Северный страж
За неспешными размышлениями забрезжил рассвет. За спиной кто-то завозился и хрипло закашлял.
– Опять вся овчина вымокла… Проклятый дождь, да чтоб ему…
Оттар возмущённо оглянулся. Кому там не спится в такую рань?
Бурча всякие непотребства, коренастый крепыш на третьей скамье ожесточённо вытрясал намокшую накидку.
А, так и знал. Рыжий Ингвар, вечный задира. Видно эля вчера перебрал, теперь сам не спит, и другим не даёт.
– Эй, Рыжий, потише там! Олаф спит, не видишь? Всю ночь отстоял!
Недобро зыркнув, Ингвар шмякнул овчину на скамью и в сердцах сплюнул за борт.
– Да ладно, не бухти, без тебя тошно. Скажи лучше, долго нам ещё тут полоскаться?
Оттар небрежно махнул вдаль.
– Недолго. Вон до того мыска, потом в реку зайдём. Там они…
Ингвар хищно оскалился.
– Это хорошо. Ух уж и пощиплем мы сегодня селяночек…
Оттар отвернулся, невольно ухмыляясь. Верно говорит, задира. Пощиплем, всласть пощиплем. Ох, и горяч Рыжий до боя. И так слова поперёк не терпит, а как до стычки дойдёт, совсем бешеный становится. Весь в крови, топором машет, ревёт, как медведь на случке. Как жив-то сам до сих пор остался, либо оберег носит заговорённый, не иначе. Да и братец его, Ньялль, тоже хорош, хоть и на три весны старше. Рыжий, словно лиса-огнёвка, с виду вроде поспокойней, а как в бой, так лучше держаться подальше. Рожа перекошена, изо рта пена, своих зацепит, и не заметит. А уж вражьи головы сносит в два счёта, любо-дорого поглядеть. Берсерки, одно слово. Зато и доля их в добыче выше, для таких не жалко…
Солнце едва успело подняться, как появилась река. Мутное, издали видное пятно на прозрачной, как слеза, озёрной воде. Передав руль Ингвару, Оттар растолкал брата.
Сонно зевнув, Олаф нехотя откинул овчину, зачерпнул воды и плесканул в лицо. Прогнав последние остатки сна, фыркнул и заспанно огляделся.
– Да, вроде то место…. Вон та кривая ель, про которую купец сказывал. Поворачиваем.
– А пройдём? – засомневался Оттар. – Вдруг на мель засядем?
– Пройдём, – хмыкнул старший. – Если уж купец на своём пузане прошёл. Только вот течение….
Повернулся и зычно скомандовал:
– Эй, други! Вот та самая река. Близка наша добыча, надо только на вёслах чуть попотеть! И погреемся заодно!
Дружина разразилась одобрительными выкриками. Подзуживая друг друга, уселись на скамьи.
– И-и-и, взяли! Ещё раз, взяли!
Дёрнувшись, драккар влетел в устье…
Заботливо укрыв лукошко платочком, Филиска нетерпеливо оглянулась.
– Мам, так я пойду?
Поджав губы, мама укоризненно покачала головой.
– Ну что с тобой поделать.… Иди, раз собралась…
Просияв, дочка выпорхнула за дверь.
