Пшеничное поле

Пролог

Широко раскинув пятнистые крылья, крючкоклювая пустельга взмыла в мраморное небо, испещренное прожилками из белых облаков, будто разодранных когтями пернатой хищницы. Ее темно-серый перьевой окрас загорелся ржаво-рыжим в момент, когда солнце озарило всю грациозность стремительного прыжка. Маленький потомок сокола, охотница, смотрящая на этот мир в ультрафиолетовых тонах, являлась пережитком прошлого, сохранив прежний образ жизни даже в самые революционные дни настоящего.

Пролетая над сотнями многоэтажных рукотворных каменных башен, ей всякий раз приходилось набирать все большую высоту, чтобы не зацепить очередной шпиль человеческого самолюбия, стремящегося с каждым новым годом еще выше к солнцу. Окинув беглым взглядом нижележащую территорию, пустельга заметила толпы людишек, копошащихся в своей низине, словно в муравьиной колонии, угнетенной величественными поделками из бетона, стекла и металлических балок. И все это нелепое монолитное нагромождение они вынуждены были обслуживать на протяжении всей жизни. То, к чему близко стремление прежнего человека, не слишком далеко от понимания сути примитивного существования пустельги, нацеленного лишь на поиск пищи и поддержание маленького гнездышка под крышей винтажной высотки. Но с приходом новой эпохи человек стал меняться, и привычный природе порядок вещей канул в Лету, утратив свою ценность. Некогда крупные города ушли в забвение, амбициозные корпорации и отраслевые локомотивы осели пылью на фасадах новостроек текущего бытия. Да и население этой планеты стремительно сократилось, оставив системе лишь необходимое количество потомков для ее обслуживания.

Летящая над городом птичка хоть и замечала все эти парадоксы, но оставалась верной традиционным ценностям, которые были сформированы еще задолго до распада былого мира. Ей по-прежнему хватало мелких грызунов, бездельно снующих у городских коллекторов, и дождевой воды, что ввергает человека в страх, заставляя прятаться под зонтами и навесами. Возможно, этот вид хищниц, как таковой, пережив рассвет человеческой эпохи, переживет и ее яркий закат.

Пятнистая пустельга пролетала мимо кричащих огнями фонарей и вывесок, застывших в окнах офисных зданий тупых лиц озадаченных клерков, звенящих рокотом колесных пар поездов, манящих запахами бакалейных лавок и пугающих своей агрессивной манерой движения редких автомобилей, ставших редкими не так уж и давно по меркам мировой истории. Она то плавно набирала высоту, будто запасаясь силами, то, застывши в безмятежной пустоте, посреди плотных кварталов обрывисто пикировала вниз, словно загоняя свою жертву, которой собралась полакомиться в этот день. Сквозь щелочки городских пейзажей, меняя траекторию, петляя улочками и разрезая воздух острым взором, соприкасаясь чутким слухом с тысячами звуковых раздражителей и пытаясь не сбить фокус на встречающие ее архитектурные излишества, пустельга все-таки нагнала дичь. Ухватив ее в свои цепкие когти, хищница приступила к поглощению пищи на карнизе одного из известных офисов города – Ликьюи, внутри которого работники, словно аквариумные рыбки за блестящим от солнечных лучей стеклом, уставшими и отчасти ленивыми взглядами провожали этот размеренный день прочь.

– Господа из верхушек нашей компании уже давно пытаются продавить идею продуктовых карточек, – констатировал Маргош, генеральный директор, выступающий перед менеджерами в виде трехмерной проекции посреди круглого стола переговорного конференц-зала. – И эта идея не лишена смысла. Финансовая отрасль стагнирует уже длительное время, инфляция настолько обесценила покупательную способность денег, что пора предпринимать более решительные шаги, – добавил он после непродолжительной паузы.

Шестеро, как один, одетые в темно-серые облегающие и слегка приталенные хлопковые костюмы, с косыми отворотами и заправленными в пиджаки бордовыми галстуками, сидели и внимали словам босса. Их перфорированные коричневые туфли с закрытой шнуровкой а-ля оксфорды то и дело ерзали подошвой о синий ковролин, демонстрируя некоторую нервозность присутствующих на совещании.

