Книга Курсант. Назад в СССР 8 - читать онлайн бесплатно, автор Рафаэль Дамиров. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Курсант. Назад в СССР 8
Курсант. Назад в СССР 8
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Курсант. Назад в СССР 8

– Нас по одиночным не дергают, – язвительно заметил я.

– В том-то и дело, – Горохов задумчиво зажевал нижнюю губу, вытащил из кармана платок, но лоб почему-то вытер кончиком галстука. – Мутная история, товарищи. Тот подросток пропал еще три года назад. И вот его нашли.

– Бывает, – кивнул я. – Пролежал три года, а тело только сейчас обнаружили. Все равно не пойму, при чем тут мы?

Даже не знаю, зачем я спорил – всё равно ведь полетим, дело решеное.

– А то, что он как живой, – Горохов поднял указательный палец. – Прямо чудеса…

– В каком смысле, как живой? – в один голос воскликнули Погодин и Катков.

– Погиб недавно. Совсем. По предварительной информации, тело без следов разложения.

– Получается, что парня кто-то удерживал три года. Или он сам прятался, – предположил я, – а потом его убили?

– Да, но… – Никита Егорович рассеяно обнаружил в своей руке носовой платок и снова засунул его в карман рубашки. – За эти три года он нисколько не вырос. Будто пропал несколько дней назад.

– Что значит, не вырос? – тут уже я потер лоб, смахивая испарину.

Жарко сегодня, не по-апрельски.

– Пропал он, значит, в 1982 году в возрасте тринадцати лет. Сейчас убитому должно быть шестнадцать, верно? Вот только он так и остался в теле тринадцатилетнего подростка. Рост, вес, соотношение развития лицевых костей черепа к мозговому отделу. Все говорит о том, что это мальчик на начальном периоде полового созревания.

– Ни фига себе, – Погодин озадаченно уставился на следователя. – Мистика какая-то.

Намеков на что-то сверхъестественное шеф страшно не любил, так что я ждал отповеди. Но Никита Егорович ничего не ответил.

– Может, местные что-то перепутали? – включила научный рационализм Света. – Или мальчик с задержкой физического развития. Что в тринадцать, что в шестнадцать – выглядел одинаково.

– Черт его знает, – пропыхтел Горохов. – Но не зря же нас так спешно отправляют. Чувствую – дело скверное предстоит нам распутывать. Не люблю я такие. Особенно когда касается убийства детей.

– Или сбой гормональный какой-нибудь приключился, – продолжала накидывать версии Света. – Вот и не было изменений в опорно-двигательном аппарате.

– На месте разберемся, товарищи, – отмахнулся Горохов. – Машина внизу. Как говорится, по коням.

Он глянул на наручные часы, затем, будто сверяя время, на стену, где висела угловатая «Молния» с серебристыми стрелками и полированной доской вместо циферблата, и проговорил:

– Десять минут на покурить, на посещение уборной и собрать вещи. Хотя вещи у вас и так должны быть уже собраны.

Насчет вещей Никита Егорович был прав. После событий в Зеленоярске нам частенько приходилось мотаться в разные уголки страны. Иногда экстренно, как и сейчас. Поэтому Горохов велел каждому завести на рабочем месте что-то вроде «тревожного чемоданчика». Только вместо сухпая чемоданчик (а в случае со Светой, это был, скорее, чемоданище – уверен, что там у нее только босоножек три вида припасено) в себя включал нехитрый набор запасной одежды по сезону, белье, мыльно-рыльный комплекс, банку «Завтрака туриста» на всякий пожарный и кулек барбарисок, чтобы в самолете погрызть. Если нам случалось экстренно вылетать, то домой мы больше за вещами не заезжали.

– Никита Егорович! – хлопнул себя по лбу Катков. – Мне кримчемодан брать с собой?

– Глупый вопрос, Алексей, – поморщился следователь, – зачем ты нам там без своих криминалистических приблуд и финтифлюшек нужен? Конечно, бери.

– Просто фотоаппарат у меня дома. Может, заскочим за ним? Тут по пути…

– Какого рожна, Алеша, фотокамера не в чемодане? Или указания начальства можно уже не выполнять?

– У тещи день рождения позавчера приключился, – оправдывался Катков. – Мероприятие важное, сами понимаете, я решил запечатлеть его на служебный фотик. Известно, что лучше «Зенита» ничего у нас пока не придумали. Зеркалка и есть зеркалка. А у меня дома только «ФЭД» пылится. Так себе камера. Да и привык я уже на «Зенит» трупы фотать. Приловчился. Они у меня как живые получаются. И теща хорошо вышла.

