Под веткой сирени

Стремглав я бежала через больничный коридор в попытках найти нужный мне номер палаты. В голове пронеслось множество фраз, которые мне нужно сказать ему, несмотря на всю причинённую мне боль. Несколько мгновений и вот я, запыхавшаяся, пересекла порог комнаты, и эхом в моих ушах раздались еле слышимые сигналы кардиомонитора.

– Ты как раз вовремя, – послышался отчаявшийся женский голос, не предвещая ничего хорошего.

1

Упаковывая двадцатую коробку с вещами, невольно забиваешь голову всевозможными тревожными мыслями, связанными с предстоящей поездкой за пару сотен километров отсюда. Стоит ли оно того? Смогу ли нормально продолжить обучение в Пенбруке? Перестанут ли родители оглядываться назад и цепляться за призрачные воспоминания, которые давно следует отпустить?

Это всегда страшно – начать что-то новое, особенно если не знаешь, что тебя ждёт впереди. Вы можете либо начать новую жизнь, полную перспектив и возможностей, либо же получить то, что окажется гораздо хуже той жизни, от которой пытались бежать.

С другой стороны, иного выбора и не было. После смерти моей сестры Эвелин состояние нашей счастливой семьи заметно подкосилось.

Последние восемь месяцев выдались тяжелыми. Папа ушел в работу с головой, чтобы хоть как-то отвлечься от тягостных мыслей. Он всегда хорошо разбирался в своём деле, несколько раз даже продал фешенебельные и солидные виллы знаменитостям, которые вышли на него через ассистентов или знакомых. Для таких клиентов агенты по недвижимости спокойно могут накинуть сверху пару десятков тысяч. Папа всегда говорил, что сделает всё возможное ради того, чтобы у нас с сестрой было достойное будущее, поэтому крупные гонорары он частично откладывал на наше с сестрой обучение в университете или колледже. Всё самое лучшее шло дочкам. Или … дочке?

Эвелин всегда мечтала быть химиком, училась в свое удовольствие и стремилась к постоянному пополнению своего багажа знаний, который итак был богаче, чем у половины её знакомых. Я не любила все эти сложные, заковыристыеформулы и уравнения, но сестрагорела желанием во всём этом копаться и разбираться, поэтому на учёбу два года назад она уехала в Пенбрукс огромным энтузиазмом, которому я могла лишь позавидовать. Радостно, когда человек горит делом, которое ему по душе, и страшно, если он его так и не обрёл за долгие годы. Однако если ты горишь чем-то, главное – не сгореть.

По иронии судьбы именно в этот город мы с родителями и переедем в скором времени. Я же, в отличие от сестры, была человеком более творческим, интересовалась искусством и яро влюбилась в литературу и поэзию. Погружаться в мир произведений и в изучение их особенностей, жанров и писательских трюков, – вот, что приносило мне наслаждение.

Мы с сестрой были невероятноблизки друг с другом, в детстве она часто заменяла мне мать, вечно проводящую время на работе и перебирающую аптечные препараты. Я многое потеряла с уходом Эвелин, и как же жаль, что ей не удалось доучиться и прожить ту жизнь, которой она была достойна. Я считала сестру самым светлым человеком на свете и, по моему мнению, ничуть не преувеличивала в своих суждениях, ведь таковой она и была на самом деле. Редко можно было услышать хоть долю злобных слов в её адрес. Эвелин любила людей и любила эту жизнь, не переносила ограничений и была открыта всему новому, что встречалось ей на пути. А то, что не встречалось, она выискивала сама. Приручить её было сложно любому парню, да и сестра редко на кого-то смотрела серьёзно. Такой я её и запомню, несмотря на колоссальные изменения в её личности за последние месяцы жизни.

Вернёмся к теме родителей.Мама, в отличие от папы, перестала работать, уволилась из аптеки и полгода назад решила заняться домашним хозяйством, с головой погрузившись в готовку, вечную уборку до скрипа пола и выращивание салата. На кой чёрт он ей сдался? Однако домоводство не способно отвлечь на длительное время, поэтому порой я застаю маму, в одиночестве устроившуюся на веранде и попивающую очередной бокал белого вина. Постоянное отсутствие папы дома тоже не придавало ей сил и моральной поддержки.

