Сон в красном тереме. Том 2

– Зачем ты требуешь девушку, если получил достаточно серебра? – сказал тот. – Разве, проявляя подобное упорство, ты не боишься, что у наших господ лопнет терпение и они постараются сжить тебя со света? Если так случится, у тебя не найдется даже места для погребения! Лучше уходи! Неужели, имея деньги, ты не найдешь себе другую жену? Послушай меня, покинь эти края! Если согласишься, получишь еще деньги на дорожные расходы!

«Так, пожалуй, будет лучше всего!» – подумал Чжан Хуа.

Он переговорил со своим отцом, получил сто лян серебра и на рассвете следующего дня потихоньку вместе с отцом отправился к себе на родину.

Между тем Цзя Жун явился к Фын-цзе и доложил ей:

– Чжан Хуа и его отец подали прошение в суд, не имея на то оснований, и сейчас, опасаясь наказания, бежали из города. Суд не стал производить никаких расследований и прекратил дело. Таким образом, все улажено!

Выслушав его, Фын-цзе про себя подумала: «Если продолжать добиваться, чтобы Чжан Хуа забрал Эр-цзе, может вернуться Цзя Лянь, а он не остановится ни перед какими расходами, чтобы взять ее обратно. Лучше пусть Эр-цзе остается здесь, а я уж придумаю, как с ней разделаться. Вот только неизвестно, куда скрылся Чжан Хуа. Если он расскажет кому-нибудь правду о том, что произошло, и снова затеет дело, то, выходит, я сама причиню себе вред! Эх, не следовало отдавать рукоять кинжала в руки врага!..»

Она стала раскаиваться, что поступила столь необдуманно, но тут в ее голове созрел новый план. Она вызвала к себе Ван-эра, приказала ему разыскать Чжан Хуа и обвинить его, будто он занимается разбоем, чтобы через суд добиться для него смертной казни или разделаться с ним при помощи наемных убийц!

– Только так! – говорила она сама себе. – Его нужно убрать! Лишь когда его не будет в живых, можно быть уверенной, что трава вырвана с корнем и моя репутация не пострадает!

Получив приказание, Ван-эр вернулся домой и стал размышлять:

«Человек убежал, и делу конец – к чему затевать новую историю?! Ведь жизнь человека не игрушка! Надо обмануть госпожу, а там придумаю, что делать дальше».

Несколько дней он где-то пропадал, а потом явился к Фын-цзе и доложил:

– Как я узнал, Чжан Хуа бежал из столицы с большими деньгами. На третье утро, когда он находился на границе столичного округа, на него напали грабители, убили и забрали деньги. Старик Чжан умер на постоялом дворе, его труп опознан и похоронен.

Фын-цзе не поверила и пригрозила:

– Если окажется, что ты соврал, я тебе все зубы повыбиваю!..

Но с этого момента она совершенно перестала думать о случившемся.

Следует добавить, что Фын-цзе и Эр-цзе внешне жили очень дружно, даже дружнее, чем родные сестры.

Но вот в один прекрасный день Цзя Лянь, покончив со всеми делами, возвратился в столицу и первым долгом отправился в дом, где жила Эр-цзе. К его великому изумлению, там было пусто, ворота заперты на замок, и во всем доме он не встретил никого, кроме старика сторожа. Цзя Лянь стал расспрашивать его, что произошло, и старик рассказал ему обо всем до мельчайших подробностей.

Совершенно расстроенный, Цзя Лянь поехал к Цзя Шэ и госпоже Син и доложил им о выполненных поручениях.

Цзя Шэ был вполне доволен сыном, подарил ему сто лян серебра в награду и, кроме того, дал в наложницы семнадцатилетнюю девушку по имени Цю-тун. Обрадованный Цзя Лянь принял подарки и в знак благодарности без конца кланялся отцу. После этого он повидался с матушкой Цзя и остальными родственниками и отправился домой. При встрече с Фын-цзе он никак не мог скрыть своего смущения. Однако Фын-цзе вела себя не так, как в прежние дни. Она вышла к нему навстречу под руку с Эр-цзе и как ни в чем не бывало завязала беседу о всяких пустяках. Тогда Цзя Лянь сообщил ей о Цю-тун, при этом на лице его играла самодовольная улыбка.