– Делегируйте подсчет эффективности продуктовых карточек аналитикам. Они лучше нас с вами знают, как правильно сформировать постановку в Драфте. И давайте начнем подготовку к следующему кварталу с бюджетирования этого нововведения. От маркетинга ожидаю увидеть хорошую конверсию наличных на талоны. От менеджмента – внедрение поэтапной модели перевода всех работяг, – дополнил свой монолог Маргош и, не дождавшись заготовленных подчиненными вопросов, поспешил на другую встречу, завершив трансляцию.

Еще некоторое время собравшиеся на совещании руководители молча сидели, потупив глаза в планшеты с показателями.

– Ладно, давайте расходиться по местам, – прервал неловкое молчание администратор зала, и группа подчиненных начала вяло собираться. Одним из сидевших был человек, предпочитающий рисовать цифровые каракули в блокноте вместо того, чтобы вычленять задачи из слов вышестоящего руководства. Человека, некогда бывшего студентом, а теперь носящего серый пиджак финансового кардинала средней руки, уже давно не отпускала одна мысль…

Покинув кабинет и оказавшись перед выбором: поехать на лифте вместе с коллегами или одиноко спускаться по лестнице гулкого и пустого межэтажного пролета, он выбрал второе, спокойно пересчитывая скрипящими кожаными ботинками ступени до следующей двери на этаж. Его голова была наклонена вперед, а глаза смотрели под ноги, стараясь не отвлекаться на невзрачные интерьеры лестничного марша.

«Я думаю, что это если не конец, то начало финального отсчета, – промямлил себе под нос шагающий вниз мужчина. – Деньги – это последний инструмент выбора, даже той незначительной ерунды, что осталась у нас в повседневности. Когда-то люди могли позволить себе столько разнообразной продукции, которая до сих пор поражает даже самого упрямого историка современности. А сейчас мы делаем наборы, куда уже включены минимальные блага для поддержания жизнедеятельности и эта дрянь», – закончил он мысль, сжав пальцами правой руки ампулу Конкорды.

«Сначала они научились анализировать наши потребности. Затем стали успешно прогнозировать будущие пожелания толпы. Мы так обезумели от жажды потребления благ, что потеряли бдительность, чем они и воспользовались. Манипуляции на мировом уровне были запрещены еще задолго до зарождения этой чертовщины, но разве может что-либо остановить ладонь, осыпающую золотым монетным дождем открывших рты идиотов?! Никто из ныне живущих точно не скажет, когда корпорации перешагнули черту вседозволенности, показав прежнему миру все «прелести» наработок из вирусологии и генетики. Ее называли чумой двадцать первого века. Она сожрала миллиарды человеческих жизней, пока крупные мира сего, словно рыцари в красных плащах, не предложили решение взамен на свободу, назвав это Конкордой…» – прокручивал у себя в голове неторопливо движущийся вниз мужчина, зеленые глаза которого выдавали всю палитру серых оттенков уныния. Эта мысль оборвалась ровно в тот момент, когда его нагнал семенивший позади коллега в синих брюках и белой рубашке. Поравнявшись с мужчиной, сослуживец напутственно похлопал его по плечу, бодро произнес:

– Матвей, давай побыстрее, нам еще план с фактом сводить за квартал. Ох уж эти чертовы талоны…

Подмигнув коллеге, чуть более расторопный финансист продолжил спуск вниз – к заветной двери, ведущей прямиком на рабочий этаж. А провалившийся до этого в глубину новых мыслей герой остановился и, чуть опершись на перила лестницы, бросил взгляд на угасающую фигурку юркого начальника, прорезавшую темноту нижних пролетов белой рубашкой еще до момента срабатывания датчика освещения. Немного погодя, опомнившись после непродолжительной остановки, мужчина увереннее зашагал к выходу с пролета, дабы успеть вколоть инъекцию сильнодействующего препарата, вырабатывающего целый спектр положительных ощущений, сравнимых с чувством бескрайней эйфории и бесконечного счастья. Правда, стоит сказать, что любая доза со временем становится привычной, и градус приходится повышать, параллельно увеличивая риск передозировки.

