– Я понимаю, наши миры весьма различны, как и понятия об этикете, но не стоит задирать юбку до колена.
«Лучше пробороздить носом пол, наступив на подол», – мысленно закончила я речь за алхимика. Ну что тут такого? Я всего лишь приподняла передний край юбки так, чтобы не зацепить его. Ну, вышло чуток выше, и оказались видны ноги до середины икры. Так никто же, кроме «папеньки», не видит. Но, как оказалось, месье Глиберус был иного мнения.
– Приличные девушки ведут себя целомудренно, – проворчал он, назидательно подняв палец вверх, – глаза опускают долу, говорят лишь тогда, когда их о чем-то спрашивают, и юбок не задирают ни в коем разе.
– Хорошо, поняла. – Я чувствовала себя продавцом «Макдональдса», который всегда улыбчив, понятлив и все схватывает на лету, каким бы самодуром ни был клиент.
– Вот и славно. – Глиберус похлопал меня по запястью той руки, которой я за него держалась.
Больше мы не обменялись ни звуком, только ткань платья шуршала по полу. Даже таракашка перебирал лапами по паркету абсолютно бесшумно, периодически поднимая свою лобастую морду на меня и выразительно шевеля усами.
Портал больше всего напомнил мне зеркало. Большое такое, чтобы можно было без труда рассмотреть себя в полный рост, в массивной металлической раме. Только вместо отражающей поверхности – свет. Не яркий, он струился, переливался и был в каком-то постоянном, одному ему ведомом, движении.
– Это портал перехода? А почему в раме?
Фирселий оказался на редкость словоохотливым насекомым:
– Материальная рамка нужна для того, чтобы контур заклинания оставался стабилен. Без него велика вероятность того, что при переходе тебя выкинет не в том месте, где рассчитывал появиться. – Протараторив все это, таракашка серьезно, по-командирски, прибавил: – Замри и не шевелись.
Я сначала не поняла, к чему это он, а когда по моему платью, а потом и по плечу Фирселий начал проворно перебирать лапками, орать было уже поздно. Таракан, подобно покорителям Эвереста, не остановился на достигнутом и начал штурмовать мою прическу, как неприступный бастион.
Служанка постаралась на славу, укладывая мою рыжую копну в высокую прическу. Локоны образовали нагромождение завитков и волн, увеличив рост на голову, не меньше. В этом стогу Фирселий, похоже, и зарылся. Его повелительное: «Теперь можно идти», – свидетельствовало о том, что усатый чувствует себя на своем месте и не раз проделывал подобный трюк. Следующая фраза членистоногого подтвердила мои догадки:
– Не переживай, я с Кесси кучу раз такое проделывал. Зато, если что, смогу тебе помочь и подсказать.
Да уж, фраза «неприятности подстерегают повсюду, но самые хитрые из них путешествуют вместе с тобой» сегодня для меня приобрела новый смысл. Буквальный.
Алхимик, наблюдавший всю эту картину, лишь усмехнулся, а потом сказал:
– Я первый, вы – следом. Не бойтесь, это все равно что перешагнуть через порог.
Подавая пример, он так и сделал – просто шагнул в раму, скрывшись в пелене света. Я на всякий случай обошла «зеркало» с другой стороны. Вот уж дитя века научно технического прогресса, воспитанное на шоу Дэвида Копперфильда: легче поверить в гений инженерной мысли, чем в чудо, даже если волшебство – априори.
– Давай, пошли уже, хватит круги нарезать. – Нетерпеливый голос, раздавшийся прямо над головой, заставил выдохнуть и мужественно шагнуть в светящееся нечто.
«Переступить через порог, как же!» – очумело подумала я. Ощущения были такие, словно шагнула с этажа небоскреба, находящегося на краю кратера вулкана: пока летишь до «пункта назначения», успеешь превратиться в качественно прожаренный бифштекс. Благо все это длилось недолго. Пара мгновений, и я оказалась в сумрачном зале. Напротив меня уходила вверх лестница. Признаться, впервые видела такую. Пресловутые красные ковровые дорожки, постеленные на беломраморных ступенях, теряли по сравнению с ней всю свою привлекательность. Эта лестница была отдельным произведением искусства: необыкновенное разнообразие декора – колонны, зеркала, статуи, затейливая золоченая лепнина, огромный плафон, созданный талантливыми живописцами. Разделенная на два торжественных марша, она вела к анфиладе.
– Прошу вас, дщерь моя. – Алхимик, стоявший тут же, рядом с порталом, протянул мне руку.
Я не преминула воспользоваться его предложением, украдкой оглядывая остальное убранство зала: все пилястры и камины были облицованы малахитом. Бронзовые базы и капители колонн, резные деревянные двери, рамы зеркал, лепка сложного орнамента, покрывающая потолок, – все то ли вызолочено червонным золотом, то ли покрыто натертой до блеска латунью.
Мой практичный ум, глядя на это блестящее великолепие, вынес вердикт: «Все-таки золото: полировать неблагородный металл на потолке весьма проблематично, а блестит, как новенький…» Сочетание интенсивных зеленых тонов малахита с золотом определило парадное звучание интерьера, поэтому в нем, мимикрируя под окружающую обстановку, не бросалась в глаза охрана, бдящая у портала в зеленых же с золотом мундирах.