Фын-цзе, выслушав его, тут же позвала двух женщин, приказала им взять коляску и привезти девушку.

Внутри у нее все клокотало от гнева – не успела она извлечь из сердца одну колючку, как прибавилась другая! Однако она сдержала негодование и старалась казаться очень доброй и милой. Потом она распорядилась накрыть стол в честь приезда мужа, а когда прибыла новая наложница, повела ее повидаться с матушкой Цзя и госпожой Ван.

Что касается Цзя Ляня, то он только диву давался.

Фын-цзе обращалась с Эр-цзе безупречно, но все время таила коварную мысль – отомстить сопернице. Когда никого поблизости не было, она говорила Эр-цзе:

– О тебе, сестрица, ходит дурная слава! Даже старая госпожа и госпожа поговаривают, что ты еще ребенком лишилась невинности и с мужем своей старшей сестры находилась в недозволенных отношениях. «Набросилась на первого попавшегося, но не удовлетворилась и стала искать себе лучшего!» – говорят о тебе. Я рассердилась и стала наводить справки, откуда идут подобные разговоры, но узнать ничего не удалось. Если и дальше будет так продолжаться, как же мне управляться со слугами? Только хлопот себе наживешь!

После подобных разговоров она притворялась расстроенной, сказывалась больной, переставала есть и пить; в присутствии Пин-эр и других служанок бранилась, делая вид, что сердится на сплетников, но на самом деле старалась уколоть Эр-цзе и побудить служанок к новым сплетням.

Цю-тун считала, что, поскольку ее подарил своему сыну Цзя Шэ, она может никого не признавать. Если она не ставила ни в грош Фын-цзе и Пин-эр, разве она могла согласиться терпеть возле себя женщину, о которой шли слухи, будто она с детства развратничала, а потом была взята в наложницы, и никто ей не покровительствует?! Фын-цзе, узнав об этом, только радовалась.

Притворившись больной, Фын-цзе перестала встречаться с Эр-цзе и только приказывала служанкам носить ей пищу. Но то, что она посылала, есть было невозможно. Пин-эр не могла этого терпеть и украдкой давала деньги, чтобы для Эр-цзе покупали что-нибудь повкуснее. Собираясь обычно в сад гулять, Пин-эр предварительно заказывала на кухне различные блюда и угощала ими Эр-цзе, и никто не осмеливался доложить об этом Фын-цзе.

Но однажды это заметила Цю-тун и стала нашептывать Фын-цзе:

– Госпожа, вашу репутацию подрывает Пин-эр. Она заказывает самые лучшие блюда, но не ест их, а относит в сад Эр-цзе.

Фын-цзе была возмущена и ругала Пин-эр:

– Люди держат кошек, чтобы они ловили мышей, а моя кошка вздумала душить цыплят!

Пин-эр молча слушала упреки и с этих пор отдалилась от Эр-цзе, хотя в душе возненавидела Цю-тун.

Между тем девушки, жившие в саду, тайно заботились об Эр-цзе.

Они не осмеливались открыто выступать в ее защиту, но жалели ее и навещали, когда никого из посторонних не было. Во время таких встреч Эр-цзе не осмеливалась роптать на Фын-цзе, так как была порядочной девушкой. Она только плакала.

Когда Цзя Лянь возвратился домой и убедился в доброте Фын-цзе, он так обрадовался, что на все остальное перестал обращать внимание. К тому же он завидовал Цзя Шэ, у которого было много наложниц; он строил насчет них несбыточные планы и только не осмеливался приступить к действию. Но теперь, когда Цзя Шэ подарил ему одну из своих наложниц, он сильно привязался к ней. Обладая Цю-тун, Цзя Лянь чувствовал себя, как ласточка, обретшая супруга! И как ему было не радоваться? Таким образом, горячее чувство его к Эр-цзе постепенно угасло, и теперь только Цю-тун владела его мыслями.

Фын-цзе, хотя и ненавидела Цю-тун, все же испытывала удовлетворение при мысли, что ей удастся «чужими руками расправиться с врагом» или, как говорят, «наблюдать со стороны, как другие дерутся». Она думала: пусть Цю-тун убьет Эр-цзе, а она уж найдет средство, как разделаться с Цю-тун. Приняв такое решение, Фын-цзе постаралась улучить момент и, когда никого поблизости не было, стала нашептывать Цю-тун:

– Ты молода и жизни не знаешь. Ведь Эр-цзе – вторая жена господина Цзя Ляня, он любит ее даже больше, чем меня, и если ты в открытую столкнешься с нею, это будет означать, что ты сама ищешь своей смерти!

