В разгар работы дверь в мастерскую неожиданно открылась и вошёл Эдичка. Все уставились на него в ожидании. Он подошёл к коллегам, оценил обстановку, несмотря на всё ещё болезненное состояние, и, поджав губы, кивнул одобрительно головой.
– Молодцы. – не обратив внимания на постороннего Юру, он уставился на Галию. – Мне надо с тобой поговорить. – заявил он и потащил её за руку к выходу из мастерской.
Василий Иннокентьевич, нахмурившись, направился следом за ними.
– Галия! – развернулся к ней лицом Эдуард, как только они оказались в коридоре, и схватил её за вторую руку. – Я тебя люблю! Зачем ты вышла замуж?! Разводись! Выходи за меня!
– Эдик, Эдик! – появился откуда-то Василий Иннокентьевич. – Ты ещё не в себе. Оставь девушку в покое. – он переключил внимание Эдуарда на себя и подтолкнул Галию к двери в мастерскую, загородив ее собой. – Иди домой. Отлежись ещё. Что ты пришёл?
Галия прошмыгнула вовнутрь. Праздничное настроение разом куда-то улетучилось.
– Что там такое? – подошёл к ней Юра, вытирая руки. – Что ему надо?
– Зачем, говорит, ты замуж вышла? – ошарашенно повторила Галия.
– Ха! Во даёт! – воскликнул Юра. – Выкинь из головы. Пошли работать.
Выкинь из головы. Легко сказать! А Галия поняла, что с этого момента она начала бояться Эдичку. Она не сможет больше спокойно находиться с ним наедине в этой мастерской. А жаль.
Может, всё ещё успокоится, когда он выйдет на работу? Хотелось бы верить…
* * *Лекция на консервной фабрике прошла великолепно. Тема «Эффективность советского производства». Я просто рассказал работникам, что вхожу в группу «Комсомольского прожектора» и бываю на разных предприятиях. Привёл им пару примеров: пищекомбинат, на котором газировку разливали, как пример предприятия плохого, которое после нашего визита было закрыто, и мебельную фабрику, на которой были в последний раз, как предприятие образцовое. Ну да, если даже кто мне не поверит, что оно именно такое, и сунется туда проверять, найдется человек, который мои слова так подтвердит, что мало не покажется.
Простым языком объяснил им, что такое хозрасчёт, рентабельность производства. Прибыль предприятия. И плавно подвёл их к тому, что каждый из них заинтересован в увеличении прибыли. Это и новое оборудование, и улучшение условий труда. Это повышение производительности и качества. Это повышение зарплат. Это бесплатный комплексный обед в столовой, это дополнительные отпуска матерям и бабушкам на первое сентября по колдоговору и многое другое. Призвал рабочих активнее участвовать в жизни родного предприятия, не допускать небрежного отношения к материальным ценностям и халатного отношения к своим трудовым обязанностям.
После лекции меня отвёл в сторонку профорг, который меня и встречал перед лекцией.
– Эх, не знали мы, что такая лекция интересная будет. – с сожалением проговорил он. – Я бы директора позвал. Они с главным инженером не ходят на такие мероприятия. А тут… – он восторженно развёл руками. – Пропаганда должна использовать новые идеи, чтобы быть эффективной. – доверительно начал он. – Мы уже давно подумывали, что слова и идеи надо более доходчивые искать. Спасибо вам! На хорошие мысли натолкнули.
Он отвёл меня в профком и попросил вкратце накидать для него основные тезисы моей сегодняшней лекции. Предварительно отправив свою помощницу куда-то. Быстренько выполнил его просьбу и хотел рвануть домой, но меня не отпускали, пока не вернулась помощница с дарами. Вот оно что! Они не подготовились… Решили, что придёт очередной зануда, а тут рабочие не то, что не храпели, уснув под скучную лекцию, они вообще не спали, а слушали и задавали вопросы. Решили отблагодарить по-своему, всучив мне две прочно обвязанные шпагатом коробки.
Ох, а увесистые! До проходной одну из коробок профорг мне дотащил, а дальше сам. Это мне что, такси надо брать?..
Но как-то все же сумел допереть на общественном транспорте и пешком. Ободрил себя мыслью, что давно физкультурой, помимо пробежек поутру и отжиманий дома, не занимался, ну, не считая занятий в универе, так что «надо, Федя, надо!». Кстати говоря, пора начать заниматься физкультурой более системно. Секцию найти нужно – график мой более-менее устаканился, кроме лекций по «Знанию», так что теперь понятно, когда могу посещать занятия.
