Сильнее времени

Глава 8. Один небосвод на двоих

– Фух, как вы тут лазаете, по крышам этим? – Выдохнула Аня, выбираясь с чердака на покатую жестяную крышу старого шестиэтажного дома.

– Зато смотри, какие здесь закаты! – Андрей подал ей смуглую руку, вытягивая из узкого лаза – дощатой пристройки с дверцей, прямо на крыше. От пристройки по всему периметру крыши тянулся импровизированный дощатый тротуар, по которому

Закат, и правда, был невероятный. Они уже прошли по дворам вдоль Английской набережной, по шумному Невскому проспекту, миновали всю набережную реки Мойки до слияния ее с Большой Морской. Немного не доходя до улицы Труда Андрей потянул её в не примечательную арку покосившегося, под сеткой, как и особняк Тереповых, дома. Здание было расселено, поэтому никто не мог им помешать пройти в соседний тихий двор и подняться по лестнице такого же опустевшего шестиэтажного флигеля на крышу.

Аня перестала разглядывать свои грязные ботинки, к которым успел прилипнуть птичий помёт и перья, пока они пробирались через чердак, подняла голову и ахнула. Перед ней, как на ладони раскинулся Петербург. Тут и там, казалось, прямо под ногами, она видела выцветшие металлические покатые и острые крыши, которые переливались и блестели, отражая закатное солнце.

Небо, окрашенное багрянцем, бросало невероятные лучи на купол Исаакия, махиной возвышающегося прямо по курсу. Даже с высоты собор казался огромной махиной, занимавшей внушительную часть обзора. А слева за полоской Конногвардейского бульвара и Английской набережной была Нева. Вдали, за широкой водной гладью виднелись макушки домов Васильевского острова.

Аня, кажется, так и стояла с открытым ртом, забыв о том, что не одна, что за ней наблюдает Андрей.

– Я знал, что тебе понравится. – Улыбнулся он. – Сегодня лучшее время для экскурсии по крышам.

– Разве может такой закат не понравиться? – Восторженно спросила девушка.

Она еще не видела ничего более красивого, чем глубокое, осеннее небо с акварелью вечерней зари на юго-западной части небосвода.

Андрей снял со спины рюкзак и словно фокусник достал из него тонкий плед и термос с чаем. На импровизированной, невесть кем сколоченной лавочке они сидели прямо на крыше и пили свежезаваренный, горячий и сладкий чай.

– Как ты пьешь его только? – Скривилась Аня. – Приторно!

– Голодное детство, знаешь ли. – На секунду отвёл глаза Андрей, не давая понять, он шутит или всерьез. – Никак не могу привыкнуть, что сахара вдоволь.

– Надо по чуть уменьшать количество.

– На самом деле, сладость даёт силы. А тем, кто ходит по крышам, обязательно нужно много сил. – Перевел в шутку грустное воспоминание молодой человек.

– «Восемь пирогов и одна свечка», да?– Как Карлсон, – вспомнила Аня и процитировала слова из детской сказки:

Андрей будто не понял, откуда это.

– Ну ты что, мультик про Карлсона не смотрел? – Удивилась Аня. – «Сто тысяч миллионов» и «лучшее в мире привидение с мотором. Дикое, но симпатичное».

– А, ну да. – Как-то отстраненно сказал Андрей и засуетился, убирая термос в рюкзак. – Идти пора, а то стемнеет скоро. Будет холодно и самое неприятное, опасно. Ночью по крышам лучше не лазать.

Аня согласно кивнула. Ее зацепила реакция молодого человека. Но Аня решила, что люди бывают разные и имеют право не смотреть какие-то мультфильмы, не помнить цитат из них, пусть даже они и всеми любимые. Она допила приторно сладкий чай и поспешила встать, любуясь последними, ускользающим лучами солнца. На город стремительно опускалась ночь.

Так и в жизни. Мгновения быстротечны и, как ты не надейся задержать их, время бежит своим чередом. Время вообще повелитель всего, подумалось Ане. Сколько б ни было у тебя богатств и власти, никому не суждено обхитрить время. Вот и ей не удалось. Она здесь, а он там, возможно тоже любуется закатом, пусть и не с крыши. Над ними одно и то же небо, такое же синее, как и глаза Николая. И пусть между этим закатом и закатом, которым мог бы любоваться Ильинский больше ста лет, это небо помнит их двоих. Ком собрался в горле, на глаза навернулись слезы и только усилием воли Аня смогла остановить их.