– Вот егоза, – вздохнула мама. – Нашла себе заботу…
Привязалась дочка к старой ведунье, ох привязалась. Прямо как к бабке родной. То хлебца отнесёт, то молочка, то яичек, пропадает невесть где по полдня.… А с другой стороны, старая тоже в долгу не остаётся. Учит дитятку премудростям всяким, люди только диву даются. Молода девка, а разумна не по годам. Что-то пошепчет, пошепчет, и кровь остановит, и скотину найдёт, и водяника уважит. Может и пусть ходит, по всему видно, светлая сила у бабки, худого не попустит. И живёт подле деревни почитай уже годков двадцать. Всех лечит, никто пока слова худого не молвил…
Зябко кутаясь в пуховый платок, Филиска вбежала на пригорок и оглянулась. Деревня открылась как на ладони. Перекликались голосистые утренние петухи, пощипывали чахлую травку козы. Над кузней заклубился чёрный дым. Представив вечно закопчённого Кривого Аксина, прыснула, поспешно закрыв рот ладошкой. Опять наверно раздувает печь, кашляет, и клянёт всех почём зря. Вечно ему всё не так. Ох, и сварливый же дядька, даром, что кузнец…
Перескочив старую поваленную ель, миновала развилку к реке и припустила по едва заметной лесной тропинке. Хоть и утро раннее, ждет, поди, уже старая ведунья. Старенькая, чудная. И имя под стать, странное, нездешнее. Бабушка Гертруда. Пришла, говорят, в деревню давным-давно, лицо всё в рубцах, страшное, обожжённое словно. Худая, кожа да кости, лопочет что-то, а не поймёт никто. Сжалились над горемыкой, кто хлебушка дал, кто молока. Так и прижилась подле деревни, скоро и правильно говорить стала, ведуньей оказалась. Поначалу скотину лечила, потом и окрестные люди, привыкши, тоже потянулись…
Заслышав приближающиеся шаги, Олаф замер, и предупреждающе поднял руку. Воины застыли. На тропинке впереди промелькнула худенькая девичья фигурка. Легко перескочила через поваленную ель и шмыгнула куда-то в лес.
– Гляди-ка, девка, – плотоядно хмыкнул Оттар. – И ловкая какая.… Не зря говорят, на ловца и зверь бежит, – словно невзначай подтянул штаны, и вопросительно выгнув бровь, глянул на брата.
– Вечно тебе не терпится, – усмехнулся Олаф. – Ловкая… Ладно, твоя. Только без шума, а то спугнёт всех. Как управишься, нагонишь нас в деревне. И смотри не перетрудись там…
– Постараюсь.
Не обращая внимания на ехидные ухмылки, Оттар передал шит и нитшест Ингвару.
– Держи.
Пригнулся, и бесшумно, словно волк, рванул вслед девичьей фигурке.
Обходя высокий угрюмый ельник, Филиска поневоле ускорила шаг, стараясь не замечать крохотные замшелые домики. Почему-то возле этого места всегда становилось страшновато. Особенно если вспомнить, кто там не живёт. Хоть бабушка Гертруда и всегда твердит, что не мёртвых надо бояться, а живых, а мама говорит, что предки всегда помогут чадам своим, всё равно становится как-то не по себе…
Сзади что-то негромко хрустнуло. Обмерев от страха, Филиска оглянулась. На тропинке стоял молодой нурман. Криво усмехнулся, похлопал по мечу и заговорщицки приложил палец к густым усам.
– Хват хейтир ту? – поманил к себе рукой. – Ком, ком…
Завизжав, Филиска бросилась прочь не разбирая дороги. Колючие ветви захлестали по лицу. Прикрывая глаза ладонью, с разгону выскочила на погост, стукнулась о домик мёртвых, и едва осознав куда попала, в ужасе завизжала ещё сильнее. Грубая рука дёрнула сзади за волосы и повалила наземь…
Истошный женский визг резанул по ушам. Спросонья, Алексей подскочил как ужаленный и пребольно влепился головой в низкий свод.
– Да тьфу ты, чёрт!
Ожесточённо почесав макушку, выглянул наружу и потрясённо замер. На земле у соседнего склепа отчаянно боролись два тела. Навалившись коленом на бьющуюся жертву, здоровенный светловолосый волосатый мужик правой рукой пытался снять свои облезлые кожаные штаны, наматывая на левую растрёпанные женские волосы. Рядом валялся широкий кожаный пояс и узкий тесак, больше похожий на меч. По виду явно самопальный новодел.
Женщина извернулась и укусила руку насильника. Амбал взревел и с размаху залепил оплеуху.
– Тролль таки юдр олл!
Женская голова дёрнулась и бессильно поникла. Из рассечённой губы потекла красная струйка.