Цю-тун рассвирепела и с тех пор при виде Эр-цзе все время бранилась:

– Наша госпожа как тряпка! Уж я не буду такой доброй! Как она позволяет, чтобы ее лишали могущества и влияния? Всему виной ее чрезмерная чувствительность! Я не стану терпеть песок в глазах! Эта потаскушка Эр-цзе еще меня узнает!

Фын-цзе в это время сидела дома и делала вид, что во всем соглашается с Цю-тун.

Эр-цзе только плакала у себя в комнате от обиды и совсем отказалась от еды. Но она не осмеливалась жаловаться Цзя Ляню. Даже на следующий день, когда матушка Цзя заметила, что глаза ее покраснели и припухли от слез, и спросила, в чем дело, Эр-цзе ни о чем ей не рассказала.

Цю-тун, заискивая перед матушкой Цзя, стала ей наговаривать:

– Эр-цзе коварна и заклинаниями старается накликать смерть на вторую госпожу Фын-цзе и на меня, чтобы стать законной женой господина Цзя Ляня.

– Девушка очень красива, и вполне понятно, что ей свойственна ревность и зависть, – проговорила матушка Цзя. – Но ведь Фын-цзе хорошо обращается с нею. Если она так ведет себя, значит она неблагодарна.

Так постепенно даже у матушки Цзя зародилось недовольство против Эр-цзе. А когда все это заметили, то, естественно, стали еще больше третировать девушку и довели ее до такого состояния, что ей оставалось одно – умереть, хотя жить очень хотелось. Счастье еще, что Пин-эр тайком от Фын-цзе вступалась за нее!

Эр-цзе была «нежной, как цветок, и мягкой, как снежок» – разве она могла выдержать такие мучения? Она молча переносила обиды в течение месяца, но потом лишилась аппетита, заболела и начала худеть. А однажды ночью ей приснилось, будто младшая сестра Сань-цзе подает ей «меч утки и селезня» и говорит:

– Сестра! Ты еще в детстве была слабохарактерной и глупой, и от этого тебе приходится страдать! Не верь медовым речам этой завистливой женщины, которая старается казаться доброй и милой, а в душе вероломна и коварна! Она жестока, как волк, и жаждет твоей смерти! Она успокоится только тогда, когда ты умрешь! Если б я была жива, я не позволила бы тебе войти в их дом, но даже если б ты вступила туда, я не разрешила бы ей так издеваться над тобой. Беда в том, что в прежней своей жизни ты была развратницей, причиняла людям зло, поэтому сейчас пришло возмездие. Послушайся меня, возьми этот меч и отруби голову той ревнивой женщине, а затем мы с тобой вместе явимся на суд феи Цзин-хуань и смиренно выслушаем ее приговор. Если ты не послушаешь меня, ты напрасно погубишь свою жизнь и никто о тебе не пожалеет!

– Сестрица! – с рыданиями отвечала Эр-цзе. – Если я была грешницей, я заслужила возмездие. Зачем же мне убивать человека и совершать новый грех?!

Сань-цзе ничего не ответила, тяжело вздохнула и исчезла.

Испуганная Эр-цзе проснулась и поняла, что это был всего лишь сон.

Дождавшись, когда пришел Цзя Лянь и поблизости никого не было, Эр-цзе зарыдала:

– Я больна. Мне больше не поправиться! Почти полгода, как я беременна, но не знаю, кого придется родить: сына или дочь. Только бы Небо сжалилось надо мной и дало мне возможность родить! Иначе не представляю, как сохранить свою жизнь, не говоря уж о младенце!

– Не расстраивайся, – сказал Цзя Лянь, глаза которого тоже увлажнились слезами. – Я приглашу хорошего врача…

И он тут же вышел распорядиться.

Но случилось так, что в это время доктор Ван тоже был болен и, кроме того, собирался сразу по выздоровлении отправиться служить в войско. Таким образом, слуги Цзя Ляня вернулись ни с чем и вынуждены были пригласить того самого Ху Цзюнь-Жуна, который в прошлом году лечил Цин-вэнь. Осмотрев больную, он заявил, что у нее нарушены сроки месячных, поэтому нужно принимать общее укрепляющее лекарство.