Казалось, каждый из нас переживал общее горе в одиночку. Мы не сплотились, не окружили друг друга поддержкой и не стояли бок о бок, разрушая негативные мысли, преследующие каждого из нас.Вэствиль морально тянул нас вниз, а по стенам нашего семейного гнезда прошли глубокие трещины, залатать которые вряд ли получится. Чтобы это случилось, необходимы усилия и желания, но абсолютно никто не пытался начать. Точнее, были попытки с моей стороны, но они пресекались и сталкивались с угрюмыми настроениями родителей. Да, жизнь семьи перевернулась с ног на голову, но это не значит, что она остановилась. Мы должны смотреть вперёд, жить дальше, строить карьеру, влюбляться, ошибаться, смеяться. И вот после первого года в университете я разузнала о переводе в другой город. В этой идее наша семья уцепилась за призрачную надежду на новую жизнь, в которой, наконец, всё пойдёт своим чередом. Без ссор, без чёрной полосы в жизни.

Работа для отца найдется в любом штате, он не привязан к одному конкретному месту. Специалиста с двадцатилетним опытом и умением заговорить любого оторвут с руками в любой точке Америки. Больше всего я переживаю за маму, нежели за отца, поскольку последствия нашей утраты внешне проглядываются именно на ней. Мама меньше улыбается, редко выбирается на встречи с подругами, перестала наряжаться и отдалилась от меня. Возможно, папа остаётся сильным лишь ради нас и не показывает слабину. Он ведь глава семейства, наша опора. Не всегда удаётся ему быть таким, но папа пытается. Сложно судить, я не могу заглянуть в родительскиемысли, как бы мне ни хотелось разобраться в их чувствах.

И вот, до отъезда оставалось всего ничего. Из масштабного мне осталось упаковать лишь свои драгоценные книги, коих за три года скопилось уже под сотню. Коллекционные, с барахолки, выцепленные на закрытых интернет распродажах. Любовь к книгам мне привила сестра, и большую часть моей коллекции подарила именно она, чётко попав в мои интересы в разные периоды жизни.

Стоя у высокого стеллажа вдоль всей стенки, я осмотрела мои драгоценные книги нежным взглядом и, улыбаясь, провела кончиками пальцев по стоящим в ряд шершавым бумажным изданиям. Все они были в идеальном состоянии. Моя бумажная страсть и подтолкнула меня поступить на писательское дело в Вэствильский университет. Благодаря отцу сейчас есть возможность продолжить образование в Пенбруке, где стоимость учёбы в год выше почти в три раза. Хотя бы здесь мне улыбнулась удача. Лишь бы программа первого курса у нас была схожей, и мне зачли прошедшие предметы. Иначе придётся «рвать булки», как говорила Эвелин.

Чтобы упаковать книги я потратила около двух часов, а чтобы собрать всё свое приданое в целом ушло порядка недели. Совершенно не представляю, сколько времени потом займёт это всё разбирать и, скорее всего, пару дней я проживу среди коробок, расставленных по полу, постоянно спотыкаясь обо что-то и матерясь себе под нос.

2

Мы выезжаем завтра во второй половине дня и нужно успеть осмотреть дом на наличие забытой мелочи. Будет неприятно по приезде в Пенбрук осознать, что ты оставила в дома важную вещь. Я заглянула в каждый угол своей родной комнаты, чтобы убедиться, что ничего не забыто, и затем направилась к маме, которая ближе к вечеру, как всегда, сидела снаружи.

Сейчас, в начале августа, в Вэствиле все ещё теплая погода, поэтому кто-нибудь да занимает место на плетёном диванчике на веранде. На случай прохлады папа купил мини камин, который мама пристроила туда. Он чем-то похож на мини печку черного цвета, из которой сверху выглядывает подобие трубы. Помимо согревания еще и приятно расслабляет смотреть на горящие внутри угольки и танцующее среди них пламя.

Мама укуталась в свой любимый жёлтый, вязаный кардиган, подмяла одну ногу под себя и крутила в руке пузатый бокал белого вина, глубоко о чем-то задумавшись. Даже в такой обычной домашней обстановке мама была необычайно красива – её светлые, слегка волнистые волосы гармонично дополняли нежный взгляд зелёных глаз и скромный румянец на щеках. Я подцепила пушистый плед, лежавший на тумбе рядом с дверью, и пошла в её сторону.

