Алексей приехал вовремя. Консьерж, улыбаясь, протянул ему ключи и объявил, что мистер Кларк извиняется, что не смог предупредить. Он задержится до восемнадцати часов, а квартира в распоряжении Мигеле. Поблагодарив консьержа, Алексей поднялся в квартиру Джеймса Кларка. Последние три дня у него были особенно напряжёнными. Он недосыпал ночами, доводя своего кибера до требуемых параметров, которого он должен был представить своему куратору проекта, профессору Брауну, у которого принципом отношения к самостоятельной работе студента было: сначала практика, то есть товар лицом, а потом разговоры – то есть теоретические объяснения в решении вопросов изготовления изделия. С ним было и легко, и сложно работать. Профессор мог вообще не задавать вопросов, видя результат, а мог вывернуть наизнанку всю теоретическую подготовку студента, если ему что-либо не нравилось.
Алексей прошёл в квартиру, сел на диван и включил телевизор. О том, что он уже в квартире, он звонить Джеймсу не стал, это было лишнее, ведь было сказано, что он появится в восемнадцать часов, а сейчас было пятнадцать. Он нашёл какой-то музыкальный канал, откинулся на спинку дивана и незаметно заснул. А через полчаса ключ у консьержа от квартиры Кларка попросила молодая, лет двадцати-двадцати одного, стройная, среднего роста, красивая голубоглазая девушка с хвостом рыжих волос до плеч и с небольшим рюкзачком на спине. Она улыбнулась, озорно подмигнула уставившемуся на неё консьержу и весело спросила: «Папа дома?»
– Рад вас видеть, мисс Дженис, – улыбнувшись белозубой улыбкой, проговорил чернокожий, давно уже немолодой сухощавый мужчина. – Мистера Кларка дома нет. Он ушёл ещё утром и сказал, что будет вечером часам к восемнадцати. А у вас гость дожидается его уже как с полчаса.
– Как? – воскликнула девушка. – У нас в квартире чужой человек? Как же вы посмели дать ему ключи?
– Извините, мисс Дженис, но этот молодой человек вот уже на протяжении четырёх лет навещает мистера Кларка, и тот распорядился впускать мистера Мигеле беспрепятственно в любое время и даже в его отсутствие.
– Вот как? Мистера Мигеле? А кто он такой?
– Молодой человек лет двадцати семи, а может, двадцати восьми, по всей вероятности, студент. Да, скорее всего, студент – на клерка он не похож.
– Ладно, разберёмся, какой он студент и что он делает в квартире моего отца.
– Мисс, вы звоните, если что, а я буду готов сразу вызвать полицию.
– Хорошо, Баркли, но я думаю, сама справлюсь – проговорила Дженис и направилась к лифту.
Консьерж проводил её тревожным взглядом.
Дженис поднялась на этаж и тихо вошла в квартиру.
– Руки вверх, – услышал звонкий девичий голос Алексей.
Спросонья он не мог сообразить, в чём дело, увидев перед собой симпатичную стройную рыжую девицу, двумя руками держащую направленный на него кольт 1908 года, карманный пистолет. «Вот это фокус, – подумал Алексей. – Что это за овца и что она тут делает?» – пронеслось у него в голове.
– Вы кто такая? – начал он с вопроса, как учили в институте КГБ вести себя в такой ситуации.
– Да вы наглец, мистер студент, – ответила она. – Точно такой же вопрос я задаю вам. Что вы делаете в квартире моих родителей?
– Ваших родителей? Так, значит, миссис Эмели и мистер Кларк ваши родители?
– Ну, не ваши же!
– А вдруг я племянник кого-нибудь из них, тогда как?
– Вы что, хотите этим сказать, что вы дальний родственник, так что ли?
– Вы, милая леди, не допускаете этой мысли, а вдруг? И вы держите меня под прицелом. Опустите пушку. Я пошутил, конечно, никакой я не родственник, но как сын вашему отцу, он сам мне об этом сказал, потому что я сын, но сын его лучшего друга Даниэля Торреса, который спас ему жизнь, когда они работали вместе в Колумбии по ликвидации наркотрафика.
– Вот как? – воскликнула Дженис, опуская пистолет. – А теперь вы мне почти как брат, что ли?
– Ну, не совсем почти, а почти, и не брат. Я кубинец, а вы американка – высшая раса, куда мне до вас!
