– Тебе смешно, а мне каково тогда было? В отличие от некоторых товарищей, я честно признаюсь…
– Я не трус, но я боюсь. Ладно, рассказывай дальше.
– Отец прислал телеграмму. Там был номер телефона и фамилия. Позвонил я этому человеку, представился, потом подъехал, и меня сразу взяли стрелком в вооруженную охрану.
– И тебе, крепкому парню, не стыдно? Там ведь одни столетние деды и инвалиды!
Костик криво усмехнулся.
– Если бы так было, я бы просто прыгал от радости.
– А ты не прыгаешь? Почему?
Костик налил остатки вина в фужер и залпом выпил. Потом встал, подошел к шкафу, достал еще одну бутылку. Это был коньяк. Ни слова не говоря, открыл его, плеснул себе треть фужера и уже собирался выпить, как я резко сказал:
– Хватит пить! Рассказывай!
Тот какое-то время смотрел на меня, держа фужер на весу, потом поставил на стол и насмешливо сказал:
– Ты что, решил на мне командный голос отрабатывать?!
– Рассказывай, что случилось. Коротко и четко.
Устроил его отец действительно на теплое место. Стрелком на склад, который обслуживал военные госпитали и санитарные поезда, причем большая часть медикаментов была представлена американскими и английскими лекарствами, медицинским оборудованием и инструментами, поставляемыми нашими союзниками по ленд-лизу. Вот только оказалось, что на складе пригрелась шайка. Наладив отношения с заместителями главврачей по хозяйственной части, воры передавали им только девяносто процентов медикаментов, а остальное уходило на черный рынок, после чего полученные деньги, продукты и драгоценности делились между всеми. Костик знал только тех, с кем непосредственно работал в охране. Начальника караула и одного из охранников. Именно с ними он два раза ночью грузил украденные медикаменты на машину.
– Сколько ты там работаешь?
– Месяц. Или около того.
– С чего ты решил, что они воры?
– Погоди. Лучше я расскажу с самого начала. Спустя неделю после того как я пришел на работу, меня наш начальник караула Вельяминов пригласил на день рождения. Там была очень красивая…
– А через два дня, лежа с тобой в кровати, она стеснительно призналась, что ее мать смертельно больна и ей нужно лекарство или деньги, чтобы его купить. Ты поделился своим горем с товарищами по работе. Те долго вздыхали, а потом сказали, что надо помочь, и дали тебе это самое дефицитное лекарство. Ты говорил им, что заплатишь по частям, что будешь работать в три смены и тому подобное, а они в ответ говорили, что друзья должны выручать друг друга. Потом они тебя попросили о дружеской услуге. И тогда ты понял, что влип. Все правильно?
Тезка тяжело вздохнул и с убитым видом кивнул головой.
– Ты почему-то всегда все знаешь, Костя. Да. Почти все так и было, как ты сказал. Только это не мать, а ее младшая сестра. Но Катя действительно меня к ней водила, и девочка выглядела очень больной. Хотя… теперь, после твоих слов… Даже не знаю. Запутался совсем.
– Сколько тебе лет?
Услышав мой вопрос, он криво усмехнулся.
– Через три недели двадцать будет. Ты, наверное, хочешь этим сказать, что когда я выйду через десять лет из тюрьмы, то у меня впереди будет еще долгая жизнь?
– Нет. Другое. Тебе двадцать лет, а развели тебя как десятилетнего ребенка. Делай выводы, парень.
Он посмотрел на меня тоскливыми глазами, неожиданно встал, прошел в кабинет отца, а спустя минуту вышел оттуда с листом бумаги, который положил передо мной. Я пробежал текст глазами. Это было его заявление на имя военкома с просьбой отправить на фронт. Посмотрел на Костика.
– Это все?
– Ты считаешь, что я должен пойти в милицию?!
– Как каждый советский человек и комсомолец ты должен…
– Костя, брось! Я не знаю, как жить дальше, а ты тут еще издеваешься! – он бросил на меня сердитый взгляд, потом посмотрел на фужер с коньяком, минуту сидел, молчал, думая о чем-то, потом тихо сказал: – Я собирался написать письмо в милицию… но хотел его подкинуть дежурному, когда все решится с моей отправкой на фронт.
– Ты полный идиот, тезка.
Не знаю, что он захотел от меня услышать, но этих слов явно не ожидал и ошарашенно уставился на меня.
