Успеваю подумать, кажись пронесло, и словно сглазил. В конце переулка из темноты отделились три тени. Лунный свет четко вычертил рослые фигуры, блеснув на кольцах кольчуг.
Дергаю головой назад и без удивления нахожу там еще пятерых.
«Засада! – мысленно крою самого себя за самонадеянность. – Якун просчитал мое решение, на случай если его замысел вскроется! Они не пасли меня у княжего терема, а караулили здесь. Вот же дерьмо!»
Твердая рука Калиды отодвинула меня к забору, а сам он вышел вперед. Хищно блеснуло лезвие меча.
– Моя вина, недоглядел! – Он оскалился, готовясь к схватке, и, не оборачиваясь, бросил в мою сторону. – Я придержу их, а ты попробуй через тын перемахнуть.
Даже не глядя в сторону забора, я рычу ему в ответ.
– Подожди хоронить нас! Поживем еще! – Прицелившись в ближайший силуэт, спускаю собачку арбалета.
Звякнула тетива, ширкнул уходящий арбалетный болт и буквально смел набегающего врага с ног.
Его товарищи притормозили, но с другой стороны уже подходят еще пятеро, и их старший шипит как змея.
– Чего встали! Не дайте ему по новой самострел взвести!
Парочка рванулась в атаку. Удар слева и следом еще один с другой стороны. Размашисто, с силой, но Калида уверенно отбил один, второй, и сделал свой выпад. Его клинок чиркнул по вражеской кольчуге, остужая пыл нападающих. Оба бойца отскочили и затоптались, не торопясь подставляться по новой.
Калида, сплюнув под ноги, зыркнул в их сторону.
– А я же вас знаю! Вы не местные! Владимирцы, из охраны боярина!
– Смотри глазастый какой! – Один из них криво усмехнулся. – Тока вряд ли тебе это поможет.
Не давая нам выскользнуть, они дождались подхода остальной пятерки. Их старший, человек явно опытный, не стал бросать на нас всех скопом, дабы не мешались друг другу, а выделив две тройки, послал вперед первую.
Ложный замах с желанием выманить нас на ответ, и тут же удар с другой стороны. Калида к такому готов. Его клинок, сымитировав ответ, первому прошелся по дуге и, набрав инерции, отбросил меч второго, и тут же встретил прямой удар еще одного.
Калида орудует тяжелым мечом, как какой-нибудь ниндзя бамбуковой палкой. Он крутится, не переставая, принимая на себя сыпящиеся удары. Я у него за спиной пока что в роли статиста и даже взвести арбалет не могу. Невозможно выкроить ни секунды, противник заставляет постоянно двигаться, а зазеваешься, живо огребешь железякой по башке. Нервно сжимаю в ладони нож, но сомнительно, что мне позволят им до кого-нибудь дотянуться.
Первую тройку сменила вторая. Чувствую, Калида начал уставать. Ему нужна хотя бы пара мгновений передышки, но никто ему их не даст. Движения Калиды уже не так быстры, и вот он момент, неизбежность которого была предопределена. Удар слева отбит, но меч Калиды задран слишком высоко, и противник рванулся вперед. Он уже в мертвой зоне и оскаленная бородатая морда летит прямо на меня. Рубящий косой удар чужого клинка, и я на автомате «ломаюсь» в коленях. Железо проносится над головой, а я уже встречаю бородатую башку хлестким хуком в челюсть.
Если бы не бешеный накал, то меня можно было бы поздравить с хорошим ударом. Мастерство не пропьешь! Противник валится кулем на землю, но за ним еще один. Он спотыкается о товарища, и патлатая голова врезается мне в живот.
Лечу куда-то назад, но рефлекторно не даю противнику разогнуться и в первую очередь блокирую его руку с мечом. Мы оба со страшным грохотом впечатываемся в забор. Трещат за спиной ломающиеся колья, и не выпуская рвущуюся в моих руках тушу, я валюсь в темноту. Тащу за собой упирающегося врага, и мы оба, вместе с обломками забора, летим наземь.
Бух! С глухим звуком приземляюсь на что-то мягкое, и тяжелая туша сверху вдавливает меня еще глубже. Противник сопит, пытаясь вырваться из моего захвата, и тут я чувствую, что нож все-еще зажат в моем кулаке.
«Мать перемать! – Первое, что вспыхивает в моем мозгу, и только потом нечто осмысленное. – В таком положении сильно не ударить, а вражина в кольчуге!»