Дойдя до входной двери, Матвей обратил внимание, что его ладони изрядно вспотели, а это говорило о необходимости скорого приема ампулы. Обычно клерки делали это в туалетной комнате, одна из которых как раз и располагалась на этаже. Такой возможностью не стал пренебрегать и он, вколов чудное средство в область шеи из специального компактного джойстика. Завершив привычный ритуал, Матвей смог сконцентрироваться и услышал, как в соседних туалетных кабинках перебрасывались обрывистыми фразами двое аналитиков.

– Ну и какие метрики теперь нас заставят прописывать в Драфт? – насмешливо произнес первый, заглушая басом звук бьющей струи о кафельное дно унитаза.

– Покрытие точно заставят заложить, это первое, с чем мы будем работать. Сейчас главное – большую часть полиса охватить на квартал, а потом можно уже на округа выходить, – добавил второй, изо всех сил стараясь выдавить из себя вчерашний ужин.

– Кстати, я заметил, что Репликанты рассчитали меньшую базу под Конкорду на следующий год. Опять будем сокращать промышленность?! У нас на южных континентах столько залежей нефти под нужды транспортников, а они уперлись в руды, как будто бункеры укрепляют, – отчетливо озвучил новую мысль первый и, застегнув ширинку, вышел помыть руки. Заметив опершегося о раковину Матвея, аналитик нервно улыбнулся и сухо поприветствовал его.

– У меня тут пара встречных вопросов есть. А на кой черт мы так вкладываемся в «железку», если людей можно сразу расселять около учебных заведений и рабочих площадок? Раньше такое уже существовало. У нас и так, по сути, закрытая экономическая среда, людей из пробирок делают, но вот логистика осталась прежняя, на старых рельсах ездим, так сказать, – закончил предложение мимолетным каламбуром второй и, последовав примеру первого, спустил содержимое унитаза, после чего вышел навести гигиенический марафет. – О, Мотя! Тебя там Маргош не утомил утром? – чуть более приветливо, чем его коллега, поприветствовал героя второй аналитик.

– Не особо. Мне он показался более уставшим, чем когда-либо, – ответил Матвей, заправляя новую ампулу в картридж инъекционного джойстика.

– Уже почти одиннадцать, нам пора показатели снимать по займам металлургов, – обратился первый аналитик к напарнику, перекидывая взгляд с него на входную дверь.

– Действительно! У них вчера в сталелитейке цех оловом залило, так эти олухи, вместо того чтобы запросить транш на перенос производства, хотят денег на компенсацию убытков. Все думают о своей родной заднице, а не о благе нашей Реплики, – язвительно добавил второй аналитик, глядя на Матвея. Затем, немного поджав губы и проводив последнего прощальным кивком, удалился вместе со своим приятелем.

«Действительно…» – молча констатировал оставшийся наедине с собой и зеркалом мужчина. Посмотрев на свое отражение, он скривил недовольную гримасу, очевидно, подтверждая факт наличия синяков под глазами и бледности кожи, которая начала покрываться мелкими прыщиками.

«К моменту, когда вирус был побежден, мир состоял из тряпичных обмотков себя прежнего. Истерзанный бесконечными войнами, голодом и жаждой похоронить былое в пепле прошлого, он преобразился. Вернее, так – его преобразили две крупные корпорации, объединившись в одну мегакорпорацию – Реплику. Реплика выносила и явила Конкорду на благо человечеству, а разработанный прежде Драфт активно пожинал плоды своей обученности. И вот, в один прекрасный день, все мы проснулись в новой эпохе, где государственные границы перестали существовать, а вместо политиков нами заправляли семьи бывших лидеров из списка Forbes. Но и они оказались не на вершине пищевой цепочки, оставаясь заложниками все той же дряни, которую я только что вколол себе. Божеством всей этой антиутопии был назван Айне Лурия, бывший лидер, род которого, единственный на этой планете, мог позволить себе размножаться естественным путем. Да, аналитики не соврали, говоря о том, что люди рождались из пробирок. Нам и сексом-то заниматься строго запрещено. Элита вот – совсем другое дело, но потомство свое так же, как и мы, плодила исключительно в капсулах или породнившись с семьей Лидера. Кстати говоря, на протяжении всей эпохи правления мегакорпорацией Лидеры имеют благо самостоятельно выбирать – от кого из Элиты будет зачато новое божество. Это усиливает конкуренцию в высших кругах и часто приводит к отраслевым войнам или смертельным междусобойчикам», – продолжил свои рассуждения Матвей, оттянув кончиками пальцев правую скулу вниз, чтобы получше рассмотреть лопнувшие сосуды под зрачком.

