– Когда вернемся, передашь эту бумагу начальнику ведомства финансов и скажешь, что я прошу его составить свидетельство офицера императорской дворцовой охраны и выписать соответствующую бумагу с занесением в нее всей этой родословной. Деньги я взвешу и пришлю завтра.
На все приказания слуга почтительно кивал головой.
Затем Дай Цюань стал прощаться, Цзя Чжэню никак не удалось удержать его – пришлось проводить гостя до ворот дворца.
Когда Дай Цюань садился в паланкин, Цзя Чжэнь спросил его:
– Мне самому сходить в казначейство и взвесить серебро или прислать вам на дом?
– В казначействе больше хлопот, – ответил Дай Цюань, – лучше отвесьте точно тысячу лян и пришлите мне домой.
Цзя Чжэнь принялся благодарить его.
– Как только окончится срок траура, мы со своим щенком придем к вам, чтобы лично выразить свою признательность.
Не успел он закончить фразу, как послышались крики и шум – это прибыла жена Преданного и почтительного хоу Ши Дина со своей племянницей Ши Сян-юнь. Но едва госпожа Син, госпожа Ван и Фын-цзе успели встретить ее и проводить в дом, как прибыли люди из семей Цзиньсянского хоу, Чуаньнинского хоу и Шоушаньского бо[49 - Бо – титул знатности III степени в старом Китае.], чтобы совершить жертвоприношения перед гробом покойницы. Когда они вышли из паланкинов, их встретил Цзя Чжэнь и проводил в зал.
И так родные и друзья шли непрерывной чередой. Все сорок девять дней на улице, где находился дворец Нинго, царило оживление, сновали люди, толпами проходили чиновники.
Когда настал срок, Цзя Чжэнь велел Цзя Жуну нарядиться в праздничную одежду и поехать получить свидетельство. Потом перед гробом покойницы были расставлены вещи и совершались церемонии, какие положены при погребении жены чиновника пятого класса. На табличке значилось: «Местопребывание госпожи Цинь из семьи Цзя, супруги чиновника пятого класса».
Ворота из «сада Слияния ароматов», ведущие на улицу, были широко распахнуты, а по обе стороны от них сооружены помосты для музыкантов и выставлены топоры, секиры и мечи. Кроме того, на воротах висела большая красная доска с золотыми иероглифами, которые значили:
«Офицер императорской гвардии по охране дворцов Запретного города, несущий службу при особе государя».
Напротив высились алтари для буддийских и даосских монахов. На досках крупными иероглифами было написано: «На похоронах супруги чиновника пятого класса урожденной Цинь, жены старшего внука потомственного Нинго-гуна из рода Цзя, офицера императорской гвардии по охране дворцов Запретного города, несущего службу при особе государя, в месте наивысшей справедливости четырех материков, в государстве великого спокойствия, навеки созданного велением Неба, праведный буддийский монах, смиренный служитель Пустоты и Спокойствия – Вань, и проповедник единственно истинной веры даос Е, благоговейно соблюдая пост, с почтением обращаются к Небу и взывают к Будде».
Затем следовала другая надпись:
«Место, где почтительно просят духов-хранителей учения Будды излить свою божественную милость, распространить свое могущество и избавить за сорок девять дней душу покойницы от наказаний и возмездий за прежде совершенные грехи и дать ей успокоение».
Следовали и другие надписи, которые незачем перечислять.
Цзя Чжэнь испытывал удовлетворение, но в то же время чувствовал беспокойство, так как госпожа Ю была больна и не могла принимать знатных дам и он опасался каких-нибудь упущений в церемониях.
Бао-юй, находившийся возле него, спросил:
– Почему вы печалитесь, брат мой? Ведь все дела как будто улажены?
Тогда Цзя Чжэнь рассказал ему, что он беспокоится потому, что некому распоряжаться приемом гостей.
– Что вы! – воскликнул Бао-юй. – Я назову вам человека, который справится со всеми делами очень просто!
Цзя Чжэнь спросил, кто же это. В комнате было много родственников, и Бао-юй не осмелился говорить громко, а нагнулся к уху Цзя Чжэня и что-то прошептал ему.
Цзя Чжэнь не мог скрыть своей радости.
– Теперь действительно все будет в порядке! – воскликнул он. – Идем сейчас же!
Он попрощался с присутствующими и, увлекая за собой Бао-юя, направился в верхнюю комнату.
Это происходило в будничный день, когда родственников и друзей пришло мало и в зале находилось лишь несколько человек своих близких. Госпожа Син, госпожа Ван и Фын-цзе разговаривали с близкими родственниками.
