– Парни, эта дрянь изменит каждого из нас. Помяните мое слово.
– Ладно. Посмотрим, – тихо сказал Чиша.
Он несколько раз утюжил с Маркелом в доле и уважал его.
– Все фигня, кроме пчел. А если вдуматься, то и пчелы – фигня! – нашелся что сказать Чичиков.
– Да-а-а, да-а-а… – как обычно, ответил Кокс.
Лифчик, вообще ничего не сказал. Он тупо тащился.
Никто к словам Маркела тогда не прислушался. А зря…
После все хором блевали, а Кокс командовал:
– Раз-два! Раз-два!
Его почему-то не тошнило. Хотя в первый раз блюют все.
Внезапно наступил летний вечер, и небо раскрасилось падающими звездами. Или так казалось ребятам, вдруг ощутившим себя одной семьей. Работал героин.
Чиша в перерывах между приступами рвоты подумал: «Это именно тот кайф, что я так долго искал».
Возвращаясь домой уже за полночь, Чиша около своего подъезда случайно увидел необычное явление. На фоне черного ночного неба, выше верхушек деревьев, сияла желтая точка, из которой в сторону земли падал конусом такой же желтый свет. Все фонарные столбы на улице были значительно ниже источника света. Каких-либо строений или строительных кранов там точно не было. Героин никогда галлюцинаций не вызывает. Вечер выдался теплым, и молодой человек присел на обшарпанную и разрисованную лавку, стоящую около подъезда. Как завороженный он наблюдал за свечением до его полного рассеивания в ночном воздухе. Зрелище запомнилось навсегда. И уже будучи совсем взрослым, он не раз спрашивал себя: «Что же это, все-таки было? Может предупреждение? Кто знает?»
В ту ночь он не сомкнул глаз до рассвета; эмоции переполняли его, не давая уснуть. Лишь когда первые лучи солнца пробили шторы и лизнули его лицо, Чиша успокоился, заснув тихим, счастливым сном начинающего, но уже вполне состоявшегося героинового наркомана.
Сон
Явное ощущение полета высоко-высоко, воздух прозрачный и кристально чистый, землю почти не видно, хотя, если присмотреться внимательно, все же можно различить квадраты зеленых полей, пересеченные темными полосками лесов.
Белоснежные домики, как горошины жемчуга, рассыпаны по земле. Ребристые, жидкие, белые хлопья облаков парят под Чишей, совсем низко над землей.
Понимает, что летит, но он не птица. Что-то жесткое, сильное, но в то же время легкое, подвижное и грациозное составляет его тело. Сознание дает четкий и ясный ответ: самолет, самолет-истребитель с мощным двигателем и с большой окружностью крутящегося винта. Именно истребитель, по виду напоминающий модели Второй мировой войны.
Чувство такое, будто слился с машиной, с каждым ее винтом, с крыльями и фюзеляжем. Но в кабине никого нет. Он летит без пилота, как бы сам по себе, являясь единым живым механизмом.
Замечает далеко внизу чуть выше земли другой самолет, тоже истребитель. Белоснежный, изящный, с бешено вращающимся винтом.
Молнией проскакивает шальная мысль: этот самолет – девушка, а он – парень. Именно, парень-истребитель. Просыпается странное, сильное, все поглощающее сексуальное влечение к тому далекому самолету.
Разгоняется и пикирует вниз, падая с небес, как коршун за добычей. Сваливается с высоты прямо на нее мотор в мотор, крылья в крылья, хвост в хвост.
Второй самолет, кажется, тоже не против соединения. Сексуальное желание полностью овладевает Чишей, и он начинает заниматься любовью с этим белым самолетом.
Как это происходит, совершенно непонятно, но он чувствует приятные ощущения от немыслимого соития.
Так и летят они: он – сверху, распластавшись крыльями, как раскинутыми в стороны руками, словно приклеившись к ней – такой быстрой и дерзкой… Спокойная блаженная теплота заволакивает его целиком.
Просыпается. Еще до конца не открыв глаза, не вырвавшись окончательно из цепких, но ласковых рук сна, он продолжает парить над землей, слившись с другим военным истребителем, поддавшись необыкновенной, фантастической страсти.
