banner banner banner
На перепутье
На перепутье
Оценить:
 Рейтинг: 0

На перепутье


– Даже если и так, разве ты не попытался бы выйти за поля и начать свою собственную историю?

– Попытался бы. Хотя бы из желания насолить тому, кто все это написал. Пусть не думает, что он управляет моей жизнью, – я ухмыляюсь.

– Человек – странное существо. Дай ему возможность побежать в чистое поле, он будет держаться узкой тропки, а как только расставишь красные флажки и протянешь запретительные ленты, как ему тут же срочно понадобится простор луга, – Август улыбается, – Иногда запреты делают нас свободнее и дают возможность нарушить их. Только вот не стоит этим увлекаться.

***

В доме на окраине тихо. Лиана убежала к подружкам, Кирилл еще на прошлой неделе уехал в столицу на курсы.

– А Марк где? Нам бы с ним поговорить, – спрашивает Август Лидию.

– Вы не знаете? Они вчера всем классом уехали в райцентр, сегодня с утра отправились в город. Будут изучать достопримечательности, музеи и учебные заведения. У них очень насыщенная программа. Должны вернуться через неделю.

– Как он вообще? Не доставляет хлопот?

– Нет, у нас все хорошо. Проводит много времени за компьютером, но оно и понятно – подросток ведь.

Пока они разговаривают, я решаю наведаться в свою бывшую комнату. Шторы закрыты, жалюзи опущены – похоже, Марк вообще не переносит солнце. Я пытаюсь включить свет, но лампочка выкручена. Стою в полутьме, всматриваясь в силуэты вещей, которые когда-то были моими. Скучаю ли я по детству? Скорее, нет, чем да. И не хотел бы вновь туда вернуться. Не потому, что детство было каким-то ужасным, оно-то как раз до определенного момента было довольно счастливым и беззаботным, просто в то время взрослые решали за тебя буквально все, и меня это откровенно бесило.

– Алек, иди к столу, поешь, а то исхудал совсем, – Лидия кладет мне руку на плечо. Она всегда хорошо ко мне относилась, и я ценю это. От нее веет спокойствием – может, именно поэтому она так быстро завоевала сердца местных жителей.

– Твой брат не то чтобы неряха, но временами устраивает такой беспорядок. Приходится заставлять его прибираться, – она улыбается.

– Все мальчишки такие, – я выхожу из комнаты и закрываю за собой дверь.

– Почему вы так рано ушли с праздника? Лиана вас потом по всей школе искала, – в ее голосе слышится укоризна.

– Извини, просто настроения не было. Да я и не люблю такие мероприятия. Передай сестренке, что она отлично справилась со своей ролью.

– Да, конечно, она будет рада услышать твои слова. Заходи к нам почаще, младшие по тебе скучают. И я тоже. Ты всегда был для меня родным сыном, знаешь ведь?

Я киваю. Это правда. Марк был слишком зол на отца и из упрямства так и не принял Лидию, Кирилл в то время уехал на учебу, а я тогда отчаянно нуждался в человеке, который мог держать меня в рамках, но не с помощью грубой силы, как Айзек, а мягко и ненавязчиво. Лидии это удалось. Ее спокойствие и выдержка не раз помогали мне выпутаться из сложных ситуаций, и я всегда буду благодарен ей за это. Она стала для меня островком покоя в мире, где никто меня не принимал. И она же вставала на мою защиту, когда Айзек был не в духе. Только благодаря ей я и смог так долго продержаться в этом доме.

Айзек всегда пытался меня сломать, с самого детства. Со стороны казалось, что он крайне заботливый отец, который всерьез занимается воспитанием сыновей – мы много времени проводили вместе, выезжали на природу, участвовали в его делах, работали по хозяйству. К Кириллу и Марку он относился по-другому, бережнее, что ли, а с меня требовал, как со взрослого. Всегда откровенно высказывал свое недовольство, безжалостно указывая на промахи даже в присутствии посторонних. Заставлял доводить все до совершенства, выкладываясь по полной. Радовался, если узнавал, что я выстоял в очередной драке, и злился, если оказывался побежденным. Хотел, чтобы все и всегда было так, как он скажет. А я противился этому, не раз восставал против его решений, даже будучи совсем маленьким – а он смеялся и называл меня волчонком. В итоге это вылилось в бессмысленное противостояние, от которого я был вынужден бежать. И, наверное, бегу до сих пор. Теперь, конечно, я понимаю, почему именно мне он уделял такое внимание – он хотел, чтобы я вырос покорным его воле, стал его собственностью, и не только из-за желания использовать Охотника, но и из-за того, что так и не смог заставить маму полюбить его.

