Вслед за тенью. Книга вторая
– Благодарю вас, Госпожа. Мне очень важно ваше мнение.
Я было хотела поинтересоваться: «Почему?», но меня лишили этой возможности.
– Лилия, можешь быть свободна, – распорядился Орлов по-хозяйски. – Прошу к столу, Миледи, – обратился он уже ко мне.
Повторять приглашение не пришлось. С постели меня словно ветром сдуло! Одно мгновение – и я стояла у стола перед «своим» креслом. Стояла и наблюдала, как, опустив крышку ноута, мой сотрапезник оставил его на ещё одной тумбочке, неизвестно, откуда взявшейся в номере. Прикатив свое кресло к обеденному столу, он подошел к моему и галантно помог в него усесться. Только после этого Кирилл Андреевич занял свое место и убрал крышку с блюда, на котором красовался огромный стейк из говядины средней прожарки с ломтиками запеченного картофеля и овощами, разложенными вокруг него.
Я с наслаждением вдохнула аромат вкусностей, скрытых на моем блюде под металлическим кавером. Густой, чуть терпкий запах специй показался мне смутно знакомым. Но где и когда я ощущала его раньше, моя натруженная память оживлять отказывалась. Я осторожно оторвала от блюда переливающийся сталью конус и впала в ступор…
Ярко-красными глазками—бусинками с блюда на меня «смотрели» медальоны из говядины под брусничным соусом. С овощным гарниром. Их так же, как когда-то было ровно пять штук… И были они один в один похожи на те, которые я много лет назад с удовольствием помогала «натыкивать чесночком». И с превеликим аппетитом поедала их с пылу с жару, нагулявшись на свежем морозном воздухе у берегов Енисея.
«Это твоя норма, малышка!» – в голове раздался добрый, тихий голос из моего далекого детства. Голос этот никогда не звучал по-русски. Всегда – на одном странном диалекте. На наречии, которое когда-то я вынуждена была научиться понимать…
Те медальоны были – пальчики оближешь! И я всегда съедала их все до последнего кусочка, сидя за широким столом в кругу людей, на полгода заменивших мне семью. Перед глазами, как по команде, поплыли их далекие образы. Лица эти настолько плохо сохранились в памяти, что казались очень слабо «прорисованными», едва различимыми. Я попыталась «прорисовать» их четче, постаравшись «переместиться» в то время, и даже увидела, как мы с одной девчонкой рассекаем на коньках по крепкому Енисейскому льду.
«Как же ее звали? – задумалась я, – Не помню…»
– Екатерина!
– Да, – рассеянно откликнулась я.
– Что тебя затянуло в этот раз?
– Вспомнилась одна поездка.
– Куда?
– Есть ли смысл рассказывать… Давно это было.
– Послушаю и решу, есть он или нет. Так куда ездила?
– За Урал, – ответила я, удивляясь его настойчивости.
– Добавь конкретики! – распорядился он. И уточнил: – Куда именно за Урал?
– Если конкретнее, – вздохнув, объяснила я, – то в Красноярский край… Там такая тайга… Красиво… Очень…
– С кем ездила?
– С дедушкой. Он тогда отвез меня к тете Алле – маминой подруге.
– Зачем?
– Сказал, для того, «чтобы пришла в себя». Понимаете… Когда не стало мамы… Это выбило меня из колеи. Помню, отказывалась разговаривать. С кем бы то ни было.
– Почему?
– Не знаю.... Просто стала считать это неинтересным. Постоянно сидела в своей комнате. По-турецки… И смотрела на портрет мамы. Он вдруг появился на стене напротив моей кровати. Смотрела на маму и постоянно плакала. В общем…
Меня слушали молча. Не перебивая, не задавая наводящих вопросов. И, казалось, вслушивались в каждое слово, которое я произносила.
– Дед решил, что я в депрессии, – продолжила я, – И счел смену обстановки единственным, что помогло бы вытянуть меня из нее. Он оказался прав – помогло. Правда, в тот день, когда он сообщил мне, что переезжаю невесть куда, я взбунтовалась не на шутку, – усмехнулась я, вспоминая. – И тогда я решила сбежать.
– Куда? – видимо, не сдержался мой слушатель.
В его глазах считывался интерес. И это подтолкнуло меня к откровенности. Мне вдруг захотелось рассказать ему о той поездке все. Все, что удастся вспомнить…
– На дачу к Алисе, – поделилась я, возродив в памяти свои ощущения тех дней.
