Василий Боярков
Образцовая участковая
Пролог
– Внимание! При-и-ём.
Незатейливая команда, обычная на занятиях по рукопашному бою, относилась к совсем ещё юной девушке, по внешнему виду казавшейся хрупкой, не выделявшейся особенной силой. Сейчас она заняла́ устойчивую позицию: левая нога чуть согнута в колене и выступает немного вперёд; правая остаётся прямой, твёрдо упирается сзади; сжатые в кулаки нежные руки выставлены прямо перед собой и защищают премиленькое лицо; со́гнутые локти прикрывают нижние части несравненно прекрасного корпуса. В настоящем случае на бесподобной красавице (а она, бесспорно, очаровательна, и восхитительная внешность не вызывает никаких нареканий) одет лёгкий спортивный костюм; он отличается красно-белой узорной раскраской и плотно облегает безупречное тело. Тоненькой тканью очерчиваются следующие черты: изящная грудь, упругая и округлая; идеальная талия, соответствующая всем при́нятым мировым стандартам; выразительно очерченная ягодичная область; широкие бёдра, подчёркивающие стройные, воистину несравненные, ноги. Как и её противник, сосредоточенная особа – босая, а маленькие стопы прикрыты разноцветными тоненькими носками. Глядя на вдумчивое лицо, можно определить, что его приятная продолговатая форма выражает бойцовскую твёрдость характера, несокрушенную волю, пытливые умственные способности. Особенно на нём выделяются такие отличия: большие глаза, настолько тёмно-карие, что со зрачками кажутся едва ли не однотонными; чёрные брови, представляющиеся тонкими, чётко очерченными (как и длинные естественные ресницы, а вместе с ними и верхние веки они украшаются неброской косметикой); смуглая гладкая кожа, передающая, что в родословной прослеживаются и южные, горячие корни; маленький нос, на конце слегка заострённый (он выдаёт лисиную хитрость); чуть напомаженные чувственные губы, немного выпяченные, словно обиженные; волнистая чёлка, наравне с остальными локонами спускающаяся по нижнее окончание милой, как будто точёной, шеи (она имеет ярко выраженный окрас, подпадающий под описание эффектной брюнетки).
Кто же эта знойная девушка и как она оказалась в ситуации, для привлекательной барышни совсем необычной?
Шара́гина Владислава Васильевна с раннего, точнее десятилетнего, возраста мечтала стать полицейской. Сразу по окончании средней школы она попыталась пробиться в профильное учебное заведение; но, из-за отсутствия значительных физических данных (больше всё же влиятельных покровителей…), а заодно и невероятного конкурса в трёх академиях МВД ей выдали «вежливые отказы», корректно объяснённые недостаточной подготовленностью. До крайности огорчённая, девушка была вынуждена пойти постигать правовые знания на юридическое отделение гражданского ВУЗа; в течении четырёх лет она отучилась с «отличием» и получила диплом бакалавра, превосходно подготовленного, способного проявить себя в плодотворной правоохранительной деятельности. Стремясь к долгожданной мечте, упорная красавица, не оставившая надежд на службу в органах внутренних дел, попробовала «прорваться» через обычное трудоустройство, способное дать шанс любому российскому гражданину, не запятнанному в противоправных поступках. В районном отделе, расположенном в немноголюдном провинциальном городе (назовём его условно) Райково, ей предложили самую незавидную должность – участковой уполномоченной; но и ей она была нескончаемо рада. Получив обходные листы, анкетные документы, Слава активно включилась в проверочные процессы. Как оказалось, её ожидали новые, несоразмерно серьёзные, трудности: во-первых, вновь, куда бы не заходила, везде обращали внимание на природную худосочность, никак не сочетавшуюся с нелёгкой действительной службой (какая изобилует опасными и сложными ситуациями); во-вторых, она едва не «провалилась» у окулиста, заострившегося на недостаточном зрении, не соответствовавшим предписываемым параметрам (но благо уложилась в наименьшие нормативы, и проверявший офтальмолог скрепя сердце поставил ей отметку «Годна́»); в-третьих, упорной персоне, подверженной целиком нормальным волнениям, аж четыре раза пришлось проходить специалиста-психолога (где испытания, связанные с решением логических задач, прошли вполне успешно, но вот с преодолением тестов, призванных выявлять психические отклонения, возникли некоторые препятствия). В итоге, принимая во внимание положительное преодоление всех остальных обследований, настойчивой кандидатке, уже полностью было отчаявшейся, в виде (удивительного!) исключения предложили осуществить пятую попытку (последнюю!), с которой (уф!) она успешно справилась.
