Ему уже не раз приходилось проделывать подобное.
Охотник поднес металл к шее парня, когда его взгляд задержался на ранах, что располосовали грудь, чуть дольше положенного.
Заминка.
И Тархельгас начал опять проклинать все на свете.
Тархельгас проклял все на свете, но дотащил Балеса до врат, бросив носилки, едва оказался под защитой каменных столпов.
Лошадей ожидаемо не оказалось. Хотя охотник и не рассчитывал на удачу. Куда больше его беспокоила причина, по которой Таги вдруг покинула место, где ее оставили. Может, дело в костянике?
Хотя рано думать об этом.
Тархельгас вновь склонился над Балесом, переводя дыхание и восстанавливая силы. Носилки, сделанные наспех из срубленных веток и висельных веревок, выдержали переход, а вот охотник после схватки с костяником едва преодолел весь этот путь.
– Живой?
– Не знаю, – прохрипел Джувенил, стараясь говорить как можно меньше. Он был мертвецки бледен и слаб. Глаза мутные.
Тархельгас еще у тела костяника влил в него остатки спирта, прежде обработав каждую рану и уже после перевязав тем, что было под рукой. Осмотрев порез на плече и три рваных неглубоких следа на груди, он не обнаружил никаких осколков ни от хвоста, ни от когтей. Но это ровным счетом ничего не значило.
Не считая шока, состояние Балеса казалось стабильным, и чтобы оно таким и оставалось, охотнику были нужны мази из сумок Таги. В лучшем случае его следовало доставить к поселению и лекарю, если в Лихих Каида он вообще был.
– Держись. – Тархельгас приподнял свой потрепанный плащ, которым укрыл Балеса. К его облегчению, изорванные тряпки пропитались кровью недостаточно сильно, чтобы начать беспокоиться. – Еще немного – и подлатаем тебя.
Искать Таги было лишено всякой логики. Она найдет его сама. Поэтому, толком не восстановив силы, охотник перекинул петлю носилок через плечо и потащил Балеса к поселению.
Прерываясь на краткий отдых и по возможности перебрасываясь с парнем обрывками фраз, он прошел треть пути, когда в очередной раз остановился.
– Подыхать рано, – проговорил Тархельгас, говоря уже больше с собой, чем с ним, – поселение близко.
Он только успел подойти к Балесу, как вдруг услышал шорох меж деревьев. Не с вырубок. Со стороны леса.
Охотник уже было развернулся, вытащив меч наполовину, когда увидел Таги, медленно идущую сквозь деревья и снег.
– Если бы не твоя польза, подумал бы, что ты мое проклятье.
Тархельгас убрал клинок, пойдя к лошади навстречу. Она как раз вышла на вырубки.
Так охотник заметил, что ноги лошади от копыт до колен вымазаны кровью. Ее было немного – снег почти не оставил следов, а вот алые шлейфы на морде уже успели засохнуть.
Ран на теле он не заметил. Значит, Таги кого-то добротно приложила. Возможно, убила.
– Вижу, ты смогла постоять за себя. – Он подошел к сумкам, доставая еще одну небольшую флягу со спиртом, чистую ткань и мазь, за которую торговец заломил металла как за четыре отрубленные головы. – Нам тоже оказали теплый прием. Кому-то – больше положенного. – Кивок в сторону парня.
Лучшим вариантом было как можно скорее добраться до поселения, но охотник знал, как критичны в таких случаях могут быть первые часы. Он не собирался позволить духу котлов решать судьбу парня.
– Что ты видишь? – Тархельгас задал весьма странный вопрос.
– Снег, – не сразу ответил Балес. Охотник стянул плащ. Срезал грязные тряпки. – Небо. Лик Матери. Деревья.
Он дал ему немного выпить.
– Холодно, – голос почти поник.
Раны казались чистыми, насколько мог судить Тархельгас при тусклом свете Луна. И все же тот еще раз промыл их, а потом стал наносить масло из листьев дерева, которое росло далеко на юге, за пределами владений Высших. Оно помогало. Почти всегда. Убивало всякую дрань и ускоряло заживление тканей. Так Балес продержится, пока им не займется лекарь.
У Тархельгаса был еще припасен порошок, полученный из плесени, но гарантировать, что тот сработает, он не мог. Если ему не удастся предотвратить заражение, парню не выжить.