Горохов поморщился и вытащил из ящика стола мелкую и неказистую «Смену-8М» в дешевом дерматиновом кофре. Протянул самый массовый фотоаппарат планеты Каткову:

– Держи, Алексей, осваивай.

– Да это не камера вовсе, – раздувал щеки криминалист. – Что за фотоаппарат за пятнадцать рублей? На нем даже значений выдержки нет. Вместо цифр – солнышко, облачко, тучка… Детский сад!

– Ничего привыкнешь, – категорически махнул рукой Горохов. – Собирай манатки и спускайся.

* * *

В аэропорту Брянска нас встретили две милицейские «Волги», черного и канареечного цветов. В таком составе кортежа наша делегация смотрелась торжественно и чинно.

– Никита Егорович! – навстречу выскочил толстячок на гномьих ножках.

Улыбчивый и ясный, как летнее солнышко. Лишь строгий костюм цвета торфяного навоза свидетельствовал, что дядя этот вовсе не шалтай-болтай (внешне прямо похож), а из органов.

– Рад с вами познакомиться! – колобок истово тряс руку Горохову, обхватив ее сразу обеими ладонями. – Огурцов Иван Петрович. Следователь по особо важным делам областной прокуратуры. А это, я так понимаю, – пухляш повернулся ко мне и протянул широкую ладонь, – Петров Андрей Григорьевич?

Я кивнул и пожал в ответ руку.

– Наслышан я про вас, Андрей Григорьевич, – продолжал сиять колобок, поблескивая не по годам (на вид ему было лет сорок-сорок пять) белыми зубами.

– И что же вы слышали? – с интересом уставился я на него.

– Что капитаном милиции вы стали уже через четыре года службы. Звание получили будучи лейтенантом, минуя старлея. Награждены орденом Красной Звезды и являетесь лучшим специалистом по розыску серийных убийц. Про историю с Зеленоярским Потрошителем даже повесть вышла.

– А вы отлично осведомлены, – пробурчал Горохов с некоторой претензией – его, старшего нашей группы, колобок не нахваливал, как меня. А тут чуть ли не целое досье наизусть пришлось выслушать.

– Общественность в курсе, информация в свободном доступе, – развел руками Огурцов. – У нас на работе все сотрудники выписывают «Человек и закон» и «Советскую милицию». Добровольно-принудительно. А вы разве не читали там статьи про себя?

– Нас журналы никто не принуждает выписывать, – усмехнулся Никита Егорович. – Поэтому я читаю только «Советский спорт». А детективы не люблю, их на работе хватает.

Я с Гороховым сел в черную машину, остальные в желтую «патрульку».

Никита Егорович, как и полагается его статусу, занял переднее сиденье. Водитель, рыжеусый малый в гражданке, приветливо закивал, выдав стандартное «здрасьте», и бойко помог погрузить наши угловатые чемоданы в багажник.

– Поторопись, Игнат, – похлопал его по плечу Огурцов. – В Цыпинск обратно гони.

– К чему такая спешка? – удивился Горохов. – Часом позже, часом раньше… Я планировал заселиться в гостиницу для начала.

– Там вас ожидают, – ответил Огурцов.

– Где? В РОВД?

– На месте преступления.

– Так туда мы и завтра наведаться можем. Осмотрим все на свежую голову, так сказать. Утро вечера мудренее.

– Вы не поняли, Никита Егорович, – Огурцов замотал головой на короткой поросячьей шее, которую еле-еле обхватывал широкий безвкусный галстук. – Мы труп не забирали. Он там еще.

– Как – не забирали? – рука Горохова так и застыла с горящей зажигалкой.

– Ну, осмотр места происшествия еще формально не закончили, вас ждали. А тело утром обнаружили, дачники.

– Ого, – Горохов присвистнул. – Вот почему нас так гнали.

– Нам сказали, что вы оперативно прибудете, – улыбался Огурцов (интересно, он когда-нибудь может не улыбаться?). – Вот мы и решили вас дождаться. Тело не трогали. Только судмед его, конечно, осмотрел. Парня опознали. Это Тетеркин Витя, пропал летом восемьдесят второго. Ему тогда тринадцать лет было. В лесу гулял и исчез. Будто провалился сквозь землю. А сейчас ему должно быть уже шестнадцать, вот только не вырос он нисколько. Родители его узнали. Привозили мы их на место. Чуть с ума не сошли от увиденного.