– Вижу, ты не понимаешь меня.
– Нет, – продолжал он растерянно смотреть на меня.
– Ваш склад, работая на военные госпитали, думаю, каким-то боком прилеплен к Министерству обороны, а сейчас идет война. Работают законы военного времени, а это значит, что за особо крупные хищения, да еще в составе банды, получить вышку или двадцатку лагерей можно без особых проблем. Понимаешь, к чему я клоню?
Побледневший Костик рывком схватил фужер с коньяком и опрокинул его в рот. Выпил как воду, даже не поморщился. Какое-то время переваривал мои слова, потом криво улыбнулся:
– Умеешь ты успокаивать людей, Звягинцев. Видишь, мне уже не страшно, так что говори дальше. Я тебя слушаю.
Несмотря на сжимавший его сердце страх, он держал себя в руках. Какое-то время я смотрел на красивого парня, любителя девушек и модных песен, и подумал, что в нем есть что-то от настоящего мужика. В разведку бы я с ним не пошел, но не всю жизнь мне воевать, надо когда-то и отдыхать культурно, и вот тогда придет время таких людей, как Костик.
– После того как тебе подпишут в отделе кадров заявление на увольнение, твоя жизнь копейки не будет стоить. Твои подельники просто зарежут тебя в каком-нибудь темном углу в тот же вечер.
– Ты думаешь? – спросил он дрогнувшим голосом, но по его виду можно было понять, что если подобные мысли его и посещали, то только вскользь. Сейчас он напоминал человека, который спокойно шел и вдруг в какой-то момент времени неожиданно осознал, что стоит на краю пропасти.
– Им тебя отпустить, значит, самим добровольно встать к стенке.
– Тогда я пойду в милицию! Прямо сейчас!
– Никогда не торопись, парень, когда у тебя есть время подумать. Для начала ты мне вот что скажи…
Двоих мужчин, которые вышли из проходной вслед за Костиком, а затем последовали за ним в отдалении, он мне показал днем раньше. Это были начальник караула и охранник, с которыми Костя работал. Вчера какое-то время я наблюдал за ними и пришел к выводу, что оба сидели за колючкой, но так как наколок у них на пальцах не было, можно было предположить, что отбывали они свой срок не по уголовным, а хозяйственным статьям. То, что они будут действовать нагло, грубо и не откладывая, предсказать было нетрудно, слишком неожиданной оказалась для них подача заявления на увольнение Кости Сафронова. Наглые и уверенные в себе, они до последнего считали, что этот молодой дурак плотно сидит у них на крючке, а тут на тебе… Такой неожиданный фортель выкинул!
Сколько-то времени они шли, выдерживая расстояние, но в какой-то момент начали быстро нагонять Костика, а потом окликнули. Тот оглянулся и остановился, даже мне было видно, как на его лицо словно набежала тень. Короткий разговор, что произошел между ними, мне был не слышен, но в самом его конце мой тезка не удержался и бросил быстрый взгляд вокруг себя, хотя я его предупреждал, чтобы тот не искал меня глазами, но воры, к счастью, не обратили на это внимания, посчитав за простое беспокойство. Не найдя меня, Костик помрачнел и нехотя пошел вместе с ними. Так они шли несколько минут, о чем-то негромко говоря, а потом охранник махнул рукой в сторону арки. Дескать, так быстрее! Костик дернул головой, по-видимому, хотел оглянуться, но в последний момент сумел сдержаться и пошел с ними. Не успели они скрыться в темноте арки, как я пересек дорогу и быстрым шагом вошел под свод, вслед за ними.
– Ты, падла, ментовке решил нас заложить?! – это первое, что я услышал, успев сделать несколько шагов. В темноте зимнего вечера я с трудом смог разглядеть смазанные, но в то же время резкие движения нескольких темных фигур, стоящих у стены. Сделав еще пару шагов, я вдруг понял, что бандитов не двое, а трое. Интуиция противно взвыла, и я кинулся вперед. Мне сразу навстречу выдвинулась темная фигура.
– Тебе что, фраер, жить надоело?! Канай отсюда!
Двойной удар заставил начальника караула захрипеть и согнуться. В следующее мгновение резко выброшенное колено разбило ему лицо и швырнуло спиной на снег. Костик, прижатый к стене, сообразил, что пришла долгожданная помощь, и начал отбиваться.