Затащил коробки домой, опустил на пол на кухне.
– Разбирай, – сказал жене и обессиленно плюхнулся на табурет. Тяжёлый день сегодня был. А ещё позаниматься надо хоть немного и с собакой погулять. – Как у вас дела на заводе?
– Игрушки ёлочные нужны. – ответила жена, ставя передо мной тарелку с жареной картошкой. – И мне кажется, в нашем почтовом ящике что-то лежит. Где ключ от него?
– Зачем вам игрушки? – не понял я. – На нарисованную ёлку повесить? С Тузиком гулять пойду, почту проверю.
– Хорошо. Игрушки нужны, как образец для нашей входной группы на фабрике. Срисовывать будем с них.
Давно уже хотелось мне съездить на старый наш район, в хозяйственный магазин наш сходить, детство вспомнить. В порядке ностальгического туризма. Жаль, нельзя рассказать Галие, чем мне тот район важен и тот магазинчик тоже. Надо, кстати, отмазку придумать, почему мы именно туда пойдем, а не в центр в один из крупных магазинов. С ее точки зрения логики в таком моем поступке точно нет. Я же не жил раньше в Москве по ее сведениям.
– Когда тебе надо? Может, съездим завтра после учёбы в один магазинчик? – предложил я. – Юрка справится без тебя?
– Справится. Я с ним передам, что за игрушками для работы поехала.
– И себе заодно купим. Да? Нам же тоже нужна будет ёлка.
Глава 4
Москва
После ужина взял собаку и ключи от почтового ящика и пошёл на улицу.
В ящике лежала записка: «вам телеграмма, дома не застала, приходите на почту или позвоните по телефону… почтальон».
Ну, могла бы в двери телеграмму воткнуть. Работает ещё, интересно, почта?
Набрал с автомата. Нет, конечно, никого там уже нет. Ладно, утром забегу на почту перед универом. Что уже случилось, блин?
Побегали с Тузиком по округе. Постарался выгулять его как следует, чтоб набегался и нарезвился. Может, к котейке будет поменьше приставать. Вроде потихоньку налаживаются у них отношения, но очень уж медленно. Пес все своим темпераментом портит, а кот характером склочным и чрезмерной пугливостью.
Интравертный котик нам достался. Будь его воля, целыми днями лежал бы, зашившись в какой-нибудь уголок и никто ему особо не нужен. Ага, размечтался. Не в этой квартире, и не с этим псом. Тузик со всей своей детской непосредственностью выковыривал котофея из любого закоулка с целью «поиграть», хватая при этом за то, что ближе, без каких-либо церемоний. Так что напряженное перемирие между животинками подвергалось серьезным угрозам по нескольку раз на дню.
Будь моя воля, давно бы Мурчик у бабушек жил. Но тогда очень уж напряженное перемирие настало бы не у кота с собакой, а у меня с молодой женой. Так что счет пока был в пользу кота. А мы с Тузиком нарезали круги по району. Нагулявшись, побежали домой.
Котёнка не видно и не слышно. Где он прячется?
– Мурчик, Мурчик! – стал звать я.
– Здесь он, – откликнулась из кухни жена.
Оказывается, с тех пор, как на кухне появилась мебель, котёнок стал прятаться на ней от собаки.
– Ну, хотя бы чувствует себя спокойно. – заметил я. – Вон, дремлет. А не в панике сидит, уши прижав.
– Конечно. Высоко сижу, далеко гляжу! Да, Мурчик? – ласково потрепала котёнка Галия. Тот проснулся и потянулся.
– В коробках, которые ты принес, оказались концентраты, – доложила Галия.
– Я на консервном заводе сегодня лекцию читал. Немудрено. А что за концентраты?
– Кисель клубничный, кисель вишнёвый, супов всяких разных в пакетиках, каша перловая в банках, каша рисовая, каша гречневая… – выкладывала Галия на стол брикеты, пакеты и консервные банки. – А это что такое? Каша что ли, какая-то?.. – она показала мне брикет, похожий на брикет киселя.
– Ну, там же написано, как это готовить? – спросил я. – Давай, попробуем сначала, что это такое и можно ли это есть. Потом уже решим, надо ли этим делиться с кем-то…
– О, смотри, суп с белыми грибами. – потрясла Галия пакетом.