Тогда меня накрыло покрывалом безысходности. Тяжелым. Будто свинцовым. Дни вяло плелись один за другим. Я просыпалась по утрам и неизменно приходила в ужас от того, насколько всё изменилось. Насколько безрадостной стала жизнь.
– Идея с побегом показалась мне удачной, – продолжила я свой рассказ, —Думала, отсижусь на Алискиной даче несколько дней и вернусь. А тем временем дедушка откажется от намерения отсылать меня из дома. Именно отсылать, потому что свой отъезд я воспринимала как ссылку. У Алисы на даче был большой дом. Она заверила меня, что в погребе там полно продуктов… Как раз тогда бабуля уже научила меня жарить яичницу и варить картошку. Поэтому я была уверена, что голодать не придется. Правда, чтобы добраться до продуктов, нужно было открыть дверь погреба. А она трудно открывалась. Алиса говорила, что дверь та находилась в полу, и надо было очень сильно ее тянуть. Но мы тогда решили, что вместе потянем и обязательно откроем… А ещё у них на даче было много книг – огромная такая библиотека. А с книгами нам было бы не скучно. В общем, расчет был на то, что дедушка за это время передумает увозить меня из дома. И от Алисы.
– Кардинальное решение, – задумчиво пробасил Кирилл Андреевич.
– Да. Но меня вынудили обстоятельства. Помню, что взбунтовалась ещё и потому, что дед всё решил за меня. Моим мнением он тогда даже не поинтересовался. А я привыкла, чтобы интересовались, ведь папа всегда так делал. И потом… Моя новая жизнь оказалась такой… унылой. Ужасно хотелось перемен. Но не таких кардинальных, чтобы уезжать далеко и надолго. Думаю, дедушка точно тогда уловил мой настрой. Он наблюдал за мной. Я постоянно ощущала себя под прицелом его внимательных глаз. Как под прицелом ваших сейчас.
– Я не желаю тебе вреда.
– Он тоже не желал… В общем… Видимо, он просчитал нашу с Лисой задумку и спутал нам все карты.
– Кто такая Алиса?
– Моя подруга… Одноклассница.
– Как поступил Даниил? Каким образом он спутал вам карты?
– Дедушка? – Орлов молча кивнул. – Он просто перенес дату моего отбытия в «ссылку» на сутки назад – как раз на тот вечер, на который мы с подругой и запланировали побег.
– Она решила сбежать с тобой?
– Конечно! Мы же с ней были не разлей вода.
– Иметь такого друга – большая удача, – проговорил мой наблюдательный собеседник, – Где она сейчас?
– Не важно…
– Вы больше не общаетесь?
– Почему же, общаемся… Но гораздо реже.
– В чем причина?
– Я не буду об этом говорить.
– Твое право, – миролюбиво откликнулся Кирилл Андреевич. – Значит Громов тебя увез… А дальше?
– Дальше я попала в совершенно непривычную среду. Вокруг были совсем чужие люди. И незнакомый дом без телевизора. Правда, он был со всеми удобствами. И мне там даже комната нашлась. Миленькая такая. Просторная. С окнами в лес. Впрочем, он был там повсюду: из какого бы окна не выглянуть. Дедушка тогда объяснил, что это тайга. В ней много опасностей. Дикие звери, прячутся за огромными густыми деревьями. Поэтому в лес одной ходить нельзя. Только в сопровождении дедушки Арта. Кстати, его имя переводится как «камень».
– Кто это был?
– Человек, – ответила я, пожав плечами. – Один из них. Знаете, когда я увидела его впервые, он показался мне таким холодным! Отстраненным… Высоким, как дерево. И таким же мощным. А борода-то какая у него была! Густая такая – в пол-лица. Длиной до самой груди, представляете! И глазищи такие черные. Мне казалось, они видят всё. Даже сквозь стены. Ходил он всегда в таких свободных длинных одеждах: в рубахах чуть ли не до колена и свободных штанах. Ворот у рубашки всегда был высокий. Такой, знаете, – стоечкой. Помню, как-то спросила у него, как он ее надевает. Он ответил, что через голову. Я тогда ещё удивилась, как он туда ее просовывает, с такой-то бородой. А там – на вороте, оказывается, крючочки были. Незаметные на первый взгляд. Потайные. В общем, придерживался дедушка Арт старорусского стиля. Впрочем, не только он. Они все.
– Сколько их было?
– Не могу сказать точно. Шесть человек жили в доме постоянно. Но время от времени поселялись и другие люди. Приезжали в гости. Ненадолго.