Охотник перетянул раны. Укрыл Балеса всем, что нашел в седельных сумках, и стал привязывать носилки к лошади, когда Таги, заржав, мотнула головой. Она была обеспокоена, а Тархельгас научился верить ее чутью.
Первое, о чем он подумал, был второй гниющий, но те редко сбивались в группы, предпочитая обособленность, и держались подальше даже от себе подобных. Лишь их атаки на крепость Воющего Ущелья носили массовый характер.
Таги стала топтаться на месте, после чего до Тархельгаса донеслись первые звуки приближающейся опасности.
Нет. Это был не гниющий или костяник. Гораздо хуже.
По вырубкам к охотнику приближались люди. Десятка два или три, не больше. Каждый третий – с факелом. Среди них были и лесорубы, и простые жители. Все без разбору.
В первых рядах охотник заметил и лошадь Балеса.
– Мы слышали крик, – бросил кто-то из толпы.
– Вы убили зверя.
– И теперь должны заплатить за его смерть.
Тархельгасу был знаком культ зверя, которому негласно следовали если не все местные, то большинство. Именно поэтому он до последнего не хотел вступать в бой с костяником.
– Нужно привлечь нового зверя…
– Который будет отгонять других.
– Да! – криками поддерживали друг друга местные жители.
Охотник отметил про себя, что с ним разговаривало только трое немытых волосатых мужиков с массивными топорами в руках. Определенно лесорубы.
– Вы уже взяли, что вам причитается, – Тархельгас кивком указал в сторону лошади Балеса. Пытаться вернуть ее обратно было глупо.
– Этого мало.
– Достаточно, – спокойно и твердо ответил охотник, без лишних слов обнажив меч. Свою позицию он обозначил предельно четко.
– Ты один.
– Но четверых из вас забрать успею. – Он перекинул щит со спины, пристраивая его на левом предплечье, что ужасно ныло после схватки в лесу.
Тархельгас пытался сделать это обыденно. Так, будто был уверен, что сам перебьет всех мужчин и женщин, пришедших на вырубки. Словно резня, которая могла произойти, лишь небольшое осложнение в рутине его пути.
И это подействовало, хоть и не в достаточной степени.
– А я – пятого.
Опираясь на Таги, сжимая в руке кинжал своей касты, с носилок поднялся Балес. Пусть он был ранен и выглядел ослабленным, но он скорее походил на злобного духа гор, что спускается в котел в самые жуткие метели за человеческой плотью.
На фоне потрепанного охотника, с лицом наполовину в крови из-за рассеченной брови, смотрелся он достаточно устрашающе, учитывая ситуацию и то, через что им пришлось пройти.
– Никто из вас не встал на защиту соседей, когда тех вешали и потрошили, однако нашли в себе храбрости угрожать нам?
Прозвучавшие слова подействовали не хуже угроз, сказанных охотником. Кто-то из жителей стал прятать глаза. В свете факелов это было видно особенно четко.
Однако совесть мучила далеко не всех.
– Вы убили нашего зверя.
– Защитника. Того, кого мы знали.
– И остается лишь надеяться, что нам повезет с новым порождением котла.
– Отдайте вторую лошадь.
– Заплатите за беды, что теперь обрушатся на нас.
Толпа заметно оживилась.
– Сделайте хотя бы шаг, – предупредил Тархельгас, – и я заберу то немногое, что вы уже имеете.
Охотник встряхнул щитом, с трудом проигнорировав боль, и сам двинулся вперед.
– Оставьте лошадь себе. Одну и только одну. Иначе после меня будет столько трупов, что все создания котлов стянутся к вам. Оставьте лошадь и надейтесь, что привлечете еще одного гниющего. Тогда вам повезет. Или же запах паленой конины приманит волколака, который в кровавый лун перегрызет половину поселения. Будущее покажет. Но сейчас я спрошу: кто из вас готов рискнуть неизвестно чем и уверен, что не станет одним из пяти?
Он остановился.
Может, среди трех десятков поселенцев из Лихих Каида и были желающие испытать удачу, отобрать пожитки и завладеть лошадью незнакомца, но никто не хотел стать первым.
– Давайте! Нет желания стоять и мерзнуть здесь, пока нас не засыплет снегом, – охотник ударил мечом по щиту, сделав еще шаг им навстречу. – Ну же!