– Здорово, это может быть ценной вещью! Ну, хорошо, что это всё сухое и не портится, а то холодильника пока нет.
– Давай может, пока зима, тумбочку какую-нибудь старую на балкон поставим, вот и будет холодильник.
– Ага, заледеневшее молоко в кофе как наливать? – отмахнулся я. – Нет. Надо думать о нормальном холодильнике.
Эх, тяжко быть студентом! Даже в очередь не стать на предприятии, как все, кто на них работают, делают. Нет очередей на холодильники для студентов в СССР. Видимо, власти считают, что мы все по съёмным углам и общагам должны мыкаться, а не холодильниками в своих квартирах разживаться. Но это я так, привычно ворчу, придумаю я, как добыть холодильник без всякой собственной очереди. Есть уже идеи на этот счет…
Договорились во время завтрака с Галиёй встретиться после пар на метро Октябрьской в центре платформы. Если кто-то из нас припоздает, то не надо будет на холоде ждать.
По дороге к метро вспомнил, что на почту еще нужно зайти. Пришлось сделать небольшой крюк. Телеграмма была от Петра. Приедет в субботу, если не будет задержки с отправкой контейнера. Коротко и ясно. И куча «тчк», улыбнуло. Значит, в субботу.
После пар понёсся на встречу с женой, предвкушая поездку в свой старый район, представил предновогоднюю атмосферу своего детства. Как удачно совпала необходимость прикупить для нее ёлочных игрушек по работе с моей резко обострившейся ностальгией по родным местам!
Повёз Галию на Каширскую. Потом ехали на автобусе. Я не очень помню этот район деревянным, мне было лет шесть или семь, когда здесь всё начали сносить. Вернее, начнут… Года до семьдесят седьмого здесь снесут все деревни и построят целые кварталы девяти и двенадцатиэтажных домов. Устроят району транспортный коллапс… А, кстати, как так получилось, что родители в этом же районе такую крохотную квартиру получили после сноса нашего деревянного дома? В семье я уже есть, сестра уже есть, брат только еще не родился… Почему им всего лишь однушку дали? В детстве об этом не думал, понятное дело. А сейчас интересно.
Мы пришли в магазин хозтоваров. Он уже был украшен, так, как я и запомнил на всю жизнь, многочисленные кусочки ваты на ниточках свисали с потолка. Стал искать глазами прилавки с игрушками. Да. Уже выложили. Метнулись вдвоём с женой туда. Галия принялась рассматривать их, брала понравившиеся из наваленных целыми горками куч и подавала мне. Она, как ребёнок, металась вдоль прилавка и хватала всё подряд, да ещё и в двух экземплярах.
– На работу и домой! – возбуждённо выбирая разноцветные шары, объясняла она. – Дома же вообще ни одной игрушечки нет.
– Как же вы так живёте? – услышав Галию, спросила рядом стоящая тётка с сумками в обеих руках.
– Молодожёны. – быстро пояснил я. – У нас ещё вообще ничего нет, кроме щенка и котёнка.
– Чего это, ничего нет?! – возмутилась жена. – У нас уже кухня есть. Вот ёлку купим, игрушками нарядим.
– Ага. Где-то я это уже слышала! – рассмеялась тётка. – Ёлка… Котёнок со щенком…
– Пришли ребята вскоре, а ёлка на полу. – услышали мы рядом детский голосок. – Немало было горя котёнку и щенку.
Я не верил своим ушам. Мы учили в первом классе эту песенку…
– Их так нахлопали, их так нашлёпали, – продолжал тихонько, себе под нос, петь мальчишка.
– Что было очень стыдно котёнку и щенку. – допел я.
– Вы тоже знаете эту песню? – с детским наивным удивлением взглянул на меня мальчишка.
– Привет. – присел я перед пацаном. – Как тебя зовут?
– Паша.
– О! И меня тоже.
Галия заинтересовалась нашим разговором.
– Тоже игрушки выбираешь? – спросила мальчика она.
– Нет. Я только посмотреть.
– Хочу сделать тебе подарок, Паша. – сказал я. – Выбери себе три игрушки.
– Правда? – глазёнки у него загорелись.
– Да что вы, чужому мальчишке будете игрушки покупать? – с сомнением глядя на нас, спросила покупательница.