– Режь его, Кот! – вдруг со злым отчаянием заорал один из напавших.
– А-а-а!
Крик Сафронова, наполненный болью, заставил меня рвануться вперед. Один из бандитов, кинулся мне наперерез, чтобы спустя секунду от резкого и сильного удара кулаком снизу в подбородок, взмахнув руками, рухнуть на спину.
– Не подходи, падла! Завалю! – испуганно заорал третий бандит, видя, как я легко расправился с его подельниками.
В его вскинутой вверх руке тускло блеснула сталь.
– Уверен, козел? – внешне спокойно спросил я, после чего резко выбросил левый кулак навстречу вооруженной руке противника. С глухим звуком на натоптанный снег упал нож, а в следующее мгновение начавший рваться из горла бандита крик остановился от рубящего удара ребром ладони по шее. У бандита подкосились ноги, после чего он почти беззвучно опустился на землю. В следующее мгновение уже я кричал:
– На помощь!! Человека убили!!
В ответ сразу послышались крики, затем раздалась трель милицейского свистка, а еще спустя несколько минут в арку вбежало сразу несколько человек. Потом появилась милиция. На мое счастье, одна из женщин, прибежавшая на мои крики, оказалась врачом. Вскоре приехала машина «скорой помощи», которая увезла Костика. Не успела машина уехать, как у арки затормозил милицейский автобус с оперативной группой. Милиционеры, быстро разобравшись в ситуации, принялись сразу, по горячим следам, работать с бандитами. Следователь сразу подошел ко мне, так как я оказался единственным свидетелем совершенного преступления.
– Попрошу ваши документы, товарищ.
Я достал и предъявил свое удостоверение сотрудника государственной безопасности.
– Спасибо, товарищ младший лейтенант. Теперь расскажите, что вы видели.
Кратко и четко я описал нападение на гражданина с целью убийства, потом добавил, что человек, на которого они напали, похоже, шел в милицию. Наверное, с заявлением.
– По крайней мере, это можно было понять из их криков, – предположил я.
Неожиданно один из бандитов, по кличке Кот, пришел в себя. Какое-то время смотрел на меня, потом вдруг оттолкнул оперативника и кинулся ко мне с дикими криками:
– Падла!! Сука!! Глотку порву!! На лоскуты порежу!!
Не успел он сделать и двух шагов, как оперативники сбили его с ног, дав для острастки пару раз по ребрам, и уже потом снова поставили на ноги. Следователь подошел к нему, с минуту смотрел ему в лицо, потом негромко сказал:
– А я тебя знаю, Котов. Сволочь ты знатная. Проходил по статьям грабеж и вооруженное нападение. Даже сейчас при всей совокупности ты мог получить, если, конечно, парень выживет, свои десять лет и отправиться валить лес, вот только в военное время у тебя есть шанс встать к стенке.
– Меня не запугаешь, сука ментовская!
– И не буду. Тобой, Котов, было совершено вооруженное нападение на сотрудника государственной безопасности.
Стоило бандиту понять, под какую статью попал, как он стал рваться из рук милиционеров:
– Падлы!! Суки!! Волки позорные!!
Следователь только укоризненно покачал головой, но ничего не сказал. Я нетерпеливо посмотрел на следователя, тот уловил мой взгляд, но не понял его сути.
– Не обращайте внимания! Все эти уголовники одинаковы! Грозят, потом на жалость бьют, а в конце истерики закатывают!
– Когда я могу идти?
– Сейчас закончу заполнять бланк, и вы распишетесь, а пока возьмите это, – он подал мне квадратик бумаги. – Здесь мой рабочий адрес и телефон. У меня к вам просьба – в течение двух ближайших дней связаться со мной. Вы единственный свидетель…
– Понял. Обязательно свяжусь.
Утром следующего дня я был в больнице. Будь я обычным гражданином, меня бы, наверное, долго расспрашивали, кто такой и зачем пришел, но предъявленное мною удостоверение мгновенно привело меня к кабинету врача, который подробно рассказал о самочувствии Костика.
– У него проникающее ранение кишечной полости. Еще вчера вечером ему была сделана операция, которая прошла весьма успешно.
