– Да, они уже ждут, – бросил на Вадима внимательный взгляд дракон. – Пройдёмте.
И пошёл впереди, показывая дорогу.
Вадима начала потряхивать от волнения.
– Не переживай ты так, – успокаивающе проговорила Селена. – Главное, помни: если тебе там совсем не понравится, ты можешь в любой момент мне об этом сказать, и я тебя заберу. Мыслеречь пока ещё никто не отменял, а говорить на ней ты умеешь.
– Угу, – буркнул Вадим.
И тут от кареты навстречу ему шагнули двое: высокий пожилой, но ещё крепкий мужчина и более хрупкая в сравнении с ним женщина. Юноша остановился, настороженно всматриваясь в их лица, но тут женщина всхлипнула:
– Боги, как он похож на Тэннери!
Кинулась к нему и расплакалась, уткнувшись лицом ему в грудь.
Вадим растеряно оглянулся на Селену, и неуверенно обнял плачущую женщину.
– Прекрати, Кэнти, – недовольно проговорил мужчина. – Радоваться надо, а не слёзы лить.
– Я радуюсь, – снова всхлипнула женщина и, подняв голову, блестящими от слёз глазами посмотрела на юношу. – Мальчик мой… мальчик мой… как я рада!
И, снова расплакавшись, начала его целовать, а потом потянула к карете:
– Пойдём, пойдём скорее.
Вадим, опешив от такого напора, покорно пошёл за ней, а мужчина подошёл к стоявшей неподалёку Селене:
– Спасибо, ваше высочество. Наша семья будет вам обязана.
– Не за что, дер Энвэридан, – сдержанно ответила пророчица. – Я приду за ним послезавтра во второй половине дня. К сожалению, у него есть обязательства, которые он не может нарушить.
– Значит, у нас только два дня?
– На этот раз – да. Но если вы понравитесь друг другу, он сможет бывать у вас чаще.
– Леди Селена, – наклонил голову дер. – Может быть, вы окажете нам честь и останетесь на ужин?
– Благодарю за предложение, но меня ждут дела, – развела руками пророчица. – Да и вам лучше знакомиться с внуком без посторонних. Но в следующий раз, если ваше предложение останется в силе, с удовольствием им воспользуюсь.
– Буду рад, – снова поклонился дер.
– До свидания, дер Энвэридан, – тоже склонила голову девушка и в сопровождении стражника пошла обратно к двери.
Энвэридан проводил её взглядом и решительно зашагал к карете, где его с нетерпением ждала жена и с волнением – неожиданно обретённый внук.
Сэллария, Зачарованные горы, Обитель Солнца
Весь день Энасс провёл в хлопотах и заботах. После утренней молитвы и завтрака началась тренировка по физической и боевой подготовке, которую он никогда не пропускал. Потом – полуденная молитва и обед. После обеда отправился на строительство полигона для магических занятий. Это дело тоже ни на кого не свалишь, если уж тебя руководителем строительства назначили. И лишь после вечерней молитвы удалось Энассу, наконец, встретиться со Старейшиной Обители Солнцеликим.
Войдя в небольшой кабинет главы Обители Солнца, Энасс опустился на колени, поклонился низко, в пол:
– Доброго вечера, отец.
– Доброго вечера, сын мой, – степенно отозвался Старейшина. – Я вижу, ты чем-то встревожен?
Энасс выпрямился, но вставать не стал. Посмотрел на Солнцеликого, которого любил и почитал, как отца родного. Нет, даже больше, чем отца.
Энасс был шестым сыном в многодетной крестьянской семье. Уже с ранних лет пришлось ему в меру сил и по хозяйству помогать, и за младшими детьми приглядывать. Но денег вечно не хватало, да и ели не досыта. И поэтому, когда двенадцатилетний Энасс пришёл к отцу и сказал, что уходит с пришедшим в деревню Солнечным монахом, тот только кивнул в ответ, надеясь, что в Обители сын, по крайней мере, сыт будет.
В Обители Энассу сразу понравилось. Кормили тут хорошо, одежду дали справную, в келье всего два соседа было, а не семеро по лавкам, как дома. И грамоте их обучать стали, и премудростям всяким.
И моления пришлись по сердцу. Было что-то очень возвышенное в том, чтобы вставать с рассветом, забираться на самый верх высокой горы и стройным хором выпевать слова приветственного псалма.