Огурцов вздохнул, почесал затылок и на минуту перестал улыбаться.

– Как такое вообще может быть? И мы не знаем, что думать. На парне даже одежда та самая, в которой он в последний раз из дома ушел. Поэтому решили дождаться специалистов. То есть вас…

– Хм… – Горохов приоткрыл окошко и закурил. – Иван Петрович, мы конечно, постараемся помочь. Но аномалии – не наш профиль, так сказать. Как вы уже читали в журналах, мы специализируемся на серийных убийцах. Или на громких преступлениях. Как ни кощунственно это звучит, убийство подростка – ни под то, ни под другое не подпадает. Кстати… А какова причина смерти? Его точно убили?

– Причина смерти неясна, – развел руками колобок. – Видимых телесных повреждений нет. Вскрытие покажет.

– Так почему вы решили, что это убийство? – Горохов обернулся и глянул через сиденье на следователя с некоторой укоризной.

– Ну, а как же? – пожал плечами тот. – Три года мальчишки не было, а тут нашелся. Тихенький и дохленький. В таком возрасте беспричинно не умирают. Еще и в лесу.

Часа через полтора машины обогнули городок, перед которым возвышалась бетонная, выбеленная известью стела. Над перекрестием серпа и молота застыли массивные буквы: «Цыпинск».

Волга свернула на грунтовку и, минуя населенный пункт, нырнула в тень смешанного леса. Прохлада приятно легла на плечи, придя вместе с запахом хвои и трелями птиц. Пыльный асфальт остался позади. Апрель на Брянщине выдался теплый. Будто лето наступило. Я с облегчением выдохнул. Сзади маячила «канарейка» с мигалками, в которой сидели Света, Катков и Погодин.

– Что же паренек? – недовольно спросил Горохов.

– Городок, который мы проехали, – Огурцов кивнул на Цыпинск. – Оттуда родом потерпевший. Что вам сказать? С родителями жил, в школе учился. Пионер. Все как у всех, ничем не выделялся. Ни в спорте, ни в учебе. Обычный пацан, тихоня. Когда пропал три года назад, помню, мы целую неделю леса прочесывали. Всю область на уши поставили. Добровольцы со всех краев к нам приезжали, помогали искать уже хотя бы тело. Я тогда был уверен, что его уже не было в живых. Потому что все прочесали. До самой Украины и Белоруссии. Кто ж знал, что он еще три года проживет.

– Ну, до Украины и Белоруссии у вас рукой подать, – скептически заметил Горохов.

Еще недавно в кабинете с ним спорили мы, а теперь мой начальник сам, кажется, всё больше уверялся, что вызывали нас сюда сгоряча – возможно, что совершенно зря.

– Пусть. Но и там коллеги союзных республик прилегающие леса осмотрели, – заверил Огурцов. – Мы области и республики соседние известили. Ориентировки разослали. Думали, может, мальчик заблудился и вышел где-то далеко от дома, ведь всякое бывает в лесу. Была еще версия, что зверь напал. Медведь, кабан у нас водятся.

Через несколько минут дорога совсем сузилась. «Волга» жалобно скрипнула боками об еловый лапник и уткнулась в древесную стену.

Рыжеусый Игнат заглушил машину и, обернувшись, виновато проговорил:

– Иван Петрович, дальше не проедем…

– Без тебя знаю, – нахмурился на секунду тот, но через мгновение вновь поспешил натянуть на круглом, как блин лице, свою неизменную улыбку. Будто не следователь со сложным делом, а официант какой-то, который на чаевые набивается.

– Прошу за мной, товарищи, – Огурцов шустро выбрался из машины и резво вскочил на коротенькие ножки, утонув по колено в прошлогодней траве. – Тут недалеко.

– А что делал протерпевший в глухом лесу? – Никита Егорович огляделся.

Колючие тени столетних деревьев затмевали солнце.

– Да разве ж он глухой? – еще шире улыбнулся колобок. – Тут с Цыпинска народ постоянно шастает. Туристы всякие. Грибы в августе начнутся. Ребятишки в войнушку и индейцев играют. Опять же-таки, дачи здесь близко.

– И никто раньше в лесу у вас не пропадал? – скептически спросил Горохов.

– Пропадали, конечно, ну так люди везде теряются. У нас это случалось не больше не меньше, чем в других краях и областях. Статистику вам не подскажу. Это вам надо в уголовном розыске узнавать, сколько без вести пропавших числится.

Огурцов поражал меня жизнелюбием.