– Он не чужой, он тёзка. – ответил я. – Знаешь, кто такой тёзка? – спросил мальчишку. Он пожал плечами, немного испуганно поглядывая на тётку. – Мы оба Паши, значит, тёзки, это те, кого зовут одинаково. Понял? – он кивнул. – Выбирай игрушки.
Мальчик выбрал гриб и зайца на прищепках и большой шар с рельефными изображениями по бокам.
Я расплатился за все игрушки. Галия руководила, что с чем вместе упаковывать.
Мы вышли втроём из магазина. Пашка бережно нёс свой свёрток. Поздравив его с приближающимися праздниками, пошли домой. Настроение было просто изумительное. Галия шла очень задумчивая, но довольная. Внезапно пошел снег и в воздухе затанцевали тысячи снежинок.
– Волшебный вечер просто! – прошептала Галия, глядя вокруг полными восторга глазами.
Да, точно, волшебный…
– Давай, на завод заедем. – попросила радостная жена. – Посмотрим, как там дела и игрушки оставим, чтобы мне их в институт завтра не тащить.
– Конечно, давай, заедем. – согласился я.
У второй проходной завода, через которую мы всегда ходили, что-то происходило. Ворота настежь, на территорию проехала скорая. Внутри мы увидели милицию и толпу народа на улице. Никогда такого не было. Обычно все по рабочим местам сидят. Начало темнеть. Что происходит, было не разобрать. Мы с женой, не сговариваясь, перешли на бег.
– Смотри! Это же у нас! – воскликнула Галия.
– В смысле, у вас?
– Корпус наш.
Мы подбежали к толпе.
– Что случилось? – спросил я.
– Да вон, товарищ прыгнуть грозится, – усмехнувшись, сказал работяга в телогрейке и достал пачку папирос. – Говорят, жена от него ушла…
– Ну ушла и ушла. – пробормотал я, вглядываясь вверх и пытаясь понять, на каком хоть этаже прыгун. – Баба с возу – кобыле легче.
Работяга одобрительно хмыкнул, а мне ощутимо прилетело в бок. Оглянувшись, увидел строгое лицо жены.
– Милая, я пошутил! – улыбнулся я.
– А что ты шутишь, когда у человека трагедия? – спросила меня жена строго.
– Извини, люди по-разному реагируют на такие вещи, – повинился я, – врачи вон, даже шутят в морге вовсю. Стресс так снимают. Вот я и попытался сгладить для себя остроту ситуации…
– Га-алечк-ааа! – вдруг раздался сверху душераздирающий вой.
Мы с женой застыли, уставившись друг на друга, потрясённые догадкой.
– Эдичка… – прошептала жена. – Он меня вчера замуж звал…
– Чего?!
– Ну да. Иннокентич решил, что он ещё в себя не пришёл после запоя. Домой вроде его отправил.
– Видимо, не дошёл до дома, или решил вернуться, – пробормотал я.
Мастерская находилась на втором этаже. Вроде как и невысоко. Но потолки в корпусе пять или шесть метров. Второй этаж, как обычный третий. Хотя, сколько я ни всматривался сквозь сумерки, ни одного открытого окна во всём корпусе не увидел.
Оглядевшись по сторонам, подошёл к скучающему милиционеру возле милицейского УАЗика.
– Слушай, командир. – обратился я к нему. – Что тут творится? Где этот прыгун?
– На крыше. – ответил тот.
Блин! Три этажа по пять-шесть метров, это все пять обычных. Хана будет Эдичке, если сдуру спрыгнет. Вот же дурной на голову художник… Ну пьешь ты себе, так пей спокойно, зачем же фантазировать так ярко по поводу чужой жены…
– Это он мою жену зовёт. Придумал по пьяни себе не пойми чего, – показал я милиционеру в сторону Галии. – Кто там сейчас наверху с этим придурком? Может, если он её увидит, то спустится?
Страж порядка сразу подобрался, закрылся в машине и давай по рации со своими говорить. Затем выскочил из машины и бегом ко мне.
– Давайте, поднимайтесь туда! – велел он нам.
Мы поспешили к подъезду. Навстречу нам выбежал ещё один милиционер и повёл нас по лестнице на крышу. Под открытым люком в потолке на последнем этаже стояли Юрка Бахтин, сотрудники Эдички и старый художник. Им не разрешали подняться. Милиционер, нас сопровождавший, велел нам тоже остаться, а сам поднялся по металлической лестнице на крышу.
– Тут такое! – кинулся к нам Юрка. – Похоже, этот Эдичка белочку словил!