Первые ряды невольно отстранились. Попятились назад. Кто-то жался друг к другу. Три десятка страшились одного.
– Расходитесь, – Тархельгас отмахнулся от толпы, уже не сомневаясь, что у них не хватит духа, – расходитесь и выживайте дальше, покуда сможете.
Факелы с задних рядов отделились от общей массы, уходя в сторону деревни. Сперва их было несколько, но постепенно становилось больше, пока и зачинщики не повернулись спиной к охотнику, уводя за собой единственную лошадь.
На заснеженной вырубке вновь стало темно. Даже лун – и тот почти скрылся за облаками.
Лишь многим позже Тархельгас убрал меч и, скрепя зубами, снял щит. Предплечье просто полыхало.
– Полезай на носилки, пока не свалился замертво, – проговорил охотник, проходя мимо Балеса. – Местные еще могут одуматься.
Изначальный план Тархельгаса заключался в том, чтобы добраться до пристанища, и тот дошел, дотащив Джувенила. Вот только парню не стало лучше, как казалось поначалу. Его бросало то в жар, то в холод, сердце билось с неестественной быстротой. Парня рвало, и от него несло трупным смрадом.
Несмотря на все старания, у Балеса пошло заражение крови. Причина стала понятна, едва Тархельгас запалил все факелы, что нашел в пристанище, и тщательно осмотрел раны. В одной из них, кроме образовавшегося гнойника, он обнаружил осколок порченого когтя костяника.
Тархельгас с большим трудом удалил его и вырезал весь гной, после чего зашил парня. Несмотря на слабость, тот бился в агонии боли. Сопротивлялся, всячески мешаясь. Вновь открылась рана на плече. Охотнику ничего не оставалось, как использовать самый надежный способ. Прямой удар в лицо вырубал Балеса на какое-то время, прежде чем тот вновь приходил в себя.
Однако уже на третий раз Тархельгас подумал, что скорее парня убьет он, чем яд костяника. Лицо заплыло синяками.
К счастью, больше этого не потребовалось.
Охотник использовал весь белый порошок, полученный из плесени, засыпав гнойные раны, не надеясь, что он подействует. Так же вышло с маслом из стебля южных стран, банка которого опустела слишком быстро.
Потом, прокипятив тряпки, пропитавшиеся кровью, он перевязал парня.
Так прошел их первый лик в пристанище.
Балесу вроде стало лучше. А когда лун взошел второй раз, лихорадка вернулась. Позже появился гной.
Джувенил был обречен.
Верным решением оставалось бросить его, однако Тархельгас, следуя зову голосов, собирался если не спасти его, то пробыть до самого конца. Тогда-то именно они напомнили, что охотнику известен еще один способ. Невозможный для понимания жителями столицы и местных, однако дававший призрачный шанс.
Или смерть куда жуткую, чем обещало подарить ему гниение заживо.
Тархельгас вновь перебрал седельные сумки в поисках лекарств и мазей. Дважды. Будто это могло что-то изменить. Ведь иначе он обрекал парня на бесконечно долгие муки ломающихся от натуги мышц костей, полное беспамятство и крохи прежнего сознания, если организм отвергнет лечение.
С другой стороны, охотник мог в любой момент прикончить Балеса, когда печальный исход станет очевиден.
И Тархельгас решился.
Как ни странно, все необходимые компоненты были вокруг. Да и нужно не так много. Лишь вода из намоленного снега, кровь живого создания, которое родилось и выросло в котлах, да огонь. Три простых компонента.
Тархельгас растопил миску снега, пустил кровь Таги, благо за столько кровавых пар с ним она и не вздумала сопротивляться, а после смешал все, оставив котелок остывать. В воздух поднимался едва заметный пар, когда охотник присел рядом и начал проговаривать давно заученные слова.
Именно тогда Джувенил пришел в сознание.
Он видел охотника, склонившегося у огня. Хотя парень не был точно уверен. Возможно, это было какое-то существо, больше напоминавшее тень с черными изогнутыми клинками, торчавшими из спины лезвиями наружу. Оно говорило на непонятном языке, а низкий голос напоминал хор мертвецов. Словно речь одного и тысячи одновременно.
Парень не знал, кто это, но, может, именно так выглядел дух котлов?