– У нее в течение трех месяцев не было месячных и часто случается рвота, – возразил Цзя Лянь. – Мне кажется, она беременна.

Ху Цзюнь-Жун приказал служанкам обнажить руку больной, долго смотрел ее и наконец произнес:

– Если она беременна, то пульс под воздействием печени должен быть более сильным. Ведь когда процветает стихия дерева, в сферу действия которой входит печень, рождается огонь и месячные проходят нерегулярно. Всему причиной печень. Осмелюсь попросить госпожу открыть лицо – я не решаюсь прописывать лекарство, не зная, как выглядит больная.

Цзя Лянь приказал убрать полог, и Ю Эр-цзе показала врачу лицо. Красота Эр-цзе так поразила Ху Цзюнь-Жуна, что у него, как говорится, душа улетела на небеса. Где уж тут было думать о лечении?!

Цзя Лянь опустил полог, вышел вместе с врачом из комнаты и спросил его мнение о болезни.

– Это не беременность, просто застой крови, – ответил Ху Цзюнь-Жун. – Прежде всего необходимо усилить кровообращение!

Он прописал лекарство, попрощался и ушел.

Цзя Лянь велел послать за лекарством, приготовить его и дать больной. К полночи состояние больной ухудшилось, усилились боли в животе, и она выкинула уже вполне сформировавшегося мальчика. Открылось сильное кровотечение, и Эр-цзе лишилась сознания.

Цзя Лянь на чем свет стоит проклинал Ху Цзюнь-Жуна. Он немедленно приказал слугам пригласить другого врача, а первого разыскать и доставить к нему. Однако Ху Цзюнь-Жун уже прослышал, что дело принимает серьезный оборот, собрал свои пожитки и скрылся в неизвестном направлении.

Осмотрев больную, врач заявил:

– Мне думается, у больной было слишком слабое кровообращение, а когда она забеременела, ей пришлось много волноваться и расстраиваться, и в результате получился застой крови. Сильнодействующее лекарство, которое прописал прежний врач, почти полностью подорвало первородный дух, так что быстро вылечить больную теперь трудно. Пусть она принимает пилюли, но нужно оберегать ее покой, стараться, чтобы ничто ее не волновало, тогда можно будет надеяться на поправку.

Он вышел из комнаты больной, прописал укрепляющее средство и удалился. Взволнованный Цзя Лянь стал допытываться, кто из слуг вздумал пригласить этого лекаря Ху Цзюнь-Жуна, и приказал избить виновного до полусмерти.

Фын-цзе волновалась в десять раз больше самого Цзя Ляня и только говорила:

– Судьба не послала нам сыновей! Насилу удалось обрести одного, как тут же появился никудышный лекарь и погубил его!

Она стала сжигать жертвенные деньги и молиться:

– Я готова принять болезнь на себя, пусть только Эр-цзе поправится, забеременеет еще раз и родит сына. Ради этого я буду все время поститься и молиться Будде!

Цзя Лянь и другие домашние, глядя на нее, не скупились на похвалы.

В это время Цзя Лянь жил вместе с Цю-тун. Фын-цзе сама приказывала готовить отвары, кипятить воду и все это относить Эр-цзе. Кроме того, она послала человека погадать о судьбе девушки. Тот вскоре возвратился и доложил:

– Ее сглазил человек, родившийся в год зайца.

Стали выяснять, кто родился в год зайца, – оказалось, только одна Цю-тун. Тогда все поняли, что это она нарушает покой больной.

Что же касается Цю-тун, то, видя, как Цзя Лянь приглашает к Эр-цзе врачей, избивает из-за нее слуг и ругает всех на свете, она преисполнилась злобой и ревностью. А когда стали еще говорить, что она виновата в болезни Эр-цзе, терпение ее лопнуло. Фын-цзе пыталась ее уговаривать:

– Скройся на несколько дней куда-нибудь, потом вернешься!