Мы с ним поздоровались.
– Всё может быть. Слишком резко из запоя вышел… – задумчиво подтвердил Василий Иннокентьевич и тоже протянул мне руку.
– Меры некоторые не знают. Вот надо, как я. – протянул мне руку ещё один сотрудник мастерской. – По чуть-чуть, но ежедневно.
– Скажешь тоже, Петрович. – отмахнулся от него старый.
– Да не переживайте так, – сказал я ему, видя, как он нервничает. – Там уже скорая приехала. Сейчас его увезут, прокапают, закодируют. Как новенький будет.
– В психушку его упекут после такого… – обречённо сказал дед. – А потом уволят. Устроил тут!.. Не мог по-тихому, как всегда. Все же всё понимают, глаза закрывают. Но сейчас!.. – он с досадой махнул рукой.
За своего печётся… И ведь верно, это же СССР. Власти терпеть не могут вот таких вот попыток самоубийств в общественных местах. Обследование в психушке – самое мягкое, что ждет Эдичку, если удастся его сейчас удержать от прыжка. А как бы вообще не законопатили на несколько лет… Ой, дуралей!
Тут в люке наверху показалась голова в милицейской шапке.
– Подымайтесь! – крикнул он, глядя на меня с Галией.
Поддерживая жену, я поднялся за ней на крышу. Там было полно народа. Два врача. Двое в гражданке, видимо, начальство заводское, четыре милиционера в форме. Мы с женой. И, собственно, Эдичка. Он сидел на бетонном бортике, окаймляющем всю крышу. Толщиной он максимум кирпича два. Эдичка сидел боком, и, хотя обе его ноги были на стороне крыши, ему достаточно было просто откинуться назад, и он полетел бы вниз головой. Он сидел, наклонившись вперёд и смотрел перед собой.
В темноте мне показалось было, что он спит, но вдруг он резко поднял голову к небу и опять раздался душераздирающий вой:
– Га-алечк-ааа!
Галия испуганно оглянулась на меня. Тут нас заметили.
– Ваша задача отманить его от края крыши, – сказал, подойдя к нам, майор милиции. – Мы отойдём, а вы зовите его, – сказал он Галие.
Мы оставили её одну рядом с открытым люком, в котором засел один из милиционеров, готовый выскочить в любую минуту. Я зашёл за ближайшую вентиляционную будку.
Остальные тоже попрятались кто куда.
– Эдуард Владимирович! – прокричала Галия в темноту.
– Громче зовите! – услышал я откуда-то сверху. Оказалось, майор на мою будку залез и там залёг.
– Эдуард Владимирович! – прокричала ещё раз Галия.
Этот дятел услышал, но не понял в темноте, откуда донёсся голос.
Галия сделала шаг в его сторону.
– Стой! – крикнул я и выскочил за ней. Нервы сдали.
Вспомнил, как к Славке подбирался на обрыве. Встал в полный рост. Остановил Галию. И пошёл к этому придурку спокойно, не прячась. Пока он в темноте, да с пьяных глаз разобрал, кто к нему подходит, я уже тянул его на себя подальше от края.
Мужики налетели, скрутили этого барана. Галия в меня вцепилась, расплакалась.
– Всё, всё, всё. Не плачь, – поднялся я. – Где твои игрушки ёлочные?
Обнял её за плечи и повёл к люку. Там остались только коллеги Галии. Эдичку увели и все официальные лица спустились вместе с ним.
– Ты что такой грязный! – воскликнула ещё одна женщина из их коллектива, пока я спускался, поддерживая спускающуюся следом Галию.
Только оказавшись на освещённой лестничной площадке, мы с женой обратили внимание на моё пальто. Вывозился я на крыше знатно.
– Снимай, – велела коллега жены. – Сейчас растворителем почистим.
– Это бензином надо или керосином, – подсказал ей Петрович. – Иннокентич, где у тебя керосин?
– Пойдёмте к нам, – опомнился старый. – Что мы тут стоим.
Юрка протянул мне наши свёртки с игрушками, взял наши портфели и потащил вниз. Мы с женой, оказывается, на автомате у лестницы под люком всё побросали, когда нас наверх позвали. Хорошо, хоть это СССР – в девяностых кто-нибудь под шумок обязательно бы приделал ноги к нашему имуществу.
В мастерской Галия пришла в себя, поставила греться чай. Отвела меня руки помыть. Когда мы вернулись, нас уже ждал Михаил, помощник местного комсорга.