– Ну, идем? – Донесся до нее голос Андрея. Он поправил очки на носу и протянул ей руку, предлагая держаться за него. Рюкзак уже болтался за спиной, сообщая о том, что им пора спускаться.

– Конечно. – Вздохнула Аня и шагнула навстречу своему экскурсоводу.

***

Санктъ-Петербургъ, Россійская Имперія, 1912г. отъ Р.Х.

Николай тоже любовался закатом. Но не на крыше, а в квартире Гнездилова, куда он нагрянул вовсе без приглашения. Это было неприлично, но признаться честно, о приличиях Николай Павлович думал в последнюю очередь. Да и чего тушеваться, ежели Александр Сергеевич почти его родственник. Дело это вполне решеное и даже объявлено в обществе, так что никаких угрызений совести граф Ильинский не испытывал.

Открыв дверь, сыщик был несколько удивлен – не часто Николай являлся к нему домой в качестве гостя. Поспешно собрав бумаги со стола, Александр Сергеевич предложил другу располагаться.

– Все работаешь? – Со скукой спросил Ильинский, миновав стол. Он подошел к окну и выглянул на улицу. Квартира надворного советника, хоть и была мала по сравнению с особняком на Галерной, окнами выходила на улицу, да еще и располагалась очень удачно – в солнечные дни в квартире сыщика всегда было светло. Вот и сейчас закатные лучи солнца путались в занавесках, придавая холостому жилищу уюта и тепла.

– Что ж мне еще делать в выходной день? – Усмехнулся Гнездилов и сменил тему. – Как вчерашняя поездка в ведомство? Удалось сделать запрос?

– Да, – нарочито бодро ответил Николай. – Теперь ответа ожидать. Думаю, старшего графа Терепова скоро отыщут. Как только станет известен его точный адрес, обязательно отправлюсь туда с визитом.

Гнездилов только кивнул согласно. Затея сия казалась ему бессмысленной. Особенно после письма Аннет, которому, Гнездилов уже и не знал, верить или нет? Весь вчерашний день он раздумывал над посланием, но никак не мог поверить в то, что сообщалось в нем. Была у сыщика мысль показать Николаю это письмо, чтобы он не питал иллюзий относительно поисков, но что-то его останавливало.

– Ты все же решился оставить службу, друг мой?

– Да, это уже совершенно решено, Александр Сергеевич. Осталось сообщить отцу и написать рапорт. Но я знаю, как к моему решению отнесется батюшка, – Николай усмехнулся, – поэтому сначала я отыщу, где укрылась Аннет, а потом пойду к нему с повинной. Ежели он даст свое благословение, то обвенчаемся и уедем в расположение. Ну, а коли не даст, так и просить благословения не стану. Грустно это, конечно, mon ami, но ничего не попишешь.

Золотистый луч пощекотал Николя кончик носа и он, щурясь, поспешил отойти от окна в глубь комнаты.

– Ну, и как ты решил провести воскресный вечер? Неужто так и будешь сидеть в халате, да перекладывать свои бумаги словно престарелая компаньонка карты в пасьянсе? – Подмигнул Ильинский. – Или составишь мне компанию в ресторации?

Гнездилов призадумался. Нянчить Николая он не нанимался, конечно, но зная его характер, боялся, что тот опять загуляет. А нынешние обстоятельства очень тому благоволили.

– Составлю, пожалуй. – Вздохнул Гнездилов и отправился одеваться.

Глава 9. Перестук колес, тоска и неожиданные чувства

Санкт-Петербург, наши дни

До отправления Сапсана оставалось буквально несколько минут. Голос в радиорубке уже сообщил о том, что посадка заканчивается и пассажирам надлежит занять свои места. Через силу Аня поплелась к своему вагону.

Провожать ее не поехал никто. Аська порывалась отправиться на Московский вокзал вместе с Аней, но девушка была непреклонна. Она итак уезжала из Петербурга с тяжелым сердцем, а сопровождай ее розоволосая, они обязательно бы развели сырость на перроне. Поэтому тепло попрощавшись с Тереповыми, Аня вызвала такси и отправилась на вокзал.

Порфирий Георгиевич отдал ей бумажку с адресом приходской церкви в бывшем имении Тереповых. Туда Ане следовало съездить и попросить осмотреть метрические книги. Договорились, что, если девушка узнает что-то о своем происхождении, она обязательно должна сообщить об этом концертмейстеру.