А потом он вновь увидел охотника, повторяющего слова о лунах и крови, смерти и жизни, тлене и вечности.
И вот Тархельгас поднялся, взяв с собой котелок. Направился к Балесу.
Охотник знал, что тот в сознании, но едва он присел рядом, парень стал отбиваться от него, почти кричал, сопротивлялся. Тот снова на какой-то миг увидел жуткую тень с пылающими глазами и ртом, полным раскаленных углей.
Он не собирался принимать варево из его рук.
Тархельгасу пришлось приложить усилие и потратить время, чтобы парень смог хоть ненадолго мыслить адекватно. Выглядел он отвратно. Лишь немного лучше недельного мертвеца.
– Тебе придется это выпить, или я волью все сам.
У Джувенила не осталось сил сопротивляться. К тому же он вновь видел перед собой человека. Не духа.
– Что это?
– Оно остановит заражение.
– Или? – Балес отчего-то не сомневался, что было то, о чем Тархельгас умолчал.
– Или оставит тебя калекой, прежде проведя через тропу чудовищных мук.
– Но мне лучше, – слабая попытка возразить и подняться. Все тщетно.
– Сначала часть симптомов накатывает волнами. Особенно после моих попыток спасти тебя. Чувствуешь ноги?
Парень не ответил. В глазах на мгновенье застыл испуг.
– Я слышал, вы молились.
– Всего лишь слова.
– Безликие жрецы считали, что слова наполнены силой, дарованной богами.
– Хорошо бы, чтобы так оно и было.
Тархельгас вложил ему в руки остывающий котелок, но тот не спешил пить.
– Почему вы не дали мне умереть?
– Ты не должен расплачиваться ни за грехи отца, ни за ложь кодекса каст.
Но в этом ли была причина? Или просто голоса не могли позволить Балесу умереть, заставляя сделать все, чтобы он выжил?
Охотник подумал, что парня устроил ответ, потому как тот поднял котелок, сделав три больших глотка. На деле Джувенил вновь увидел тень и попытался от нее избавиться, надеясь, что напиток поможет.
– Теперь, пожалуй, самое время для вашей истории. Я ведь выжил.
– Напомнить, кто тебя вытащил?
– И все же я жив.
Иронично слышать подобное от человека, чье лицо заплыло синяками, ноги отказали, а сам он сгнивал заживо.
– Надолго ли?
Балес еще раз приложился к мерзкому солоноватому вареву, прежде чем ответить.
– Может быть, на час или чуть больше, – он наконец допил все до последней капли, – но я предпочту, чтобы вы говорили все это время. Умирать в тишине нет особого желания.
Тархельгас не понимал, откуда в парне столько силы и стойкости. В бою с костяником или даже при виде тех же трупов тот метался по всему лесу, а сейчас, когда у него все шансы умереть, он так спокойно принимал происходящее.
Охотник не мог больше ничего сделать для Джувенила. Лишь выказать уважение его храбрости. Поэтому и начал говорить. Сначала мало. Лишь обрывками фраз, словно с непривычки. Дальше пошло легче. Он рассказывал все, не прячась за удобной ложью о том, что те события давно затерялись в прошлом. Он не врал из уважения и потому как знал, что Джувенил из касты Балес, скорее всего, не доживет до утра.
Глава третья
– Границы нашего государства всегда находились под защитой трех главных крепостей. Крепость Сломанной Стрелы предотвращала любые попытки Высших продвинуться вглубь страны с южного направления. Крепость Заката стала камнем преткновения для княжеств Эиг-Ан-Оир на юго-западных границах. И, конечно же, крепость Густого Тумана, перекрывшая путь Речным Королевствам по Рубежной. Три города-крепости проявили себя исключительно с лучшей стороны. И как перевалочные пункты для наших армий, и как оборонительные сооружения для последующего формирования городских структур.
Поэтому, когда в 1217 з. н.н. были открыты долины с богатыми ресурсами, вопроса, как обезопасить добычу и свести потери среди поселенцев к минимуму, уже не стояло.
Используя дешевую рабочую силу, предоставленную народом уайнэ, вместе с их заключенными (хотя на деле это были обычные рабы), мы возвели еще пять крепостей по трем обжитым долинам, расположив их в стратегически важных местах.