– А у вас разве в прокуратуре учет не ведется? Уголовные дела по факту исчезновения людей ведь возбуждаете? – расспрашивал Горохов с пристрастием.

– По умолчанию сто третью возбуждаем. Убийство. Но материалы у разных следователей. Большинство дел приостановлены уже давно.

– Но вы даже сверку и анализ не проводили? – продолжал наседать Горохов, недовольно зыркнув на собеседника. – Сколько людей пропало за последние три года, товарищ Огурцов?

– Да проводили, наверное, сверки эти, – отмахивался короткими дутыми ручками Иван Петрович. – Этим у нас зампрокурора занимается, а я человек маленький. Мое дело расследовать и дела в суд направлять.

– Или приостанавливать их за отсутствием обвиняемого, – пробурчал Горохов.

– Что же делать, – оправдывался колобок. – Стопроцентной раскрываемости не бывает. Это утопия.

– Но стремиться к ней всё-таки надо, Иван Петрович, – назидательно проговорил Горохов. – Поднимите-ка все дела с пропавшими в области за последние пять лет. И мне на стол… Особе внимание уделите пропавшим подросткам. Вызовите их родителей, сам хочу с ними побеседовать. И нам еще нужна будет служебная машина. Та, на которой мы приехали, вполне подойдет.

Горохов задумался, вспоминая, не упустил ли чего, и совсем не ожидал сразу получить ответ.

– Простите, Никита Егорович, – колобок виновато улыбнулся. – Но я не могу вам все это предоставить.

– Это почему? – Шеф остановился и отпустил еловую ветку, которую отогнул, пытаясь пройти.

Ветка распрямилась и просвистела над моей головой. Еле успел пригнуться.

– Потому что дело по факту исчезновения Тетеркина мы вам передавать не собирались.

– Как это? – глаза Горохова сузились.

Он отшвырнул дымящийся окурок с такой силой, что тот улетел почти на десяток метров.

– Мы вызвали вас в качестве консультантов.

– Чего?

– Ну… Следствие будет вести Брянская областная прокуратура. А вы…

– А мы на подхвате, так сказать, – продолжил за колобка Горохов, – Да?

– Ну… Можно и так выразиться. Но я бы сказал мягче – оказываете методическую и практическую помощь в расследовании преступления.

– Черт знает что! – Горохов плюнул и сломал другую ветку, которая норовила тыкнуть колючками в его лицо. – Никогда, Иван Петрович, ты слышишь, никогда, спецгруппа Горохова не была на подхвате.

Шеф демонстративно развернулся:

– Везите нас в аэропорт обратно. Нам здесь делать нечего, – и процедил сквозь зубы: – Пацанов нашли, встали по свистку да вылетели, как же.

– Ну, вы можете хоть на труп взглянуть, – виновато улыбался Огурцов. – Раз уж прилетели. Мы почти пришли.

– Нет, – отрезал Горохов, чиркая зажигалкой и прикуривая вторую сигарету подряд.

– Вообще-то, Никита Егорович, есть приказ, – колобок отступил на всякий случай на пару шагов от Горохова, но говорил твердо. – Который обязывает вас оказывать нам содействие.

Улыбка не сходила с его лица, но и отступать местный следователь не собирался. Горохов прищурил один глаз, прикрыв его то ли от дыма, то ли от злости и, не вынимая из зубов сигарету, процедил:

– Пошли, посмотрим труп. Парень так-то не виноват, что вы такие умные здесь собрались.

– Вот и славненько, – колобок «покатился» по тропинке в глубь чащи, откуда несло сыростью и тленом.

– Но мы здесь долго не задержимся, – бросил ему в спину Никита Егорович, сотрясая зажатой в кулаке сигаретой. – У нас и без того дел хватает…

Глава 3

Мы прошли «козьими» тропами еще метров сто и оказались в сырой ложбине, склоны которой поросли коряжистым лесом с живой изгородью из кустов. Лучи солнца пытались пробиться сквозь деревья, но увязли в раскидистых кронах.

– Будто сумерки наступили, – Погодин тревожно огляделся. – Гиблое местечко.

– И зябко, – добавила Света, поежившись.

– Весна нынче ранняя у нас, – ответил Огурцов. – Тепло. А здесь всегда прохладно, даже летом.

Он снял пиджак и хотел протянуть его Свете. Шустрый малый! Только я его опередил и накинул на плечи девушки свою «шкурку» от «Большевички».