Алексей невольно сжал кулаки и подался вперёд. Что творит, гад! Сердце бешено заколотилось. Опомнившись, прикинул шансы. Амбал килограммов под девяносто. Даже тягаться нечего, шею свернёт в два счёта. Жахнуть в воздух для острастки? Точно. Напугать гада до импотенции. Правда вот так может статься, что напугать-то напугается, но развлекается он тут не один. Тогда будет совсем грустно, сбегутся дружбаны и отметелят по полной программе. Из серии сынок, спили мушку, получится. Чёрт, что же делать, что делать.… Не стрелять же в них, в самом деле, и так уже за переход границы статья светит. Лучше не усугублять. И лицо не светить, кто его знает, как ещё дело обернётся. Нет уж, надо без геройства, по-тихому…
Бесшумно выбрался из склепа и подтянул ружьё. Проверив предохранитель, пригнулся, и на цыпочках двинулся к рычащему насильнику, увлечённо рвущего длинную холщовую юбку.
Под ногой предательски хрустнул сучок. Мужик рывком повернулся. Васильковые глаза удивлённо сморгнули.
– Тролль…, – рванулся к мечу.
Предвидя такой расклад, Алексей сиганул вперёд и с размаху впечатал приклад в заросшее лицо. Амбал захрипел и тяжело рухнул на женщину.
Пинком отбросив меч, Алексей перещёлкнул предохранитель и ткнул ствол в широкую спину. Руки колотила нервная дрожь.
– А ну встать, сука!
Амбал не прореагировал. Окончательно рассвирепев, Алексей безжалостно двинул пинком под рёбра.
– Встать, я сказал! Ауфштейн! Стэнд ап!
Тело не шевельнулось. Зато очнулась женщина, точнее молодая девчонка. Открыла глаза и завизжала.
– Да не ори ты так, дура! – поморщился Алексей, досадливо поправив свисающую на глаза бахрому. – Всех мёртвых разбудишь…
Девчонка заверещала ещё больше и, пытаясь выбраться, отчаянно засучила тощими ногами в дурацких меховых полусапожках.
– Ну всё-всё, только не ори, сейчас помогу…
Алексей с натугой пихнул ногой тяжёлое тело. Безвольно раскинув руки, насильник скатился и неподвижно распластался на земле. Девчонка вскочила и, визжа, кинулась в лес.
– Эй! Стоп! Ты куда? А с вашими финскими ментами я сам что ль буду говорить? – возмущено гаркнул Алексей вслед. – Не, ну нормально, а? Они тут в дочки-рыцари играются, а я потом буду крайний.… Эй! Фройлен! Цурюк! Да стой ты, сказал!
Истошный визг затих вдали.
Развязав тесёмку, Алексей тяжело вздохнул и откинул надоевший капюшон.
– Нет, ну вот дура, а.… И чего так было орать, ну да стресс, но ведь всё же обошлось…
Вообще, какие-то странные они тут. В тряпье этом дурацком. Меч новодел. Местные ролевики, не иначе. Тоже под старину косят. Последнее время просто массовое помешательство какое-то, что здесь, что в Питере. Некоторые продвинутые даже уши себе эльфийские делают. Похоже, мозгов нет совсем. Годам к сорока детский фанатизм испарится, а вот хрящик точно такой же назад себе уже потом не пришьёшь. Да и денег на пластику уйдёт немеряно. Вот внуки-то над остроухим дедушкой ржать будут…. А амбал этот тоже хорош. Небось в кои-то веки выбрался из города на природу, шнапса со свининкой перебрал и сразу на баб потянуло. Пардон, каких баб, ей на вид-то всего лет пятнадцать, не больше. Вообще какой-то маньяк-педофил получается. Интересно, долго он там ещё в отключке валяться будет…
Наклонился и, откинув тугой кожаный ворот, пощупал сонную артерию. Дохнуло сложным ароматом закисшего пота, протухшей рыбы и сивухи.
– Фу, ну и духман, – брезгливо помахал перед носом. – Чикатило, и чего ж ты так нажрался, а? Cелёдки протухлой что ли…
Через секунду пробился слабый пульс.