– Какой уже это по счёту бокал вина, мам? – посмеиваясь, я подсела к ней.

– Энн, ты обо мне плохо думаешь, – возмутилась мама и шуточно закатила глаза, – это первый. Купила белое сухое и не угадала, вкус отвратный. Полусладкое мне нравится больше. Тебе налить? Будешь? Может быть, тебе понравится, – мама уже было потянулась за чистым бокалом.

– Не хочется, спасибо, – ответила я, поморщив нос, – я планировала сходить до кондитерской миссис Роуз за её фирменным морковным тортом и, может, прихватить ваши с папой любимые пирожные.

Миссис Роуз, приятной полноты дама в возрасте, владела тремя кондитерскими у нас в городе, где каждый мог найти угощение на свой вкус. В одной из них, которая находилась в двадцати минутах ходьбы от нашего дома, она работала сама и с удовольствием помогала подбирать сладости каждому покупателю. Именно туда я и любила ходить, эта добрейшей души дама обладала очаровательным шармом и умудрялась поднимать настроение даже самому хмурому человеку на свете.

– Хорошая идея, – ответила мама с такой грустной улыбкой на лице, что я поняла – без вкусного торта тут не обойтись. – А ты что ли в этом тряпье пойдешь? Надела бы платье вместо футболки с шортами. Зачем тощие ноги открывать? Волосы вон заколоть еще можно, а то висят светлой соломой.

– Всё нормально. Тоже волнуешься перед отъездом? – я заботливо накрыла её руку своей, не обращая внимания на колкости.

– Разумеется, я ведь всю жизнь тут прожила, – воодушевилась мама и плотнее закуталась в плед, – здесь я встретила Скотта и вышла за него замуж, родила вас с … – тонкие губы поджались, вздрогнув, – с Эвелин. Твои бабушка с дедушкой тоже прожили здесь всю жизнь, нас многое связывает с Вэствилем. Жаль, что они не успели застать то время, когда вы с сестрой поступили в университет. Они бы так гордились вами обеими. Моя мама, царство ей небесное, мечтала о том, как сделает с тобой и Эвелин выпускное фото в классической синей школьной форме с накидкой и квадратной кепочкой. Всё-таки никогда не знаешь, когда рак окончательно поставит точку на твоём здоровье. Поэтому, дорогая, никогда не упускай своих возможностей в этой жизни, – мама посмотрела на меня и на мгновение улыбнулась, а затем отпивнула большой глоток алкоголя.

– Я тоже переживаю, – призналась я, прижавшись ближе к маме, и положила голову на родное плечо, – грустно расставаться с домом, который отстроил дедушка. Вдобавок ко всему в университете будет сложно. Адаптация и всё такое.

– Энн, ты у меня умница, поэтому мы с папой ни на секунду в тебе не сомневаемся. Так, давай уже беги за тортом! – пролепетала мама, мягко шлёпнув меня по колену, – я немного посижу и пойду греть ужин. Отец должен прийти примерно через час. Сядем ужинать вместе. Не вздумай опоздать, ты знаешь, что он не терпит опозданий.

Слабо верится, что они во мне не сомневались. Больше поверю в то, что родители даже не задумывались о том, каково мне будет в универе. Смогу ли банально найти друзей.

– Уже одной ногой в пути, – я отложила плед в сторону и спустилась вниз с веранды.

– Кстати! – мама выглянула из-за изгороди, – а ты хоть собираешься навестить Лу перед отъездом?

Чёрт. Ну зачем ты про нее вспомнила.

Лу, она же Луиза, была моей давней школьной подругой, с которой я шла бок о бок большую часть школы. Мы были как сёстры. Точнее, я построила такую иллюзию. Увы, наше воображение не всегда соответствует реальности.

– Я собиралась, конечно, но не уверена, что она сейчас в Вэствиле, – крикнула я вслед маме и ушла вдоль нашей улицы прямо в сторону кондитерской миссис Роуз, не дожидаясь ответа. Не хочу лишних расспросов.

На самом деле, я знала, что Лу в городе. Просто у меня не было ни малейшего желания навещать её. Это может звучать некрасиво, но после некоторых событий у меня остался мерзкий, царапающий душу осадок, который заставил разочароваться в таком явлении, как дружба.