В отличие от вчерашнего дня, ясного и солнечного, в день отъезда в Северной столице стояла промозглая и серая погода. Низкие тучи, казалось, цеплялись за крыши. В воздухе все настойчивее чувствовалась зима. Ожидали первого снега.

Выбравшись из теплого автомобиля, Аня распрощалась с таксистом и оказалась на пятачке у торгового центра «Галерея». Здесь как всегда было многолюдно, сновали туда-сюда пассажиры, у здания вокзала уличные музыканты играли какую-то песню. Сквозь шум и гомон Аня разобрала слова, которые точно попали в ее настроение, так, что защипало в глазах.

«Ты не здесь…

Мне кажется, продолжения нет.

И в моей душе цветы осыпаются,

Мечты забываются.

Я знаю, что навсегда уже…

Остался белым снегом на моей руке,

Каплей света, шёпотом нежным в груди.

Не уходи. Я же слышу, что любовь

Твоя ещё дышит, – ты не обманешь себя.

Знаю, знаю, что любишь меня, ты меня.

Дай мне шанс забыть тебя.

Стань невидимым, забери мечты

И воспоминания. Они без твоей любви

Всю душу лишь мне изранили…» *

Проклятая сентиментальность, которая стала неотъемлемой ее частью в последний месяц. Аня помотала головой, глубоко вдохнула. Отставить слезы и грусть, пора ехать! Наверное, она выдохнет только, когда отъедет от этого невероятно прекрасного города подальше. В Москву! В Москву срочно! Аня поправила свой рюкзачок и направилась ко входу в вокзал.

Усевшись в поезд, Аня порадовалась, что ехать ей не десять часов, а всего четыре. Все-таки Сапсан – это лучший вариант добраться из Москвы в Питер по железной дороге.

Состав плавно тронулся, перрон качнулся и проехал мимо окна. Вот и всё, думала Аня. Закончилась эта поездка – самое удивительное путешествие в жизни. Надо было что-то решать с работой. Вряд ли отсутствие в офисе целый месяц понравится начальству. Ане бы тоже не пришлось по душе, если бы сотрудники вот так пропадали. На крайний случай она решила уйти, уехать в крохотный городок детства. Там и выспросить у матери подробности их жизни с папкой, а ещё выяснить, как он пропал, и попытаться понять, имеют ли они отношение к роду Тереповых.

За окном мелькали хмурые серые здания, улицы, одетые в гранит и асфальт. Где-то позади остался Обводный канал. Низкое небо нависло, казалось, над самим поездом. Интересно, а какая сегодня погода на той стороне? Снег там выпал гораздо раньше, чем здесь. Аня некстати вспомнила прогулку вместе с Натали и Сашенькой по первому снегу, сумасшедшую игру в снежки в сквере у памятника Петру. Какое выражение лица было у Николая, когда брошенный Аней снежок прилетел ему прямо в лоб. Как он целовал её потом на виду у зевак легко и нежно, едва касаясь губ. Аня с трудом проглотила комок, возникший в горле. Отвернулась к окну, пальцем провела по стеклу, очерчивая какие-то одной ей видимые узоры.

– Сударыня, я вас не побеспокою? – Спросил импозантный мужчина лет сорока, останавливаясь у соседнего кресла. – Можно присесть? Представляете, перепутал вагон.

Аня дернулась от такого обращения, но тут же взяла себя в руки. Убрала свой рюкзачок с соседнего сиденья и кивнула, мол, присаживайтесь. На безымянном пальце мужчины блеснуло обручальное кольцо. Хороший парфюм и отлично пошитый костюм дополнили картину.

– С вами всё в порядке? – Участливо спросил сосед, разглядев застывшие слезы в ее глазах.

– Да, конечно. Не стоит волноваться. Просто немного грустно. – Заверила девушка.

Уже посторонние замечают, что она сидит, готовая зарыдать в любой момент.

– С Питером всегда так. Он забирает сердце, заставляя возвращаться вновь и вновь. – Неожиданно философски изрёк спутник. Аня не нашлась, что сказать. Кивнула и отвернулась к окну.

Наушники в уши, музыку громче, а ещё лучше уснуть и проснуться уже в Москве, а своей новой прежней жизни, где она была свободной как вольный ветер, где мечтала обрести настоящую любовь. Столько всего произошло за это время, что Аня вдруг ощутила, что за этот месяц она стала старше. Прикрыла глаза, растворяясь в музыке. Ничего, перемелется, мука будет. Так отец говорил, когда она огорчалась по разным подростковым поводам. Всё проходит и забывается. И Николая она тоже забудет, должна забыть!