Костюмчик на мне не такой мешковатый, как на колобке. Почти франтовый, ведь купил я его уже после того, когда фабрика заключила контракт с буржуинами и стала использовать западные лекала, заточенные не под телеса камрадов, а под мусьё более благородных. И ярлычок на пиджаке соответствующий имелся: «МПТШО Большевичка. Сделано в СССР по лицензии фирмы Вестра Юнион СА, Франция».

Протопали по дну ложбины и свернули за поворот. Картина маслом. На земле распростерто тело подростка. Вокруг загорают милиционеры, человек в гражданке с фотокамерой и громоздкой фотовспышкой (явно местный криминалист), пожилой сухонький мужичок в вязаной «бабушкиной» жилетке (похож на судмеда) и прокурорский работник в синей «летной» форме с петлицами советника юстиции.

Вся братия давно скучала. Жевала травинки, сшибала щелчками жучков и смолила сигареты. Оно и понятно. Время к вечеру, а оперативно-следственная группа с утра нас тут дожидается. Ну, сами виноваты, нечего было дергать спецгруппу на рядовое убийство, да еще в качестве непонятных консультантов, самостоятельно не вникнув еще в суть.

Нас так быстро сюда запульнули, что Горохов даже не успел разобраться, в качестве кого мы были направлены. Естественно, официальный приказ об откомандировании еще только рождался в недрах ГУУР МВД, а мы прибыли загодя, так сказать, по команде «фас». Такое часто бывает, когда дело не терпит отлагательств. Если бы мы еще официальную бумажку ждали, то бедолагам впору было бы разбивать палатки рядом с телом.

Завидев нашу делегацию, присутствующие оживились и перестали мять мох и пеньки пятыми точками.

Первым к нам подоспел «летчик» и представился:

– Здравствуйте, товарищи, рад видеть. Прокурор города Цыпинска Семен Афанасьевич Звягинцев.

Пожал всем руки. Остальные из его команды на рукопожатия не осмелились, разглядывали нас с нескрываемым интересом и некоторым благоговением. Виданое ли дело, прибыла знаменитая группа Горохова с Курсантом и Психологиней. Даже Федя и Алеша приосанились и повесили на свои довольные морды снисходительные улыбки.

– Здравствуйте, товарищи, – Горохов кивнул присутствующим и, выдернув руку из ладони прокурора, поспешил к трупу.

– Подождите, Никита Егорович, – я деликатно ухватил его за рукав и кивнул на почву возле тела. – Там след обуви.

Никому нельзя топтать улики, даже если это твой шеф.

Горохов остановился и многозначительно покачал головой, будто увидел след раньше меня и совсем не собирался его топтать.

– Слепок почему не сделали? – бросил он вопросительный взгляд на местных.

– Земля сырая и рыхлая, – начал оправдываться криминалист, который как братец напоминал Каткова (такой же солидный в талии и с щеками, которые видно даже со спины), – рельеф рисунка подошвы не отобразился. Я размеры снял, в протоколе осмотра зафиксировали, и сфотографировал его в масштабе.

– Все равно слепок сделайте, – наш шеф так и не примирился с ролью таинственного «консультанта» и по старинке отдавал распоряжения, на что и никто и не думал возражать.

Молоток! Так и надо.

– Есть! – криминалист наклонился и стал ковыряться в недрах потертого и исцарапанного тяготами службы пластикового чемодана, который больше напоминал разбухший дипломат-переросток.

Подросток лежал будто по стойке смирно. Обычный пацан в трикотажном синем спортивном костюме. Кожа подернута трупной синевой с розовым оттенком.

Сутуловатый мужичок в вязаной жилетке, как я и предполагал, оказался судмедом. На огромном носу крепко сидели круглые очки.

– Штольц Карл Генрихович, – представился он и, пользуясь случаем, скромно пожал руку мне и Горохову.

– Рассказывайте, – снисходительно кивнул Горохов, вынимая из недр пиджака блокнот.

– Видимых телесных повреждений нет. Трупное окоченение отсутствует, – бойко начал вещать судмедэксперт. – Значит, время смерти не менее двух суток. А характер, выраженность и окрас трупных пятен, состояние кожных покровов позволяет утверждать, что время смерти не более трех суток.

– Вижу, что свежий совсем, – Горохов обошел тело. – И что же вас смущает? – Никита Егорович явно уловил в голосе судмеда неуверенность.

– Данные измерения внутрипеченочной температуры. Я проколол под правым нижним ребром брюшную стенку и ввел щуп. Температура печени гораздо ниже окружающей среды.