Я – «Як»,Истребитель,Мотор мой звенит.Небо – моя обитель.Но тот, который во мне сидит,Считает, что он – истребитель.Владимир Высоцкий. «Песня самолета-истребителя»Глава 3
Чиша
Жить не спеши,
Не сдавайся, не меняй на гроши.
Разгорится и погаснет в ночи
Безвоздушная тревога.
Группа «Би-2».«Безвоздушная тревога»Королев Сергей рос вежливым и культурным мажором. В детстве часто простужался и сидел дома, когда другие дети болтались на улице.
Во время частых болезней от нечего делать начал читать и к пятому классу умудрился прочитать всего Жюля Верна, Джека Лондона и кучу других не менее интересных и нужных книжек. В этот список входили Чехов, Толстой, Дюма в полном собрании сочинений, Гюго «Отверженные» и «Собор Парижской богоматери», а также подобные им произведения, знакомство с которыми, возможно, состоялось слишком рано. Дочитался до того, что когда вырос, мог иронично сказать: «Мне нечего читать, кроме фантастики и Достоевского, но я его не люблю. Все остальное я уже прочел», – чем вызывал в окружающих недоверие, хотя это и было правдой.
Половина греческой крови, доставшаяся ему от матери, бесконечно любимой Сергеем, делала его похожим на кавказца, брюнета с карими глазами. Вторая половина от отца принесла пухлые губы, животик и весьма выдающийся нос. Из недостатков присутствовало заикание, преследовавшее его исключительно в родительских пенатах. Чрезмерная опека родителей и требовательность к оценкам в школе делала его мягкотелым ботаником, заученным и замученным донельзя.
Вышеперечисленные качества его одноклассники не обошли вниманием, и он совершенно заслуженно получил немужественную кличку Зайчиша плюс славу маменькиного сынка. Занятия спортом, а именно запрещенным тогда карате, не давали ему ровным счетом ничего. Отношения с ребятами в школе не складывались.
Сергей менял школы в надежде найти общий язык с коллективом, пока его папу, видного хозяйственного руководителя, во время андроповской чистки не арестовали, обвинив в финансовых махинациях. Просидел в тюрьме он аккурат до горбачевской перестройки. А Королев Сергей из хорошего домашнего мальчика по кличке Зайчиша посредством уличного воспитания и в связи с отсутствием прежнего излишнего контроля довольно быстро превратился в обычного хулигана с гордой кликухой Чиша и перестал заикаться.
Первую делягу он провернул в пятом классе, когда из частицы красного знамени, пионерского галстука и куска белой простыни сварганил красно-белый галстук, превратив его, таким образом, в спартаковский флаг. Повязал его на шею и в таком виде явился в школу на уроки. В те далекие времена враждовали фанаты различных спортивных клубов, устраивая массовые драки и различные хулиганские безобразия, именно на спортивную тему. Больше других враждовали болельщики ЦСКА, «Центрального спортивного клуба армии», красно-синие, и «Спартака», красно-белые.
Так вышло, что все мальчишки в классе Сергея фанатели от ЦСКА, и лишь он один являлся болельщиком «Спартака», пойдя по стопам отца, выделяясь белой вороной на их фоне. Открыв дверь в класс, он сразу увидел обалдевшие от такой наглости лица мальчишек и участливо-жалостливые лица девчонок, понявших, чем все это для него закончится. Били его всем классом каждый день. Отбивался, как мог и когда мог, но галстук не снимал.
Пришлось, в конце концов, снять после прямой угрозы директора школы отчислить его за осквернение частицы красного знамени, то есть пионерского галстука. Ученики называли директора Отсос Петрович и побаивались этого здоровенного на вид, но добродушного и спокойного человека. Его слова запросто могли оказаться правдой, а отчисление не входило в планы Чиши, поэтому он превратился из болельщика «Спартака» обратно в пионеры и поменял галстук.
Королев из-за своей необычной для средней полосы внешности не был обделен вниманием женского пола и раньше одноклассников начал встречаться с девчонками, крутить романы. Влюбился первый раз в восьмом классе в девчонку-хулиганку из седьмого по имени Лена. Как-то на перемене между уроками она подошла к нему, чтобы пригласить на день рождения подруги, мол, Сергей той нравится, и она хотела бы его увидеть у себя в гостях. Через все лицо первой любви проходила глубокая царапина, полученная ею при катании на коньках. Может, это его так впечатлило, может, что другое, но Чиша влюбился в нее по уши. С Ленкой он поцеловался по-настоящему в первый раз. В память об этом у Сергея осталась отметина на руке от ожога. Целовались они в подъезде, и Королев, потеряв голову, нечаянно оперся рукой на горячую батарею. Боли тогда не почувствовал и обжегся так сильно, что остался шрам. Про подругу, ради которой его приглашали, уже никто не вспоминал.
