Вера смотрит ему вслед, пока он идет к своему дому, обветшалому, старому зданию на десять квартир, сплошь заселенных престарелыми жильцами. И почти бо?льшая часть Чайнатауна так же медленно угасает. В сердце Веры зарождается тоска и разрастается, захлестывает ее с головой. Потому что, сколько бы она ни отрицала заявления Тилли, в глубине души Вера сознает, что ее чайному магазину далеко до всемирной известности. Скорее наоборот. И глядя, как уходит первый и последний на сегодня посетитель, Вера каждый день переживает маленькую смерть. Она уже знает, что ждет ее дальше. Утро медленно перетечет в день и будет тянуться в невыносимой тишине до пяти часов. Вера сползет со стула, доплетется до двери, перевернет табличку с «ОТКРЫТО» на «ЗАКРЫТО» и в десятый раз за день спросит себя: «Какой в этом смысл?»
Что тут скрывать, вот уже несколько лет как магазин не приносит прибыли. Вера в состоянии содержать его только потому, что семь лет назад они с Цзиньлоном полностью погасили за него кредит, и теперь ей остается лишь оплачивать ежемесячные расходы на электричество и прочее. Но даже так, без кредитного бремени, магазин остается обузой, и каждый день Вера отмечает, как тают ее сбережения. Очень скоро, как бы она ни экономила, средств на содержание не останется, и это станет концом «Всемирно известного чайного магазина Веры Ванг».
В этот день Вера закрывается на час раньше, не в силах выносить гнетущего одиночества. Тяжело волоча ноги, она поднимается по скрипучей лестнице на жилой этаж. Вера не привыкла предаваться унынию, но, как бы энергичны ни были утренние прогулки, тоска настигает ее неизменно. Перед сном она отправляет Тилли сообщение с напоминанием пораньше ложиться спать, потому что поздний отход ко сну вызывает рак простаты, что известно всем. Вера не ждет ответа. Она знает, что его не последует. Когда же она наконец засыпает, ей снится смерть, и хочется, чтобы на сей раз настала ее очередь.
Следующим утром глаза у Веры привычно распахиваются, и начинается новый день. Что толку разлеживаться и жалеть себя, нельзя упускать ни единого часа! В привычной утренней экипировке, под прикрытием козырька, Вера спускается на первый этаж. И замирает на нижней ступени.
Потому что посреди «Всемирно известного чайного магазина Веры Ванг» лежит мертвый мужчина.
3
Джулия
Когда от тебя вдруг уходит муж, проблема не в том, что тоскуешь по нему уже на следующий день, нет – ты просто не понимаешь, что делать. Платежи. Вождение. Содержание дома. Джулия ненавидит Маршалла за то, что он бросил ее – их, – но конкретно сейчас больше всего на свете Джулия ненавидит Джулию.
Одиннадцать часов чудесного утра в Сан-Франциско, рядом играет дочь двух с половиной лет, а Джулия не может даже решить, что приготовить на ланч. Потому что последние десять лет это решал Маршалл.
«Хочется сэндвичей с тунцом», – говорил он, и Джулия делала сэндвичи с тунцом.
«А как насчет фрикаделек?» – И она принималась лепить фрикадельки.
А в те дни, когда Маршалл уезжал по работе, она просто готовила его любимые блюда, потому как уже не знала, что нравится ей самой. За десять лет все то, что нравилось Маршаллу, в итоге полюбила и Джулия. Его улыбка и фраза из разряда «Как же это вкусно, детка» провоцировали мощный выброс эндорфинов, поэтому она убедила себя, что и сама обожает это все. Разве не это подразумевает жизнь в браке? Любовь ко всему, что любит другой человек?
Но прошлой ночью, после десяти лет брака и четырнадцати лет вместе, Маршалл бессовестно заявил, что «с него хватит» и он устал от ее «жалкой задницы». «По правде, – думает Джулия, помогая Эмме вставить неподатливую деталь лего, – нисколько моя задница не жалкая». Черт возьми, да она поддерживает свою задницу в отличной форме. Эта нелепая мысль безжалостно врывается в сознание, и к глазам подступают жгучие слезы. Ну кого сейчас волнует ее задница? «А все-таки, – произносит тонкий голосок в голове, в то время как Джулия еле сдерживает всхлип, – она у тебя и впрямь хороша».
Она в миллионный раз проверяет телефон. Но нет ни пропущенных звонков, ни сообщений. Джулия так долго ждет, что он зазвонит, и каждые несколько минут смотрит, включен ли звук, есть ли сигнал и вай-фай, поэтому, когда раздается звонок в дверь, она подскакивает и хватает телефон.
Эмма отрывается от своего причудливого замка из лего.
– Мама, в дверь звонят.
– Хм?
Проходит еще секунда, прежде чем Джулия понимает, что звонок доносится от двери, и едва она сознает это, внутри вспыхивают в равной степени надежда и ужас, теснясь в груди. Дышать внезапно становится труднее. Джулия поднимается, заставляет себя сделать вдох и расправить грудную клетку. «Я могу дышать. Я в порядке. Все будет хорошо».
Может, без Маршалла жизнь и вовсе обернется к лучшему?
Нет, это невозможно. Он заботился о них. Заботился обо всем.
Джулия подходит к двери и не представляет, что скажет. Впрочем, это и не имеет значения. Кажется, окружающие и так знают, что ей особо нечего сказать. Люди либо перебивают ее, либо просто игнорируют. Джулия к этому привыкла. В любом случае, это наверняка Линда из соседнего дома под предлогом угостить их печеньем хочет разнюхать причины вчерашних криков. Джулии приходится обходить огромные мусорные мешки, сваленные у входной двери. Когда-то все-таки придется заняться ими.