– Да, братан, что-то совсем тебе поплохело.… И синячок нарисовался нехилый. Сотрясение, походу. Ну извини, нечего было за тесаком кидаться, вот и огрёб…
Смущённо почесав нос, поднял и с интересом оглядел меч. Грубая работа. Искусная имитация под старину. И с заточкой ребята явно перестарались. Пройдись с таким по Питеру, сразу заметут за холодняк по полной программе. Хотя, это тебе не Россия. Вон в Швейцарии вообще армейское автоматическое оружие по домам хранится, и ничего, все до сих пор живы-здоровы, и даже как-то ухитрились не перестрелять друг друга. И вообще, может у него какая ксива красивая на ношение есть. Кстати, о ксиве. Интересно, куда хоть попал-то, Норвегия, Финляндия? Вроде болтал как-то странно, троллей то и дело поминал. Чертыхался так что ли?
Наклонился над телом и бегло похлопал одежду. Уважительно оглядев массивный явно золотой браслет на правом запястье, развязал куртку. На левом боку на ремешке висел узкий клинок в кожаных ножнах.
– Опана! А что это у нас? А это у нас финочка! Да, братан. Ты прямо уркаган какой-то…
Постукивая рукояткой о ладонь, насторожено огляделся. Надо что-то решать. Амбал скоро придёт в себя. И разговор, если он и состоится, явно не сулит ничего хорошего. Полиция наверняка будет на его стороне. Тут даже и думать нечего. Прикинется бедной овечкой, типа прогуливался по лесу, наслаждался красотами Гримпенской трясины, и вдруг, откуда не возьмись, налетает иностранный гражданин с ружьём. Бьёт прикладом в лицо, пропадает десять тысяч евро. Дальше картина маслом. Нацепят стальные браслетики и упекут лет на десять за нанесение тяжких телесных, кражу и разбой, доказывай потом, что не верблюд. И девицу-красавицу эту ищи-свищи, визжит теперь себе уже где-нибудь в Осло.… Не, как говорил незабвенный Папанов, отсюда надо быстро рвать когти. Лицо вроде не засветил, и то хорошо. В случае чего точно не опознают. Только вот холодняк оставлять тоже чревато. Маньяку так жёстко весь кайф обломал. Вдруг как очухается, с похмелюги решит догнать и порезать нахала на ремни. Да нагонит как пить дать, вон рожа какая бандитская. Нет уж, не надо его искушать. Нет ножика, нет проблем. Точно, выбросить, и всего делов. А вдруг найдёт? Или найдут. И сверят пальчики? Вот полиция-то нежданному подарочку обрадуется. Фингал есть, переход границы есть, и пальчики до кучи тоже есть. Полный набор. Чего доброго, на радостях и убийство Кеннеди ещё повесят. Не, тут надо радикально, чтобы уж не трудился, не искал.
Подхватив меч, подошёл к склепу. Тщательно обтерев лезвие мхом, поставил под углом к пеньку и со всей силы вмазал каблуком. Тоненько дзинькнув, меч раскололся пополам.
– Ну что тут сказать… Хреновая у вас сталь, ребята. Халтурка.
Мстительно усмехнувшись, просунул нож в щель между брёвен и навалился на ручку. Лезвие звонко хрустнуло.
Подбросив рукоятку в ладони, широко размахнулся и запулил в лес.
– Ну вот, как-то так. Ищите, ребята. Может и обрящете.
Глянув на тусклое солнце, покружился на месте, внимательно разглядывая следы. Так-так, кажется, кое-что проясняется. Девица и озабоченный прибежали откуда-то с западной стороны. Выходит, там и пикничок.
Издалека донеслись истошные крики и звонкие удары.