Любовь длилась целый год и оказалась красивой и яркой, с поцелуями в раздевалке и уходами из дома. Отношения достигли апогея, когда парочка нацепила кольца из желтого металла на безымянные пальцы и объявила в школе о помолвке. Данное событие не обрадовало учительский состав. Призванные следить за нравственностью учеников, педагоги поставили вопрос о снятии колец. Однако влюбленные не торопились делать это и расхаживали по школе с гордым видом, ухудшая нравственный облик советского учащегося.
Ни уговоры, ни угрозы не возымели действия. Учителя, потеряв всякую надежду привести «помолвленных» к общему со всеми знаменателю, обратились к военруку школы за помощью и не прогадали. Единственным человеком, которого Королев уважал в школе, оказался именно он. Отставной моряк, в черной форме и с мужскими понятиями, он просто попросил его пойти навстречу учителям и снять кольца:
– Сергей, я понимаю твои чувства. Но ты пойми и женщин-учителей. Им надо воспитывать и держать в узде всю школу. Нелегкий труд, – попросил он.
– Чем кольца мешают им в работе? – спросил у него Сергей.
– В работе не мешают, но есть негласные правила, которые вы нарушаете. Еще, возможно, среди учителей много незамужних. Может, это их раздражает? – продолжал моряк-военрук.
– Нет, не снимем. У нас чувства, – упрямился Королев.
– Хорошо. Я прошу тебя, – ответил военрук.
В просьбе уважаемого человека Сергей отказать просто не смог:
– Ладно. Мы сделаем, как вы просите. Из уважения лично к вам, но никак не к правилам или учителям, – добавил Чиша.
Кольца сняли, но любовь продолжилась. Дни сменяли дни, но рано или поздно все кончается и хорошее, и плохое. Они расстались. Сергей в очередной раз перешел в другую школу и начал забывать первую любовь. Но так до конца и не смог. Всех следующих подружек он выбирал похожими хоть чем-то на нее: с пухленькими щечками, худыми длинными ногами, решительным хулиганским характером.
Природа взяла свое, и с одной из пассий, уже проходящих косяком перед глазами, Сергей лишился девственности. Причем таким паскудным образом, что через акт любви подхватил мандовошек – лобковых вшей. Занялся самолечением по совету родного дяди, маминого брата. Идти лечиться в кожный диспансер он тогда стыдился по причине малолетства и воспитания.
Способ дяди в корне отличался от нормального медицинского и включал в себя многочисленные втирания серной мази в кожу, вплоть до полного истребления паразитов. С ними Королев расправился, но лечение по методу дяди имело побочный эффект. Чиша получил отравление серой и провалялся три месяца под капельницами с высокой температурой. После этой истории чуть ли не год он не мог смотреть на женский пол, ассоциируя его с паразитами.
Впоследствии моральные страдания забылись, хотя опыт первого секса никак нельзя было назвать приятным и удачным. Вся история случилась совсем не вовремя, а именно в пору сдачи выпускных экзаменов в школе. Так что сдать их на четыре и пять не вышло. По двум предметам «Советское право» и «История КПСС» Сергей сперва получил двойки. Так как с такими отметками не давали аттестата о среднем образовании, ему разрешили пересдать. Чуда не случилось, но тройки Королев получил. После сдачи этих экзаменов Чиша любил говорить, что у него развилась аллергия на красный цвет. Шутил. Однако серебряная медаль приказала долго жить. Закономерный итог случайных связей.
После окончания школы Сергей чуть не получил новую кличку, больше подходящую его неординарной внешности. Дело было так. Чиша с Толиком и Чичиковым, своими близкими друзьями, мирно выпивал в «Сливе», никому не мешая. В воздухе стоял запах свежемолотого кофе и разноцветных ликеров, в изобилии продававшихся тогда в любом подобном питейном заведении. Голубой дым от сигарет окружал сидящих, обволакивая их с ног до головы. Вдруг совершенно наглым образом к ним подсел сильно поддатый кавказец средних лет и завел шарманку:
– Гизя, брат, здорово! Не ожидал тебя здесь встретить.