Потом он рассказал о приезде милиции и о том, что ее сотрудники осматривали вещи раненого. Теперь я знал все, что мне нужно было знать. Поблагодарив врача, я ушел. Во-первых, меня ждала новая работа из разряда «экспроприация экспроприаторов», а во-вторых, афишировать наше знакомство не входило в мои планы. Операция, которую я спланировал, прошла успешно, за исключением ранения Сафронова. В кармане Костика лежало заявление, которое честный советский комсомолец написал и нес в милицию, стоило ему узнать о хищениях на складе медикаментов. Даже если его бывшие коллеги по работе будут на него давать показания, то суд их вряд ли будет рассматривать, так как в их основе лежит погрузка ночью машин, но при этом, кроме самих преступников, других свидетелей нет. Значит, выглядеть это будет просто как оговор, месть преступных элементов честному человеку.
Костик вышел из больницы спустя три недели. Мне удалось вырваться к нему домой буквально на пару часов, так как через сутки должна была состояться заброска в тыл. Вид у хозяина квартиры был бледный, к тому же он постоянно держался за бок.
– О, Костя! Привет! – и он расплылся в улыбке при виде меня. – Я все думаю: когда его лучший друг навестит несчастного больного?
– Здорово, уголовник! Ты чего без конвоя?
– Очень смешно. Не стой в дверях! Проходи!
– Пойдем пива попьем, – предложил я.
– Ага, вот прямо так с тобой и пошел, – скривился тот. – Мне доктор два дня тому назад сказал, чтобы ближайшие три месяца крепче куриного бульона я ничего не употреблял. Да не стой, проходи уже!
Я переступил порог, потом закрыл за собой дверь.
– Извини, времени совершенно нет, так что рассказывай здесь.
– Знаешь, про меня в газете написали! – не удержался и сразу похвастался тезка. – Еще меня обещали грамотой наградить.
– С чего бы это? – я удивленно покосился на него.
– Корреспондент из газеты ко мне в палату приходила, сказала, что они сейчас собирают материалы на ряд очерков о подвигах комсомольцев Москвы, причем не только совершенные на войне, но и в гражданской жизни, а неделю назад эту статью напечатали.
– Значит, ты у нас, выходит… уголовник-герой. Так, что ли?
– Он еще и издевается, – и Костик с притворным огорчением покачал головой. – Что ж, смейся дальше. Спустя пару дней после выхода статьи ко мне пришли из райкома комсомола навестить. Ну, и сказали, чтобы пришел к ним, когда встану на ноги. Они мне там собираются торжественно вручить грамоту.
– Ладно. Как дальше жить думаешь?
– Пока не знаю. Время есть – подумаю. Ты же мне так в свое время сказал.
– Думай. Теперь вот еще что. Все равно будешь болтаться без дела, поэтому держи карточки и деньги. Бери самое вкусное, а то вдруг у меня появится возможность заскочить, а у тебя ни красной икры, ни сухой колбаски для гостя нет. Чем закусывать будем?
Он взял карточки и пачку денег.
– Ух ты! Толстая! – Поднял на меня глаза. – А сам чего?
– Времени нет. Совсем нет.
– Ты мне так и не сказал, Костя, чем занимаешься? Появляешься. Потом исчезаешь…
– Я работаю в управлении тылового обеспечения, поэтому постоянно в командировки езжу. Ревизии и все такое прочее.
Тезка внимательно посмотрел мне в глаза и хитро усмехнулся.
– Конечно-конечно. Я так и вижу тебя за столом, заваленным папками с бумагами. Кругом одни только справки, доверенности и накладные. Мне вот только одно интересно: ты на этих своих бумагах удары и приемы отрабатываешь?
– Не веришь? – Я достал из внутреннего кармана аккуратно сложенную бумагу и протянул ему. – Тогда посмотри на мое командировочное удостоверение.
Развернув лист, он быстро пробежал по отпечатанным на машинке строчкам, посмотрел на фиолетовые печати и растерянно уставился на меня:
– Так ты что? Не соврал?
Я забрал у него бумагу, положил в карман, потом нахмурил лицо и обиженным тоном заявил:
– Как я, простой советский гражданин, могу соврать другому советскому гражданину?! Да ни в жисть! Мамой клянусь! Зуб даю, что все правда!
– Верю. Вот теперь верю! – И Костик рассмеялся.
– Вот и отлично! Теперь мне пора.
– Погоди! Спасибо тебе большое, дружище! Ты не представляешь, что для меня сделал! Ты меня спас…
– Брось. Пока!