– Что ещё помнишь?
– Арт отлично ориентировался в тайге. Каким-то образом всегда находил из нее выход. Как бы далеко мы ни заходили. А мы могли пробраться очень глубоко – туда, где деревья росли так кучно, что не пропускали и лучика света…
– Что ещё?
– Я прожила в том доме до конца зимы. Поначалу мне было очень непросто. Ведь вокруг были люди, которых я совсем не понимала. Но я не замкнулась. Наоборот – раскрылась. Хотя правильнее, наверное, сказать —«мобилизовалась» Похоже, на это дедушка и сделал ставку.
– Они не говорили по-русски?
– Нет. Абсолютно. Ни словечка за все те месяцы, что я у них провела. Эти люди общались на необычном наречии. Но они окружили меня заботой. Окружили настолько, что я стала считать их своей семьей. Бабушка Лия часто пела мне песни и рассказывала сказки. Но делала она это на том непонятном языке. И, чтобы понимать, я училась произносить и запоминать новые слова… Училась петь песни вместе с ней. Причем не просто петь, а изображать. Ну… разыгрывать сценки. Потому что в песнях обычно рассказывалось о птицах, о разных животных, обитающих в тайге. Напевая, я училась повторять их движения: взмах крыльев, легкую бесшумную поступь рыси… Действия охотника. Осторожные и решительные… Помню, Арт учил меня ловить рыбу, собирать ягоды. А бабушка Лия – распознавать лечебные травы. И готовить говяжьи медальоны. Такие, как эти, – поделилась я и вдруг заметила, что тарелка моя пуста. – И когда я успела их съесть?
– Пока рассказывала, – усмехнулся мой внимательный слушатель. – В общем, твоя жизнь там била ключом.
– Она была размеренной, неторопливой… Но интересной.
– Где они все теперь?
– Не знаю… Дед забрал меня оттуда в конце той же зимы. С тех пор я больше никого из них не встречала. Бабушки Лии, наверное, уже нет в живых… Тетя Алла…
– Она жила там же? В том доме?
– Нет. Приезжала. Но часто. И обычно на несколько дней. Потом уезжала. Мы давно с ней не общались. Очень давно. И это странно, ведь связаться друг с другом сейчас не составляет никакого труда.
– Ошибаешься… Не всегда это так.
– Интернет же сносит все границы! И сводит к нулю любые расстояния. Так что было бы желание… Но вот как раз его-то все эти годы ни у кого из них, похоже, и не наблюдалось. Я пыталась их разыскать. Помню, донимала дедушку, но он как-то странно тогда сказал: «Забудь о них. Их нет. Считай, что и не было никогда…» Странно, правда?
– Не без этого…
– И о дочери тети Аллы мне тоже ничего не известно, – помолчав, добавила я, – Обе – как в воду канули.
– У нее есть дочь?
– Да. А вы не знали?
– Нет. Как зовут её дочь?
– То ли Лика… То ли Вика… Или Лина… Или Инна… Никак не могу вспомнить… Как ни стараюсь…
– С такой-то памятью как у тебя?
– Как начинаю вспоминать тот период жизни… Какая-то каша в голове образуется. Только два имени чётко и запомнились: бабушкино и того дедушки с бородой. Знаете, вот помню бабушку Лию, помню, как она пела мне песни на том языке, рассказывала сказки. Сам язык тоже помню… А лица их всех – очень смутно. Как в тумане.
Я расстроилась и сникла. Так было всегда, стоило мне в очередной раз убедиться, что не в состоянии вспомнить лица тех людей. Что в этом бесконечном квесте в очередной раз потерпела неудачу.
– Как у тебя с контрацепцией обстоят дела? – вдруг долетело до меня.
– Что? – шокировано прошептала я, не веря своим ушам.
– Ты услышала вопрос. Отвечай.
– Контрацепцией… Дана Валерьевна направляла меня к гинекологу, – залепетала я.
– Дана? Дана Стриж? Подруга Ольги?
– Да… Вы с ней знакомы?
– Некоторый опыт имеется… – зависнув на пару мгновений, всё же ответили мне. И через паузу добавили: – Насколько мне известно, Стриж – психолог. У тебя проблемы в этой области?
«Как же быстро он ухватил суть! И кто ж меня за язык-то тянул!»
– Скорее нет, чем да, – неопределенно ответила я. Мне очень не хотелось развивать эту тему. Но выбора мне не оставили:
– Как это понимать?
Я замолчала.