– Гляди-ка, а точно! – обрадовано повернулся на звук. – Походу пиво и шашлычок уже стрескали, пошла развлекуха…
Подхватил рюкзак, закинул ружьё на плечо и быстрой трусцой рванул по тропинке. Дело даже немного упрощается. Если компания уже порядком набралась, вежливо и культурно спросить дорогу до ближайшего населённого пункта. Английский наверняка кто-нибудь, да знает. А дальше попытаться добраться и до русского консульства. Занятные получатся объяснялки. Тут помню, тут не помню.… У посла точно крышу сорвёт. Эх, ладно, всё потом, потом, потом. Теперь лишь бы полиция не заинтересовалась…
Спотыкаясь, то и дело оглядываясь, Филиска добежала до старого дуба и тяжело дыша, прижалась к тёплой коре. Сердце колотилось так, словно вот-вот выскочит из груди. Казалось, лохматое чудище преследует по пятам. Сколько раз чувствовала их присутствие, и вот наконец увидала воочию. То, что рассказывали, вблизи оказалось ещё страшнее. Чудо, что осталась жива. Теперь вся надежда на старую ведунью. Столько сегодня всего натерпелась…
Нурман, потом этот страшный лохматый леший. И главное, какая-то невидимая свирепая сила подле него. Настолько свирепая, что такое наверное бы почувствовал даже самый обычный человек. Видно нурман сильно прогневил лесных хозяев святотатством, раз они явились за ним средь бела дня, прямо под око Пресветлого….
Чуть успокоившись, закрыла глаза и прислушалась к лесу. Слушать и глядеть на ходу никогда не получалось. И, наверное, так, как умеет это делать старая ведунья, получится ещё ой как нескоро.
Широко раскинув руки, почувствовала знакомую теплоту. Дерево откликнулось на зов. Узнал, старый великан, пока ещё не уснул. Мысленно испросив прощения, зачерпнула силы и глянула вокруг иным зрением.
Лес чудесно преобразился. Огненные шарики птиц беззаботно перепархивали в зелёных ветвях, на пригорке в норе возилась лиса. И главное, свет. Мягкий спокойный свет, ключом бьющий из-под земли.
Хорошее место. Видно не зря его выбрала старая ведунья. Не всякая лесная нелюдь отважится сюда забрести.
Чувствуя, как тело понемногу начинает колотить мелкая дрожь, торопливо переметнула взор за пригорок в избушку. Бабушка Гертруда возилась с котелком. Почувствовав чужое присутствие, резко обернулась. Взор застелила непроглядная пелена…
Очнувшись, Филиска неохотно открыла глаза. Как же всё-таки там хорошо. Жалко только, что нельзя побыть долго.
Обогнув необъятный ствол, обежала пригорок и бросилась к избушке. Из приоткрытой дверцы клубился лёгкий дымок. Ведунья уже поджидала на крыльце.
– Бабушка! Бабушка Гертруда! Там! Там…, – слёзы потекли сами собой.
– Что случилось, доченька? Кто…, – ведунья осеклась, заметив распухшую губу и разодранную одежду. Глаза полыхнули огнём. – Кто… Кто посмел?
Заревев во весь голос, Филиска прижалась к старческой груди.
– Успокойся, деточка, успокойся, слышишь, – тёплая рука ласково погладила по голове. – Слезами горю не поможешь. Пойдём-ка в дом, милая, пойдём…
Усадив всхлипывающую ученицу на лежанку, Гертруда зашарила по полкам. Выудила глиняный кувшинчик, с сомнением глотнула и одобрительно почмокав, вернулась к девушке.
– На-ко вот, испей, – поднесла к губам. – Только не торопись.
Стуча зубам о край, Филиска глотнула горький отвар и закашлялась.
– Что, горько? А ты не спеши, не спеши, – сморщенная рука попридержала кувшинчик. – Вот так, вот так…
Немного успокоившись под пристальным взглядом, ученица зажмурилась и залпом допила отвар до конца.
– Ну вот и умница! Теперь лучше? – ведунья пытливо взглянула в глаза.
Филиска обмякла и слабо кивнула. В голове зашумело. Стало как-то легко-легко.
– Вот и хорошо, – заботливо вытерев передником детские зарёванные глаза, наставница уселась рядом. – Сказывай.
Торопясь и сбиваясь, Филиска поведала всё. Как проходила мимо погоста, и как напал нурман, и как появился страшный леший на пару с неведомой силою…
Выслушав, бабушка Гертруда на миг задумалась.