– М-м-м… Я не Гизя, – немного смутившись, ответил ему Чиша.
Настала очередь смущаться незнакомцу:
– Хм, а кто же ты? – задал он вопрос.
– Я Сергей, – с глупым видом ответил Чиша.
– Нет. Ты Гизя. Осетин с Тушино. Я тебя знаю! – хлопнув рукой по столу для большей уверенности, под звон тарелок и рюмок настаивал незнакомец.
Сидящие за соседними столиками обернулись, наверное, предвкушая намечающуюся потасовку. Беседа приобрела напряженный оборот.
– Да нет же, я не Гизя, – мягко упирался Королев.
Кавказец недоверчиво оглядел его и, скривившись, медленно встал и удалился за свой столик. Повода для конфликта не было. Поэтому все закончилось, но не для Чиши. Краткого диалога хватило, чтобы все знакомые и не очень ровно год после этого случая в шутку называли его Гизей, осетином с Тушино. У Сергея хватило ума не отзываться на кличку и не реагировать на осетина. Время прошло, прозвище не прижилось, а он так и остался Чишей, Чишей forever.
Во времена повального увлечения огромными мышцами, Шварценеггерами и прочими качками, Королев занялся тяжелой атлетикой. Тягал целыми днями штангу с гантелями и ходил в спортзал. Не забывая при этом применять для ускоренного роста мышц специальные препараты. Препарат метандростенолон, мужской гормон для дистрофиков, жутко вредный для здоровья и запрещенный к продаже, он доставал у знакомого во дворе.
Знакомый вовремя перевернулся на машине, вылетев через боковое стекло, будучи непристегнутым. Машина упала на него всем весом и убила на месте. Его смерть спасла Чишу от проблем с почками и печенью в молодом возрасте из-за гормонов, так как накрылась лавочка по их продаже. Регулярные занятия тяжелой атлетикой и измерения размеров бицепсов привели его к желанию заниматься грабежом на большой дороге. Спасибо судьбе, что до этого не дошло. Хотя вторая его деляга косвенно оказалась связана именно с этим.
Некая герла по имени Таня и с шикарной фамилией Кларк, стройная синеглазая блондинка в драных джинсах цвета неба и в васильковой рубашке, как когда-то пел Влад Сташевский, подрядилась на спекуляцию и предложила Сергею продать его часы иностранцам за валюту. Часы марки «Полет», хронограф, удачный продукт советского производства, действительно пользовались повышенным спросом у аллюрцов, итальянцев, с которыми по жизни тусовалась Таня. Часы она взяла на комиссию, то есть на реализацию, и неожиданно пропала, перестав отвечать на телефонные звонки. Чиша ждал, как порядочный, напрягался, пока его терпение не лопнуло, как детский воздушный шарик. Вместе с лопнувшим терпением пришла решимость любым путем вернуть часы, а в случае их отсутствия взять денежный эквивалент.
Прихватив с собой для компании приятеля по прозвищу Кукуруза, он устроился на лавке рядом с соседним подъездом, в котором имела наглость и одновременно неосторожность проживать Кларк. Пышный от зелени и посаженных жильцами цветов, скверик между подъездами позволял им оставаться незамеченными.
«Кто умеет ждать, тот умеет побеждать!», Мао Дзе Дун. Золотые слова, особенно если они не касаются лично тебя. Ждать пришлось долго. За день флибустьеры отсидели задницы, а Кукуруза, конечно, уснул, убаюканный жарой и бурчанием Чиши. Королев постоянно был начеку, мысленно не один раз обдумав план возмездия.
Ближе к ночи, когда солнце спряталось за горизонтом, а дневная жара отступила, он увидел Таню. На негнущихся от долгого ожидания ногах, они аккуратно и тихо поднялись на четвертый этаж пешком, пока она ехала туда на лифте, скрежетавшем, как ржавая телега, и поднимавшемся так медленно, как это было возможно. Как заправские гангстеры, парни вломились за ней в квартиру:
– Тань, где часы? – начал Королев.
– У меня их нет, – ответила мошенница.
– А у кого есть? – продолжил допрос Чиша.
– Не знаю, – пробормотала Таня.