– Стриж не заинтересовалась бы на пустом месте, – дожимали меня доводами.
– Я не хочу об этом говорить.
– А придётся! – В тоне его голоса промелькнула категоричность, что меня озадачило и рассердило одновременно.
– Не придётся! В конце концов кто вы такой, чтобы я обсуждала с вами свою личную жизнь! – взбунтовалась я.
– Поменьше агрессии, девочка, – негромко предостерегли меня.
– Простите… – осеклась я, припомнив коронную фразу дедушки о том, что в любой ситуации нужно уметь держать себя в руках, а не впадать в истерику.
– Я рассчитываю получить ответ на свой вопрос, – через паузу терпеливо напомнили мне.
– На какой из них? На вопрос о контрацепции или психологических проблемах?
– Начнём по мере их поступления – с вопроса о контрацепции.
– Начнём и закончим на нем! – потребовала я. И добавила: – С контрацепцией все в порядке! Точка.
«А что? Конечно, в порядке! У меня пока нет причины ее использовать – значит точно всё в порядке! Вопрос закрыт», – с видом бедового мудреца рассудила я. И получила ответ:
– Замечательно. Тему с препаратами развивать не буду.
– Какими препаратами? – не поняла я.
– Которыми ты пользуешься. В контрацептивных целях, я имею в виду.
– А… Ну да… Давайте не будем ее развивать. И вообще… С чего вы вдруг об этом спросили?
И тут меня осенило: «Это всё тот злосчастный эксперимент! Поэтому он и завел эту тему! Решил, что я навязываюсь! Ну, конечно! Откуда ж ему знать, что причина моего эксперимента была совсем в другом…»
– Я поняла, почему вы спросили о контрацепции.
– Неужели! – усмехнулся он.
– Но вы неправильно поняли… Тот поцелуй… Понимаете… Он был мне нужен для другого… То есть… цель была не той, о которой вы подумали…
«Боже, что я несу!» – мысленно ужаснулась я, совсем растерявшись.
На счастье, нашу «задушевную» беседу прервало щебетание неугомонного Орловского ноута.
– Не утруждай себя объяснениями, – спокойно бросил мне его хозяин и поспешил уделить свое драгоценное внимание всплывшему на экране сообщению.
А я выдохнула с облегчением. Кажется, щепетильная тема была закрыта.
Сытный ужин придал мне сил, а прозвучавший совет Кирилла Андреевича – оптимизма. Наблюдая за сосредоточенным профилем напротив, я наконец решилась затронуть тему с портсигаром – серебряной вещицей, уже несколько часов не дававшей мне покоя. Причем, как сама вещица, так ее владелец – странный Орловский родственник. Мои приключения на выходных подходили к концу, а значит нужно было ловить момент, ведь другой возможности поговорить об этом может не представиться. И пока я обдумывала, как безопаснее ступить на эту зыбкую почву, Кирилл Андреевич меня опередил…
Глава 14 Родственничек
– Так что ты вспомнила по Жарову? – спросил Кирилл Андреевич, оторвав взгляд от экрана ноута. И принялся методично уточнять: – По Каменнолицему, как ты его окрестила. Сегодня утром, я имею в виду. В холле Базы. После вашей со Стоцкой утренней прогулки.
Тон Орлова стал по-деловому выдержанным. И я поняла, что ему нужны голые факты. Выводы он сделает сам.
«По Жарову… Как официально… – задумалась я, – С прохладцей… Неужели родственничек и ему успел насолить?»
Массивное чёрное кресло мягко зашелестело колесиками по новомодному напольному покрытию, чем-то напоминающему каменное, и подъехало к кровати, на которой я сидела, сложив ноги по-турецки и обложившись одеялом.
Этот слабый звук сразу воскресил в памяти похожий: так шелестели листья под нашими с мамой ногами, когда мы шли по тропинке импровизированного зелёного «туннеля». Шли в школу тем сентябрьским днём, когда встретили странного старика. Старика, из рук которого и выпал памятный серебряный портсигар. Выпал на каменное покрытие дорожки и звонко отрикошетил в траву.
– Получается… – задумчиво выдала я свои мысли вслух, – когда он стоял под дождем и смотрел нам вслед, он просто выжидал, когда мы выйдем из «тоннеля». Он должен был подобрать выпавший из рук портсигар. Убрать улику… Кажется, старик – именно он… Но к чему был весь этот маскарад? Зачем переоделся в старика?.. Это вы его в тот день туда направили?