Он на удивление быстро принял все правила служения. Ему были не в тягость ни длительные молитвы, ни обливания холодной водой, сражаться на мечах и отрабатывать приёмы рукопашного боя он готов был часами, а Благое Слово выучил быстрее всех молодых адептов, и вскоре наставники поручили ему проверять познания обучавшихся с ним подростков, с чем он великолепно справлялся.
Солнцеликий наблюдал за настойчивым парнишкой и, когда Энасс подрос, стал потихоньку обучать его премудростям управления людьми. И вскоре сделал вэссером – начальником над новичками.
Потом Энасс стал разведчиком. Для нормального существования Обители в ней должно было жить не меньше ста человек. Но люди смертны. Да и не все выдерживали тяжёлое служение, уходили. Их не удерживали, отпускали, подчистив память. А на их место приводили новых адептов.
Но невозможно годами набирать их в одних и тех же сёлах. Требовались новые поселения. А Зачарованные горы большие, наугад за новичками не пойдёшь. И разведчики искали иные пути, да такие, по которым можно было провести неопытных неофитов. Работа была опасная: нежить, разбойники, дикие звери, землетрясения – какие только препятствия не поджидали их по дороге. Но Энасс всегда с честью выходил из любых передряг.
Сейчас ему исполнилось тридцать семь. Но, хоть всего два года назад достиг он совершеннолетия, уже давно считался он лучшим адептом Обители. И все знали, что Солнцеликий готовит его себе на смену, хоть и старался тот не выделять молодого монаха среди других служителей. А Энасс платил Старейшине искренней и преданной любовью и считал его своим отцом.
Вот и сейчас он пришёл за советом к человеку, чьим мнением дорожил и чьи слова воспринимал, как божественное откровение.
Впрочем, как недавно выяснилось, он был недалёк от истины, воспринимая Солнцеликого как наместника бога на Сэлларии. И это оказалось очень неприятным открытием. Но Энасс и с этим справился.
– Так что тебя тревожит, Энасс? – повторил вопрос Солнцеликий, видя, что молчание затянулось.
– Не знаю, отец. Может, ерунда это всё. Но…
Монах замолчал, думая, что, пожалуй, зря отнимает время у занятого делами главы Обители. За день ощущения успели притупиться, и теперь он сам не понимал, чем напугал его обычный сон, пусть и неприятный.
– Говори, Энасс, – подбодрил его Старейшина.
– Сон мне приснился странный, – нехотя проговорил тот. – Синий дракон чуть не съел меня. А ещё я с неизвестной нежитью воевал и в пропасть сорвался. Не знаю, спасся или нет. Проснулся вовремя.
– В пропасть? – встревоженно переспросил старец, и его волнение неприятно царапнуло и без того встревоженного монаха. Но Солнцеликий тут же взял себя в руки и спокойно продолжил: – Энасс, ты же знаешь, что подобные сны далеко не всегда являются пророческими. Да и чем тебе может угрожать пропасть, если ты умеешь превращаться в дракона? И дракон, думаю, тебе не страшен по этой же причине. Ты просто устал, мальчик мой. Слишком много на тебя навалилось в последние луны. Может, дать тебе несколько дней на отдых? Слетаешь в Лэнмар, с Элем повидаешься, узнаешь, как у него дела.
С Элем повидаться? Хорошо бы. Да и полетать на просторе тоже неплохо. После превращения в дракона он и летал-то по-настоящему всего один раз, когда злого мага из его замка в Лэнмар переправляли. А в Обители ему и полетать как следует некогда. Так, по ночам пару кругов по округе сделает – и назад, спать. Устаёт за день, не до полётов. А летать хочется. Дракон он или кто?
– Вижу, понравилось тебе моё предложение? – улыбнулся глава Обители, но глаза его оставались серьёзными и даже печальными. И это насторожило молодого монаха. – Тогда сегодня отдохни, а завтра после утренней молитвы можешь отправляться. Строительством пока я сам поруковожу, за это не беспокойся.
Энасс снова взглянул на грустно улыбавшегося Старейшину, сел на пятки и упрямо сжал губы.
Неужели Солнцеликий опять лжёт? Он ещё от прошлой лжи названного отца до конца не оправился, хоть и понял, почему глава Обители его обманул, но теперь, когда он всё знает… Зачем новая ложь?
– Энасс! – окликнул его старец. – Если у тебя всё – можешь идти. Время позднее.
– Отец… – голос почему-то прозвучал хрипло и Энасс откашлялся, прежде чем продолжить. Взглянул в глаза Солнцеликому и спросил: – Отец, что должно произойти, когда я улечу?