Крепость Керента перекрыла одноименный перевал, положив начало сдерживанию волколаков и гниющих, что пробивались из Нетронутой долины. Восточнее выросла крепость Воющего Ущелья, на которую предки возложили схожие задачи, и таким образом мы взяли под контроль всю цепь Неупокоенных гор.
Пусть горный народ принято считать далеким от войны, а с нами его и без того связывают прочные торговые отношения, но оставить восточные границы без защиты было бы безрассудно. Во избежание этого мы возвели крепость Рассвета.
Меж Долины вольных земель и Центральной долиной легка крепость Близнецов – самая большая из всех построенных выше Рубежной. Она взяла на себя обязанности по обеспечению порядка в прилегающих землях и контроль за добычей из соседних долин.
Последней построенной крепостью стал Волчий Капкан, что расположился в расщелине меж гор по пути, ведущему в дикую долину. Именно там произошли самые ожесточенные схватки за всю историю освоения севера. Крепость подвергалась атакам волколаков, серых гигантов, упырей, костяников (привожу именно местные названия), разрозненных банд, и каждый раз ее стены оставались нерушимы, а перекрытый путь – непреодолим.
По истечении не одного десятка зим каждая из крепостей стала гарантом нерушимости и абсолютной власти столицы выше Рубежной. Этому способствовал ряд факторов, которые также не стоит опускать.
Не считая мастерски воплощенных в жизнь самих крепостей, чьи стены были способны выдержать атаку противника, впятеро превышающую силу защитников, особое внимание уделялось и оборонительным орудиям. Лучшие умы Лагигарда создали требушеты, чья дальность и сокрушительная мощь повергали в шок любого противника (кем бы тот ни являлся), а арбалетные орудия (вооруженные болтами толщиной с руку) добивали безумцев, что добирались до стен.
Количество личного состава в каждой из крепостей всегда варьировалось согласно реалиям времени, но даже в крепости Рассвета, что считается меньшей из всех, оно никогда не опускалось ниже сорока десятков. Это лишь лучшие бойцы, которых закаляют бесконечные тренировки и постоянная практика. Стражи крепостей и по сей день считаются первоклассными воинами, коими обладает наше государство (не считая, конечно, представителей каст).
Командование без каких-либо исключений находится в руках майоров, в помощь которым назначается по одному капитану на каждую сотню и по два лейтенанта на пять десятков.
Все эти факторы гарантировали безопасность долинам. И вопреки близости той нечисти, коей были богаты земли Нетронутой долины, у стен крепостей стали возникать поселения (вполне ожидаемое развитие событий).
Небольшие постройки и жалкие лачуги со временем превратились в деревни или города (почти не отличимые от тех, что можно повсеместно встретить ниже Рубежной). И несмотря на запрет прямого взаимодействия (из-за соображений безопасности), поселение и крепость все же существовали вместе, так или иначе способствуя выживанию друг друга среди снегов долин.
Теперь мы рассмотрим подробно каждую из названных крепостей отдельно, определив их отличительные особенности. И начнем мы с самой известной и прославленной.
Крепость Волчьего Капкана…
Отрывок лекции по Трактату Военного Ремесла. История пяти крепостей. Вклад в общее дело порядка и процветания долин Лагигарда.1347 з. н.н.
11349–1350 з. н.н. Дорога от столицы до крепости Воющего Ущелья
Долгой дороге через Изрытую долину сначала предшествовал изнурительный путь по южным землям. Но если в тех краях с неспешным движением груженого каравана и людьми еще можно было смириться (сезон вполне благоприятствовал, и частые отклонения от маршрута для набора новобранцев не казались чем-то тягостным), то, перейдя Рубежную, само продвижение по долинам стало настоящим испытанием. Особенно для Тархельгаса.
Он думал, что привык к холоду еще в камере, дожидаясь отправки, но только на севере понял, как ошибался. Мороз сковывал, леденил тело и душу, не оставляя ни единого шанса согреться. Ветер еще как-то соблюдал неведомые законы, нападая на караван лишь в определенных местах, а вот снег действовал по своим правилам, не считаясь ни с чем. Он на самом деле казался одушевленным и всегда разным. Мелким, острым, чуть реже – большим, иногда, возможно, даже мягким. То налетал сразу, то медленно опадал. А вскоре, несмотря на обманчивую видимость смерти вокруг, Тархельгас с неким ужасом осознал, что долины живы сами по себе. Не только снег, но и ветер с холодом, даже сам воздух. И все они жаждали лишь одного – смерти незваным гостям.