Наш небольшой городок по большей части состоял из домов не выше пары этажей, поэтому в нём было очень уютно и атмосферно, даже на улицах не бывало шума машин. Здесь не чувствовалось городской суеты в отличие от больших городов, где люди ходили с серьезными и напряжёнными от своих масштабных дел лицами, а по дорогам со звонким рёвом мотора носились люксовые машины. В Вэствиле всё по-простому… здесь все друг друга знают, проводят пикники большими компаниями в городском парке и выручают, приходя к тебе со стаканом сахара из другого конца улицы, если он у тебя кончился, а тебе неожиданно взбрело в голову испечь пирог в десять часов вечера. Во время прогулки вдоль соседских домов по улочке Стэнвоул на меня нахлынули теплые воспоминания. Люблю поностальгировать. Здесь мы с Эвелин каждый день вплоть до моего девятого класса ездили на велосипедах до школы и обратно, останавливались где-нибудь по дороге, чтобы слопать бургеры, за что мама нас постоянно ругала, ведь она накрывала на стол. Но Эвелин даже на короткой прогулке не планировала оставлять меня голодной.

Чуть поодаль, на другой стороне улицы, в небольшом парке среди деревьев находился детский городок с качелями, разноцветными горками и разного рода каруселями для детей и подростков. В пятом классе Боб Шридер, пухлый белобрысый мальчик на год старше меня, гуляющий в компании друзей, пытался отобрать там мой леденец, который подарила миссис Роуз, и шутил, что я растолстею и не влезу ни на одну качель на площадке. Его друзья стояли рядом и неприятно хихикали, пока тот приплясывал с отобранным у меня леденцом и крутил им перед моим лицом, чтобы подразнить.

Эвелин, возвращавшаяся в этот момент от компании приятелей, с которыми ранее отходила поговорить, увидела Боба, примчалась к нам от самой дороги, яро размахивая руками, и со всей силой толкнула его в плечо, чтобы тот отцепился от меня. Он по-поросячьи взвизгнул, отшатнулся назад и ударился ногой о бортик песочницы, в которой играли соседские детишки.

Помню, как на мгновение вся ребятня в радиусе десяти метров замерла и молча наблюдала за происходящим в ожидании захватывающего зрелища. Я стояла, как вкопанная, и не могла сказать ни слова. Время остановилось. Сестра пулей встала передо мной спиной ко мне, отгородив от него, и неожиданно для всех прокричала Бобу в лицо с таким взглядом, который мог вызвать чувство страха даже у самого задиристого хулигана…

– Если ты, жирная рожа, съешь даже один этот леденец, то земля в парке под нами совсем провалится!

Лицо Боба в этот момент было приятным зрелищем. Взгляд напуганного хорька, наполненный подступившими слезами. Как ни крути, он был простым маленьким ребёнком, которого не так уж и трудно напугать. Чтобы не позориться, он лишь потрогал рукой голень, которой ударился о песочницу, сморщился от боли, но не стал распускать нюни. Боб тихо ушёл с ребятами в другую часть парка, чтобы не попадаться моей сестре, ведь Эвелин могла снова сказать пару ласковых в его адрес. Боб хоть и был смутьяном, но с Эвелин не хотел иметь дело, поскольку она общалась со многими старшеклассниками, которые были крутыми в глазах таких парнишек типа Боба. Обидев её, любой хулиган мог схлопотать себе проблем, сталкиваться с которыми трусишкам хотелось меньше всего.

Эвелин всегда могла постоять и за себя, и за меня, а в выражениях она никогда не стеснялась, потому что знала – один раз промолчишь там, где не следовало, и до конца жизни люди будут на тебе ездить. Она всегда говорила – «Если ты покажешь людям свой стержень и закалку, то они не позволят вести себя с тобой как засранцы». Я стараюсь как можно чаще вспоминать эту фразу, чтобы не дать слабину. К сожалению, я не такая дерзкая, как она, хотя это во многом облегчает жизнь.