Солнцеликий нахмурился. Хотел спросить, почему тот задал такой странный вопрос, сказать, что ничего не произойдёт, что он просто отпускает сына своего в небольшой отпуск. И тут же понял, что новой лжи Энасс ему уже не простит. Сгорбился от непосильной тяжести, камнем лёгшей на плечи, отошёл к окну, чтобы не видеть требовательно глядящих глаз любимого своего сына. Помолчал, собираясь с силами, и тихо проговорил:
– Я не могу этого сказать, Энасс. Не могу.
– Но что-то произойдёт, да? Вы меня не просто так отпускаете?
Солнцеликий не ответил.
– Великий Свет запретил говорить? – понимающе спросил молодой монах. – И сон этот – не просто сон, а предупреждение?
Старейшина молчал.
– Спасибо, отец, что не солгали, – серьёзно проговорил Энасс. Снова поклонился, коснувшись лбом пола, встал: – Я пойду?
– Энасс…
Солнцеликий так и не повернулся. Стоял, напряжённо выпрямив спину, глядя в окно на молельную гору.
– Энасс, прости, но я…
– Не надо извиняться, отец, – впервые со дня основания Обители монах перебил Старейшину, но тот не обратил на это внимания. Не до правил было, такая боль раздирала душу Солнцеликого. – Я всё понимаю. С богами не спорят. После молитвы я улечу. А пока разрешите мне уйти. Я хочу ещё помолиться в холодильне.
Солнцеликий, наконец, оторвался от созерцания молельной горы, едва видимой в сгустившейся темноте ночи, подошёл к молодому монаху и молча обнял его. Но тут же отшатнулся, отошёл к столу и глухо проговорил:
– Иди.
И, посмотрев на закрывшуюся за любимым сыном дверь, тихо сказал:
– Да помогут тебе боги, Энасс.
А Энасс торопливо шёл к холодильне, чтобы помолиться перед иконой Великого Светила и попросить у него помощи в деле, о котором он ничего не знал.
Холодильней назывался погреб для продуктов. А ещё – маленькая комнатка-молельня в его дальнем углу, такая же холодная и тёмная, освещаемая только тусклым светом лампады. Туда посылали молодых адептов отмаливать свои прегрешения, дабы царящий там холод выморозил глупые мысли и придал молитвам больше жара. Трижды в день после общих молитв наказанные спускались под землю и в тишине и темноте по полчаса закаляли свои душу и тело, вознося покаянные молитвы возле установленного напротив входа иконостаса, с которого смотрел на кающихся грешников Отец мира – широкоплечий блондин с густыми, раскинувшимися по плечам длинными волосами, добрыми, глядящими с лёгкой укоризной, глазами небесного цвета и сияющим огненным нимбом над головой.
В Обители это было единственное изображение Великого Светила в человеческой ипостаси, и Энасс и раньше частенько заходил туда, чтобы помолиться перед иконой, таким теплом веяло от неё, так по-доброму, сочувственно, смотрел Отец небесный на Солнечного монаха.
А когда он вживую увидел Пресветлого и понял, что Великое Светило, которому он с таким жаром поклонялся – фикция, придуманная Солнцеликим для спасения мира, а на иконе изображён людской бог Эйдэйлер, долго не мог простить отцу вынужденную ложь, но под конец понял, почему этот обман был необходим. И после этого в холодильне стал молиться не Солнцу, а Эйдэйлеру.
Вот и сейчас, отправляясь на неведомое задание, пришёл он попросить помощи у того, кому доверял безоговорочно.
Опустившись на колени перед иконой, едва освещаемой мерцающей лампадой, сел на пятки и долго молча смотрел на изображённый на иконе лик.
Наконец, выпрямился и тихо проговорил:
– Прошу Тебя, Пресветлый, направь меня на путь истинный, подскажи, что сделать я должен во славу Твою и для процветания Сэлларии. Помоги понять, где ложь, а где правда, кто друг, а кто враг. А я сделаю всё, что должно, клянусь Тебе в этом. И, если Тебе нужна моя жизнь, отдам её, не задумываясь. Благослови меня на служение, Пресветлый.
И увидел, как разгорается на иконе нимб, как светом озаряется лицо внимательно смотрящего на него бога. Почувствовал нежное прикосновение, словно кто-то ласково провёл по его растрепавшимся волосам, дотронулся до щеки, коснулся плеча. И услышал тихий голос:
– Благословляю, сын мой.
И тут же свечение погасло. Энасс постоял ещё немного, глядя на ставшее уже родным лицо, и вдруг понял, что очень хочет спать. Так хочет, что, если немедленно не уйдёт, заснёт тут же, в холодильне.