– Отдавай деньги за часы, – предложил Сергей.
– Денег нет, – начала наглеть собеседница.
– Ок. Я возьму стаффом[3], – отрезал Королев, которому наскучил бестолковый разговор.
– Не дам. А если что-нибудь заберешь, кину на вас заяву ментам, – пригрозила вконец обнаглевшая Кларк.
– Делай, как считаешь нужным, – ответил Чиша.
Королев ни разу не был бандюганом, поэтому после короткого диалога взял ровно столько, сколько стоили часы и о чем они ранее договаривались с Кларк, проведя в квартире не более пяти минут. Она не оценила благородства и написала, как и обещала, заявление в милицию, текст которого слово в слово приведен ниже.
Заявление
Сегодня Королев Сергей и гражданин по кличке Кукуруза ворвались ко мне в квартиру и ограбили. Пригрозили, что если я пойду в милицию, то мою хату сожгут, а меня порвут, как грелку. Об ответственности за ложный донос предупреждена.
Нормально так. Чистый грабеж согласно заявлению. Слова Тани тогда в квартире, Чиша всерьез не воспринял, во-первых, по причине реальности ее долга, а во-вторых, из-за случившейся незадолго до этого короткой интрижки между ними.
Угораздило их случайно встретиться в торговом центре в отделе продажи мебели, куда Сергей по непонятной причине зашел поглазеть на ассортимент спален и кроватей, в частности. Разговорившись об одной из них, выставленных на продажу, они незаметно перешли на разговор о жизни и ее странностях. Не заметив уходящего времени, протусовались до вечера. Сходили в кинотеатр на фильм «Водный мир» с Кевином Костнером. Сеанс закончился ближе к полуночи. Что-то невразумительное и неясное привлекло их друг к другу в тот момент. Пошел ливень, теплый, летний, ночной ливень, и они, мокрые от дождя, целовались в подъезде, как школьники.
Романтика и влечение закончились так же внезапно, как и начались. Однако пробежавшей между ними искры хватило, чтобы всегда недоверчивый Чиша спокойно, не задумываясь, передал ей свои часы на продажу, не взяв ни расписки, ни залога.
В милиции заявление зарегистрировали в установленном порядке. Уже на следующий день около полудня, когда жара на улице почти достигла максимума в этих широтах, а в квартирах домов стало нечем дышать, так как кондиционеры появились значительно позже, несколько мокрых от пота ментов позвонили Королеву в дверь.
Они вытащили сонного и одуревшего от жары парня в прохладу подъезда, где не торопясь надели на него наручники, защелкнув спереди на запястьях. Через весь двор, по горячему от солнца асфальту, на глазах у пенсионеров, сидящих на своих лавках, детей, играющих в песочницах и мамаш, катающих младенцев в колясках, менты потащили сонного Сергея к своему дежурному «бобику», автомашине УАЗ, оставленному ими по ошибке за два квартала от Чишиного подъезда. Процессию увидели и оценили буквально все жильцы окружающих домов.
Через десять минут тряски и подпрыгивания на неровностях дороги, схваченного злодея доставили в ОВД. Двухэтажное обшарпанное здание, с фасада которого куски краски отваливались вместе с облицовкой, обнажая металлическую арматуру. С открытыми настежь окнами, из которых торчали фикусы в горшках и менты, выпускающие на улицу сигаретный сизый дым, склонившиеся над своими бумагами. Деньги на милицию в те времена государство явно не торопилось выделять, а если таковое и случалось, то, похоже, что до этого отдела они совсем не доходили.
Королева завели внутрь и провели вниз, на цокольный этаж, показавшийся Чише раем после уличной духовки. Повели дальше, к камерам предварительного заключения, усадили за еле державшийся на четырех тонких ножках коричневый стол и сняли наручники. Пропитанный сигаретным дымом и запахом мочи воздух, казалось, сгустился вокруг Королева, а комната допросов свернулась в маленькую картонную коробку.