Впоследствии, за четыре с половиной месяца, Шарагина преодолела первичную стажировку; ей присвоили звание младшего лейтенанта полиции, а двадцатидвухлетний день рождения она справляла в учебном центре. Там ей полагалось пройти первоначальную подготовку: получить профессионально базовые навыки, требуемые при составлении юридически грамотных документов; освоить первоначальные умения, применяемые в огневой и физической подготовке. В постижении полицейских наук незаметно минуло ровно полгода. И вот! Настало время решительных испытаний, выпускного экзамена, где следовало максимально выложиться и предъявить на оценку преподавателей личные качества, приобретённые за период недолгого, но интенсивного обучения. Теоретические дисциплины, не связанные с применением практических навыков, усердная слушательница сдала на «отлично», а значит, ей оставалось проэкзаменоваться лишь в искусной стрельбе да владении приёмами боевой борьбы (единственном, что ей далось с немыслимым, несовместимым с женственной фигурой, усилием).
Итак, сейчас Владислава сдавала полицейское самбо. С грехом пополам она выполнила три положенных норматива, не отличавшихся особенной сложностью, какая предъявляется к до́лжному исполнению; но оставалось два, где четвёртый предполагал обоюдный спарринг, а пятый – оборону от противника, вооружённого имитационным ножом (требовалось ударить наотмашь). Да ещё и предвзятый преподаватель относился к юной воспитаннице, не отличавшейся значительной силой, с нескрываемым предубеждённым пренебрежением – он специально выбрал ей партнёра из рослых парней, превышавших хрупкую соперницу едва ли ни на целую голову. Он сам-то не отличался слишком уж развитой формой тела, но (почему-то?) непременно решил её «завалить» и приказал второму курсанту, чтобы он нападал исключительно в полную силу и не делал ни малых поблажек. Сейчас недоброжелательный подполковник презрительно ухмылялся и прятал ехидную улыбку за реденькими чёрными усиками, вместе с зауженными глазами отмечавшими монголоидный тип лица.
Они стояли друг против друга, оба готовые: один ринуться в стремительную атаку, другая отчаянно защищаться. И вот! Прозвучала привычная команда, обозначавшая начало проведения поединка. Сильный парень бросился на семикратно слабую неприятельницу, вытянув перед собою правую руку и намереваясь ухватиться за тонкую шею. Если бы предпринятый замысел успешно осуществился, исход поединка решился бы окончательно: вырваться из несоразмерного удушающего захвата практически невозможно. Однако недаром неутомимая брюнетка славилась упорной, во всём усердной, натурой; ещё она выделялась решительным характером, никогда ни перед чем не пасовала и ни при каких обстоятельствах не останавливалась в достижения намеченной цели. Ожидая чего-то подобного, сметливая особа предусмотрительно уклонилась в левую сторону и сделала упреждающий шаг вперёд. Не останавливаясь на достигнутом, боевая красавица развернулась на сто восемьдесят градусов, резко опустила черноволосую голову к полу и махом вынесла вверх свободную пятку (не стоявшую на мате), внушительной затрещиной воздействовав на затылок противника (растяжка всегда была прекрасной, на приобретение изумительной гибкости ушли долгие часы кропотливой работы). Мгновенно вернувшись в стоячее положение, сильно пнула в заднюю часть коленки и, пока обескураженный соперник заваливался назад, ловко перехватила конечность, атаковавшую ранее. Вцепилась в запястье двумя ладонями, а когда он нерасторопно плюхнулся, перепрыгнула через распластанное туловище и, падая самолично, завела ухваченную руку на болевой приём; он обозначал для неё несомненную победу, для её же спарринг-партнера бесспорное поражение.