Понимаю, чтобы хорошенько вложиться надо противника отпустить, но делать этого жутко не хочется. Если с одного удара, я не найду брешь в его броне, то сделать второй он мне уже не позволит. Вторым будет удар его меча.
Отпускать страшно, но и держать больше уже нет сил.
«Лучше рискнуть самому, чем пускать все на самотек!» – Решаю в одночасье и ослабляю хватку.
Мужик, почувствовав слабинку в моих объятиях, напрягся и рванул что есть силы. Я уже не держу, и не встречая сопротивления, тело врага распрямляется прямо надо мной. Лишняя инерция не дает ему сразу собраться, даря мне спасительное мгновение.
Блеск кольчуги, чернильное пятно бороды, и чуть выше и правее крохотное светлое пятно голой шеи.
«Есть!» – Восторженно ревет мое подсознание, и выбрасывая вверх руку, я бью в эту сжавшуюся до медного пятачка точку.
Прямо в лицо брызжет кровь, из потерявшей силу руки выпадает меч, и тяжелое тело, хрипя, валится набок. Сталкиваю его с себя, торопясь подняться. Одновременно тянусь к мечу, но чья-то нога в сапоге меня опережает. Она жестко вдавливает гладкое лезвие в черную землю грядки.
Поднимаю взгляд и вижу нацеленное прямо мне в грудь острие копья.
«Неужто все, отбегался!» – Успевает промелькнуть испуганная мысль, как ее накрывает звучащий из темноты голос.
– Ты кто такой?!
Пытаюсь поднять голову, но из темноты тут же прилетает угроза.
– Не дергайся! Приколю, не задумываясь!
Голос звучит до боли знакомым, и, напрягая память, я удивленно выдаю.
– Ты что ли, Истома?!
В ответ слышу не меньшее удивление.
– Наместник?! Какого рожна ты на моем огороде…
Поднимаясь, подхватываю на ходу меч и не сдерживаю иронию.
– Да вот, улицу не поделили! – Смотрю прямо в глаза старосте гончарного конца и уже жестко добавляю. – Сам-то что не догоняешь?!
В этот момент в голове проносится отчаянная мысль.
«Истома! Я же его высмеял перед всеми и оштрафовал еще! Наверняка он на меня зуб точит!»
Во взгляде старосты и правда теплоты ни на грош. Он мрачно смотрит на мертвого человека, на свою развороченную грядку и вдруг по-настоящему огорошивает меня.
– Ежели так, то чего ты тогда стоишь-то, наместник! Командуй! Чаго делать-то?!
Мой взгляд переходит с Истомы на троих крепких молодых парней за его спиной.
«Сыновья небось! – Успеваю подумать, а сознание уже оценивает их как бойцов. – У одного в руках щит и меч! Отлично! Еще двое с топорами! Похуже, но сойдет!»
За тыном все еще грохочут железом удары мечей и доносятся яростные крики.
«Калида!» – Набатом проносится в сознании страшная мысль, и я ору уже в голос.
– За мной! – С криком лезу в только что проделанную дыру, но Истома хватает меня за ворот.
– Куда?! Ворота же! – Не договаривая, он оборачивается к стоящим на крыльце женщинам. – Марфа, поднимайте соседей, а ты, Лукерья, мчись до тысяцкого!
Один из сыновей уже распахнул калитку, но благоразумно отошел в сторону пропуская меня вперед.
– За мной! – Ору во весь голос и выскакиваю в переулок. Вслед мне несется бабий вой.
– Вставайте люди добрые! Смотрите, чего деется! Убивают ироды!
Я уже на улице, чувствую за своей спиной старосту и его семейство. Впереди Калида, и у меня как камень с души – живой! Еще один взгляд, уже более трезвый, и я вижу, что радоваться рано. Мой телохранитель ранен и не единожды, он еле стоит на ногах, а перед ним четверо и еще один сидит на земле с замотанной рукой.
У Калиды уже нет сил защищаться, еще один удар и все! Не думая, бросаюсь вперед и ору, захлебываясь яростью.
– Руби гадов!
Передо мной вырастает противник, а я ничего не вижу кроме размытого лица. Со всей силой обрушиваю меч на это лицо, но, к моему разочарованному отчаянию, клинок напарывается на встречный удар, а откуда-то сбоку уже в меня несется острие чужого смертоносного железа. Не успеваю даже испугаться, как его принимает на щит один из сыновей Истомы.
В этот миг очередной женский вопль разрывает ночь, и он словно ведро холодной воды останавливает нас всех.