Однако Цю-тун расплакалась от злости и принялась громко браниться:

– Нужна мне эта дрянь, не успевшая подохнуть с голоду! Я с ней не соприкасаюсь, как «вода из колодца с водой из реки»! Как же я могла нарушить ее покой? Потаскушка! С кем она только не путалась! А стоило явиться к нам, так ее сразу и сглазили! Надо еще узнать, от кого этот ребенок – от Чжана или от Вана! Она опутала нашего слабохарактерного господина! Может быть, вам, госпожа, нравятся такие потаскушки, а я терпеть ее не могу! Все мы можем рожать! Но кто поверит, что тут дело чисто, если она будет рожать через каждые полгода?

Служанки, слушая эти слова, еле сдерживались от смеха.

В это время пришла госпожа Син справиться о здоровье, и Цю-тун принялась жаловаться ей:

– Второй господин и вторая госпожа хотят меня выгнать, а мне негде приютиться! Сжальтесь надо мною, почтенная госпожа!

Госпожа Син обругала Фын-цзе, затем обрушилась на Цзя Ляня:

– Неблагодарная тварь! Какой бы ни была Цю-тун, помни, что тебе подарил ее отец, и если вздумаешь ее выгнать ради девчонки, взятой где-то на стороне, значит ты ни в грош не ставишь родного отца!

Рассерженная госпожа Син ушла. Цю-тун, почувствовав поддержку, совершенно распоясалась, стала часто подходить под окно комнаты, где лежала Эр-цзе, и браниться. Эр-цзе, слушая ее ругательства, еще больше волновалась и расстраивалась.

Однажды вечером, когда Цзя Лянь отдыхал в комнате Цю-тун, а Фын-цзе легла спать, Пин-эр пробралась к Эр-цзе, чтобы немного ее утешить. Выслушав жалобы, которые ей излила Эр-цзе, Пин-эр дала ей несколько советов, как держать себя, затем удалилась, поскольку было уже поздно.

Оставшись в одиночестве, Эр-цзе подумала:

«Я тяжело больна, а здесь все целыми днями стараются причинить мне боль, вместо того чтобы дать возможность полечиться! В таких условиях не поправиться никогда! Теперь, после выкидыша, мне больше не о чем заботиться! Чем волноваться по всякому поводу, не лучше ли умереть? Говорят: „Золото может погубить человека“. Разве умереть от золота не благороднее, чем повеситься или зарезаться?»

Собравшись с силами, она встала, открыла ящик и вынула из него кусочек золота, не обратив даже внимания на его величину. Потом заплакала. Когда наступило время пятой стражи, Эр-цзе с отчаянной решимостью сунула кусочек золота в рот, несколько раз вытянула шею и с усилием протолкнула его в горло. После этого она привела в порядок платье, надела головные украшения и легла на кан. Сознание тут же покинуло ее, теперь она была безучастна ко всему.

На следующее утро Эр-цзе не позвала никого, и служанки, довольные этим, занялись собственным туалетом.

Фын-цзе и Цю-тун куда-то ушли. Возмущенная безразличием служанок, Пин-эр обрушилась на них:

– Как вы бесчеловечны! Бить вас мало! Не чувствуете никакой жалости к больному человеку! Пусть у нее очень мягкий характер, но надо же знать границы! Поистине, «когда стена падает, ее еще подталкивают»!

Девочки-служанки поспешили в комнату Эр-цзе. Открыв дверь, они увидели Эр-цзе, в полном одеянии возлежавшую на кане. Поднялся переполох, послышались крики. Пин-эр вбежала в комнату и, поняв все, разразилась рыданиями.

Хотя служанки боялись Фын-цзе, но, помня, как ласкова была с ними Эр-цзе и как сочувствовала им, они сожалели о ней и плакали горькими слезами. Только делали они это украдкой от Фын-цзе.

Вскоре весь дом узнал о случившемся. Цзя Лянь вбежал в комнату, обнял тело умершей и разразился горестными воплями. Фын-цзе тоже делала вид, что безутешно рыдает.

– Жестокая сестрица! – приговаривала она. – Зачем ты покинула нас? Ты обманула надежды, которые я на тебя возлагала!

Пришли госпожа Ю и Цзя Жун. Они сами не могли сдержать слез, но все же утешали Цзя Ляня. Наконец Цзя Лянь справился со своим горем и доложил о случившемся госпоже Ван. Он попросил у нее разрешения поставить на время гроб во «дворе Душистой груши», а затем перенести его в «кумирню Железного порога». Госпожа Ван разрешила.