– Извини, Саня, – к поверженному неприятелю Шара́гина обратилась по обычному имени, – но я не могу – НЕ СДАТЬ! – выпускные экзамены. Поэтому специально, и втайне ото всех остальных, нарабатывала применённую к тебе хитрую фишку и оттачивала секретную задумку в ходе изнурительных да длительных тренировок. Что же в ней является необычным? Её внепрограммную технику нам не показывали; про неё никто не знал, и она оказалась полностью неожиданной.
– Отпустить захват! – послышался удивлённый голос немилостивого преподавателя. – Встать в стойки и приготовиться к демонстрации следующего задания. Внимание! При-и-ём, – вновь послышался уверенный возглас, едва участники экзаменационного теста снова подня́лись на ноги, а в руке молодого человека возник резиновый муляж, изображавший обыкновенный нож и целенаправленно прихваченный с мягкого мата.
При проведении последнего испытания преодолевать силовое противодействие не требовалось, а нужно было правильно изобразить отъёмную технику – отобрать холодное оружие, не допустив никаких ошибок; они, между прочим, в количестве трёх штук зафиксировались на первых вопросах, а ещё и выразились в неправильно состоявшемся спарринге, исполненном в полном несоответствии с учебной программой. Как уже говорилось, нападение последовало «замахом наотмашь» – оно успешно перехватилось блоком, поставленным запястье в запястье. Дальше последовали давно наработанные движения: уверенный перехват, выкручивание руки, болевое наклонение корпуса, сбрасывание муляжного ножика, загиб конечности за спину, чёткое распоряжение «вперёд!» и недолгое сопровождение, прекратившееся вместе с командой экзаменатора, когда он потребовал прекратить успешно проведённое простое противодействие.
– Что ж, Шарагина… – обратился преподаватель с напутственным словом, завершавшим боевое тестирование. – Если опираться на все допущенные огрехи и неправильную защиту, продемонстрированную в четвёртом задании, тебе стоило бы поставить отрицательный «неуд». И я склоняюсь к наиболее справедливому мнению, поскольку выпускать тебя на улицы чревато пагубными, если не трагическими последствиями. Но!.. Мои коллеги утверждают, что по остальным предметам ты получила отметку «отлично», попросили «закрыть глаза на нера́звитую физподготовку» и поставить тебе оценку, ничем не отличную от ранее завоёванных. Как ты, надеюсь, хорошо меня понимаешь, пойти у них на поводу я попросту не могу! Почему? Всё предельно просто: случить чего с тобой в ходе несения действительной службы, сопряжённой с реальной опасностью, – виноватым окажусь, естественно, я… Мне бы очень не хотелось брать на себя титанический груз непомерной ответственности, неоправданной и серьёзной, – наступила минутная пауза, показавшаяся упавшей духом настырной слушательнице едва ли не целой вечностью; но прежний монолог продолжился с совсем другой подоплёкой (вероятно, экзаменатор на что-то решился?): – Тем не менее я ставлю тебе «хорошо», да и то, единственно, потому, что в неравном поединке, проведённом с противником, превосходившем тебя как по массе тела, так и натренированной силе, ты не растерялась, а проявила неустрашимый характер, неисчерпаемую волю к победе, неплохие бойцовские качества. Словом, я считаю, что в трудной ситуации ты ничуть не стушуешься и что сложная полицейская служба тебя не сломает. Поэтому на прохождение следующего экзамена даю, пожалуй, «зелёный свет» и предлагаю иди сдавать «огневую». Если ты отстреляешься, так же как и «отби́лась», можешь смело считать себя практикующей выпускницей.
Не замедлив прислушаться к напутственному совету, дельному и полезному, Слава прошла в стрелковый тир, располагавшийся аккурат под спортивным залом. В отличии от боевых приёмом борьбы, дававшихся ей с невероятным трудом (да тем более против молодых парней, значительно превосходивших и весом и ростом), за семь секунд она произвела четыре прицельных выстрела, безупречно попавших в мишень грудной фигуры; они отобразились, как два в «десятке», один в «девятке», а последний, конечно же, в голове. Зачётные испытания были окончательно пройдены, а значит, надлежало собираться в дорогу и ехать на место последующего несения службы, ну, или возвращаться домой, в родное Райково.