– Да, интересно получается, то вы почти родственник, а с ваших слов – теперь вы бедный родственник.
Алексей понял, этой красавице на язык лучше не попадаться, уж больно он у неё острый, к тому же она считает себя хозяйкой положения в своей квартире.
– Да вы присядьте, мисс, а то до прихода папы вы так устанете ждать, и спрячьте пистолет, а то батюшка ваш подумает, что я на вас нападаю или угрожаю вам. А ведь это не так, потому что у меня нет никакого оружия.
– У меня тоже нет, – сказала Дженис и выстрелила прямо в Алексея. Выстрел прозвучал громко, и Алексея обдало жаром искр, вылетевших из дула кольта. Это было так внезапно, что он не успел испугаться и напрячься от страха. С минуту стояла зловещая тишина. Алексей боялся пошевелиться. Он понял, что стреляли ему прямо в грудь, и он никак защититься не мог, но почему не было боли? Не было и крови, он не потерял сознание, только в голове било как молотком так, что казалось, череп вот-вот расколется.
Дженис стояла молча и растеряно, держа пистолет опущенным вниз, виновато и чуть не плача, глядя в упор расширенными от ужаса глазами в лицо Алексея. Она села на стул, бросила пистолет на стол, закрыла лицо руками и зарыдала, как ребёнок, совершивший непоправимую ошибку, подёргивая плечами и всем телом. Алесей сидел ошарашенный и ничего не мог понять: «В меня стреляли из пистолета почти в упор, но я живой и, по-моему, даже не ранен, значит, выстрел был холостым. Но почему рыдает эта красивая девушка?» Он пошевелил одним, потом другим плечом. Встал и прошёлся по комнате. Только теперь до его слуха стали доноситься рыдания Дженис.
Теперь он стоял в растерянности и не знал что делать. Ничего не понимая, он подошёл к Дженис сзади и обнял её за плечи. Она быстро вскочила со стула и, развернувшись, обхватила его за шею, затем она стала целовать его лицо, глаза и губы, увлажняя его своими слезами и непрестанно повторяя: «Простите меня, простите меня, ради бога, простите, я больше никогда, никогда так делать не буду!» А он гладил её по голове и говорил в ответ: «Не надо плакать, прошу вас, я же понимаю, что это была шутка. Как вас зовут?»
– Д-д-д-же-женис, – заикаясь, произнесла она.
– А меня Алексей, вот и познакомились.
Она виновато улыбнулась сквозь катившиеся из глаз слёзы. Он крепко её обнял и поцеловал в губы. Она не сопротивлялась, тогда он поцеловал её ещё раз.
– Простите меня, – отстраняясь, проговорила она. – Вы меня простили?
– Да, милая Дженис, только больше никогда так не делайте, а то я расскажу маме и папе.
Она улыбнулась, поняв его шутку.
– Простите, мне надо пойти в ванную, а то отчим заметит, и придётся объясняться, а я бы не хотела ещё раз понять, какая я дура.
– Может, мне уйти, – спросил Алексей, – и приехать в следующий раз?
– Нет-нет, ни в коем случае. У вас ведь важная встреча. А откуда вы приехали?
– Из Бостона.
– О, это не так близко, не уезжайте, а то я буду чувствовать себя виноватой вдвойне. Давайте, я приму душ, а потом мы с вами выпьем чего-нибудь, попьём кофе и поговорим.
Когда Джеймс вошёл в квартиру, то удивлению его не было предела. Его взору предстала картина танцующей пары, его приёмной дочери и мнимого сына, которая медленно двигалась под мелодию Элвиса Пресли, нежась в объятиях друг друга. Было видно по всему, что они не только нашли общий язык, но в их отношениях сложилось нечто большее, и сложилось неотвратимо, а для Джеймса Кларка ситуация вышла из-под контроля окончательно. Теперь перед ним стояла сверхсложная задача разлучить молодых влюблённых во что бы то ни стало, иначе это грозило катастрофой или провалом операции «Студент». Теперь было над чем поломать голову. А пока он решил отпустить ситуацию, по крайней мере, на два дня на её пике, на которые приехал Алексей. Он знал свою падчерицу, её озорной и порой взбалмошный характер, несмотря на то, что Дженис воспитывалась у бабки Миссис Агнесс, но бабушка была не простая, а самая настоящая пуританка. А пуританство, пуританизм, пуританская мораль – образ жизни, для которого характерны крайняя строгость нравов, целомудрие и аскетическое ограничение потребностей, расчётливость и бережливость, трудолюбие и целеустремлённость; например, игрушки считались бесполезными, а дети с малолетства помогали взрослым в работе.