– Кого и куда? – прозвучало негромко. Несколько озадачено.
– Вашего Жарова. В «туннель».
– В какой туннель?
– Зелёный. Сложенный из ветвей деревь… – ответила я и осеклась на полуслове, заметив реакцию моего собеседника. На меня смотрели, как на блаженную: с грустью и полным непониманием. И, кажется, даже с жалостью.
– Понимаете… Я недавно вспомнила день, когда мама провожала меня в школу в последний раз… Тот день, когда её не стало… Так вот… В то утро мы шли с ней через «тоннель». Это слово я узнала за несколько дней до того… Из книжки. Мы с дедушкой тогда читали про паровозик, который боялся по нему проезжать… Не важно… Отвлеклась. В общем, мы шли по узкой дорожке. Под сводом из ветвей деревьев. Они росли по обеим её сторонам. И были так туго переплетены, что создавалось впечатление, что проходишь сквозь тоннель.
– Ясно. Дальше!
– В тот день нам с мамой там встретился старик. Он шёл нам навстречу. Остановился. Посмотрел на меня… И подарил листочек.
– Какой листочек?
– Багровый такой. Резной. Я выронила его тогда. Решила подобрать. Присела и услышала звук… Будто что-то упало. Оглянулась и увидела блестящую коробочку. Это был портсигар. Тот самый, который я увидела сегодня в руках у Каменнолицего!
– Почему решила, что тот самый?
– И на том и на этом изображен орёл. С ярким зелёным глазом. В траве тогда лежал точно такой же! И так же, как сегодня он тогда привлёк моё внимание этим своим глазом… Блестящим таким, переливающимся на свету. Он будто подмигнул мне. И тогда, и сегодня. Это точно тот самый портсигар! Я уверена! Вот просто на сто процентов уверена! Да что там на сто – на все тысячу процентов!
– Верю, – негромко согласился со мной Кирилл Андреевич. И задумчиво потёр подбородок пальцами: указательным и средним.
– Отлично! Это вы его туда послали? Я имею в виду старика. Ну, то есть переодетого Каменнолицего? А, может… – напряглась я от новой догадки, – Может тогда нам встретились именно вы?! А что? Это же вполне возможно! Вы любите переодеваться. Примерять разные образы… Да тот же парик, о котором я недавно вспомнила! И руки у того старика были молодыми! Ну, то есть совсем без морщин… Что скажете? Там были вы? Просто позаимствовали у него этот портсигар? А может подарили ему его уже после той слежки за нами, а?!
– Нет… – ответили мне через паузу, которой, казалось, не будет конца.
– Ответ «нет» – на то, что там тогда были вы, и ли – на то, что подарили портсигар Каменнолицему?
– На оба вопроса, – негромко ответили мне.
– Почему я должна вам поверить?
– Хотя бы потому, что в сентябре того года я находился за пределами страны. Уехал на следующий день после разговора с твоей матерью в Парке развлечений. А разговор тот состоялся за неделю до её гибели. Тогда, как ты рассказываешь о самом дне гибели Ольги, если я уловил суть твоих сумбурных мыслей.
– Уловили… Ну и что что находились? – встрепенулась я и выдала: —Понаходились за этими самыми пределами и вернулись на денёк, а потом снова уехали находиться за пределами! Для алиби, например!
– Разочаровываешь, – заметил Орлов, усмехнувшись, – Похоже, совсем рассорилась с логикой, – заявил он. И, вздохнув, продолжил: – Если бы это был я, то зачем мне приезжать «на денёк»? Зачем рушить собственное алиби и так глупо подставляться, пересекая границу? Ещё раз: где логика, Миледи?
– Вы могли бы въехать в страну под другим именем…
– Вот как? Как ты это себе представляешь?
– Как вариант – почему нет? В разговоре с дедом мама как-то обмолвилась, что выедет по паспорту прикрытия… Или под прикрытием… Как-то так она выразилась… Сейчас, наверное, не смогу вспомнить дословно. Устала…
– Куда выехать? – мой собеседник, кажется, напрягся.
– Я не поняла. Вернее, она не сказала. Потому что меня рассекретили и прервали разговор.
– Мда… – озадаченно задумался мой визави. На пару минут комната погрузилась в тишину. – Ладно оставим это до лучших времен и «вернёмся к нашим баранам». Вернее, к злополучному тоннелю. А не считаете ли вы, Миледи, что мне безопаснее было бы направить в тот самый тоннель третье лицо? Ну, если подумать? – вдруг выдал он, изогнув губы в коварной усмешке. И продолжил тоном, в котором чётко улавливался сарказм: – Если уж задумал коварство, то лучше исполнить его чужими руками – руками профессионала, не так ли?