На следующий день, получив сопроводительные документы, младший лейтенант Шарагина выехала в один из регионов Центральной России. Ещё через сутки, с самого раннего утра́ она предстала пред ясные очи начальника межмуниципального отдела Владимира Ивановича Беляева, одетая по полной парадной выкладке. Раньше они уже виделись, и даже неоднократно, но, как и всегда, одним величавым видом он навёл на молодую сотрудницу невольный, ничем не оправданный, трепет; тот необъяснимо захватывал юную душу и заставлял легонько подрагивать. По правде, здесь было от чего начать испытывать благоговейное уважение и охватиться машинальным смятением: перед неопытной девчушкой находился сорокашестилетний мужчина, всецело в себе уверенный, одним волевым взглядом способный привести в замешательство и личностей куда более стойких, гораздо более значимых. Выделяясь солидной, чуть располневшей, фигурой, он грузно восседал в огромном кресле, выделявшимся высокой, судейской спинкой и внимательно изучал прибывшую участковую – она спозаранку явилась с подробным докладом, заострённым на успешно пройденном обучении, и горела непреклонным желанием немедленно заступить на полицейскую службу. Ещё про грозного руководителя можно сказать, что оделся он в форменное обмундирование, соответствовавшее званию подполковника, что нахмуренное лицо казалось суровым, что самоуверенное выражение, устоявшееся за долгие годы, нагоняло на хрупкую собеседницу (да и любого другого) безраздельного страху, что внутренняя сила не позволяла поставить сложившееся мнение под любое, хоть маленькое, сомнение (пускай и справедливое!) и что вполне заслуженным авторитетом, неоспоримыми знаниями, он свободно ставил на место любого – и зарвавшегося юриста, и дерзкого выродка. В наступивший момент начальник выглядел немного обескураженным и никак не мог решить нежданно образовавшуюся задачку.
– Так ты, Шарагина, говоришь, – обращался он к подчинённой сотруднице, изучая заслуженные оценки (возвратившаяся девушка стояла по правую руку, оставаясь чуть сбоку, и ожидала, какое ей будет предложено назначение), – что закончила первоначальную подготовку и готова приступить к исполнению основных обязанностей?
– Так точно, товарищ подполковник! – несмотря на душевный трепет, бойко отвечала новоиспечённая участковая, как можно быстрее желавшая очутиться в гуще оперативных событий, (а ещё, если честно, вырваться из-под непререкаемого влияния и оказаться за пределами кабинета, с одной стороны просторного, с другой – немножечко угнетавшего).
Здесь следует немного отвлечься и коротко рассказать про внутреннее убранство: общая площадь доходила до двадцати пяти «квадратов»; прямо посередине устанавливался т-образный стол, составленный из трёх отдельных фрагментов; вход располагался в стене, сплошь смонтированной под закрытый офисный шкаф; сторона напротив ничем не обставлялась и выглядела окрашенной бежевой краской; почти то же самое можно утверждать и про «право», единственное, здесь в ряд приставлялись железные стулья, обтянутые чёрной материей; слева, на высоте около метра, выделялось пластиковое окошко, скомпонованное из нескольких отдельных частей и установленное на всём протяжении.
– Но, послушай, милая леди, – продолжал Владимир Иванович, обретая былую уверенность, – ты, наверно, не в курсе, но «дамские должности» – делопроизводство и кадры, на крайний случай, подразделение по делам несовершеннолетних – все сейчас заняты, да и заместители мне пока не требуются – они у меня в наличии. Что я хочу сказать? Единственное, что я могу тебе предложить… – последовала двухсекундная пауза, – пожалуй, только служебное место по профилю – но вот справишься ли ты? – суровое выражение сменилось откровенным сомнением, совсем не скрываемым.
– Безусловно! – наблюдая очередное пренебрежение, выказываемое сотрудниками, напрямую относящимися к представителям сильного пола, Владислава любыми путями стремилась доказать деловую хватку, служебную значимость. – Стреляю я без промаха, да и победоносно драться неплохо, поверьте, обучена.