И вот ей казалось, что она воспитывает внучку в строгости, накладывая на неё множество ограничений. Но она не учла характер девочки и её темперамент, потому что чем строже было давление с её стороны, тем более обратный эффект получался, но училась девочка хорошо и даже отлично, чему сопутствовала её любознательность.
Джеймсу Кларку не приходил никакой путный план в голову. Он был опытным разведчиком и мог просчитывать психологические ходы противников, но в данном случае надо было действовать настолько тонко, чтобы не отвратить от себя уже ставших для него родных и любимых людей. Он сам не ожидал, что Его величество случай всё расставит по своим местам.
Миссис Агнесс после путешествия по Европе не нашла внучку дома. Она поняла, что родители забрали её в Нью-Йорк, где она собиралась поступить в университет. Идея навестить её прямо на квартире зятя созрела тут же в её голове. Всё повторилось. Она также застала молодых одних и опять танцующих в отсутствие хозяина квартиры.
В общем, когда бабка узнала о романе внучки и что герой её романа – студент из Бостона, она была вне себя от её своеволия и наглости. Тёща стала обвинять отчима, что тот распустил девочку, позволив ей жить без присмотра в кампусе Нью-Йоркского университета с другими студентами, хотя дал слово жене и ей, что будет заботиться о Дженис, как о родной дочери. Она позвонила Эмили Кларк в Конго, где та была в командировке по редакционному заданию «Нью-Йорк Таймс», устроив той разнос на тему педагогики и не жалея Джеймса Кларка. Она стала диктовать свою волю, основным требованием которой было разлучить молодых до конца учёбы, и пока они не начнут сами зарабатывать и строить себе карьеру. Она не пощадила и Алексея, обозвав его соблазнителем и альфонсом. Слава богу, у того хватило выдержки не отвечать. Молчал и отчим. Зато Дженис решилась отомстить за всех. Она прокричала в лицо бабке, что она беременна от Алексея. Миссис Агнесс упала без чувств. Приехавший врач сказал, что ничего страшного, такое бывает от сильного нервного возбуждения, сделал укол, выписал таблетки и уехал, посоветовав беречь нервы. Но вулкан затих ненадолго. Придя в себя, миссис Агнесс пригрозила подать в суд на Джеймса Кларка и лишить его удочерения, а Алексею пообещала, если увидит рядом с внучкой – сдать в полицию как растлителя малолетних.
Глава 4. Дамоклов меч
Алексей, как побитая собака, брёл по Бродвею к «Центральному парку» среди многочисленных толп иностранных туристов, специально выбрав этот маршрут, чтобы хоть как-то прийти в себя среди этой пестроты людей, рекламы и машин. Горестные мысли тягостной чередой цеплялись одна за другую. А думал он о том, как несправедлива жизнь. Горький ком стоял в горле, а на глазах наворачивались слёзы, которые он изо всех сил старался сдерживать в себе. Не избалованный женским вниманием, он всей душой потянулся к этой удивительной девушке, которая так же, как и он, искренне открылась этому замечательному и большому чувству. Она была удивительной девушкой.