Мы стоим пятеро против четверых. Калида обессилено прислонился к забору, он уже не в счет. В другое время стоящая напротив четверка, в кольчугах и с мечами, не задумываясь разбросала бы нас, но вокруг уже хлопают ставни, гремит железо, и ночь заполняют встревоженные голоса.
Я прям чувствую, что сейчас думают наши несостоявшиеся убийцы – еще есть время выполнить приказ, но вот уйти незамеченными тогда будет уже невозможно.
Прочувствовав это, говорю вслух то, что им подсказывает их инстинкт самосохранения.
– Уходите! Вы еще можете скрыться, но через мгновение будет поздно. Уходите! Даю слово, мы преследовать вас не будем.
Стоящие напротив бойцы переглянулись и тот, кто явно был у них старшим, кивнул. Тогда они, не спуская с нас глаз, отошли и, подхватив своего раненого товарища, мгновенно скрылись в ближайшем проулке.
Вот теперь я по-настоящему выдохнул – кажись все! Отпустило напряжение, и вместо него накатила ватная слабость. Сегодня, как никогда, я был близок к смерти. Гоню прочь желание опуститься на землю и насладиться покоем. Не время! Шаркая ногами, иду к Калиде. У него серьезная рана плеча, и кровь струится ручьем.
Стаскиваю с себя рубаху и рву ее полосами. Тут же заматываю рану и найдя взглядом Истому, командую.
– Самого быстрого своего парня живо на тот берег. Пусть везет сюда Иргиль, а вы помогите мне. Надо его, – киваю на Калиду, – отнести ко мне, в княжий терем.
Мой неуемный помощник пытается сопротивляться.
– Не сейчас! – Оперевшись на меня, он пробует подняться. – Сейчас надо поспешить и не дать Якуну уйти.
Я уже полностью успокоился и, все продумав, отрицательно качаю головой.
– А что мы ему предъявим? Три трупа! Один владимирский и два наших. К Якуну их никакими нитками не пришьешь, он враз отопрется, знать ничего не знаю. А ежели возьмем думного боярина без доказательств, то шум пойдет и многие от нас отвернутся. Хуже того, выборы могут сорваться, а выборы для нас сейчас важнее. – Сказав, я задорно подмигиваю Калиде. – Ниче, живы будем, поквитаемся! А нам впредь наука, умнее будем!
Глава 3
Лодка стремительно летит на причал. На самом носу Ванька Соболь. Его вздернутая вверх правая рука резко сжимается в кулак, а левая отрывисто машет.
– Табань!
Разносится над водой его крик, и весла с левого борта вспенивают воду в обратном гребке, а с правого поднимаются вертикально вверх. Лодка заваливается на левый борт и, гася лагом остаточную инерцию, мягко касается причальных свай.
За такое баловство взгреть бы его, ведь не дрова везет, а консула Твери, но победителей на Руси не судят, а за удаль не ругают. Поэтому я сижу молча и жду, пока лодчонка перестанет качаться на ею же созданной волне, а мои стрелки, сложив весла, привяжут ее к причалу.
Сойдя на берег, поворачиваюсь к подлетевшему Ваньке.
– Гляди, доиграешься!
Тот молча счастливо лыбится мне в ответ, а я говорю, по-прежнему держа на лице суровую маску.
– До вечера свободны! Можете своих проведать, но чтоб до заката были на причале. В Тверь я сегодня вертаться буду.
– Есть до заката, господин наместник! – Радостно гаркает Ванька.
На «наместника» я демонстративно хмурю брови, и тот на мгновение теряется, но тут же понимает, в чем напортачил.
– Извиняйте, господин консул, никак не привыкнем ишо!
Он продолжает счастливо лыбиться, а я, махнув на него рукой, разворачиваюсь и начинаю подъем к воротам острога.
«Да уж, железной руки Калиды не хватает. – Мысленно ворчу, шагая по накатанной дороге. – Совсем от рук отбились!»
Прошло уже две недели с той памятной ночи. Калида стараниями Иргиль пошел на поправку. Скоро снова вступит в строй, а пока дисциплина в моих взводах ощутимо страдает. Куранбаса, взявший на себя временное командование, в общем справляется, но половец есть половец, в его природе степной простор, свобода и хаос. Многих вещей он просто не в состоянии понять, и требовать от него слишком многого не стоит.
«Я и не требую». – Улыбаюсь промелькнувшим мыслям и вспоминаю следующее после той ночи утро.