Бывший заместитель директора базы сидел на табурете и погасшим взглядом смотрел на следователя, который сейчас перебирал бумаги его дела. Нашел нужный лист, пробежал по нему глазами, а потом посмотрел на арестованного.
– Значит, вы, гражданин Голованов, утверждаете, что, подойдя к машине с чемоданом в руке, получили удар по голове и больше ничего не помните. Так?
– Да, гражданин следователь. Зачем вы опять меня об этом спрашиваете? Я уже три раза рассказывал вашим сотрудникам об этом нападении.
Следователь насмешливо посмотрел на арестованного. Он видел, да что там, почти знал, что проходящий по делу о крупных хищениях лекарств на складе № 17/1 Голованов Ипполит Захарьевич нагло врет. Вот только с какой целью? Когда дежурная группа прибыла по вызову на место происшествия, то увидела картину полного разгрома в комнатах и пьяного хозяина дачи. Увидев милиционеров, он стал кричать, что его ограбили. Оперативники и эксперты, внимательно осмотрев дом, решили, что все выглядит настолько неестественно, что слова хозяина о ворах, устроивших разгром, сочли, мягко говоря, сомнительными. С другой стороны, врач, прибывший на место происшествия, заверил сотрудников милиции в том, что гражданин Голованов был действительно оглушен и какое-то время находился без сознания. Но был еще один факт, свидетельствующий не в пользу хозяина дома. Когда прибывшие сотрудники милиции начали его опрашивать об обстоятельствах нападения, он заявил, что нес к машине чемодан и саквояж. Тогда его слова слышали несколько человек, но уже при составлении протокола он изменил показания. В них остался только один чемодан.
– Что за вещи были в чемодане, гражданин Голованов?
– Я уже говорил. Старое пальто. Ватник. Сапоги. Валенки с калошами. Все ненужное. Хотел продать. Сложил все это в чемодан, подошел к машине и только поставил чемодан на заднее сиденье, как в голове, словно бомба взорвалась. Очнулся уже дома, на полу. Все перевернуто и разбросано. Видно, воры ценные вещи искали.
– Когда к вам на дачу приехала милиция, вы заявили, что кроме чемодана у вас был похищен саквояж.
– Нет. Нет! Я тогда напутал, гражданин следователь. Кроме чемодана с вещами, у меня в руках ничего не было! Мне тогда плохо было. От удара голова кружилась, вот я и обмолвился.
– Пусть так. Это ограбление выделено в отдельное дело, если, конечно, впоследствии не удастся связать его с вашей преступной деятельностью на складе. На этом все. – Следователь снова покопался в папке с бумагами и вытащил несколько листочков с машинописным текстом, которые он придвинул бывшему заместителю директора базы. – Теперь смотрите!
– Что это?
– Это акт ревизионной комиссии, проведенной после проведения проверки на складе. Смотрите на эти итоговые цифры. Там проставлена сумма. Видите?
– Да. Вижу, – голос был тихий и дрожащий.
– Вы понимаете, что это для вас значит?
– Не… совсем, гражданин следователь. Подождите! Вы же не хотите сказать, что за это полагается… расстрел?
– Я не суд, гражданин Голованов, а следователь. Мне нужны ваши чистосердечные показания, на основе которых суд уже вынесет вам приговор.
Глава 10
С заданием нам на этот раз сильно повезло, и мы уже через три недели были в Москве. Весна. Солнце грело ярко, правда, не жарко. Набухшие почки только-только стали превращаться в маленькие клейкие зеленые листочки. Весело и звонко щебетали и пели птицы. Проезжая по улицам столицы, я сейчас думал не о весне, не о том, что снова остался живой и здоровый, и не о том, что меня ждет отпуск. Просто за обратную дорогу я кое-что проанализировал, а теперь подвел свои размышления к итоговой черте и окончательно решил, что мне просто повезло попасть именно в группу Камышева. Пусть мои действия были ограничены определенными рамками, но самостоятельности и свободы действий вполне хватало, как и адреналина в крови, чтобы чувствовать себя, как и прежде, вольным стрелком. Командир принял меня, какой я есть, не навязывая мне условий социалистической морали и пропуская мимо ушей недовольство нашего парторга Мирошниченко, который считал, что я халатно отношусь к занятиям по политучебе, что нет во мне живой активности как в обсуждении вопросов работ Ленина – Сталина, так и в их конспектировании.