От неё исходило такое лучистое и искреннее излучение, что Алексей почувствовал необъяснимое притяжение. Он не сразу смог понять, что особенного было в этой девушке, и от этого смущался и невольно вглядывался в неё, ещё больше при этом смущаясь. Она была среднего роста, но с удивительно изящной фигурой, такой стройной и гармоничной, которой отличаются гимнастки, но не спортивной, а художественной гимнастики. В целом, гибкой фигуркой она была схожа с пятнадцатилетним юношей-спортсменом. Тонкие и изящные линии её шеи, аккуратной груди и бёдер подчёркивали её женственность. Такое же едва уловимое сходство с юношей он заметил в её лице. Нет, оно, конечно, было девичьим и очень симпатичным, с чувственными линиями губ, тонким, чуть вздёрнутым носиком, большими карими и слегка раскосыми глазами, присущими восточным красавицам. Контрасты в лице гармонировали с её гибкой фигурой, как полутона на картинах великих мастеров позднего классицизма, но не по форме, а именно тонкостью и одновременной скрытой в глубине тайной и искренностью на фоне веснушек возле носа и глаз. Рыжеватые волнистые волосы, собранные в хвост на затылке, обрамляли эти драгоценные детали. И всё это, да ещё бегающие чёртики в глазах, отражало в её существе какое-то озорство. Когда она о чём-то спрашивала, то смотрела прямо в глаза с такой открытой искренностью и доверчивостью, что при этом хотелось говорить правду и только правду. Алексей сразу почувствовал себя не в своей тарелке. Ощущение было такое, что он идёт по скользкому подтаявшему льду, и что если не на этом шагу, то на следующем обязательно шлёпнется прямо в лужу. Когда в первый вечер они гуляли по парку, а потом по Бродвею, они говорили обо всём, что интересовало молодых, близких по духу людей. Оказалось, что бабкино пуританское воспитание никак не сказалось на ребёнке, а теперь уже молодой девушке. Миссис Агнесс не удалось сломить жизнерадостный и её озорной дух, а добилась она только того, что Дженис научилась в присутствии бабушки играть образ благовоспитанной девицы, но это была иллюзия. Дженис любила жизнь страстно, и её любознательность часто приводила её к таким приключениям, о которых бабуле лучше было не знать, особенно о том, как она однажды соблазнила своих подруг из пансионата попробовать виски и покурить сигар. После чего настоятельница благопристойного заведения поставила вопрос об её отчислении. На коленях Дженис смогла умолить строгую администраторшу не губить её ещё не зрелую душу, пообещав наложить на себя строгую епитимью, заручившись поддержкой падре церкви Святой Магдолины. И когда Алексей живо стал представлять это приключение, она вдруг спросила, заглядывая ему в глаза: «А ты когда-нибудь курил анашу?» В ней явно сидел рыжий бесёнок, но это вызывало ещё больший к ней интерес. Он шёл, и в его памяти одна картинка их общения сменяла другую. Два дня, всего лишь два дня, но как эта девушка завладела всем его существом?!
Это был удар, от которого Алексей Бахметьев сразу не смог оправиться. В один миг чья-то сторонняя сила готова была погасить любовь, вспыхнувшую в душе Алексея, как вспышка кольта, направленного ему в грудь. Никогда ещё он не испытывал такого глубокого и щемящего чувства, как любовь. Да и когда было? Сначала Суворовское училище, затем сразу институт КГБ, а потом задание и роль его в операции «Студент». Времени не было взглянуть в сторону, не говоря об увлечениях девушками.
Он шёл на встречу с Джеймсом Кларком, так как теперь встреча в его квартире была небезопасна и исключалась навсегда. Эта миссис Агнесс не шутила и могла похоронить под завалами своего обращения в суд так тщательно подготовленную операцию «Студент» на самом её завершении, когда стали бы выяснять и выводить на чистую воду всех участников скандала. Финал этого действа страшно было представить: во-первых, провал обоих и тюрьма, дальнейшая невозможность направлять студентов на учёбу в США, разрыв всех родственных связей, ну а о карьере говорить не приходится. Он знал, что скажет ему Джеймс Кларк, а ещё ему вспомнились слова деда в присутствии близких родственников на его даче о работе разведчика-нелегала, преданности долгу и родине. Только теперь до Алексея дошёл истинный смысл этих слов. Теперь всё встало на свои места, и лишне говорить, что надо делать без всякого пафоса. А ещё он подумал, что это был нависший над ним дамоклов меч, из-под которого надо было выбираться – пока что угроза, но не тюрьма. С судебной системой США знакомиться Алексею было ещё рано. А почувствовать себя в безопасности он сможет тогда, когда покинет Америку, но для этого надо было ещё закончить учёбу.
Третье тысячелетие и весь мир словно сошёл с ума. Космос, межзвёздные миры, поиск второй Земли – обитаемой планеты или, для начала, освоение Марса. Только и разговоров – Луна, Марс и окружающее космическое пространство. Земля, дескать, мала и перенаселена, скоро ресурсов не будет хватать, а значит, надо думать о переселении. Но он, ещё будучи студентом, считал по-другому. Может быть, и надо думать о переселении куда-то в космос, но не сейчас. «Три четверти планеты – моря и океаны», – как пели когда-то в двадцатом веке, и что? Да это же, если хотите, целый не изученный и не освоенный космос на земле, вернее часть планеты, с его несметным энергетическим и биологическим потенциалом – гидрокосмос.