Пожалуй, я могу понять его чувства. Я был живым напоминанием о его поражении, а такой человек, как Айзек, подобного не прощает. Рано или поздно мы всерьез сцепились бы, и еще неизвестно, на чьей стороне оказалась бы победа в честной схватке. Но он решил подстраховаться и постарался вывести меня из этой игры прежде, чем я смог ему как-то навредить, хотя я желал только одного – как можно скорее уехать прочь и никогда не возвращаться. Интересно, где он сейчас? После того, что случилось осенью, он наверняка и близко не допускает мысль о примирении. Зная его нрав, могу точно сказать – он винит меня в том, что его жизнь резко пошла под откос, из уважаемого человека он превратился в изгоя, в преступника. Он потерял все – семью, дом, статус. И я уверен, что при следующей нашей встрече он обязательно постарается отомстить за все, что ему пришлось пережить. Поэтому-то Август так не хочет, чтобы я возобновлял поиски – он знает, что я его найду, и для меня это может кончиться плохо.

– Вы там хоть едите нормально? – Лидия наливает нам полные тарелки супа, – Алек, по-моему, с каждым разом выглядит все более худым.

– Не волнуйся, с аппетитом у него все в порядке, – смеется Август.

– Я просто загорел, – неловко оправдываюсь я.

– Когда ты только успеваешь готовить? – Август с удовольствием намазывает бутерброд. Хлеб домашний, свежий, пышный, – Дел-то в деревне всегда невпроворот.

– Как-то успеваю, – улыбается Лидия, – Я просто переложила часть обязанностей на плечи главы – у него там целый штат людей, пусть занимаются делом.

– Вы с ним сработались?

– Да, он прекрасный специалист, Айзек зря пытался его оттеснить. Он всегда стремился единолично принимать решения и контролировать вся и всех, а я за продуктивное сотрудничество. И это дает свои плоды.

– Авторитаризм вполне в духе моего брата, – Август невесело усмехнулся.

– А почему ты не стал вожаком? Ты ведь старший из братьев, – мне показалось уместным заговорить об этом именно сейчас.

– Я добровольно отказался от этого. Ты же слышал слова Акима, я не лидер. Как и ты.

– Я до сих пор не могу понять, почему Айзек именно меня видел своим преемником. Почему не Кирилл? Или Марк? Он же знал, что я не его сын, тем не менее, все эти годы пытался заставить меня занять свое место.

Август откидывается на спинку стула:

– У меня есть теория на этот счет, только я не уверен в ее состоятельности. Он чувствовал себя виноватым. Мы ведь были очень близки, всегда держались вместе и защищали друг друга, вот как ты со своими братьями. Но потом я выбрал другой путь, и он с удовольствием занял место, которое по праву принадлежало мне, женился на девушке, которую я любил, забрал ребенка. И решил это по-своему компенсировать. У него было странное представление о справедливости. Может, поэтому он так настаивал, чтобы именно ты стал его наследником – так он надеялся вернуть свой долг. Увы, ты оказался тем еще упрямцем, и немало его разозлил. Подумай сам – что чувствует человек, который, с его точки зрения, поступает по-доброму, но никто этого не ценит?

– Вероятно, ты прав, твоя версия вполне обоснована, – я ловлю себя на том, что рву салфетку на мелкие клочки.

– Прислушайся к Августу, он близок к истине. Айзек ведь неплохой человек и талантливый лидер. Конечно, он часто перегибал палку, но всегда старался ради общего блага. Это ни в коей мере не оправдывает того, что он стрелял в тебя, и он должен понести за это наказание, – Лидия, как всегда, улавливает мое беспокойство, и кладет свою прохладную ладонь на мои руки, продолжающие нервно теребить несчастную салфетку.

Я осознаю, почему мне нужно найти его – чтобы разобраться со всем этим. Просто откровенно поговорить, чтобы отпустить то, что преследовало меня все эти годы. Понять мотивы человека, который называл себя моим отцом. Может, тогда я смогу двигаться дальше. А пока я нахожусь в подвешенном состоянии и не понимаю, что делать, в каком направлении идти.