Усмехнулся: Эйдэйлер намекает, что нужно выспаться перед дальней дорогой. Неизвестно, когда ещё потом на мягком матрасе поспать придётся.
Встал, поклонился низко, и, пошатываясь от накатившей внезапно усталости, пошёл в келью.
Сэллария, Драконьи горы
– Можешь называть меня бабушкой, – с ходу заявила дерри Кэнтаррия, едва сели они в карету. – Ты согласен?
Вадим пожал плечами:
– Наверное.
– Я понимаю, – вздохнула Кэнтаррия. – Всё это очень неожиданно. Ты о нас и знать не знал. И мы о тебе – тоже. Иначе бы давно тебя нашли. Ты сердишься на нас?
– За что? – удивился Вадим.
– За то, что… не знаю. За всё сразу. За то, что по нашей вине тебе столько пережить пришлось.
Бабушка сидела рядом и держала его за руку, и от её прикосновения Вадиму было и приятно, и неловко одновременно.
Бабушка оказалась совсем не такой пожилой, как он представлял. Вполне себе симпатичная женщина. Будь он чуть постарше, мог бы за ней и поухаживать. И мысль, что ей в действительности уже больше трёхсот лет, казалась странной и нелепой.
Дверца кареты открылась и внутрь заглянул дер Энвэридан.
– Заходи скорее, – поторопила его Кэнтаррия, но тот взглянул остро на внука и спросил:
– Ты летать умеешь?
– Умею, – кивнул Вадим.
– Так, может, полетим? Быстрее доберёмся, чем в карете.
– Что тебе неймётся? – заворчала бабушка. – Мальчик устал, пусть отдохнёт.
– А ты за него не решай! – оборвал её муж. – Пусть сам скажет, что для него лучше: полчаса лететь, или четыре часа в карете трястись.
От мысли, что ему придётся четыре часа сидеть с незнакомыми родственниками в таком тесном помещении, Вадиму поплохело, и он торопливо ответил:
– Лучше лететь!
И тут же виновато взглянул на бабушку:
– Если вы не против, конечно.
– Лететь так лететь, – спокойно согласилась та. – Я тоже летать больше люблю.
И, подав мужу руку, вышла из кареты. Вадим выбрался следом.
– Трогай, – скомандовал кучеру Энвэридан. – Мы сами доберёмся.
И проворчал, сердито посмотрев на жену:
– Говорил же тебе: давай так прилетим. А ты: карета, карета…
– А вдруг бы внучок не захотел лететь? – отмахнулась бабушка. – На себе бы его понёс?
И, подхватив Вадима под руку, повела в сторону огромного поля, истоптанного так, что на нём и трава не росла. С него уже взлетал большой Чёрный дракон, а с другой стороны площадки шёл на посадку Зелёный.
«Аэродром прямо», – мысленно усмехнулся юноша. Волнение улеглось, родственники оказались не страшными, и ему с каждой минутой становилось всё интереснее, куда же он попал. Радовался, что сейчас полетят они над страной, и он сможет увидеть всё намного лучше, чем из маленького окошка кареты.
– Обращаемся! – скомандовал дед, и превратился в крупного дракона с ярко-красной чешуёй и высоким гребнем, тянущимся через всю спину.
Бабушка оказалась немного поменьше, да и чешуя была не столько яркой, преобладал в ней бордовый оттенок.
Вадим засмотрелся на них и не сразу понял, почему они не взлетают.
Они же его ждут, думают, поди, что он обернуться не может!
Вот позор-то!
Он зажмурился и представил, как превращается в большого и могучего дракона. И услышал восторженный возглас бабушки:
– Смотри, какой красавец! Совсем как Тэннери!
– Хорош, – согласился дед. – Маловат только, но какие его годы.
И Вадим, открыв глаза, понял, что до Энвэридана ему ещё расти и расти.
– Не смущай мальчика! – укоризненно попеняла мужу драконица, тоже оказавшаяся крупнее молодого дракона. – Он же ещё очень юн. В силу не вошёл.
– Лет через пятьдесят меня догонит, – кивнул дед. – В нашу породу пошёл, это видно.
– Может, хватит меня обсуждать? – возмутился Вадим. – Я, вообще-то, всё слышу.
– Так мы же тебя хвалим, – не поняла его возмущения бабушка. – Ты красивый и сильный дракон. Весь в отца.