– Ты разгильдяй и лоботряс, Звягинцев! – кричал на меня в таких случаях раздосадованный парторг. – Мы какую работу Ленина последний раз разбирали?!
– «Государство и революция». Эта работа Ленина датирована семнадцатым годом. Книга создана в период подготовки социалистической революции, когда вопрос о государстве приобрел для большевиков особую важность…
– Нечего мне демонстрировать свою память! И так знаю, что она у тебя хорошая! – перебил он меня. – Где твоя тетрадь?!
– Вот.
Он пошелестел страницами, затем, подняв глаза, сердито посмотрел на меня.
– Где выписки?! Где ссылки из текста?!
– Не успел, товарищ капитан.
– Почему твои товарищи все успевают, а ты нет? Вот ты мне прямо ответь на мой вопрос!
– Виноват, товарищ капитан.
– Ты мне зубы не заговаривай! Ты боец, каких еще поискать надо, а в политподготовке в хвосте плетешься! Почему не берешь пример со своих товарищей?! Сашко уже полгода в кандидатах ходит! Швецов на днях заявление на прием в партию подал! А ты?
– А что я?! Считаю, раз вы меня ругаете, значит не дорос я еще до настоящего строителя коммунизма, вот и не подаю заявления!
– Ты мне зубы не скаль, Звягинцев! Не будь ты отличным бойцом, я бы с тобою по-другому поговорил! Как ты понять не можешь, что политическая учеба – это не просто необходимые для нашей борьбы знания, это наше оружие с буржуазными идеями! Только досконально зная диалектику марксизма-ленинизма…
Вообще-то я неплохо вписался в коллектив, за исключением некоторого отчуждения, к которому, впрочем, ребята уже давно привыкли, считая это моей чертой характера. Но было еще одно «но», которое с точки зрения моих товарищей, может, и выглядело мародерством, но я всегда исходил из фразы: «Что с бою взято, то свято». Вот и на этот раз у немецкого майора я реквизировал отличные швейцарские часы и изящную фляжку с коньяком, украшенную то ли графским, то ли баронским гербом, посчитав, что мертвецу эти вещи без надобности. Камышев смотрел искоса на мое приобретательство, но ничего не говорил, зато Мирошниченко, как только выдавался момент, сразу начинал доставать меня на эту тему. Когда мы возвращались, он прочел мне очередную лекцию о том, что советскому человеку и комсомольцу не к лицу заниматься подобным делом. На что я ему ответил, что у меня, как у человека искусства, страсть к изящным вещам.
– Это мародерство, Звягинцев, как ни назови. Знаю, что ты хочешь сказать: не я один такой! Я и сам видел подобное на передовой, причем неоднократно, в финскую войну. Так там простые люди, солдаты, а ты офицер! К тому же студент! В столичном институте учишься! Тебе партия и народ поручают ответственные задания особой важности! Как ты не понимаешь, что мы должны быть чисты в своих мыслях и делах!
– Товарищ капитан, обещаю, что теперь буду это делать незаметно. Вдали от посторонних глаз.
Он посмотрел на меня тяжело, потом укоризненно покачал головой, после чего сказал:
– Что ты за человек такой, Звягинцев, никак тебя понять не могу!
Я промолчал. Мирошниченко какое-то время внимательно смотрел на меня, а потом снова заговорил:
– Тут я недавно беседовал о тебе с командиром. Знаешь, что он мне ответил? Он сказал: принимай его, Володя, таким, какой он есть!
Я снова промолчал, тогда Мирошниченко попытался сломать меня взглядом, но вскоре сдался:
– Ты не боец Красной Армии, а самый настоящий махновец! Исчезни с моих глаз, Звягинцев!
По возвращении, пройдя все процедуры и формальности, затем получив отпускные документы, я отправился домой. Приняв у себя дома ванну, переоделся и отправился в гости к Сафроновым. Дверь мне открыл Костик в солдатской форме. Если он при виде меня расплылся в радостной улыбке, то у меня лице явно читалось удивление.
– Здорово, тезка!
– Привет. Слушай, а ты чего так вырядился? Или в столице мода пошла на солдатские гимнастерки с погонами?
– Все потом! Ты давай, проходи!
Я посмотрел через его плечо в глубь квартиры.
– Погоди, малыш, а что ты меня один встречаешь? Где, скажи на милость, твои папа и мама?