***

Цыган проснулся в маленькой комнатке большой, на множество жильцов коммунальной квартиры на Петроградской стороне. Где бы не приходилось ему жить в настоящем или прошлом, он всегда довольствовался малым. Главным была его цель, а все эти мелочи вроде квартир и машин – совершенная чушь. Так он думал, когда снимал комнату в этой коммуналке. Мог позволить себе большее, но к чему? Надолго он нигде не задерживался, вся жизнь его напоминала гонку. Но сегодня, наверное, впервые за много лет спешить было некуда. То, к чему он стремился долгие годы, лежало сейчас на столе в коробке из-под монпансье. Думая об этом, он даже смутился. Куда теперь бежать? Кого ловить? Какие планы строить?

Перстень у него, и можно уничтожить его или же переместиться в прошлое и зажить там своей жизнью, которую давно уже он подчинил постоянным поискам. В этом был смысл его жизни – вернуть кольцо и отомстить проклятому концертмейстеру.

Весь парадокс заключался в том, что теперь, после обретения перстня смысл этот он потерял. Больше не нужно было догонять и вынюхивать, строить планы, как найти и заполучить бесценный артефакт, который вечно ускользал из-под носа. Чем теперь заниматься?

В прошлом ему не было места. Зная, чем все закончится через пяток лет, Цыган был бы сумасшедшим, если бы решился остаться в Российской Империи накануне Первой Мировой, Революции и Гражданской войны. Да и будущий Советский Союз был для него не лучшим вариантом.

Остаться здесь? Можно и остаться, только и это невообразимо скучно. Конечно, что будет дальше в современной России, он не знал – кольцо перемещало строго на 110 лет, часы же доживали свой век и была опасность застрять не в самом лучшем времени. Трещина на стекле стала глубокой, расползлась паутинкой по циферблату. Но дело было даже не в этом. Цыган устал. Как псих-одиночка он рыскал по следу Терепова столько лет, а теперь, получив заветный перстень, не понимал, что ж ему делать дальше. Все теряло смысл и меркло.

Кроме, разве что вчерашнего дня. Невероятный закат, крыша, сладкий чай в термосе и эта вздорная и притягательная девчонка с мелодичным именем Аня заставили его на миг ощутить острую пустоту от того, что жизнь его была лишена все эти годы любви, близких друзей, семьи.

Отца застрелили при попытке к бегству по пути на каторгу, бабка ненадолго пережила его. Оставалась множественная родня, да где она? Скитается по свету, как любой цыганский табор. Столько лет уж миновало, как в последний раз он, Андрейка, ныне для всех малознакомых Цыган, видел сородичей. Затерялся путь кибиток среди степей и равнин, иные из табора осели в дальних землях. Многих из тех сверстников, с кем воровал он по деревням и городским ярмаркам, с кем жег костры по ночам, с кем пел цыганские песни, уж сгинули. Оставалась еще сестрица, но думать о ней Андрей не хотел – предателей вычеркивают из жизни, словно их и не было никогда.

Это он все молод на лицо, хотя сам Андрей давно уж не юнец. Месть и обида перемешала все карты его жизненной колоды, переставила их местами. Судьба-злодейка помотала его по мирам, забрасывая то вперед, то назад. Время для Андрея остановилось. Лет десять назад заметил он, что внешность его не меняется. Он не старел, словно застрял в одном возрасте, и в зеркало на него смотрел человек с виду чуть за тридцать. Но душа его была стара. И хотелось ей как любой пожившей душе покоя, тепла и заботы. Но кто даст тебе тепло, ежели всю свою жизнь ты как пес безродный шатаешься по горам и долам? А может, есть еще шанс? Есть еще право на счастье? Или слишком нагрешил, не гнушаясь ради цели ни убийством, ни грабежом?

Андрей тяжело вздохнул и потянулся за мобильником. Погруженный в свои мысли, сам не заметил, как зашел в галерею с фото. С прямоугольного экрана на него смотрела задумчивая девушка в лучах багряного заката. Щелкнул вчера незаметно, пока Аня пила горячий чай. Столько раз он сталкивался с ней и каждый раз эта девчонка удивляла его своим характером, бесстрашием, вздорностью и упрямством. Ни разу она не сдалась, ни разу не испугалась или могла не подавать виду, что страшно.