Спустя минут двадцать после прогулки по «аллее памяти» я подошла к кондитерской миссис Роуз, которая располагалась на первом этаже таунхауса и была оформлена в бело-розовых тонах с огромными прилавками. Я купила несколько кусков торта и душевно поболтала с ней самой. Эта дама, обладающая необычного цвета рыжими, короткими волосами и свежим румянцем на лице, лишь одним своим видом могла вызвать улыбку. Во многие трудные времена, возвращаясь со школы, я заходила к ней и делилась своими переживаниями, потому что точно знала – я получу поддержку. Даже после смерти сестры я выговаривалась именно миссис Роуз и ждала мудрых старческих наставлений.

3

Солнце потихоньку начало садиться и озарять голубое небо оранжевыми красками, которые просачивались меж деревьев вдоль дороги и заставляли меня щуриться. Нос окутал запах растущих в соседских дворах цветов и кустарников, а тёплый воздух обдувал открытые участки моего тела. Я остановилась на мгновение, закрыв глаза и по-доброму улыбаясь.

– Боже, как же хорошо, – подумала я, вдыхая аромат соседских гибискусов.

Лёгкой походкой я направилась вперёд, глядя по сторонам, чтобы насладиться видом нашего города.

Раньше я никогда не ездила надолго в крупные города, а сейчас у нас не просто поездка – сейчас полноценный переезд. Постоянные сомнения – подойдёт ли мне жизнь в большом городе? Люди оттуда представлялись мне серьёзными, суровыми и любящими выпендриваться дорогими покупками. Я была не такой. Я никогда не гналась за брендами и не была стервой. Даже сейчас я шла с наивной улыбкой, размахивая пакетом с верой в добро и, кажется, в розовых пони. В этот беззаботный момент я еще не знала, что в новом месте меня могут поджидать разочарования.

Тревожность в последние дни достигала высочайшего уровня, хотя я была уверена, что все мои эмоции истрачены. Эвелин, как я скучаю по тебе. Мы бы сейчас гуляли в обнимку и мечтали о том, сколько прекрасного ты мне покажешь в Пенбруке.

Когда до дома оставалось меньше километра, а воспоминания, вызывающие тоску, закончились транслироваться в голове, из-за деревьев начало просматриваться знакомое двухэтажное строение с зелёным фасадом и деревянной резной изгородью вокруг, украшенной кустами распустившегося шиповника. Растение издавало дивный аромат, который сразу же так знакомо ударил по моему носу. Это был дом Лу. Я остановилась возле каменной дорожки, ведущей к входной двери. Одолевали сомнения. Войти или не войти?

В окне я увидела миссис Пэрис, которая возилась с пакетами продуктов на кухне и явно что-то готовила. Видимо, у них тоже намечался ужин. С облегчением вздохнув, я решила, что не буду никого беспокоить, а просто уеду из Вэствиля по-английски, то есть не попрощавшись. Да и после происшествия в нашей семье мы с Лу общались лишь раза два за всё это время. Обида еще и за это всё еще живёт где-то внутри меня.

Только я развернулась, собравшись уходить, как знакомый голос окликнул меня сзади, вызывая неприятные мурашки по всему телу. Это была Лу. Она как раз вышла из дома, чтобы забрать посылку из почтового ящика, стоявшего прямо возле меня.

Чёрт.

Повернувшись в её сторону, я заметила как всегда аккуратно уложенные волосы цвета кофе и нейтральный макияж, который не отвлекал от её карих глаз и острых, как лезвие, скул. Её черты лица были немного грубыми, но по-своему интересными, чем привлекали внимание противоположного пола. Цветочное летнее платье лишь подчёркивало её милый и невинный образ. Но такая ли она была на самом деле? Её обратную сторону, казалось, видела и знала только я.

Я натянула фальшивую улыбку, которая всегда украшала моё лицо при виде тех, кого видеть совсем не хотелось, и радостно поздоровалась, ступив в её сторону, шурша пакетом с десертами…

– Лу! Давно тебя не было видно. Думала заглянуть к вам. Мы завтра с родителями уезжаем в Пенбрук.

Она осмотрела меня с ног до головы, скептически отнесясь к моим словам, и только потом ответила…

– Да, я знаю о вашем переезде, – улыбнулась она и увела руки за спину. Это выглядело так, будто она стояла на приёме у президента. Хотя важность моей персоны была не меньше.

– Кто тебе рассказал? – удивилась я, ведь мы давно не общались.