– Вот как раз перечисленные моменты понадобятся тебе, боевая подруга, в последнюю очередь, – Беляев недовольно нахмурился и неприветливо сморщился, – хорошенько себе уясни, что главное оружие любого нормального полицейского, заметь – нормального! – это не пистолеты, дубинки, наручники – хотя и без них в нашей работе не обойтись – а обыкновенная ручка, – он снова прида́л себе грозное выражение. – Вот тебе мой совет: применяй её по возможности правильно. От того, насколько грамотно ты составишь первоначальные документы, будет зависеть судьба не только потерпевшего либо преступника, но и твоя собственная… в том числе. – он на пару мгновений замолк, пристально взглянул на хрупкую собеседницу, а следом зада́лся резонным вопросом: – Достаточно ли ясно я сейчас объясняю?
– Да, – ответила смутившаяся брюнетка несколько неуверенно; она понимала, что сморозила явную глупость, – но чем же всё-таки прикажете заниматься?
– Что ж, непосредственно в городе у меня все участки за́няты, – продолжал насупленный руководитель после непродолжительного раздумья; он принял ответственное решение: – Поэтому направлю-ка я тебя в отдельное поселение, расположенное на удаление тридцати километров. Там имеется собственный пункт полиции, охватывающий обслуживанием третью часть района, всей райковской округи. Сразу предупрежу: ситуация с личным составом в нём очень плачевна…
– Но почему?! – черноволосая красавица не удержалась от машинального восклицания, само собой просившегося наружу.
– Ты не перебивай и тогда непременно узнаешь! – неприветливо огрызнулся Владимир Иванович, для большей убедительности поводив массивными желваками. – Подведомственная территория тебе достаётся существенная: во-первых, она включает поселок городского типа Нежданово; во-вторых, там расположены три отдельных больших села; в-третьих, по кругу разбросаны тридцать четыре деревни, размещенные на расстоянии, равном полутора тысячам километрам квадратным; в-четвёртых, общее население превышает шесть тысяч постоянно проживающих жителей. Естественно, столь значимый участок, отдалённый от основного отдела, обязаны обслуживать до десяти постоянных сотрудников; однако – как я уже и сказал – ситуация с кадровым составом там сложилась критическая, если и не плачевная. Ежели рассказывать вкратце, из-за сложности несения службы, чрезмерной многочисленности всяких неординарных личностей, идти работать в ту отдаленную местность либо никто не хочет, ну, либо через несколько месяцев просто сбегает – устремляется на «вольные хлеба», за более «длинным рублём». На месте «выжил» единственный сотрудник, помощник участкового, он же водитель служебной машины. Зовут его Алексеев Евгений Павлович, он является старшим прапорщиком полиции, и он же введёт тебя в курс основного дела. Всё ли, Шарагина, тебе понятно?
– Да, так точно! – отчеканила кареглазая полицейская, давая и чёткий и ясный ответ; но следом, вспомнив кое о чём не менее важном, застенчиво, робко добавила: – Но где я буду жить, ведь всякий раз, мне кажется, туда не наездишься?
– Правильно мыслишь, – согласился Беляев, хитро прищурившись, – есть у нас в посёлке служебный домишко, выделенный местной администрацией; он пожизненно закреплен за пунктом полиции. Строение невзрачное, с виду некомфортабельное, но в общем и целом уютное, пригодное и для временного жилья, и для несения каждодневной службы. Словом, спросишь у Алексеева – все малозначительные нюансы он тебе в подробностях растолкует. Если больше вопросов нет, то можешь идти заниматься. Кстати, – остановил он назначенную сотрудницу уже на самом пороге, когда она эффектно развернулась и, по привычке прищёлкнув чуть завышенным каблуком, направилась к двери, – юбку я бы посоветовал носить чуть-чуть подлиннее, – резонное замечание относилось к форменной одежде, где больше обычного укороченная юбка специально выставляла напоказ великолепные ноги, скрытые чёрными утеплёнными колготками (на улице стоял декабрь месяц) и обутые в однотонные ботильоны, – Нежданово – это край непуганых идиотов: насильников, убийц, воров, мошенников и прочих бездельников. Словом, не буди лиха, да будет тихо, либо – что кажется наиболее подходяще – не вводи во искушение, да избавишься от лукавого.
– Я никого не боюсь! – чуть повернувшись, гордо ответила отважная девушка. – И любому сумею указать его конкретное место! – После чего, не увидев у начальника признаков, указывавших на желание продолжить беседу, твёрдой походкой направилась к выходу.
– Ну что же, посмотрим, – еле слышно пробурчал Владимир Иванович, когда Шарагина вышла наружу, а полированная створка плотно прикрылась.