«Видок у тебя паршивый. Скоро психологу заставят показаться, а это всегда состояние подброшенной вверх монеты», – подытожил мужчина, детально рассмотрев скопившиеся на лбу возрастные морщины, которые конкурировали с бледными пятнами кожи. Понимая, что ему необходимо приступить к работе в ближайшее время, Матвей вытянул руки к сушильному аппарату, но моментально ощутил легкий тремор, начавшийся с кончиков пальцев и постепенно охватывающий кисти рук. Тремор продолжил усиливаться. По всему телу будто пробежался холодок, сменившийся обильной испариной. Ноги подкосило, ступни вдруг стали ватными, а каждый шаг был сопоставим с ходьбой по батуту. Едва дотянувшись до ручки входной двери, герой почувствовал, как капли слез непроизвольно скатились по щекам, изображение расфокусировалось, полностью утратилось восприятие реальной картины. Стук сердца ритмично раздавался в ушах, постепенно замедляясь с каждым новым ударом.

«Передозировка», – подумал он и, потеряв сознание, упал на холодный пол.

Глава 1. Накануне

Серый фильтр, окутавший толстой пеленой небесное светило, – частое явление, когда погода не блещет желанием радовать и восхищать кого бы то ни было. Когда настроение у нее становится совсем скверным, серый фильтр дополняется мелкими, едва заметными, но в то же время ощутимыми прорезями, из которых наперегонки вылетают накопленные им частицы воды – капли, по ощущениям моросящие бесконечно долго, пока не пропитают собой каждый укромный уголок. Этим вечером погода была совершенно расстроена, поэтому непрекращающиеся осадки сопровождались прерывистыми дуновениями свободно гуляющих ветров, целью которых как раз и было загнать дождевую воду куда подальше, чтобы достать всякое живое существо на районе.

Под шум дождя, барабанящего по металлическим крышам вагонов, вдоль посадочной платформы шли двое. Один, насупившись и натягивая левой рукой здоровенный ворот служебного пиджака на затылок, непрестанно перебирал пальцами правой руки намокшую сигарету, периодически бросая взгляд на экран браслета, который отображал зашкаливающую частоту выброса адреналина. Второй же быстро перебирал короткими и кривыми ножками рядом, придерживая двумя пальцами фуражку, чтобы ее не сорвало шальным порывом ветра. Оба были чем-то сильно взволнованы. Энергичный темп их походки свидетельствовал о том, что волнение нарастало с каждой новой секундой. Свободно проходившая между тонкими пальцами первого сигарета быстро намокла и, наконец, расползлась по швам, вывалив содержимое на промокшие брюки владельца. Заметив сей неприятный факт, первый резко остановился, скинув никотиновые внутренности под колеса ближайшего вагона. За ним остановился и второй, боязливо скривив лицо, явно от того, что настроение его попутчика стало еще более скверным, чем прежде.

– И ни одного вагона на замену… А на дистанционку нельзя их перевести, нам отрасль кормить нужно, перевозчика работой обеспечивать, – безысходно пробубнил первый, всматриваясь в серое марево из тянущихся плотной шеренгой туч.

– Василий, ну, до трехсот вполне допустимо разогнать, – постарался обнадежить станционного смотрителя ревизор.

– Давай! Он разгерметизируется на ходу, и пассажиры вместе с кусками металла смешаются в единое целое. Потом к нам придут сотрудники безопасности и в лучшем случае убьют, а более вероятно, что отправят на урановые рудники, где мы будем гнить заживо. Ты же знаешь, что это за место? – раздраженно и слегка надменно ответил смотритель. Затем, опомнившись, вновь зашагал вдоль платформы, направляясь к зданию депо.

– Будешь главному докладывать? Вот он нас точно убьет и технаря за компанию, – испуганно продолжил осмотрщик. – Я же это нашел и тебе доложил не для того, чтобы ты похоронил нас всех.