Центральная площадь Твери начала заполняться уже с самого утра. Якун долго не появлялся. Думаю, сначала он готовился к побегу, потом к обороне, а когда наконец, осознал, что ему ничего не предъявляют, все-таки пришел. Косясь на меня, он занял положенное ему место среди бояр. Вскоре появился епископ с двумя клириками, и обладающий громоподобным голосом ключник Роман Радимич объявил, что вольные люди Твери собрались в сей день, дабы избрать посадника города. Тут он покосился на меня и добавил.
– Называемого по-новому консулом. Сроком на четыре года, дабы он управлял всеми делами города в купе и согласии с боярской думой и народным вече.
Как и ожидалось, выкрикнули только два имени, мое да Якуна. Результат определяли простым подсчетом поднятых рук. За мою кандидатуру проголосовало на сто семьдесят пять рук больше, чем за Якуна, и на этом выборы закончились. Без долгих проволочек Роман Радимич объявил меня консулом Твери.
После этого я подошел к епископу под благословение, и это момент мог бы стать для меня неприятным, поскольку я полноценный атеист, а здесь считаюсь как бы католиком. Эта часть моей легенды давно уже перестала мне помогать и, даже более того, начала создавать лишние трудности. Я начал подумывать о том, как бы мне это исправить, и за пару недель до выборов «совершенно искренне» зашел к епископу посоветоваться. Совет он мне дал, я его принял и тем так обрадовал господина епископа, что тот с легкостью согласился отложить мой переход в православие на сразу же после выборов. Поэтому в тот день епископ осенил меня крестным знамением и благословил на служение господу и городу Твери.
Затем пришла очередь бояр, и принимая поздравления, я специально остановился перед Якуном. С садистским наслаждением дождался от него положенных слов, и когда тот выдавил из себя «поздравляю», я чуть нагнулся к его уху. Якун сжался, явно ожидая от меня угрозы, а я, вытянув максимальную паузу, расплылся в издевательской усмешке.
– Я всегда на шаг впереди тебя, помни об этом!
То, как его перекосило, меня слегка утешило и притушило желание свернуть ему шею прямо там же, на крыльце княжеского дома.
В таком настроении, помню, я подошел к Луготе и, приняв поздравления, показал тому взглядом на посла Великого князя.
– Объясни кое-что нашему владимирскому гостю. Князя Ярослава мы примем, пусть так и передаст, но у самого боярина есть сутки, чтобы убраться из Твери. Не успеет, пусть пеняет на себя.
Тысяцкий, конечно, был уже в курсе ночных событий и, не задавая вопросов, просто кивнул.
– Сделаю, намест… – Не договорив, он покачал головой, но повторил. – Сделаю как просишь, консул!
Оставив воспоминания, поднимаю голову и вижу бегущего от открытых ворот старосту Ярему. Морда красная, торопится. Еще бы, хозяина не встретил, оплошал.
«Да куда ж ты так! – Смеюсь про себя. – Ноги сломаешь!»
Понимаю, моему управляющему сейчас не до начальства. Начало сентября, самая страда, он можно сказать спит на ходу. За эти полтора года население поселка увеличилось в пять раз, и избы новых поселенцев давно уже высыпали за стены острога. Теперь внутри стен жилых построек немного: мой терем, дом старосты Яремы и еще нескольких самых доверенных моих людей. А остальное – это достроенная в этом году деревянная церковь, казарма, конюшня да амбары. Добро надо беречь! Люди по тревоге сами прибегут прятаться, а вот товар сам не сможет. Его можно и не успеть спасти.
Так мне объяснял свою позицию Ярема, когда с весны начал выселять всех из острога. По меркам двадцать первого века с его лицемерным гуманизмом, логика выглядит людоедской, мол добро жалеешь, а людей нет. Может и так, но я спорить не стал. В этом времени логика другая. Здесь каждый существует на грани выживания, будет урожай – будем жить, а погибнет, так хоть подыхай. Так что тут мышление коллективное, и по-своему староста прав. При внезапном нападении может кто и не успеет в крепости спрятаться и погибнет по случайности, но это единицы, а вот ежели останемся без хлеба, то все сгинем с голодухи.
Подбежав и еле переводя дух, Ярема склонился в поклоне.
– Будь здрав, господин намест… – Сбившись, он тут же поправился. – Консуль!
Не правлю и не придираюсь. Новое инородное слово дается народу нелегко, но ничего привыкнут когда-нибудь.
Тоже приветствую старосту и, дав ему немного отдышаться, хлопаю по плечу.