А Энвэридан, одобрительно хмыкнув, отчего из его ноздрей вырвался горячий пар, скомандовал:
– Полетели!
И первым покинул посадочную площадку.
Вадим летел между дедом и бабушкой, и с интересом разглядывал родину своего отца. Страна оказалась гористой, скалистые пики возвышались до самого горизонта. Густые сумерки окутывали их подножья, небо быстро темнело, заставляя торопиться, чтобы не оказаться в полной темноте. А на обширном плато, оставшемся справа по курсу, виднелся сияющий огнями фонарей большой город.
– Это – наша столица, – пояснил дракон. – Мы тебя туда обязательно свозим, но позже. Сегодня мы летим в поместье, на острова.
И Вадим сразу вспомнил Красную драконицу.
Помнит ли она его? Обиделась, наверное, оттого что не сдержал он своё обещание, не прилетел, чтобы сразиться с её женихом.
Подавил тяжёлый вздох: может, и хорошо, если обиделась. Всё равно они бы не смогли быть вместе. Вряд ли знатная барышня вышла бы замуж за полукровку. Уж это-то он понял, прочитав сборник правил и обычаев драконов, принесённый Эйхисом.
Но тут между горами появился просвет, и Вадим восхищённо выдохнул, а печальные мысли сразу вылетели из головы. Перед ним раскинулся океан: огромный, величественный. Окунавшееся в воду закатное солнце окрашивало волны в бордовые цвета, а на потемневшем небе уже виднелись первые звёзды и плыла величавая полная луна. Километрах в двадцати от берега виднелся большой скалистый остров. И летели они как раз по направлению к нему.
– Вот и прилетели, – подтвердила его мысли бабушка. – Это – наше поместье. У нас там и пастбище для коз есть. Если хочешь, можешь сразу подкрепиться.
Съесть козу? Прямо с пастбища, сырой, с шерстью и с рогами?
Вадима передёрнуло.
– Нет, спасибо. Я не голоден.
И услышал смех Красного дракона:
– Вот уж ты его порадовала. Не забывай: он – человек! И ужинать он будет по-человечески.
– Я как-то не подумала, – смутилась бабушка. – Прости, внучок.
Вадим промолчал и снова начал разглядывать приближающийся остров.
Неприступные скалы вырастали прямо из воды и тянулись высоко в небо. Ни один человек не выжил бы в таких условиях, не сумел бы попасть на остров. Но метрах в пятидесяти над океаном в нескольких скалах виднелись пещеры. И дед, увидев, куда смотрит внук, пояснил:
– В этих пещерах мы отдыхаем в драконьем обличии. А дом у нас с другой стороны.
И, обогнув остров, с гордостью сказал:
– Правда, красиво получилось?
Вадим кивнул, не сводя глаз с открывшегося вида.
Широкий пляж с белоснежным песком заканчивался у порога врезанного прямо в скалу замка – массивного, мощного. Ни тайфун, ни цунами не смогли бы повредить его толстые стены. Узкие окна-бойницы надменно смотрели на океан, бросая ему вызов, но бушующие волны не могли преодолеть прибрежные рифы, и только лизали песок на пляже, с лёгким шуршанием набегая на пологий берег.
– Здесь мы отдыхаем и загораем в человеческом облике, – снова пояснил дед. – Хотя на островах мы предпочитаем быть в своём естественном виде.
Они опустились возле широкой лестницы, обернулись, и Кэнтаррия торопливо пошла к дверям, чтобы приказать слугам накрывать на стол, а Вадим замешкался, разглядывая фамильный замок.
– Если тебе понравится, ты можешь прилетать сюда, когда захочешь, и жить здесь, сколько захочешь, даже если мы будем в это время в городе, – вполголоса сказал Энвэридан. – Твой отец любил здесь бывать. Думаю, и тебе понравится.
– Мне уже нравится, – слабо улыбнулся Вадим. Ему казалось, что он попал в сказку. Или снова уснул и никак не может проснуться. Знатные родственники-драконы, замок… всё это не могло быть правдой. Никак не могло.
– Прости нас, – внезапно тихо сказал дед. – Мы очень виноваты перед тобой.
– Вы? – не понял юноша. – В чём?
– Наш сын убил твоего отца…
– Он убил не только моего отца, но и своего брата, – резко ответил Вадим. – Я рад, что он больше никого не сможет убить. И давайте не будем говорить об этом.
– Давай не будем, – вздохнул несчастный родитель сына-братоубийцы. – Пойдём, стол накрыт, ужин готов.