Люди, испорченные цивилизацией, стали просто ленивы. Лучше заставить машины работать на человека, чем человеку адаптироваться к новым условиям, поэтому и страшна сама идея – лезть в пучину морскую.
Придя к таким выводам, Василий Павлович Бочкарёв, окончив факультет биоинженерии и биоинформатики МГУ, стал доцентом кафедры научных методов адаптации, твёрдо решив посвятить себя идее освоения мирового океана. Слава богу, «безумный» учитель – в лице академика Заславского – искал себе учеников-единомышленников. Так их пути и сошлись. Темой кандидатской диссертации была: «Искусственный интеллект в освоении морских глубин». Защита прошла с блеском, так как, совмещая технические знания в IT-технологиях и медицинские знания в изучении головного мозга, полученные в «Русском национальном исследовательском медицинском университете имени Н. И. Пирогова» на кафедре «Медицинская кибернетика», он удачно провёл параллели и получил великолепный результат. Его кибермалыш мог осмысленно выполнять команды, самостоятельно выполнять несложную работу, бегать, ходить, лазить по стенам, плавать и нырять. При этом под водой мог быть подручным сварщика, а затем и сварщиком. Но нашлись и оппоненты, которые дали критическую оценку. Ну что поделаешь, некогда ведущие энтузиасты-учёные, теперь уже с мировыми именами, потихоньку старели и отставали от бурного развития прогресса, особенно в информационных технологиях и квантовых методах. Так, постепенно из «зубров» науки они становились «динозаврами». Это было хорошо заметно и обидно молодым учёным, которым они блокировали продвижение вперёд. Но Заславский был не такой, он был бунтарь и революционер. Его поговоркой была: «Хоть в конце дней, даст Бог, сделаю что-нибудь полезное». А полезного он сделал немало. После защиты кандидатской Василию Павловичу поручили создать лабораторию: «Развитие искусственного интеллекта для изучения прибрежных зон и морских глубин», а среди сотрудников сокращённо УПЛ – универсальная подводная лаборатория под эгидой «Новороссийского научно-исследовательского центра Океанов и морей». В конце концов, встал вопрос о необходимости иметь базу под водой. Было разработано техническое задание на разработку проекта подводной базы. Защита проекта и докторской диссертации у Бочкарёва совпали по времени. С одной стороны, тема была одна, и это облегчало задачу, но с другой – необходимо было защитить те средства, затраты которых требовал проект. Требовалось согласование с институтами, связанными с лабораторией одной тематикой, министерствами и ведомствами-изготовителями и поставщиками оборудования, подпись премьер-министра и утверждение денег на реализацию проекта. На это ушло полгода. Но министерство финансов никак не хотело выделять деньги. На словах были за, но поручение Центробанку не давали. И опять выручил Заславский, не договорившись с директором Академии наук, он подал служебную записку президенту, упирая на то, что блокируются прорывные технологии.
И вот через три года после этого подводная часть лаборатории была готова. Все облегчённо вздохнули и обрели доселе невиданный подъём. Результаты были ошеломляющие. Роботы под водой работали, как люди, собирая металлоконструкции и расширяя лабораторную базу. Всё было чудесно до сегодняшнего дня, пока Василий Бочкарёв не понял, что они в своей работе упёрлись в стену, как в подводную скалу, потому что с киберами не всё было в порядке. Кибер видит своё преимущество. Ему всё равно, и он с некоторых пор начинает считать, что совершеннее человека. Кибер стал анализировать и определять, кто должен быть старшим по количеству поданных и выполненных команд. Появились признаки превосходства к рабочим и подхалимства к начальникам – своим конструкторам-учителям. Признаки превосходства замечались и над другими, менее совершенными, как они считали, существами, чем они, так как программу развития в них заложили на основе алгоритма сравнения «Лучше-Хуже», исходя из полученного или ожидаемого результата. И для них это являлось неоспоримой истиной без колебаний и сомнений. Вот тут-то и была собака зарыта, так как другого пути познания и развития не было и у самих людей, как говорится: «Всё познаётся в сравнении». И вот однажды кибер не спас водолаза, хотя и мог, только вот алгоритм самозащиты, заложенный в него, не предусматривал этого действия. Это была недоработка, но было такое ощущение, что сделал он это нарочно. Водолазы, работающие с ними, обижаются и уходят, не выдерживая критики с их стороны. Эти проблемы вылезли неожиданно. Они требовали глубокого анализа и исправления ситуации, но это легко сказать, решая одну проблему, выходили наружу новые.