Яркая, словно вспышка, волна тепла всколыхнулась в душе. Именно это странное чувство заставило его предложить ей сделку. Сам разозлился на себя за эти тревожные ощущения, но если раньше он мог переключить свое внимание на цель, то сейчас даже ухватиться было не за что.

Он помедлил, борясь с самим собой, а потом зашел в мессенджер и написал «Счастливого пути». Поскорее нажал на значок самолетика, чтобы не раздумывать, не засомневаться, не грызть себя потом. Телефон послушался и мгновенно отправил весточку. «Ну и дурак ты, Андрейко», твердил разум. А на душе впервые за столько лет стало тепло – от волнения, предвкушения и ожидания ответа. Прошла бесконечно длинная минута, другая, а потом только что погасший экран осветился уведомлением. «Спасибо, а тебе хорошего дня. И чай лучше пить без сахара)))», поведал аппарат. Андрей улыбнулся. Он раздумывал над сообщением, когда вдруг поймал себя на мысли, что у него есть примерно месяц жизни здесь, пока в следующее полнолуние можно будет уйти через кольцо в прошлое. Целый месяц! Кажется, еще никогда он не радовался, что остался где-то на целый месяц.

*Гузель Хасанова – «История любви»

Глава 10. Невыносимые будни и миражи

Потянулись невыносимые будни. И вроде бы дни были заполнены под завязку событиями и делами, но неотступно за Аней следовали мысли. Только отвлечешься, только сядешь в метро, только запустишь ставший невероятно тоскливым плейлист, как мысли наваливались, заполняя собой ее всю, не давая выдохнуть, не позволяя просто жить. Не жизнь, а мучение.

Удивительным образом для Ани ее выходка с исчезновением на целый месяц закончилась благополучно. Начальник, лысоватый и грузный, но добрый Максим Витальевич недоуменно посмотрел на нее, но выслушав пространное объяснение, что она перегорела и потеряла ориентиры в жизни, он благосклонно закрыл глаза на выкрутасы Ани, оформив отсутствие днями без сохранения заработной платы. Все-таки она была неплохим менеджером и терять сотрудника ему не хотелось. Нового еще найти надо.

– В следующем месяце план больше будет.

Аня кивнула. Кто знает, будет ли она работать здесь через месяц?

***

Ася вертела в руках кольцо. Все-таки оно было волшебное – манило, завлекало, как-то кольцо всевластия из известного фильма. Совесть ее грызла, конечно, но лишь отчасти. Аргументировала тем, что Аня все равно уехала, а Цыгану так и надо. Наверное, он поймет, что его перстень – подделка, но Ася легко его отдаст, только выручит Ивана. Он так и не объявился, и Ася была на сто процентов уверена в том, что он остался в прошлом. Зная упрямый характер Ивана, девушка решила сама с ним поговорить. А без кольца она никогда не могла бы этого сделать. ТО, что своим обманом она подставляет Аню, розоволосая племянница Порфирия Георгиевича предпочитала не думать. Она успеет. Она просто вернется в 1912 год и поговорит с Ванькой, убедит его убираться оттуда навсегда.

Нужно было что-то решать с дядей. За последний месяц Порфирий Георгиевич заметно сдал. Оно и немудрено, столько сил душевных он потратил на сохранение особняка, буквально жил этим последние несколько лет. Сейчас же, добившись отсрочки, из него словно выпустили воздух, совсем как из воздушного шарика. Асе еще предстояло поговорить с дядей о том, где он решил остаться. Возвращаться в прошлое было опасным. Даже если Гнездилов и прекратит их преследовать, впереди не самые приятные события истории. Но и здесь дядя чувствовал себя неуютно. Девушка видела, как даже походка менялась у концертмейстера, как только он выходил из дворницкой на Пятой Рождественской. Там он был дома. Надо ехать к папеньке, решила Ася. Он уж точно или придумает, как быть, или уговорит брата. Путешествие на той стороне было проблематичным, ибо переходить во времени можно всего один-два дня, а дорога из Петербурга до уездного городка в Орловской губернии займет несколько дней. Но с другой стороны можно поехать и на месяц. Там как раз Рождество, подумала Ася. Как давно она не была дома на праздники. Отец ее ждет. Надо уговорить дядюшку на путешествие. Вряд ли кто-то надумает искать их в провинции. Правда, дядя еще не знает, что Ася выкрала кольцо. Ох, и рассердится же он! Но дело уже сделано, назад дороги нет. Определившись с планом, она словно выдохнула. Наконец-то, появилась какая-то ясность.