Они прошли по широкому коридору и вошли в просторную столовую. Правда, света в ней было маловато, закатное солнце не попадало в узкие окна-бойницы, и в столовой царил полумрак.
Но Энвэридан, увидев, как бросил внук взгляд на окно, хлопнул в ладоши, и под потолком сразу зажглись магические кристаллы, осветив комнату мягким желтоватым светом.
– Так-то лучше, – удовлетворённо проговорил дед и повёл Вадима к длинному и широкому столу, за которым, пожалуй, человек сорок могло свободно поместиться.
Энвэридан сел во главе стола, бабушка и Вадим – напротив друг друга по обе стороны от деда, и хозяин дома отослал слуг, пояснив:
– Не хочу, чтобы они наш разговор слышали. А мы можем и сами за собой поухаживать, верно, внучек?
Вадим кивнул и взял вилку.
Некоторое время все молча жевали, а потом дед, строго взглянув на внука, произнёс:
– Ты, говорят, в зеркальном лабиринте побывал? Я когда-то, очень давно, слышал о нём, но всегда думал, что это – легенда. Страшная сказка для непослушных детей. А он, оказывается, действительно существовал? Как ты в нём оказался? Дэннерон тебя туда затащил?
Вадим потупился. Только сейчас, собравшись рассказывать о своих приключениях, он внезапно понял, что в глазах драконов он будет выглядеть ничуть не лучше Дэннерона. Тот убил брата, а он убил дядю. Своей рукой убил сына своих новых родственников.
– Расскажи же нам, как ты жил, – с нетерпением поторопила его бабушка. – Очень интересно.
И Вадим, собравшись с силами, начал рассказ с того момента, как впервые встретился с Магистром.
Слушали его очень внимательно, не перебивая, до тех пор, пока не выдавил внук, пряча глаза и судорожно комкая руками под столом скатерть, страшные слова:
– И тогда я его ударил. Ножом. Прямо в сердце. И… убил.
Замолчал, кусая губы, ожидая чего угодно, но не жёстко сказанных дедом слов:
– Успокойся. У тебя не было выбора. А мы знаем, что Дэнни жив.
– Но думаю, для него же было бы лучше, если бы он умер, – внезапно всхлипнула бабушка. – Как он мог!
– Кэнти, – намного мягче обратился дед к жене. – Ты же слышала, что сказала пророчица. Есть вероятность, что он вернётся. Не переживай так.
И подавил тяжёлый вздох, понимая, что до этого момента они с матерью могут и не дожить.
– Рассказывай дальше, внучок, – вытерла слёзы Кэнтаррия. – Как ты жил там, в лабиринте? И как спасся?
И Вадим продолжил своё повествование. Рассказал, как нашёл в лабиринте дверь на Сэлларию и решил отомстить Тайным полицейским за гибель своего отца. Ведь тогда он не знал, что Тэннериандра убил Дэннерон, а не Тайные полицейские, как уверил его дядя. И как Эйхис, Дух лабиринта, зачаровал выход, чтобы он не смог отправиться на поиск убийц. И о Вите сказал, которого Дэннерон превратил в дрэкка, угрожая скормить его Владыке. И о роли Селены в Витином и своём освобождении тоже сообщил. И закончил словами:
– А потом меня спасли маги Игоря Николаевича. И теперь я учусь в его магической школе.
Только о встрече с юной драконицей умолчал Вадим. Слишком личным было это воспоминание. Да и какой прок рассказывать, если фамилию её он не запомнил, где она живёт – не знает, и вообще вряд ли когда-нибудь он её ещё увидит. А если и увидит, то ничем хорошим эта встреча не закончится. Он – полукровка, а она – дочь чистокровного дера. И тот никогда не согласится выдать свою дочь за «недодракона». Так что лучше и не мечтать.
– Полночь за окном, а мы всё сидим, – внезапно всполошилась бабушка. – Совсем тебя заговорили. Давай-ка спать. А завтра мы тебе всё покажем и расскажем.
– Над океаном полетаем, на акул поохотимся, – подхватил дед. – А сейчас, действительно, тебе отдохнуть нужно.
И Вадим понял, что его новые родственники правы. Усталость и сонливость навалились внезапно, и он только смущённо улыбнулся и, встав, зашагал следом за бабушкой, с трудом сдерживая зевоту.
Поднявшись по крутой лестнице на третий этаж, вошли в большую комнату. Кэнтаррия хлопнула в ладоши, зажигая магический кристалл, и Вадим еле сдержался, чтобы не охнуть от неожиданности.