– А для чего? Чтобы я плечами пожал, на куски вагон порезал и на переплавку сдал? Мы почти сто лет составы не обновляем, я не знаю, как они еще ездят?! А наверх менеджеры боятся сообщать. Либо понизят за то, что денег попросили лишний раз, либо заморят за то, что допустили износ. Идем к главному, расскажем как есть, а там – будь что будет.

– Твое решение, Вася, но ты и меня пойми. Я не мог не сказать. Там трещина по шву пошла. Он уже окисляться начал. Нагрузки почти каждый день на эту купешку, а вольфрама не выделяют. Я сколько писем отправлял. Блин, у нас компьютеры – и те только в административном здании. Отопления в депо третий год нет! – раздосадованно оправдывался рыхлого телосложения подчиненный.

Пройдя станционный навес, состоящий из ржавых железных опор и прогнившего шифера, двое свернули с брусчатки перрона, направляясь по кривой грунтовой дороге прямиком к здоровенному кирпичному ангару, из которого выходили десятки ответвлений железнодорожного полотна. Внутри самого здания, где покоились усопшие вагоны забвенного прошлого, используемые в качестве объектов промышленного каннибализма, было темно и сыро. Где-то вдалеке, за множеством разобранных до каркаса товарняков, паяла дежурная бригада, в очередной раз пытаясь собрать из стальных останков что-то пригодное для эксплуатации. Мат и брань не покидали это место, сопровождая каждый рабочий день избитыми терпкими фразами рабочего класса.

– Опять лишат пацанов пайки, – кинул в сторону ревизор-осмотрщик, перешагивая груду лежащего под ногами металла.

– Да и плевать! – добавил смотритель, сплюнув скопившиеся во рту сопли на бетонный пол.

Браслет, который носит каждый человек в Реплике и ее отраслевых подразделениях, достаточно жестко контролирует и регулирует поведение сотрудников, не позволяя им проявлять излишнюю эмоциональность. Фильтрующий оскорбления и негативные эмоции искусственный интеллект устанавливает штрафные санкции каждому, кто провинился, создавая ему более тяжелые условия реабилитации, лишая необходимой дозировки Конкорды и питания. Если организм провинившегося достаточно сильный, то, по прогнозу, такой подход должен обеспечить перевоспитание, но на практике он порождал все большую злость и внезапную смертность среди рабочего класса и реже – менеджмента. В последние годы хранилище данных было изрядно переполнено, а новые сервера появлялись все реже, поэтому браслет резко ограничили в количестве обрабатываемой информации. Именно поэтому происшествие с вагонами и в целом нарастающий уровень ошибок в транспортной отрасли не приводили к эскалации решений. Матерые менеджеры научились взламывать хранилище данных и удалять оттуда некорпоративные высказывания или паттерны излишней эмоциональной нестабильности. Правда, такое благо было доступно не всем, так как сокрытие подобного рода преступлений подразумевало чрезмерное недоверие к ближнему и большой риск оказаться на рудных месторождениях или быть подвергнутым эвтаназии.

А пока браслеты записывали очередной выплеск эмоций бригады, мелкогабаритные, но толстые стекла огнеупорных окон депо пропускали сквозь себя тусклый отголосок света, подсвечивающий вздымающиеся частицы пыли из бетонной крошки и песка. Кладка по всему периметру давала ветвистые трещины, поросшие зеленым мхом и плесенью от скопившейся в кирпичных пролежнях дождевой влаги. Дождь просочился и сюда, внутрь здания, скатываясь ленивыми каплями по желтой дорожке, годами истачивающей серую штукатурку полумрачного интерьера.

Дойдя до выхода из ремзоны, двое оказались на лестничной площадке. Некогда острые углы ее ступеней стерлись и отупели, как отупела вся кровеносная транспортная отрасль, оставшись вне конкурентной борьбы, под крылом сильной Реплики. Под монолитным перекрытием второго этажа валялись использованные инъекционные картриджи, поверх которых сохла переработанная человеческим кишечником пища и лужа, бесхитростно оставленная по нужде.

– Войдем – ты молчишь. Говорить буду я, – сухо объявил первый, нащупывая в кармане пиджака новую сигарету. Второй лишь уныло кивнул, оставшись наедине со своими мыслями.