Хотя, тут совершенно любой мог об этом сказать, город-то совсем маленький. Где-то за углом при выходе из магазина ты пукнул, а через пять минут об этом знали уже на другом конце улицы во всех подробностях и даже какого запаха были твои газы.

Она отвела взгляд и после небольшой паузы немного виновато пробормотала (или же мне хотелось думать, что виновато)…

– Миссис Роуз рассказала пару месяцев назад, когда я забегала к ней, – улыбка сразу стёрлась с её лица.

В глубине души меня задели её слова. Да, мы мало общались эти месяцы, но ведь всё же в школьные годы среди девочек с ней я проводила больше всего времени.

– Ты знала так давно, но не зашла, не позвонила? – мои связки напряглись и сделали голос более наседающим, а старая обида на неё усиливала эмоции, добавив и закрепив еще порцию «снега» на этом снежном коме обиды.

– Ну, а что ты хотела? – она пожала плечами, – думала, что я с объятиями сразу побегу к тебе плакаться о том, как мне будет тебя не хватать? Мы практически не общались последние месяцев семь. Ты мне сама не звонила, ну, и я не стала навязываться.

– Восемь, – прошептала я.

– Что? – спросила Лу, закатывая глаза, как бы дав понять мне, что ей уже хочется закончить наш диалог и пойти домой.

– Месяцев, – дополнила я, поджав губы, – восемь месяцев, – я еле сдерживалась, чтобы не повысить голос, – ты знала, как сильно мне нужна была поддержка всё это время, но снова оставила меня, будто мы были друг другу никто.

Она издевательски усмехнулась.

– С чего это тебе нужна была поддержка, и почему именно я должна была это делать?

– С чего? Да моя сестра умерла. Или ты вдруг забыла? – на глазах навернулись слезы, я обхватила себя обеими руками, еле удерживая пакет, – ты бросила меня одну наедине со всей болью и обидой, оставила в полном одиночестве, в то время как я в тебе нуждалась. Нуждалась даже после того, как ты со мной поступила. Но ты ушла. Снова.

Лу выглядела так, будто ей было абсолютно безразлично всё, что я сейчас говорила, и стояла в расслабленной позе, то и дело поправляла свои ухоженные локоны. Мы обменялись многозначительными взглядами, и я поняла, что после сказанных мною слов в ней не отозвалось совершенно ни-че-го.

Она отвернулась, посмотрела куда-то отстранённо и вскоре продолжила, разводя руками перед собой…

– Знаешь, мне было всё равно, что у тебя случилось. Я терпеть не могла твою сестру. Все парни, которые мне нравились, всегда вешались на неё. Такая прекрасная Эвелин, красавица и умница. Да вот только я знала, кто она на самом деле, – у меня всё сжалось оттого, как резко она повысила голос, – настоящая лицемерная тварь, которая заслужила то, что с ней произошло!

Её пухлые губы сложились в омерзительную ухмылку. Я опешила и невольно потрясла головой в знак отрицания. Мой кулак непроизвольно сжался до хруста костяшек, и самым манящим местом для него было женское лицо, которое явно напрашивалось познать силу моего кулака. Это было неприятным откровением от той, которая в принципе никогда и не отличалась добротой и состраданием.

– Тебя удивило, что я так о ней отзываюсь? – бросила Луиза своим «грязным» ртом, – я всегда её недолюбливала. Она нравилась всем, строила из себя милую девчонку, но сама никогда такой не была! Мой любимый Пирс из старшего класса бросил меня ради того, чтобы бегать за твоей сестрой, она покрутила им и бросила. Я рада, что она сдохла.

– Как ты можешь такое говорить мне? – я возмутилась от её слов, а отвиснувшуюся челюсть можно было подбирать в четыре руки.

– Ты всегда была в тени своей сестры. Неужели ты этому не рада? Дурочкой была, дурочкой и осталась.

Луиза молча смотрела на меня в ожидании ответа. Но что я могла сказать? На эмоциях я могла наговорить много гадостей, и тогда я была бы ничуть не лучше неё. Я решила, что не обязана распыляться перед ней. Тихо выдохнув, я на секунду прикрыла глаза и постаралась успокоить себя. Совладав с эмоциями, я вернула взгляд на неё, ответив с абсолютно нейтральным лицом, которое её взбесило…