– Ну давай показывай, чего успели спроворить.
Староста тут же поворачивается и ведет меня в обход острога к Тверце, на ходу оборачиваясь и поясняя.
– Я сказал, чтобы смолокурение подальше от жилья творили.
Мысленно соглашаюсь и молча киваю. Проходим еще с километр и начинаем спускаться к реке, где стоит несколько сараев. Здесь у меня разросся заводик по производству спирта.
С того самого дня, как мы одолели литовцев у Ржева, меня не оставляла мысль, что мне тогда сильно повезло. Эффект неожиданности, плюс жаркая безветренная погода, плюс сухая трава… А если нет?! Спирт слишком ненадежен и может меня сильно подвести в самый неподходящий момент. К тому же производство его обходится в копеечку. Над этой проблемой я изрядно поломал голову, пока не увидел очевидное. Вспомнил про один из самых известных русских промыслов этого времени и, как идиот, вскричал эврика.
Смолокурение, как я мог прошляпить то, что буквально было перед глазами. Ведь таким методом можно получить целых два горючих материала, скипидар и древесный спирт, и не из дорогущего зерна и меда, а из простого дерева, коего у меня пруд пруди. А кроме скипидара и спирта, это ведь еще и смола, деготь, канифоль!
Обругав себе нещадно за глупость, я тут же принялся за дело. Моих школьных знаний химии вполне хватило, чтобы набросать схему простейшего аппарата для сухой перегонки дерева. С небольшими изменениями для получения скипидара и смолы из хвойного леса, а для дегтя и спирта из лиственного.
Это было чуть меньше месяца назад, тогда у меня попросту не было времени заниматься этим самому, и я вызвал к себе Фрола да старосту Ярему. Первому я растолковал задачу, а второму попросту сказал – обеспечь.
И вот вчера пришла весть от Яремы, что все готово, можно принимать. Что тут скажешь, богата Русская земля талантами и повезло мне, что есть рядом со мною люди, способные творить чудеса в нынешних условиях.
Поднимаю голову и нахожу взглядом Фрола в компании кузнеца Волыны и плотника Ясыра.
«А вот кстати и они!» – Усмехнувшись про себя, сворачиваю в их сторону.
Мужики стоят возле большой печи и что-то обсуждают с таким жаром, что не замечают нашего прихода.
Яреме такой непорядок не по нутру, и он тут же разруливает его по-своему.
– Вы что, сучьи дети, совсем ошалели! – Орет он на вздрогнувших от неожиданности мужиков. – А ну шапки долой! Не видите кто перед вами!
Бросаю на старосту укоризненный взгляд, но вслух не вмешиваюсь. Ярема орет, не потому что хочет выслужиться передо мной, а потому что так он понимает мир и порядок. Он считает, что ежели есть закон, то его надо исполнять в любых ситуациях и никаких поблажек в этом деле быть не должно. Должен чего сделать, так изволь выполнить на совесть, а коли нет, то ты, как минимум, лентяй и дурень, а как максимум, бунтарь и мятежник. В обоих случаях тебя надо пороть, чтобы в ум-разум ввести. Он себя не щадит и другим спуску не дает, и потому он лучший в мире староста. Его бояться и уважают одновременно, а для меня такой человек дороже золота, ибо сам я все-таки продукт своего времени – мягковат. Всегда ищу объяснения и стараюсь войти в положение, а здесь такого не прощают и расценивают как слабость.
Мастера склоняются в поклоне, и только после этого я машу рукой.
– Все. Хватит спины гнуть, давайте о деле.
Фрол, самый шустрый из всех, тут же ведет меня к печи.
– Ты, господин, посмотри. Все сделали по уму, как ты велел. Волына котел отлил, печь сложили, я змеевик сделал. Ясыр вот бочку соорудил, и воду проточную для охлаждения пустили. – Размахивая руками, он показывает мне свое детище. – А здесь вот чан для сбора продукта.
Обвожу взглядом сооружение и удовлетворенно киваю, а Фрол трындит, не переставая.
– Тута варим разделанные старые сосновые пни, а вон в той. – Он машет на еще одну такую же печь. – В той перегоняем собранную живицу и ту смолу, что с пней нажжем.
Тут же он тянет меня к третьей печи.
– А здеся с березы и осины гоним деготь и опять же немного скипидара, а жижу вот по твоему рисунку делим.