– А Жаров – профессионал?
– Точно! Именно его я и должен был задействовать в этой «операции»! – с иронией воскликнул мой собеседник, изобразив кавычки в воздухе на слове «операция». – Видимо, чтобы полиции легче было на меня выйти, для чего же ещё? Гениально, Миледи, просто гениально! И главное – в чём же был смысл появиться мне в том самом тоннеле? Наверное, для того, чтобы просто пройти мимо вас, подарить тебе листочек и обронить улику. И улику эту ни в коем случае нельзя было уничтожать в течение всех этих лет, верно? Её обязательно требовалось сохранить, так? Для чего? А для того, чтобы свидетель её опознала и разоблачила меня спустя годы. Разоблачила на пару с моим бедовым родственником. Так?
– Так основной свидетель был убран… – пробормотала я. И уточнила: – В тот же день. Осталась только маленькая девочка, которая и показаний толком дать не могла.
– А, ну да… Мне же, конечно, было неизвестно, что эта самая девочка может вспомнить и передать все в подробностях. Я же даже не догадывался, чья она дочь, правда? Не знал, что ей по наследству от отца передалась фотографическая память. А от матери – отличная наблюдательность. Так же, верно? А отец этой девочки, конечно же, не рассказывал мне, какая у него смышленая дочь, да как она всё подмечает и запоминает. И что способности её нужно непременно развивать… И что он обязательно подарит ей «Монополию», чтобы развивала логическое мышление… И что он очень доволен тем, как его брюзга – тесть учит её играть в шахматы. И как она уже обыграла его однажды – поставила детский мат, пока тот отвлёкся.
– Почему брюзга? – растеряно спросила я.
– Потому что эти двое на дух друг друга не переносили. Громов считал твоего отца недостойным твоей матери. И изменил своё мнение только перед той командировкой, из которой Василий вернулся не тем, кем был раньше.
– Что значит «не тем, кем был раньше»?
– Понятия не имею. Так Ольга выразилась.
– Когда?
– Когда ты каталась на лошадке.
– В том парке развлечений?
– Да.
– И всё же, если не Каменнолицый, то кто это мог быть? Там – в тоннеле?
– Разве я утверждал, что это был не он?
– Нет… Но тогда зачем он за нами следил? Может выяснял, в какое время мы обычно выходим из дома?..
– Для этого не обязательно было перед вами «светиться». Достаточно было узнать школьное расписание.
– Послушайте, а ведь мама того старика узнала. Узнала, поэтому и занервничала. Не позволила мне поднять листочек… И потянула за собой. За руку…
– Узнала и занервничала… Теоретически это мог быть Жаров. У Ольги в те дни были причины его опасаться… Почему был в гриме – без понятия… Зачем перед вами появился – тоже вопрос… Возможно, хотел взглянуть на тебя.
– Зачем?
– Трудно судить, что было тогда у него в голове… В те дни он потерял дочь и новорожденную внучку… Возможно, хотел увидеть дочь той, кого считал виновной в их смерти…
– Увидеть, чтобы что?
– Понятия не имею… Но поинтересуюсь у него. Обязательно.
– Ладно… В тот день, так и быть, это были не вы. А сейчас? Я имею в виду наше с ним пересечение в сквере. В прошлую пятницу.
– Вы патологически подозрительны, Миледи, – усмехнулся Орлов, покачав головой. – Зачем мне устраивать вам всякие пересечения? Ах да! Как же я сразу не догадался? Ты же носитель бесценной информации о своем отце! Ты ведь знаешь, что он жив и где находится, верно? Ты постоянно с ним на связи и, конечно же скрываешь это ото всех. И прежде всего – от меня, так? А я обязательно должен всё выяснить! И вытрясти эту информацию именно из тебя. А из кого ещё, правда? Ты же его дочь и просто обязана знать о нём всё!
– Да, обязана!
– Обязана, но вот незадача: кажется, не знаешь, да?
– Не сомневайтесь – узнаю! С вашей помощью или без нее, но всё обязательно выясню!
– Где-то я это уже слышал… Дай бог памяти… – продолжил Орлов надо мной потешаться, – Вспомнил! От твоей матери. – И вдруг резко сменил тон на серьёзный: – Только мы оба прекрасно знаем, чем это намерение для неё закончилось, верно?