Услышав «Старший господин идет!», находившиеся здесь служанки испуганно ахнули и быстро спрятались. Фын-цзе с достоинством встала навстречу Цзя Чжэню.
Цзя Чжэнь вошел медленно, опираясь на палку, ибо он был тоже немного болен и, кроме того, сильно убит горем.
– Вам следовало бы отдохнуть, – посоветовала ему госпожа Син. – Вы плохо себя чувствуете, а уже несколько дней так усиленно хлопочете. Зачем вы пришли?
Цзя Чжэнь с трудом поклонился ей, справился о здоровье и попросил извинения за причиненное беспокойство.
Госпожа Син велела Бао-юю поддержать его и распорядилась, чтобы служанки подали стул.
Цзя Чжэнь не захотел садиться. Сделав над собой усилие, он улыбнулся и сказал:
– Я пришел с просьбой ко второй тетушке и старшей сестрице.
– В чем дело? – спросила госпожа Син.
– Тетушка, конечно, поймет меня, – начал Цзя Чжэнь. – Сейчас, когда умерла жена моего сына, а моя жена лежит больная, в доме никак не удается достойно соблюсти все положенные церемонии. Поэтому я и хочу просить уважаемую сестрицу, чтобы она на месяц взяла все дела в свои руки, тогда я буду спокоен.
– Так ты, оказывается, за этим! – улыбнулась госпожа Син. – Ведь сестра Фын-цзе живет у твоей второй тетушки, вот и разговаривай с ней!
– Фын-цзе еще ребенок, разве ей когда-нибудь приходилось заниматься подобным делом? – вмешалась госпожа Ван. – А если она сделает что-нибудь не так и люди будут насмехаться? Нет уж, лучше побеспокой кого-либо другого!
– Я понял вас, тетушка! – воскликнул Цзя Чжэнь. – Вы хотите сказать, что сестре Фын-цзе будет трудновато. Я не думаю, чтобы вы считали, будто она допустит промахи или не управится. Ведь она с самого детства отличалась аккуратностью и не допускала ни малейших ошибок, а сейчас, будучи замужем и ведая хозяйством всего вашего дворца, она обрела опыт и умение. Я твердо убежден, что, кроме нее, никто не справится. Если уж вы не уважаете меня и мою жену, сделайте это из уважения к покойной!
Из глаз Цзя Чжэня покатились слезы.
До сих пор Фын-цзе ни разу не распоряжалась похоронами, и госпожа Ван действительно опасалась, что она не управится и люди ее осмеют. Но сейчас, когда Цзя Чжэнь так настойчиво упрашивал, она заколебалась и бросила взгляд на Фын-цзе. Фын-цзе вообще была властолюбива и не прочь похвастаться своими способностями. Она в душе сразу согласилась, но, заметив нерешительность госпожи Ван, сказала ей:
– Если старший брат так просит, соглашайтесь, госпожа!
– А ты сможешь? – осторожно осведомилась госпожа Ван.
– Что тут мудреного! – воскликнула Фын-цзе. – Все наиболее важные дела старший брат уже уладил, и присмотреть нужно только за делами в доме. Если встретится какое-нибудь затруднение, я в любой момент могу обратиться к вам.
Она говорила разумно, и госпожа Ван замолчала. Поняв, что Фын-цзе согласна, Цзя Чжэнь проговорил:
– Если сестрица не сумеет управиться со всеми делами, пусть делает хоть то, что сможет. Я заранее признателен ей за все, а когда эти церемонии окончатся, я приеду во дворец лично поблагодарить ее.
С этими словами он низко поклонился. В ответ Фын-цзе тоже несколько раз поклонилась ему.
Тогда Цзя Чжэнь приказал принести доверительный знак дворца Нинго и велел Бао-юю отдать его Фын-цзе.
– Делайте все по своему усмотрению, – сказал он. – Если вам что-нибудь понадобится, предъявите доверительный знак и берите – меня спрашивать не нужно. Но только прошу вас: не будьте чересчур экономны – для меня главное, чтобы все было красиво. Кроме того, обращайтесь со слугами точно так же, как вы обращались у себя во дворце, и не бойтесь, что они будут роптать. Меня волнует только это, за все остальное я спокоен.
– Что ж, если брат тебя просит, постарайся! – проговорила госпожа Ван, обращаясь к Фын-цзе. – Но только не бери на себя чрезмерную власть и во всех важных делах советуйся с братом и его женой.
