обращая внимания на мои широко распахнутые глаза.
– Закрой глаза, Мелиан, – сказал он, опустив руку ей на лоб, закрывая глаза. – И обрети покой в Пустоте, пока следующая жизнь вновь не призовет тебя к нам, или обрети покой с Отцом в Валгалле.
– Я думала, что женщины попадают во владения Матери, – сказала она едва слышным шепотом.
Калдрис улыбнулся ей, хотя она этого не видела. Это была первая искренняя улыбка женщине, которую, он, казалось, терпеть не мог.
– Люди могли бы так подумать, но Отец и Мать не подразумевают отношение к полу, в которое верите вы. Такого воина, как ты, Отец примет с распростертыми объятиями.
Он коснулся мечом ее шеи, плавно провел по ней острием, быстро покончив с ее жизнью, не угрожая ее сердцу и не принуждая к окончательной смерти до того, как придет ее естественное время. Ее рука упала с туловища, скользнув вниз на покрытую щебнем землю. Калдрис вернул свой меч в ножны у себя на спине.
Я смотрела на женщину, которая была руководителем Сопротивления и казалась большей, чем сама жизнь, в том мире, где женщины считались лишь дополнением к мужчинам. Из раздумий меня вырвал скрежет кости о камень, и я увидела, как вызванный Калдрисом скелет поднял валун и вонзил его в землю у дороги.
– Позволь мне совершить человеческий обряд для ее погребения, – попросила я, желая почтить смерть Мелиан и похоронить ее так, как хотела бы она, если бы могла выбрать.
Кэлум посмотрел на меня, и глаза у него стали серо-голубые, как первый зимний лед на озере.
– Я обязан похоронить ее надлежащим образом, – ответил он.
Вид у него был такой, будто он хотел извиниться за то, что должен был сделать. Но у меня почти не было сомнений, что он должен был уступить и сделать то, что выбрал бы для себя сам человек.
Я молча стояла на коленях, пока скелет копал могилу для Мелиан. Смотрела, как Кэлум осторожно поднял ее на руки и опустил в яму в земле. На глаза легли две серебряные монеты. Металл блеснул на свету, и у меня из горла вырвался сдавленный всхлип. Затем он зачерпнул первую горсть земли и начал засыпать тело. Он работал в тандеме со скелетом, закапывая могилу, пока Мелиан не исчезла из виду, полностью засыпанная землей.
4
Как только Мелиан не стало видно, Калдрис повернулся ко мне, его взгляд смягчился, когда он увидел влагу у меня на щеках.
– Мне жаль, детка, – сказал он, взяв меня двумя пальцами за подбородок.
Прохлада его кожи проникла сквозь оцепенение, охватившее мое тело, наполнив приторной печалью, грозившей захлестнуть меня с головой.
На несколько мгновений страх ушел. Страх за выживание или за то, что произойдет, если я не уйду от мужчины, который хотел объявить меня своей парой. Осталось только странное, непрекращающееся желание снова ощутить то удовлетворение, которое я почувствовала на границе у Завесы. Когда Пустота ждала меня, звала меня по имени, и я знала, пусть совсем недолго, что боли больше не будет.
Этот мир был уродлив. Он был несовершенен и горек, и в нем было слишком много смерти, чтобы продолжать жить. Призраки прошлого будут преследовать меня и людей, которых я любила, целую вечность, если Калдрис сделает по-своему, а я считала, что не настолько сильна, чтобы пережить это.
– Когда придет мое время, я хочу погребальный костер, – сказала я.
Мои слова звучали громко, в голове у меня было пусто, и пустота проникла в мой голос и повисла между нами. Я сосредоточилась на его лице и увидела боль, которая исказила его черты от моего резкого заявления. Он понял, что я хотела сказать: это был отказ от всего, что было так важно для него.
– И я не хочу никаких монет на глаза, – продолжила я. – Я хочу, чтобы моя душа блуждала и ждала прохода. Мне нужно больше времени, прежде чем я вернусь к тебе в следующей жизни.
Он закрыл глаза и сильно прикусил себе нижнюю губу. Темные глаза наполнились тоской, и когда он снова открыл их, мне стало трудно дышать.
– Ты хочешь сделать мне больно, звезда моя? Ты этого добиваешься? Мне и так пришлось прожить несколько веков без тебя.
Я поднялась в полный рост там же, где стояла в грязи на коленях и смотрела, как скелеты хоронят Мелиан. Рука Калдриса упала.