Ощущения ушли на второй план, когда минут через десять ожидания, вошел толстый усталый взрослый опер со свежим приятным душком коньяковского, смешанным с огуречным запахом одеколона Fahrenheit. Опер показал Сергею заявление Т. Кларк. На Чишу, одуревшего от жары и поездки в ментовском «бобике», серые стены подействовали успокаивающе. Он мирно выслушал предложение мента вернуть все обратно, затянув тем самым веревку себе на шее. Так же спокойно Королев отказал ему и объяснил всю суть неприятной ситуации. Не забыв упомянуть и про вечер любви. Под конец своей речи Сергей пообещал привезти Кукурузу и Толика для подтверждения своих слов и, соответственно, невиновности. Опытный опер быстро воткнул, что «палки», уголовного дела здесь не будет, и потерял к Чише всякий интерес.
Короче, Королев, отговорился, но та маленькая вера женскому полу, еще не угасшая в его сердце, улетучилась вместе с часами «Полет» и Т. Кларк, пожелавшей тупо кинуть его, воспользовавшись добрым отношением. Тогда он впервые столкнулся с законом, почувствовав на себе его цепкие пальцы.
Помимо дефицита элементарныx продуктов питания, отсутствия бензина на АЗС, водки и наличных денег в карманах граждан, начало горбачевской перестройки ознаменовалось толпами разноцветных иностранцев, хлынувших в Советский Союз. Кучки гостей из стран Запада ринулись в Москву посмотреть на Красную площадь с мумией вождя пролетариата, ГУМ, церкви и музеи. Им хотелось увезти с собой из России: матрешки с лицом Горбачева, лакированные, раскрашенные под гжель шкатулки и военные сувениры, мода на которые быстро распространилась за кордоном. Если есть покупатель, то обязательно найдется продавец. Россия начинала осваивать рыночную экономику.
Тема была интересна вдвойне, так как приносила невиданные ранее деньги: первый номер – доллары США, второй номер – немецкие марки, третий номер – английские фунты и остальную «географию», то есть прочую иностранную валюту. В стране с высокой инфляцией эти деньги являлись средством накопления и сохранения капитала у только-только зарождавшегося класса предпринимателей.
Валюта первого и второго номеров легко обменивалась на черном рынке, обменники и банки еще не открыли. Третий номер можно было пристроить в валютных магазинах «Березка», купив на него что-нибудь, а сдачу попросить долларами, оставив процент кассиру. Всю интересующую гостей дребедень им продавал новый класс молодых людей – «утюгов», спекулянтов, работающих с «фирмóй» (иностранцами). У них та же фирмá могла обменять валюту по нормальному рыночному курсу восемь-девять рублей за доллар, а не по сорок копеек, как он стоил в государственных обменных пунктах, обслуживающих приезжающих в Россию.
Наличие в кармане обычного российского гражданина иностранных денег на сумму свыше сорока одного доллара в то время трактовалось государством, как незаконные валютные махинации, и каралось по статье 88, известной многим современным коммерсантам, вышедшим из девяностых.
Чиша, конечно, не остался в стороне от этого бизнеса. Вместе с боевым другом Кукурузой они утюжили фирму у широко известной тогда интуристовской гостиницы «Молодежная» на Дмитровском шоссе. Двадцатипятиэтажное здание отеля возвышалось над пятиэтажками, как Останкинская башня над Москвой. Фирма шла косяками на экскурсии с утра, а вечером возвращалась в гостиницу под впечатлением видов новой России. Веселые, дружелюбные, рослые как на подбор американцы, чопорные, гордые и надменные англичане, спокойные и рассудительные немцы, модные, смуглые, веселые, похожие на армян итальянцы, канадцы, похожие на американцев, но прилично недолюбливающие их, – все проживали в «Молодежке».
В разное время дня и ночи в гостинице или рядом с ней ошивалось порядка ста «утюгов». Они лежали на каменном парапете, сидели на ступеньках, играли в карты или пили пиво в баре отеля. Прикинуты были под иностранцев, чтобы в случае необходимости слиться с толпой фирмачей, проникнуть в отель, замутить бизнес. Стоило только показаться гостям, как тут и там можно было услышать расхожий вопрос для начала разговора: «Do you want a trade?»[4]С этого все начиналось.
Неподалеку маячили быки – крыша утюгов, защита и сборщики налогов. Бандиты собирали дань и поддерживали порядок на этом пятачке нормальной, человеческой жизни, которой так не хватало в России. К ночи те из утюгов, кто не отправлялся спать, пробирались в гостиницу, на дискотеку, где бухали с молодыми иностранцами, заводили дружеские отношения, а порой и крутили любовь. Однако, кроме развлечения и денег, тема приносила проблемы.