***

Ранним утром я выхожу на пробежку. За спиной – рюкзак с водой и перекусом, я планирую удалиться от деревни на двадцать километров. Солнце только поднимается над горизонтом, а я уже на противоположном берегу и начинаю углубляться в лес. Подтаявший наст за ночь окреп, приятно ощущать под ногами твердую поверхность. Бегу в ровном темпе, неторопливо, чтобы сил хватило и на обратный путь. Изо рта вырывается пар, воздух все еще морозный, но в нем уже витает предчувствие весны – я улавливаю терпкие ароматы березовых веток и хвои. Через несколько минут, разогревшись, сдвигаю шапку на затылок, закатываю рукава ветровки, снимаю перчатки и прячу их в карман рюкзака. Вначале бегу под музыку, но потом отключаю ее – я в тайге, и нет необходимости заглушать звуки города или деревни. В эти минуты и я, и Охотник – одно целое. Нам как никогда спокойно и хорошо.

Лес постепенно оживает. Птичьи голоса стали громче, они звучат все смелее. Возле кустарников вьются следы куропаток, в лесу – тропы, проложенные зайцами, под лиственницами виднеются отпечатки беличьих лапок, поразительно похожих на человеческие ладони. То и дело встречаются лисьи следы. Крупное зверье держится подальше от деревни, кроме тех, кого подкармливают егеря, но все они остались позади, на другом берегу. Сейчас на многие километры вокруг я единственный хищник, представляющий реальную угрозу.

Солнце светит все ярче, я надеваю темные очки. Снежная слепота – не самая приятная вещь, уже не раз через это проходил. Наши предки знали толк в защите от весеннего солнца – у них были замшевые повязки для глаз с очень узкими прорезями.

Я бегу по безлюдному простору тайги и пытаюсь представить, как они жили здесь сотни лет назад, кочевали в поисках добычи, как мои предшественники, такие же Охотники, отправлялись на разведку, чтобы обнаружить новые, богатые дичью и рыбой, местности. Им предстояло не только найти благодатный край, но и при необходимости силой отбить его у местных жителей. Очевидно, что при таком образе жизни Охотников в роду появлялось гораздо больше, чем сейчас, ведь их способности были востребованы. Перед ними не стоял вопрос, который терзает меня. Они с рождения знали, зачем пришли в этот мир – отвоевать право своего рода на лучшую жизнь. Наше племя всегда было захватчиком, агрессором, посягающим на чужие земли. Долгое время оно держало в страхе огромную территорию, многие предпочитали тихо уйти, чем открыто противостоять – мудрое решение, если учесть, что торгоны были так же безжалостны, как и хитры. Еще одной их особенностью была железная дисциплина – даже после удачных набегов ни один член рода не терял бдительности. Победы их не расхолаживали, наоборот, заставляли плотнее смыкать ряды – они справедливо полагали, что количество врагов прямо пропорционально количеству побед. Торгоны всегда пребывали в полной боевой готовности, не только взрослые, но и дети, которых с малых лет обучали искусству войны. В любой момент они могли не только сорваться с места, но и атаковать или защищаться.

Я также знаю, что старейшины руководствовались не эмоциями, а доводами рассудка, всегда делая выбор в пользу реальных перспектив, а не сомнительной сиюминутной выгоды. Только благодаря их всесторонне взвешенным решениям наш род не только выживал, но и рос. Слава об Охотниках распространилась далеко за пределы территории, по которой кочевали торгоны. Часть их становилась наемниками – за определенную плату они брались выполнить практически любую грязную работу. В племени был отряд, который большую часть времени проводил в разъездах – настоящая военная элита, лучшие из лучших, люди, специально обученные искать, находить и устранять. Их услуги стоили очень дорого – это могли позволить себе немногие. Но все заработанное их кровью и потом поступало старейшинам, которые и распоряжались добычей. Это значительно расширило торговые и культурные связи торгонов – неудивительно, что среди артефактов, которые до сих пор передаются из поколения в поколение, встречаются удивительные вещи, происходящие из самых разных стран. В нашей семье сохранилось несколько таких, включая серебряный перстень вожака.

При всей своей значимости Охотники во все времена оставались едва ли не самыми бесправными. Они не могли завести семью, это позволялось лишь в исключительных случаях. Не владели собственностью. Не имели права голоса. По сути, они исполняли роль ручных хищников, и служили за еду и кров. С самого детства им прививали мысль, что раз род вкладывается в их обучение, обеспечивает снаряжением и оружием, дает возможность проявить себя в настоящей схватке, то они обязаны вернуть этот долг сторицей. Не знаю, почему Охотники так ни разу и не восстали, с их навыками они бы даже с соплеменниками справились без труда. Может, и были подобные прецеденты, просто сведения об этом до нас не дошли.