– Я просто не хочу иметь с тобой ничего общего, – сказала я, высоко вздернув подбородок и глядя ему в глаза. – Если это означает, что мне придется бесцельно скитаться без места, которое можно было бы назвать домом, то пусть так и будет.
Он грустно улыбнулся, поднял руку и положил ее на метку фейри у меня на шее.
– Ты просто накажешь себя. У тебя не будет следующей жизни. Больше не будет никаких реинкарнаций, чтобы вернуть тебя мне. Это твоя последняя жизнь, мин астерен. Мы уже потеряли столько лет, – сказал он, хватая меня за руку.
Он положил мою руку на свой Виникулум, зазеркалив свое положение, и у меня по телу запульсировало тепло. Подобно замкнутому кругу, его энергия с гулом проходила сквозь меня и возвращалась к нему, соединяя нас таким образом, что это казалось гораздо более близким, чем те ночи, когда он был внутри меня со своими чарами.
– Пожалуйста, не упусти наш последний шанс на счастье.
– Довольно смело с твоей стороны предположить, что я когда-нибудь смогу быть счастлива с человеком, который лгал мне, – сказала я с придыханием, когда он коснулся моего лба своим.
Тьма его глаз заглянула мне в душу, угрожая украсть мысли прямо у меня из разума. Я не сомневалась, что если он их обнаружит, то обязательно использует против меня.
– Я не человек, мин астерен. Тебе придется перестать предъявлять ко мне стандарты, которые ты предъявляешь к человеку, – сказал он, нежно проводя большим пальцем по моей скуле и подбородку. – У фейри совсем другие мотивы и потребности. Если человек теряет жену, он в конце концов находит другую. У фейри может быть только одна пара. Среди всех созданий этого мира есть только одно существо, которое может заставить нас почувствовать себя одним целым. Только одно-единственное существо, которое может принести нам радость, связанную с рождением детей. Как думаешь, что сделал бы человек, оказавшись в таких обстоятельствах?
Я молчала. Ответить мне было нечего, а сотрясать словами воздух не очень хотелось. Человеческие мужчины брали то, что хотели, не задумываясь. Они заставляли нас подчиняться их потребностям, действуя при этом так, будто мы были вращающимися дверями. Они легко меняли нас.
– Тот факт, что они отвратительно ведут себя, не оправдывает твоего поведения. Это просто означает, что все вы есть зло. А я цеплялась за надежду, что, может быть, в этом богом забытом мире есть хоть одно хорошее существо. Спасибо, что показал мне, как сильно я ошибалась в своих надеждах, – сказала я, отводя глаза.
Связь между нами прерывалась, и от этого становилось трудно, почти невозможно дышать.
– Наверное, мне следовало забрать тебя из компании твоего брата той ночью в амбаре? Зарезать его за то, что он посмел встать между мной и моей половиной, и забрать тебя к себе в дом прямо там и тогда? Я дал тебе то, чего большинство никогда не имело: возможность узнать меня, возможность полюбить меня, прежде чем я лишил тебя всего, что, как ты думала, знаешь о себе. – Рука, лежавшая на метке у меня на шее, сместилась вниз, ладонь прижалась к краям метки и замерла прямо над моим сердцем. – Можешь сколько угодно притворяться, что ненавидишь меня, мин астерен, но я знаю правду.
– И что это за правда? – спросила я дрожащим голосом, когда он впился пальцами в то место, где в вырезе моего платья виднелась грудь.
Когда он прикоснулся рукой к моей голой коже, у меня перехватило дыхание. Теперь между нами был только слой грязи.
Он провел моей рукой вниз по своей шее, подсунул ее под развязанную шнуровку своей туники, чтобы я тоже прикоснулась к его золотистой коже. Положив мою руку себе на сердце и полностью зазеркалив положение наших тел и рук, он ухмыльнулся и легонько стукнул меня по груди ладонью.
И мое сердце замерло, перестав биться.
Прошла секунда. Затем еще одна. Я ждала, когда меня снова наполнит ровный гул, ждала, когда мое тело почувствует, что оно снова может функционировать, а потом в ужасе посмотрела на его руку, лежавшую у меня на груди. Без стука моего сердца, перекачивающего кровь по венам, тишина вокруг нас казалась слишком громкой.
Я напряглась, пытаясь высвободить сдавленное дыхание, и от паники глаза у меня были готовы выскочить из орбит. Даже сквозь дымку ужаса моя ладонь на его груди оставалась неподвижной. Его сердце тоже остановилось. Ничего не указывало на то, что он вообще был жив, поскольку его лицо исказила гримаса, которая, должно быть, полностью отражала мою.