– Значит леший, говоришь… И нелюдь рядом. Ишь ты! Сейчас мы посмотрим, что за гости к нам пожаловали…
Привстала и закрыла глаза. Тихонько вздохнула, раскинула руки, закружилась осолонь и невидяще глядя, замерла.
Филиска благоговейно притихла. Не скоро, ещё ой как не скоро получится так же. Маловато пока своей силушки, а какая есть и та вся заёмная…
Ведунья быстро очнулась. Тревожно глянув, ни слова не говоря, прохромала к двери. Схватила клюку и обернулась.
– Отсюда ни шагу!
И вышла.
Очнувшись, Оттар попытался подняться и мучительно простонав, схватился за правую скулу. Сквозь заплывший глаз еле-еле пробивался красноватый свет. В голове словно поселился гудящий рой рассерженных пчёл. Мысли стали тягучими словно мёд. Видно тролль крепко приложил своею дубиною.
– Да чтоб тебя! Проклятый тролль!
Желудок тут же вывернуло наизнанку. Стало немного легче.
Подобрав пояс, с трудом затянул пряжку, поднялся на ноги и опасливо огляделся.
Лес вокруг недобро шумел и поскрипывал. Нависшие мрачные ветви чуть покачивались под лёгким ветерком, словно по ним крадётся то мохнатое лесное чудище. Хвала Одину, что пощадил и оставил в живых.
Девица и меч с кинжалом куда-то исчезли. Остался только изодранный пуховый платок. Видно тролль погнушался рваниной, а остальное прихватил с собой. Ясно дело, прихватил. Видать, глянулись дюже девка и вещицы. Потому и напал. Вот проклятый тролль! И откуда он только взялся! Наверно где-то рядом хоронился, кости обгладывал. По всему видно, гиблое это место, надо уходить.
Шагах в десяти у замшелой стены что-то тускло блеснуло. Меч? Вот глупый тролль! Про ножны и то не знает. Неужто укололся и выбросил?
Радостно вскрикнув, бросился к склепу и замер как вкопанный, не веря своим глазам. Обломки… Острейший клинок, за который, когда-то не торгуясь, щедро уплатил серебром, валялся на земле, словно какая-то никчёмная и никому не нужная безделушка.
Горестно возопив, воздел обломки к небу.
– Один и Фрея! За что вы так наказали меня!
С хриплым карканьем снялись с вершин потревоженные вороны.
Опомнившись, Оттар взял себя в руки. Нет, тут что-то не так. Как можно быть таким глупцом! Тролль такого сделать точно не мог. Эти твари слишком жадны, это каждый малый ребёнок знает. Даже самый глупый тролль не станет ломать ценный меч, а утащит в своё логово. Но если не тролль, то кто? Кто может быть равен ему по силе?
Перед глазами промелькнул вечер у Торкеля. Яркий свет факелов, крючконосая колдунья, бестрепетно проносящая ладонь сквозь кровавое пламя…
О нет! А что если это и есть тот древний дух, что разглядела Горборга в чаше гаданий? О могучий Один! Что же она тогда бормотала… Кровь… Гром. Да, гром посреди ясного неба.… Я знаю тебя… Имя, его имя… Лэндвэттир! Оберег! Брат… О нет!
Уронив обломки, пошатываясь, метнулся к деревне.
Запыхавшись, Алексей лёгкой трусцой взбежал на пригорок и потрясённо замер. Вместо ожидаемого пикника открывшаяся внизу деревня напоминала оживший рисунок какого-то захудалого варварского средневековья. Радостно гогоча, светловолосые бородачи гонялись за ошалело мечущимися, кудахтающими курами, здоровяк в рогатом шлеме тащил упирающуюся, жалобно блеющую козу, остальные деловито рыскали по низеньким, крытым камышом домишкам. И крик, отчаянный многоголосый человеческий крик…
– Что за хрень…
Не веря в происходящее, растеряно огляделся.