Но когда Джулия отпирает дверь, у порога стоит вовсе не Линда. Перед ней два офицера – чернокожая женщина и азиат, и у обоих странное выражение на лицах. Они вроде как улыбаются, но улыбки кажутся натянутыми и виноватыми. У Джулии болезненно сжимается желудок: с такими улыбками хороших новостей ждать явно не стоит. Так улыбаются люди, которые знают, что вот-вот разрушат чью-то жизнь. Мгновение Джулия борется с желанием захлопнуть перед ними дверь и закрыть на задвижку. Но, само собой, она не делает ничего подобного. Джулия как никто исполнительная и покладистая. Джулия как никто услужливая и удобная. «Джулия никто», – шепчет у нее в голове голос Маршалла, даже более гнусный, чем в реальности.
– Доброе утро, мэм, – произносит азиат. – Я офицер Ха, а это моя напарница, офицер Грей. Джулия Чен – это вы?
Джулия каким-то образом умудряется кивнуть.
– Не против, если мы войдем? – спрашивает офицер Грей.
Против, хочет выкрикнуть Джулия. Сразу ясно, ничего хорошего эти двое не принесут. Но голова снова кивает в обход мозга.
– Ой, – издает офицер Ха, когда они входят и замечают мешки. – Генеральная уборка?
У Джулии так сжимается желудок, что к горлу подступает тошнота. Из ближайшего к ним мешка виднеется игровая приставка Маршалла. Практически новая. Генеральная уборка. Скорее уж избавление от всех его вещей, потому что Джулия знает, что Маршалл не вернется.
– Вроде того, – бормочет она.
Джулия поворачивается и едва не сшибает Эмму. Она даже не заметила, как дочь повисла у нее на ноге, как маленькая коала.
– Прости, милая, – Джулия наклоняется и берет ее на руки.
Она всякий раз удивляется, как потяжелела ее малышка. Как вытянулась и окрепла и сколько всего умеет.
– Все хорошо, – шепчет она Эмме и ведет полицейских в гостиную. И повторяет, скорее для себя: – Все хорошо.
Офицер Грей улыбается.
– Привет, милая. Как тебя зовут?
Джулия не утруждает их ожиданием и отвечает за Эмму:
– Это Эмма.
Эмма никогда не разговаривает с незнакомцами. Даже соседям не перепадает от нее и пары слов, а это люди, которые попадаются ей на глаза с самого ее рождения. Это одна из ее особенностей, которые ненавидел Маршалл. Ну, «ненавидел» сильно сказано. Или нет, учитывая, что он даже не оглянулся на дочь, когда уходил прошлой ночью.
– Какое чудесное имя. Очень тебе подходит, – говорит офицер Грей. – А сколько тебе лет?
Практически любой ребенок, как твердили Джулии со всех сторон, был бы счастлив объявить окружающим, сколько ему лет. Но только не Эмма. Эмма прячет лицо, уткнувшись Джулии в плечо, и отказывается смотреть на кого-либо. Офицеры неловко улыбаются. В голове у Джулии эхом разносится голос Маршалла: «Почему она не может вести себя как нормальный ребенок? Это же позорище».
Джулия сглатывает и жестом предлагает офицерам присесть на диван, который просто неоправданно хорош: каркас из массива дерева, обивка из натуральной кожи. Конечно же, это одна из прихотей Маршалла. Он всегда выбирает самые дорогие варианты. За все расплачивается кредитками, аргументируя тем, что «деньги еще появятся, так почему бы не вложиться в будущий комфорт?». Он любит это слово – «вкладываться», объясняя им любые свои легкомысленные траты.
Джулия опускается в кресло рядом с диваном и усаживает Эмму к себе на колени. Запоздало спохватывается, что стоило бы предложить офицерам выпить хотя бы воды, но тяжесть тела Эммы останавливает ее, и к тому же ей не хочется, чтобы полицейские задерживались дольше необходимого. Она почти не спала прошлой ночью, что неудивительно после всего произошедшего. И теперь Джулия чувствует себя уставшей, бесконечно уставшей.
Словно бы угадав ее стремление поскорее с этим покончить, офицер Ха прокашливается и подается чуть вперед.
– Маршалл Чен – ваш муж?
– Покажешь свою комнату? – вклинивается офицер Грей и улыбается Эмме.
При мысли, что ей придется расстаться с мамой, Эмма зарывается лицом в грудь Джулии и мотает головой. Джулия обнимает ее покрепче.
– Все в порядке.
– Вы уверены? У нас, эм… деликатная новость.
Джулия кивает и плотно сплетает пальцы за спиной Эммы, чтобы унять дрожь. Волосы дочери пахнут чистым детским потом и уютной сладостью. Дыхание сбивается, Джулия делает судорожный вдох, чувствуя, как воздух толчками пробивается в легкие, и с трудом подавляет всхлип. Ну, вот оно.
Офицеры синхронно кивают, явно недовольные ее выбором. Ничего. Джулия привыкла к недовольству окружающих. И если офицер Грей считает, будто Эмма милая и все в этом роде, то совсем не знает Эмму. Никто не знает Эмму. Обычно о ней говорят как о «болезненно робкой» или «очень тихой». Но Джулия не представляет, как оставить ее в комнате с кем-то наедине. Эмма закатила бы истерику, и офицер Грей перепугалась бы и решила, будто с девочкой что-то не так. Джулию достало, что люди считают Эмму ненормальной.