Хотя я иногда думаю, что Охотники слишком сильно потакали своим инстинктам, и у них просто не было возможности задумываться о том, какую ступень на социальной лестнице они занимают.

Честно говоря, меня всегда интересовало, как именно моя семья в таких условиях заняла главенствующее положение, ведь они тоже были изгоями.

Я бегу через тайгу, и мне кажется, что я вот-вот столкнусь с кем-то из них. Окружающие деревню леса с тех пор мало изменились – конечно, появились дороги, следы деятельности человека можно заметить практически везде, кое-где протянулись линии электропередач, но большей частью это та же тайга, какой она была и сто, и двести, и триста лет назад. Время здесь словно замерло. И когда я один, мне легко представить себе такую встречу. Я словно вливаюсь в поток, в котором воедино сплелись прошлое, настоящее и будущее.

Я добегаю до крупного озера – по сути, это три водоема, которые слились в один. Останавливаюсь, чтобы глотнуть немного воды. По пути меня несколько накрывало снегопадом, плотные серые тучи проносятся так низко, что кажется, они вот-вот повиснут на верхушках деревьев. Я с трудом добрался до другого берега – дорогу замело, пришлось бежать по колено в снегу. В кроссовки набился снег, ноги промокли, но меня это не волнует – главное, все время быть в движении, тогда не успеваешь замерзнуть. Несколько раз я порывался вернуться, но что-то – упрямство? желание достичь намеченной цели? – гнало меня вперед. Оглядываюсь и вижу, что позади снова беснуется метель, а там, где я стою, светит солнце. По белоснежному простору бегут стремительные тени. Ветер то норовит меня опрокинуть, то вдруг дает короткую передышку. Я прячу бутылку в рюкзак и вновь устремляюсь вперед. Дорога, к счастью, ныряет в лесок, там почти не замело, и я немного ускоряюсь. Спустя несколько минут вновь выбираюсь на открытое место и замираю – серые тучи сменились легкими облаками, они парят в нежной синеве, солнце то и дело оказывается в их пуховых объятьях. Вдали едва виднеются сопки, сегодня из-за странного света они кажутся ближе, чем есть на самом деле. Я стою, запрокинув голову и, как в детстве, увлеченно слежу за тем, как величественно проплывает огромное невесомое облако. Воспользовавшись моментом, решаю перекусить, попить и немного отдохнуть. Возвращаться решаю другим путем. Дорога уводит прочь от озера, ныряет в сосновый бор. Воздух прогревается, наст немного подтаял и стал мягче. В нескольких километрах от дома одна нога уходит в снег почти по колено, я падаю и влетаю в ближайший сугроб. Тут же вскакиваю, проверяю, нет ли ушибов – вроде все в порядке. Протираю лицо снегом, это придает сил. Как ни странно, падение перезагрузило уставшие ноги, и мне становится легче бежать. Воду я уже допил, и теперь на ходу ладонью подхватываю снег и отправляю его в рот небольшими порциями. Сверху он покрыт тонкой корочкой льда, она неприятно хрустит на зубах, словно песок, и лишь потом тает. Делаю еще одну остановку, пытаюсь съесть кусочек хлебца, но во рту пересохло, и я выплевываю его. Приходится довольствоваться сухофруктами, в них много сахара, и они придают достаточно сил, чтобы добежать до дома.

Я с трудом забираюсь на свой берег, и медленно бегу по узкой тропке, петляющей среди сосен. То и дело оступаюсь и чуть не падаю, ноги проваливаются в глубокий снег. Кажется, я устал больше, чем ожидал, и сейчас мечтаю только об одном – попить, немного поесть и растянуться на кровати.

Август говорит с кем-то по телефону. Он кидает в мою сторону обеспокоенный взгляд, но я чувствую, что в этот раз его тревога вызвана не моим длительным отсутствием. Быстро выпиваю стакан воды, переодеваюсь, возвращаюсь на кухню.

– Что случилось? – я заглядываю в холодильник, вытаскиваю тарелку с остатками вчерашнего ужина и ставлю в микроволновку.

– Лидия звонила, говорит, у Марка неприятности. Просила тебя как можно скорее заглянуть к ней.