Цзя Лянь распорядился соответствующим образом убрать «двор Душистой груши», перенести туда тело Эр-цзе, положить в гроб и покрыть саваном. Восемь слуг и восемь служанок должны были неотлучно находиться возле гроба. Потом Цзя Лянь пригласил гадателя, чтобы узнать, когда приступить к похоронной церемонии. Гадатель определил, что на следующий день на рассвете можно устроить церемонию положения покойной в гроб, но пятый день месяца не благоприятствует для похорон, поэтому сама погребальная церемония может состояться лишь в седьмой день.

– Ничего не поделаешь, – сказал Цзя Лянь. – Моих дядюшек и братьев сейчас нет дома, так что похоронную церемонию нельзя надолго затягивать.

Гадатель не стал возражать, написал свидетельство о смерти и удалился.

Потом пришел Бао-юй и тоже поплакал над покойной. За ним стали являться другие родственники.

Цзя Лянь отправился к Фын-цзе, чтобы взять у нее денег на похороны. Но когда Фын-цзе увидела, что гроб уже унесли из дома, она сказалась больной и ответила ему:

– Старая госпожа и госпожа запретили мне на время болезни выходить из дому, поэтому я лежу в постели и не оделась в траур.

Но не успел Цзя Лянь уйти, как она побежала в «сад Роскошных зрелищ», украдкой добралась до стены «двора Душистой груши» и, подслушав, о чем там говорят, поспешила к матушке Цзя.

– Ты его не слушай! – сказала ей матушка Цзя. – Где это видано, чтобы не сжигать тело человека, умершего от чахотки? Неужели устраивать настоящие похороны и освящать место для могилы? Раз уж она была второй женой, пусть ее гроб простоит пять дней, а потом велите отнести его на кладбище и зарыть или просто сжечь. Надо поскорее с этим делом кончать.

– Бабушка, я не посмею говорить об этом со своим супругом, – улыбаясь, сказала Фын-цзе.

В это время появилась служанка, которую Цзя Лянь послал за Фын-цзе, и сказала:

– Госпожа, второй господин ждет денег!

Фын-цзе пришлось идти домой. Увидев Цзя Ляня, она недовольно сказала:

– Какие деньги? Неужели ты не знаешь, что в последнее время мы испытываем затруднения? С каждым месяцем нам выдают денег меньше и меньше. Вчера я вынуждена была за триста лян заложить два золотых ожерелья, и от этих денег осталось только двадцать с лишним лян. Если тебе нужно, можешь взять!

Она приказала Пин-эр принести деньги и отдать их Цзя Ляню, а затем снова ушла, сославшись на то, что ей нужно кое о чем поговорить с матушкой Цзя.

Цзя Лянь задыхался от негодования, но не мог ничего возразить. Он приказал открыть сундуки Эр-цзе, чтобы взять ее личные сбережения, но там не оказалось ничего ценного: только сломанные шпильки для волос да поношенная одежда. Цзя Лянь был подавлен и возмущен, но, так как смерть Эр-цзе казалась загадочной, он не осмелился поднимать шум. Собрав все вещи Эр-цзе в узел, он отнес их в укромный уголок и сжег, не прибегая к помощи слуг и служанок.

Пин-эр, искренне убитая горем, потихоньку достала где-то двести лян серебра в мелких слитках и, передавая их Цзя Ляню, попросила:

– Только ничего не говорите жене! Разве нельзя поплакать украдкой? Зачем обращать на себя внимание?

– Ты права, – согласился с ней Цзя Лянь.

Приняв серебро, он протянул Пин-эр полотенце для вытирания пота и сказал:

– Этим полотенцем она обычно подпоясывалась дома. Сохрани его мне на память!

Пин-эр взяла полотенце и спрятала.

Получив деньги, Цзя Лянь немедленно распорядился заказать приличный гроб, затем распределил обязанности между слугами и служанками, которые должны были находиться возле покойной. Ночью он не вернулся домой, а остался ночевать возле гроба.

Гроб стоял семь дней. Цзя Лянь не осмеливался устраивать пышных церемоний, но в память о своей любви к Эр-цзе пригласил буддийских и даосских монахов, и они служили молебны о спасении души умершей.

Неожиданно Цзя Ляня вызвала к себе матушка Цзя.

Если вы не знаете, зачем он ей понадобился, прочтите следующую главу.