Таверны же, в которых они останавливались, не приносили от долин спасения и не давали спокойствия. В лучшем случае среди беспробудной пьяни лесорубов, рудокопов и оставшихся местных им удавалось перевести дыхание, чтобы снова двинуться в путь.
Выше Рубежной их караван окончательно сформировался и, не считая дюжины стражников крепости, насчитывал чуть больше четырех десятков новобранцев, включая Тархельгаса. И он, представитель касты двенадцати, начинал теряться среди них. Становился никем. Будто Тибурон Тархельгас постепенно умирал, а на его месте оставалось голое Ничто. Провал. Пустота, которую уже не заполнит жизнь. Лишь меч отца, что тот в спешке передал ему, хоть как-то замедлял процесс увядания.
Но надолго ли?
Он старался тешить себя надеждами о службе, где сможет показать свои таланты и навыки, однако вскоре безвозвратно умерло и это.
Кроме того, весь путь Тархельгаса осложняли братья Стиуриды, которые были приставлены к нему с целью доставить до крепости Воющего Ущелья. Но они уж слишком рьяно исполняли свой долг, любыми способами донимая Тибурона. Он ел последним, только из-за их прихоти спал меньше остальных, а вскоре на него возложили обязанности по присмотру за лошадьми и другие мелкие дела. Его происхождение никого не волновало.
Словесные нападки также имели место быть, и вскоре они довели Тархельгаса. Тот схватился за меч, но братья Стиуриды вдвоем быстро утихомирили его, запинав в промерзшей грязи.
Сержант Карбха, который вел караван, лишь предостерег братьев, что если Тибурон поутру не встанет на ноги, то либо они будут сами нести его, либо тех ждет участь многим хуже побоев.
Тархельгас путь продолжил. Избиения прекратились, гнусные издевки – нет. И без того изматывающая дорога стала вконец невыносима.
Так длилось почти всю зиму, что они шли от столицы до крепости Воющего Ущелья.
Казалось бы, достаточный срок, чтобы осмыслить произошедшее с Астисией, ее поступок, найти новый смысл в жизни. Но время, вопреки расхожему мнению, не лечило. Оно лишь бередило старые раны и порождало новые.
Поэтому, когда над верхушками деревьев показались пики Неупокоенных гор, что вечно покоились под снегом, а спустя два десятка лик в одном из распадков стала вырастать и сама крепость, Тархельгас был подавлен хуже прежнего. С судьбой он примириться не смог. Найти спасение в кодексе также оказалось невозможно. Надежды на спасение не было. Лишь ненависть, смешанная с усталостью и унижением. Будто вовсе не кровь, а грязь и снег теперь текли по его венам. Мысли же находились в полном раздрае, беснуясь в голове и выдавая смутные облики идей, что невозможно понять. Словно собственный голос, который далек настолько, что ты не в состоянии разобрать его слов. Только приглушенный шёпот.
Тархельгас был настолько отрешен от происходящего, бездумно следуя рядом с гружеными санями в центре каравана, что не заметил, как пересек границу деревни, стоявшей подле крепости.
Он не сразу понял, где оказался. Мысли слишком медленно собирались в кучу.
Насколько Тибурон помнил лекции по Военному Ремеслу, поселения вблизи крепостей должны были процветать, а тут они скорее выживали. Боролись со снегом, морозами и остальными тяготами долин ничуть не меньше, чем другие деревушки, через которые довелось проехать каравану за прошедшие ползимы.
Ветхие, покосившиеся, преимущественно сложенные в один этаж хижины жались друг к другу. Без окон, лишь одинокие факелы у порога. Переулки занесены снегом, расчищены только основные улицы, и то кое-как. Жители, мало отличимые от тех, кого уже довелось увидеть в долинах. Те же бесформенные грубые одежды, теплые плащи, кутаные лица, недобрые взгляды.
Однако здесь каждый пропускал караван, не преграждая путь и не задавая вопросов. Просто долго наблюдали за ним, словно пытаясь сосчитать, сколько их прибыло, и всякий раз лица людей становились лишь мрачнее.