Академик Заславский помочь уже ничем не мог. Он открыто говорил, что лаборатория Бочкарёва продвинулась очень далеко, а он исчерпал свой ресурс и за ними, молодыми, уже не угонится, да и у самого была тема, которую он хотел завершить и уйти на пенсию, как-никак ему было уже семьдесят девять лет. Но он дал дельный совет – обратиться к таким же молодым сорвиголовам в его институте, и дал фамилии трёх кандидатов. Кроме того, настоятельно советовал задействовать одну знакомую – дочь его давнего товарища, Елену Владимировну Толмачёву – кандидата медицинских наук, работающую над докторской по теме «Психофизические особенности и тайны головного мозга человека и отличия интеллекта человека и кибермашины». Василий Павлович интуитивно почувствовал, что это может быть спасительная соломинка. Со дня на день он ждал её приезда. А пока как долгоиграющая пластинка: «Тупик, тупик», – вертелось в голове Василия.
И вдруг он неожиданно вспомнил своего давнего приятеля – однокурсника Доуэля. Это прозвище ему дали на третьем курсе, потому что он постоянно носился с идеей искусственного интеллекта. Сначала его называли «Голова профессора Доуэля» по одноимённому роману Александра Беляева, а потом сократили. С ним он встретился года полтора назад на Павелецком вокзале, столкнувшись нос к носу возле туалета. Поговорить толком не удалось. На вопрос Василия, удался ли эксперимент, Арсений ответил:
– И да, и нет. Всё сделал, всё воплотил, – скороговоркой заговорил он, пока они шли к вагону, так как до отправления поезда оставалось пятнадцать минут.
– Ну, так ты оживил его? – спросил Василий.
– Да, конечно, мы жили с ним почти полгода, но мне пришлось с ним расстаться.
– Он что, убежал?
– Нет, я понял, что это тупик, и аннигилировал его.
– Как ты мог, это же была твоя мечта?
– Это стало очень опасно, и не только мне, а всем людям, – успел он договорить, но тут вмешалась проводница, которая закричала, что посадка закончилась и она закрывает двери. Василий не успел взять ни адреса, ни телефона, только запомнил, что поезд был Москва – Воронеж. И сейчас его осенило:
– Необходимо срочно отыскать Доуэля – он знает что-то такое, чего не знал он и что пока не открылось им тут. Срочно найти и привлечь к работе, как же я раньше о нём не вспомнил.
Связь между ними прервалась лет семь назад, потому что Арсений, поглощённый своей идеей, ушёл в затворничество, оборвал все связи с внешним миром и фанатично пытался воплотить в жизнь свою мечту.
– Он говорит, что получилось, значит, и у нас получится, но что заставило его уничтожить своё творение? Это вопрос, на который сможет ответить только он. Срочно в розыск!
Но не так-то просто было отыскать гения айти-технологий. В интернет он не выходил ни в соцсетях, ни на каких-либо других платформах его следов не было. Это очень удивляло Василия. Он никак не мог понять, как такой крутой айтишник вдруг перестал пользоваться интернетом.
– Это было очень странно, – думал Василий. – Ехал он в Воронеж, но не факт, что он там живёт. А если живёт, то где-то в пригороде или в области. Арсений, когда углубился в свою разработку, стал очень скрытным, и если имел жильё, то, скорее всего, в частном секторе вдали от посторонних глаз. А если в области? Воронежская область немаленькая – хоть бы район знать. Задача непростая, но разрешимая, ведь не скрывается же он, если ездит на поезде. А может, через архив университета попробовать? Нет, прошло семь лет, кто захочет поднимать архив и на каком основании? Потребуют официальный запрос. Эврика! Такой запрос будет, надо обратиться в ФСБ – они нас контролируют и всегда заявляют, что помогают, ну, так помогите и на этот раз.