Я осмотром доволен, несмотря на то что потратили изрядно дефицитного железа на целых три котла с тяжелыми подогнанными крышками. Зато все это позволит вести безостановочное производство и получать скипидар, деготь, канифоль и древесный спирт.
Про это как раз и говорит мне сейчас Фрол, показывая мне простейшую установка для разделения полученной в результате перегонки березовых дров жидкости на уксусную кислоту и метиловый спирт.
Осмотром я доволен, о чем тут же и заявляю настороженно смотрящим на меня мастерам.
– Молодцы! – Поворачиваюсь к Яреме и предлагаю сделать ему то же самое. – Ведь молодцы же?!
Староста мало что понимает во всех этих печах и баках, но мне он доверяет безгранично, а раз хозяин доволен, то и ему след. Не меняя своего сурового выражения, он басит в их сторону.
– Молодцы, постарались! Вишь хозяин доволен, и вам с того прибыль!
Все, кроме старосты и Волыны, расплываются в улыбках. Эти двое тоже довольны, просто натура у них такая, да и жизнь улыбаться разучила.
Больше всего в этом меня радует получение скипидара и метилового спирта. В моем замысле смесь этих двух продуктов должна полностью заменить тот высокосортный самогон, что я использовал ранее. Это в свою очередь сильно удешевит процесс, а значит, можно будет значительно увеличить объемы, ну а самое главное, такая смесь значительно усилит взрывную и горючую составляющую моих метательных снарядов.
«Такая смесь – это уже настоящий коктейль Молотова!» – Мысленно потираю руки и поворачиваюсь к Фролу.
– Хорошо, давай показывай, что получилось.
Тот вытаскивает две керамические посудины с подогнанными крышками. Открываю одну, и в нос ударяет характерный еловый запах скипидара. Со второй отчетливо тянет спиртом.
Вроде бы, то что надо. На всякий случай выплескиваю на землю немного желтоватой маслянистой жидкости и чиркаю зажигалкой. Лужица у ног вспыхивает мгновенно, поднимая к небу струйку черного едкого дыма.
– Неплохо! – Задумчиво замечаю самому себе и, повернувшись к Фролу, добавляю. – Смешай скипидар со спиртом один к трем и отвези к Куранбасе, посмотрим, чего эта хрень стоит в деле.
***
Ворота острога распахнуты, но эта бесконтрольность обманчива. На мосту через ров стоят два алебардщика, а с бойниц башни подъездную дорогу контролирует пара стрелков.
Бойцы на мосту, завидя меня, вытягиваются во фрунт, в этом Калида их вымуштровал на все сто. Обязательное приветствие старшего дисциплинирует на уровне подсознания.
Прохожу в ворота, а Ярема, не отставая, продолжает бубнить.
– Яровые почти собрали, урожай хороший. Свеклу, ту что вы отдельно сказали сажать, опять перебрали и лучшую отсеяли. Подсолнечник тож удался. Масла нажмем и поле еще удвоим. Лен…
Я слушаю в пол-уха, потому что знаю, со всем этим староста и сам справится. Меня сейчас больше волнует вопрос, ради которого, по большей части, я и приехал. Вчера Калида дал знать, что по тому делу, о каком я спрашивал, люди прибыли.
Калида пошел на поправку, спасибо Иргиль, но неугомонному не лежится. В прошлый раз, проведывая его, я обмолвился. Мол в одиночку Твери многого не вытянуть, а если и сдюжим, то времени потребуется ох как много, а оно-то у нас как раз и на исходе. Союзники нам нужны, и хорошо было бы с людьми из ближайших городов потолковать.
Все эти мои отвлеченные рассуждения Калида принял как указания к действию, благо голова то у него варит исправно, хоть и сил еще маловато. Не знаю уж какие силы он задействовал, но по его вчерашнему письму я понял, что приехали серьезные дяденьки, и приехали тайно, поэтому и в Тверь не пошли, ибо светиться не хотят.
Я догадываюсь, кто в такие сроки мог бы успеть приехать, но все-равно заинтригован. Прохожу через площадь мимо новой церкви, прямо к дому Калиды. Домушка у него так себе, при желании мог бы и побогаче себе терем справить. Я только за и жалование ему положил приличное, только он его не берет и домик построил такой, что у многих моих крестьян лучше.
– На что мне, – отвечает он всякий раз на мои вопросы, – я тебе не за злато служу.
Спрашивать у него, ради какой-такой идеи он меня бережет, я пока не решаюсь. Если честно, то побаиваюсь, а что если он так высоко планку задерет, что мне не в жизнь до нее не дотянуться.