– И что это значит? – Горохов оторвался от блокнота и вскинул на собеседника кустистую бровь.

– Что время смерти – больше чем три дня.

– Хм-м, – Никита Егорович погрыз кончик авторучки. – Нестыковочка, однако…

– А еще меня смущает розовый оттенок трупных пятен. Будто мальчик переохладился.

– Ночью в лесу холодно, ведь так?

– Не совсем… Последнюю неделю температура не опускалась ниже двенадцати градусов. А днем и больше двадцати иногда бывало. Вот как сейчас. В тени это, конечно, не чувствуется. И потом, если смерть наступает в результате переохлаждения, то человек, пытаясь согреться, погибает, принимая характерную позу эмбриона. Лежит на боку, подтянув колени к животу и прижав руки к груди. Этому невозможно противостоять. Я поэтому, собственно говоря, прямо здесь прокол и сделал.

– А тут поза нехарактерная совсем, – кивнул, соглашаясь, Горохов. – И вообще странная. Я бы сказал, постановочная. А розовый оттенок – может, реакция на отравление?

Мы с начальником переглянулись.

– Возможно, убили его не здесь, – согласился Штольц, – Я проведу вскрытие, возьму образцы на биохимию и гистологию. Тогда станет ясно. Вот только никак не могу объяснить, почему антропометрические показатели потерпевшего совсем не изменились за три года, будто он сохранил биологический возраст тринадцатилетнего подростка. Это прямо загадка.

Да, на такое ответа не дашь, и даже версии пока выдвигать затруднительно. Под впечатлением от таких странных обстоятельств мы, кажется, все разом забыли о недавней стычке и сосредоточенно думали.

– А родители что говорят?

– Они были здесь, – вмешался Огурцов, – пережили шок от увиденного. Подтвердили, что Витя совсем не изменился с момента исчезновения в 82-м. Даже прическа такая же осталась. Будто пропал всего лишь вчера.

Светлана зябко повела плечами. И вряд ли только от прохлады в тенистом лесу.

– Подногтевое содержимое изъяли?

– Соскобы сделали, но ногти чистые. Ни крови, ни фрагментов посторонних тканей на первый взгляд нет.

– След обуви соответствует сорок третьему размеру, – вмешался Катков, ползая с линейкой возле нечетких вдавленных отпечатков, один из которых уже заливал белой кашицей гипса местный криминалист.

– Справочку черкани про это, – одобрительно проговорил Горохов.

Алексей кивнул и переключился на криминалиста:

– Ну кто так гипс льет? Воды набухал, что до завтра сохнуть будет! Арматуру поставил?

– Какую арматуру? – сник эксперт.

– Деревня, – фыркнул Катков и сломал несколько тонких веточек, – Вот смотри, ставим палочки в гипсовую массу и сверху еще заливаем, чтобы армировать слепок, и он не сломался у тебя в руках. Понял?

Видно было, что провинциальному эксперту нечасто приходилось работать с гипсом. Скорее всего, и преступлений у них особо серьезных не было. А если и были, то в большинстве своем совершались на бытовой почве и раскрывались в дежурные сутки по горячим следам.

– Местность прилегающую исследовали? – спросил я Огурцова.

– Прочесали все вокруг с собакой, – кивнул тот. – Ничего подозрительного. Несколько туристических стоянок с прошлогодними размытыми кострищами. Следов транспортных средств тоже не обнаружено.

– Если его убили не здесь, – Горохов делал пометки в потрепанном с махровыми краями блокноте. – то, стало быть, притащили сюда на горбу. До дороги тут не так близко. Значит, либо убийц было двое, либо злоумышленник невероятно физически развит и вынослив.

– Скорее всего, один человек был, – уверенно заявил Катков. – Дорожка следов только из отпечатков сорок третьего размера обуви.

– А если у них размер ноги одинаковый? – скептически заметил Горохов.

– Нет. Хоть детальных признаков в следах и не отобразилось, но могу утверждать, что оставлены все они одной парой обуви. Задний срез подметки обувки необычный – скошенный.

– Молодец, Алексей, фиксируй там себе, пожалуйста, детально, а то нас до протокола осмотра не допускают, – последние слова Горохов проговорил язвительно, с хитринкой поглядывая то на Огурцова, то на Звягинцева.

– Извините, Никита Егорович, – пожал плечами последний. – Мы никак не хотели перекладывать на вас это дело. Понимаем, что ваш профиль – серии. Просто случай крайне необычный.