***

С возвращения Ани прошло уже больше двух недель. Москва готовилась к праздникам. Префектуры наряжали ёлки, украшали фигурами и инсталляциями районы и площади. Повсюду огни и праздничная иллюминация, везде счастье, звонкий смех и ожидание чуда. В воздухе пахнет пряностями и корицей.

Ане же было тошно. Каждый новый день словно копия предыдущего. Сегодня такое же безрадостное, унылое и серое, как вчера и как завтра. Работу выполняла машинально, поездки домой на автопилоте – музыка в уши или книга, которую она так и не дочитала, каждый раз усилием воли заставляя себя вникать в смысл написанного. И не могла. Мысли тут же убегали далеко, путались, воспоминания накрывали с головой. Аня не понимала, что происходит с ней.

По ночам ей снился один и тот же сон без начала и конца. Она плещется в какой-то субстанции, как в болоте, вязком киселе, но не может выйти из него. Дышать всё труднее, звуки всё более приглушенные. Люди ходят мимо неё и не замечают, что она попала в трясину. А на ногах будто по пудовой гире, что даже шага не сделать. Аня пытается кричать, но крик её безмолвный и оттого ещё более страшный.

А потом появляется Николай, она узнает его по бездонным синим глазам. Девушка хватается за него, чтобы спастись, вырваться из цепкой, вязкой субстанции. Николай целует её в нос, совсем как тогда у Медного всадника, обнимает и Ане становится так спокойно, словно не было никакой трясины. Дышать легче, ей так спокойно в руках любимого. Николай улыбается ей так, что сердце выпрыгивает из груди от счастья. Он обнимает её так явственно, что, проснувшись впервые после этого видения, Аня почти физически ощущала, что он был с ней. Запах табака еще щекотал нос, а в воздухе витал одной ей знакомый запах его кожи. Но в пустой съемной квартире в панельке на окраине она была одна, и оглушающая тишина навалилась на неё, как только неугомонное сердце перестало бешено рваться в груди.

Так и до «дурки» недалеко, думала Аня, проснувшись после очередного такого сна. И безумно жалела, что отдала перстень Цыгану. Будь кольцо у нее, она бы плюнула на все условности и вернулась бы в прошлое. И пусть на роль любовницы, содержанки, гувернантки Сашеньки, кого угодно – всё это не имело для Ани теперь ни малейшего значения. Но перстня не было и мечтать о возвращении даже смысла не было.

Аня всё думала, что сделал с кольцом Цыган? Уничтожил? А может, чахнет над ним, как Кощей над своим златом? Да и какая по сути разница? Перстня нет и точка. Зато есть воспоминания, выворачивающие душу наизнанку, запахи, грустные песни.

Несколько раз она порывалась почитать об Ильинских в интернете. Как сложилась их судьба? Что стало с ними в горниле Революции? Прикинув, в каком году Николай родился, Аня ввела данные в поисковую строку и браузер выдал кучу всяческой информации. В основном ссылки были на старшего графа Ильинского. В самом низу первой страницы Аня увидела выдержки из какой-то статьи. С огромным волнением она успела прочесть: «Николай Павлович Ильинский, граф, родился в 1883 году в г. Санкт-Петербург, Российская Империя, служил при канцелярии Сыскной полиции, в 52 драгунском Нежинском полку, в 1913 году женился…».

Дальше статья обрывалась и нужно было перейти по ссылке, чтобы прочитать продолжение, но Аня не смогла. Дыхания не хватило, руки задрожали, ладошки вспотели. Девушка щелкнула по крестику в верхнем правом углу, и поисковик закрылся. Больше она не рискнула искать. Иначе совсем с ума сойдёт.

Но кроме снов и навязчивых мыслей, преследующих Аню, с нею приключилась совсем уж странная история. В тот день она ушла с работы пораньше под предлогом внешней встречи. До Нового года оставалось всего ничего, работать совершенно не хотелось. Аня выбралась из своего безликого стеклянного офиса и поехала в центр. Вышла из подземки на Павелецкой и пошла по Садовому пешком куда глаза глядят. Её охватило дикое желание бросить всё и купить билет в Питер. Тем более Андрей настойчиво звал, грозясь приехать в Москву и увезти её насильно. Аня смеялась его угрозам, поддразнивала своего нового знакомого и читала ему лекции о вреде сахара.