Спокойно, только спокойно.…Нет. Не может быть. Этому должно быть какое-то разумное объяснение…. Точно! Фильм. Это всего лишь съёмки исторического фильма. Наверняка где-то в кустах лениво пережёвывает жвачку съёмочная группа, а все эти люди не более чем статисты, актёры и каскадёры…
Истошный женский крик вывел из ступора. Пытаясь стряхнуть наваждение, Алексей лихорадочно потёр лицо. Простые и ясные факты, к которым все эти дни с особо изощрённым идиотизмом притягивал какие-то разумные объяснения, вдруг за секунду перевернулись с ног на голову. Вот идиот…
Мучительно простонав, до боли закусил губу. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Чёрт! Куда попал, что происходит, кто эти люди… Что делать, что делать…
Дверь крайнего дома распахнулась. Что-то свирепо выкрикивая, два огненно рыжих головореза выволокли под руки окровавленного бородатого мужика в грязном прожженном фартуке. Со всего размаха швырнули наземь и с топорами наперевес метнулись обратно в дом. Через несколько секунд вытащили истошно кричащую растрёпанную женщину. Следом выбежал маленький мальчонка. Схватил палку и кинулся на головорезов. Пинком отбросив мальца, бандиты вернулись к женщине. Радостно гогоча, рывком разорвали платьё. Мужчина закашлялся и неловко попытался подняться. Ухмыляясь, один из рыжих повернулся, по-хозяйски наступил пленнику на спину и с размаху рубанул по шее. Ударил алый фонтан. Женщина страшно закричала.
Алексей невольно отшатнулся.
– Твари…
Дрожащими руками сорвал ружьё с плеча и прицелился. Плавно повёл стволом, не решаясь выстрелить. Опомнившись, опустил ружьё и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Вот только горячку пороть не надо. Мужику уже ничем не поможешь, а вот крыши камышовые, картечь наверняка зацепит и жителей. По любому надо с упора.
Поставил на предохранитель и крадучись, короткими перебежками, метнулся вниз. Добежав до покосившегося плетня, скинул рюкзак. Проделал небольшую щель между тонкими прутьями, просунул ствол, и, откинув мешающий капюшон, зажмурил левый глаз, прижавшись щекой к холодному металлу.
Рыжий, наконец, справился с ремешками штанов. Влепив оплеуху рыдающей женщине, показал нож и деловито опустился на колени.
Алексей судорожно сглотнул. Во рту пересохло. Чувствуя гулкие удары сердца, плавно подвёл мушку к огненной всклокоченной шевелюре и выжал спуск.
Гулко бабахнуло. Отдача больно долбанула в плечо. С хриплым карканьем с окрестных вершин взметнулось потревоженное вороньё.
Рыжая голова лопнула словно перезревший арбуз. Окровавленное тело медленно завалилось на женщину. Удерживающий пленника рыжий двойник ошарашено отпрянул. Смахнув кровавые ошмётки, истошно заревел во весь голос.
Из домов повыскакивали встревоженные бандиты. Рыжий повернулся и что-то отчаянно вереща, замахал руками, показывая на мёртвое тело. Едва взглянув на обезглавленного подельника, бандиты сбились в тесный круг и закрылись щитами. Сверху откуда не возьмись, вылезла ощеренная лошадиная голова на шесте…
Разглядев размозженную голову Ньялля, Олаф невольно попятился. Как такое можно сделать? Череп словно невидимая могучая медвежья лапа смахнула. И гром… Гром посреди ясного неба.
По спине побежал холодок. А ведь Горборга предупреждала… Оберег! Тролли его задери! Где оберег?
Глянув на расширенные от страха глаза воинов, понял всё.
Эти трусливые псы тоже были на пиру. И тоже помнят предсказание. Ещё чуть и побегут. И тогда конец. Злобный дух перебьёт всех по одному.
Выхватил нитшест из трясущихся рук Хейдвальда и грубо заорал:
– Что встали! В круг! Скорее ко мне в круг, сучье племя! Вместе нас ему не одолеть!
Воины послушно сбились в круг и с грохотом сомкнули щиты.
Чуть успокоившись, Алексей раскрыл ружьё и дрожащими пальцами вытащил дымящуюся гильзу. Вставив патрон в левый ствол, неловко смахнул выступивший на лбу пот и прижался к прикладу, взяв щиты на прицел.