Дверь к начальнику депо была слегка приоткрыта, а сам он сидел, раскинувшись на облезшем кожаном кресле, за истертым дубовым столом, греясь от масляного обогревателя, который был чуть ли не единственным источником тепла в этом месте. Заметив остановившихся у дверного проема подчиненных, начальник пригласил их войти внутрь, поманив указательным пальцем.

– Судя по тому, что вы пришли оба, смею предположить, что новости вы принесли паршивые, – глядя на потолочные блики от лампы, произнес хозяин кабинета.

– Один из наших пассажирских вагонов непригоден для дальнейшей эксплуатации. Его стыковочные швы сильно окислились и могут расползтись, если мы завтра выведем его на маршрут, – спокойно доложил смотритель.

– А где же тогда Борис Владимирович, говна ты кусок? – высокомерно вставил начальник, уставив черные от ярости глаза-пешки прямо в лицо докладчику.

– Если нужен главный техник, то Федор его позовет, – уже менее спокойно произнес первый, сразу же подтолкнув локтем коротконогого осмотрщика вагонов.

– Пожалуй, – сухо добавил сидящий в кресле.

Спустя пару минут двое сотрудников безопасности приволокли уже изрядно истерзанного техника в кабинет к руководителю.

– Хорошо, что вы пришли ко мне первыми, до того, как я вас вызвал сам, – произнес начальник депо, указав пальцем на место, куда необходимо было подтащить окровавленного руководителя станции технического обслуживания. – Но плохо то, что я узнал об инциденте раньше, – добавил он, после чего, достав из-под стола боевой пистолет, всадил в осмотрщика три пули, а затем израсходовал весь остаток обоймы на избитого техника.

Стоявший рядом с ними станционный смотритель побледнел от ужаса, но продолжал держаться, оставаясь на месте.

– Делать будем следующим образом, – не поведя и бровью, продолжил руководитель. – Завтра утром по красной ветке поедет состав, который предназначен для учеников менеджерского класса. Сцепку возможно поделить на две части, в одну часть мы поместим менеджеров, а в другую ребят-финансистов, работяг. Обе половины должны быть изолированы друг от друга. И все вроде бы складно получается, только остается один нюанс. В составе предусмотрен вагон-карцер, куда отправляют отъявленных отморозков, которых позже признают выбраковкой и ссылают куда подальше. Так вот, среди будущих менеджеров есть один такой. Мне выслали на рабочий планшет, буквально час назад, его дело. Он девиант, мысли свои не прячет, идет вразрез с потоком. Проявляет интерес к критике и продвигает личное мнение в учебных проектах. К большому сожалению для тебя и меня, – взяв легкую паузу, начальник депо глянул в глаза смотрителю, – у работяг на одного человека больше, чем может позволить себе наш состав. Если заставим его ехать стоя, то непременно присядем на «раскопки». В общем, этого человека нужно аккуратно пристроить к тому отморозку, но таким образом, чтобы обе школы держали нашу маленькую тайну в секрете. Сегодня о ней узнали оба директора и ты, мудила. Кроме верных тебе людей в поезде, знать о ней никто не должен, – закончил угрюмый и озадаченный менеджер, вновь впившись своим мрачным взглядом в самую душу станционного смотрителя.

– Я все понял. Процесс посадки работяг организуем таким образом, что никто из менеджеров знать не будет об их присутствии. Нехватку мест объясним поломкой датчиков движения и камер в хвостовой половине состава. То же самое скажем сопровождающим школьников рабочего класса. Останется лишь договориться с проводником карцера и начальником поезда, чтобы они максимально доступно объяснили отморозку, что любое его слово о том, что происходит, – и он лишится выпускного диплома, – резюмировал мужчина, раскатывая большим пальцем шарики табака в кармане рабочих брюк. Вторая и последняя сигарета была им разодрана в этой комнате.

– Хорошо, что ты понял. Завтра нужно заказы на замещение квот выставить, – заканчивал диалог главный. – Нет, ну надо же: оба умерли от сердечного приступа и в один день, – наигранно добавил он, осматривая тела убитых коллег, и сжал губы от удивления. – Ладно, идите работать, представление окончено… Ах да, если что-то пойдет не по плану, то третью квоту буду подбирать уже я, – задекларировал говоривший, вращаясь на кресле.