Ощущение торжественности и тягостное молчание витало в воздухе, разливалось в нем широкой рекой, давя на сознание не хуже умелого психоаналитика. Мы с «папенькой» в гробовой тишине прошествовали по лестнице. Таракан (судя по тому, как глубоко он закопался в прическу, можно уже было использовать предлог не «на», а «в») моей голове тоже пока молчал.
Когда мы были на середине лестницы, за нашими спинами послышалось какое-то движение.
– Еще одна прибывшая чета, – прокомментировал алхимик. – Сегодняшний прием, хоть и закрытый, но в гостях недостатка не будет. А как ты, моя дорогая Кесси, находишь новое оформление зала телепортаций? Мне, признаться, прежний беломраморный вариант нравился гораздо больше.
Его «Кесси» меня слегка покоробило, но тон, отчетливо намекающий, что отцу с дочерью надлежит создать хотя бы видимость светской беседы, заставил подобающе ответить:
– Белый слишком безлик. Он как свежий холст, на котором каждый рисует картины по своему разумению и настроению. Зеленый же питает надежды…
Старик удовлетворенно хмыкнул, принимая ответ. Похоже, тот ему понравился.
– Рад, что, несмотря на многие твои недостатки, – тут Глиберус выразительно посмотрел на меня, намекая на земное происхождение, – ты не разочаровываешь своего отца. Надеюсь, так и будет в дальнейшем.
– Я тоже на это очень надеюсь, как и на ваши милости.
Под этот милый завуалированный треп мы неторопливо добрались через анфиладу до тронного зала. Во всяком случае, я для себя окрестила его именно так, по причине стоящего напротив входа монаршего седалища, на котором и разместился местный владыка.
Когда мы только появились в дверном проеме, церемониймейстер ударил жезлом (негромко, но так, чтобы было слышно) и известил:
– Алхимик его королевского величества Нериуса Седьмого Победоносного Микелис Глиберус с дочерью.
Запоздало подумалось: «А почему, собственно, только с дочерью? Как же почтенная матрона сего семейства?» – но задавать родившиеся вопросы было уже некогда. «Папенька», подобно буксиру, тянущему севшую на мель баржу, повел меня к трону.
– Сделай реверанс и склони голову, как только подойдем к королю поближе, – наставительно прошептал он.
Я уже поняла, что в случае моего «батюшки» краткость не просто была сестрой таланта, но она еще и занималась братоубийством, потому как инструкции Микелиса были до ужаса короткими и размытыми. Нет бы уточнить, где это самое «поближе» начинается и как долго сидеть в положении «волейболистка принимает подачу снизу» – именно так я воспринимала положение ног в этом самом реверансе, благо юбка длинная и раскоряки из коленок не видно.
Наконец «папенька» остановился, не доходя до трона метров пять, и почтительно склонил голову. Я поняла, что пора начинать приседания и, шаркнув ножкой в сторону, согнула колени.
– Встать-то сможешь? – ехидный комментарий из прически вызвал непреодолимое желание поправить шевелюру, хорошенько треснув себя по голове. Ну и пусть испорчу все к чёртовой бабушке, зато одним ехидным созданием в этом мире станет меньше. Я и так стараюсь, почти носом в ковровую дорожку утыкаюсь, благо декольте неглубокое, а то этому Победоносному открылась бы весьма интригующая картина.
– Нет такого препятствия, которое русский человек не смог бы преодолеть и обматерить, – выдала я на ультразвуке.
Таракан в голове замолк. Наверное, переваривал услышанное. Я же тем временем скосила глаза на Глиберуса, который начал выпрямляться, и посчитала, что и мне можно выбираться из зет-образной позы.
Как только мы с «папенькой» отошли на достаточное расстояние, алхимик соизволил озвучить мне хронометраж мероприятия:
– Все невесты уже в тронном зале, скоро прибудет посольство и начнется церемония помолвки. Герольд будет зачитывать имена пар, названные выйдут в центр зала и перед троном подтвердят свое согласие на помолвку. Тебе надо будет лишь сказать «да», после этого вернуться ко мне и дождаться окончания церемонии.
– У меня вопрос: у вас же мир магический, не проще ли было морок какой навести и делегировать уроженку этих мест? Зачем такие сложности со мной?
Но откликнулся не «папенька», подбиравший лаконичный и четкий ответ, а словоохотливый Фирселий:
– Есть небольшая загвоздка. Посмотри на свод потолка. По центру этого зала в зените купола установлен кристалл истины. Мера безопасности, так сказать, но она разрушает любую иллюзию, любые чары, а парик или накладной нос может разглядеть сам жених, поэтому-то и нужна была девушка, обладающая природным сходством с эталоном.
– А то, что волосы у меня немного не природного оттенка?
– Знаешь, даже вблизи непонятно, что это не твои, если ты сама не скажешь. Но, скажу по секрету, твои локоны на вкус совсем как одна из склянок в алхимической лаборатории…
– Ты что, еще и волосы мои ешь? – Да, мы, дочери Евы, такие: в первую очередь обращаем внимание на мелочи, ибо из них в основном и складывается картина.
– Я такую алхимическую гадость не ем, лишь невольно дегустирую, если под жвалы попадает, – проворчал таракашка.
Тут его речь прервал стук жезла и зычный голос церемониймейстера, вслед за которым грянули фанфары: прибыло посольство.