Глава I. День первый. Знакомство
Выйдя из кабинета начальника, Слава экипировалась по надлежащей выкладке, а после, изрядно гружённая, направилась на местную автостанцию. К половине двенадцатого она добралась до определённого ей к несению службы населённого пункта. Полицейское отделение находилось неподалёку, и, следуя неспешным шагом, новоявленная участковая через пять минут приблизилась к невзрачному кирпичному зданию. Оно представлялось одноэтажным, не отличалось значительными размерами, покрывалось ржавым железом, снаружи окрашивалось жёлтой, давно облупившейся краской; окна вставлялись старые, обшарпанные, ещё деревянные. Металлическая дверь оказалась открытой и манила немедленно проследовать внутрь… что вновь прибывшая сотрудница и не замедлила тут же проделать. Невзирая на внешнюю неказистость, внутренние помещения смотрелись весьма просторными. Когда заходишь, в первую очередь попадаешь в непродолжительный коридор; прямо напротив входа располагается камера предварительных заключений; дальше следуют четыре маленьких кабинета (по два с каждой стороны); в конце упираешься в служебное пространство, ещё совсем недавно занимаемое начальником (сейчас оно надёжно закрыто и за́перто на весомый, едва ли не амбарный замок).
Очутившись внутри, полицейская (она всё-таки прислушалась к совету Беляева и переоделась в утеплённые брюки, сочетавшиеся с однотипным бушлатом), беспрепятственно миновала некомфортную КПЗ и остановилась напротив комнаты, находившейся первой справа. В ней посиживал внушительный человек, одетый в зимнее обмундирование, выдавшее старшего прапорщика. Он примостился за письменный стол, вплотную приставленный ко второму, точно такому же. Ещё из мебельных принадлежностей выделялись четыре непрочных стула, изготовленных на деревянной основе; они обтягивались разноцветной, местами дранной материей. Рыжий незнакомец посматривал на вошедшую красавицу ясными голубыми глазами, казавшимися, ну! просто бездонными. Больше всего остального, он выделялся короткой стрижкой да многочисленными веснушками, в нескончаемом количестве рассыпанными по круглой физиономии. На ней бросались в глаза следующие особенности: немного приплюснутый нос; тонкие, но широкие губы; бесцветные, едва заметные, брови; простодушная, искренне доброжелательная улыбка. На вид ему исполнилось годов, наверное, сорок два, что соответствовало существовавшей действительности и что подтверждалось избыточным весом, массивной фигурой, средним ростом, немалой физической силой. По внешним признакам дипломированная особа сделала ряд правильных выводов: первый – что будущий помощник обладает добродушной натурой; второй – что он не отличается скверным либо вздорным характером; третий – что внутренний мир его склоняется к практичной хитрости, а временами фальшивой неискренности; четвёртый – что, в случае отчаянной надобности, характер может сделаться и прямодушным, и преданным, и надёжным.
– Кажется, Шара́гина Слава? – поинтересовался он, пока будущая сослуживица знакомилась с беззаботным, лукаво непринуждённым, видом. – Мне, насчёт тебя, позвонили, сказали, мол, сегодня подъедешь… Хм, Слава?.. Ты не находишь: для девушки имя немного странное?
– Вы, я так понимаю, Евгений Павлович? – мотнув в знак согласия, уточнилась не менее любознательная брюнетка; дальше, отвечая на протянутую ладонь традиционным рукопожатием, она, немного засмущавшись, добавила: – Ещё меня называют Лада – можете обращаться так; но, честно скажу, самой мне второй вариант не очень-то нравиться… Почему? На машину похоже…
– Отлично! Я понял, – продолжал улыбаться старослужащий прапорщик; он учтиво привстал и сейчас, уподобившись человеку-горе, массивно возвышался над хрупкой красавицей, – только давай-ка мы сразу договоримся об одном, по-моему немаловажном, моменте. Ты спросишь – каком? – последовал согласный кивок, продемонстрированный новенькой дамской полицейской папахой. – Обращайся запросто, по-свойски, на «Ты», и зови меня Палычем; не то, мне думается, когда напарники «вы́кают», трудно устанавливать доверительность отношений – понимаешь, к чему я сейчас?