– Ну устроили вы тут сегодня! – воскликнул он, увидев нас и бросаясь нам навстречу. Впрочем, по его возбуждённому лицу и искрящимся любопытством глазам я понял, что он нас не ругать сюда пришёл.
– Так это не мы, – протянул я ему руку.
– Да знаю, знаю… – примирительно сказал Миша. – Рано или поздно этим бы закончилось. Да, Василий Иннокентьевич. Вы ещё в прошлый раз говорили, что он раз от раза тяжелее выходит. Вот и не вышел вообще. Что с ним теперь делать?
– Жаль дурака, – сказал старый. – Он талантливый. Может, дадут ему ещё шанс?
– Алкоголизм не лечится, народ, – сказал я. – Можно только взять и отказаться от алкоголя сознательно. Но это очень тяжело. Любой запретный плод, сами знаете, сладок. Он сам должен захотеть. А захочет он быстрее, когда последствия появятся. Надо было раньше его увольнять, быстрее опомнился бы.
– Или совсем бы скатился. – добавил Иннокентич.
– Так все равно ведь скатился, – ответил я. – Тут уж ничего не поделаешь. Он уже алкоголик. И это не ваша вина.
Мне показалось, что старый очень переживает за Эдичку. Слишком для обычного коллеги.
– Иннокентич когда-то руководил этим подразделением, Эдуард его ученик. – догадавшись о моих подозрениях, объяснил Михаил.
– Да, он как сын мне. – с чувством подтвердил старый.
Это серьёзно. За близкого человека всегда переживаешь, даже если этот дурень сам всё испортил. Всё, молчу.
Но Галию в этой богадельне не оставлю, если Эдичку не уволят. Кивком головы отозвал Михаила.
– Слушай, мне не хочется, чтобы жена работала в такой обстановке. – тихо сказал ему я. Помощник комсорга кивнул с сочувствием. – Если его не уволят, придётся уволиться ей. Хотя, ей здесь очень нравится.
– Сейчас ждем, что медики ещё скажут. Может, он и не вернётся. – похлопал меня по плечу помощник комсорга. – В любом случае, после таких выходок месяц, не меньше, его на бюллетене продержат и обследовать будут в психиатрии. Так что, прямо сейчас увольняться не надо.
– Хорошо. – чувствуя явное облегчение, ответил я.
– У тебя же есть мой телефон? – уточнил Михаил.
– Да.
– Позвони через месяц, уже понятно будет, увольняться ли ей. А пока не говори ничего. Она тут так сработалась со всеми. Какой макет представили! А ведь там полно ее работы, Иннокентич сказал, и Юру этого она тоже привела. Согласен же?
– Согласен. – улыбнулся я.
Мне сразу полегчало, что не надо прямо сейчас Галие всё бросать. Это старому Эдичку жалко, а остальные, как я посмотрю, не сильно из-за него переживают, улыбаются, вон, смеются. Похоже, достал он тут многих неслабо. Ладно, пусть Галия ещё поработает.
Да и мне приятно было, вот прямо гордился тем, как серьезно она за дело тут взялась. Сказал же ей прямым текстом, что это временная работа, и надрываться особо не надо, но нет, она так не умеет. Ценное качество в человеке, буду в ней такой настрой и в будущем поддерживать. Хуже нет, когда человек на работу ради денег ходит, никакого удовольствия от нее не получая. Каждый час за два идет… А если горишь работой, то можешь и не заметить, как рабочее время пролетело…
Ждал жену часа полтора, они всем отделом, не сговариваясь, остались работать, даже когда рабочее время вышло. Но мне же и лучше. Позанимался в спокойной обстановке, с чашкой чая в руках за столом, заставленным баранками всякими и пряниками. Чем ближе сессия, тем напряжённей становилась учёба. Мне, конечно, в «Комсомольском прожекторе», уверен, смогут помочь с зачётами и экзаменами, но это последнее дело с такими просьбами обращаться. Уроню свой авторитет только. Так что лучше погрызу гранит науки. Не хочу никому быть должным без сильной необходимости.
В какой-то миг, отвлекшись от учебников, взглянул в окно. На улице по-прежнему шел снег. Танцевали свой загадочный танец снежинки, вспыхивая в свете из окна огоньками. Снова вспомнился магазин из моего детства. Какое странное ощущение у меня осталось от его посещения. Вроде как в детстве своем побывал снова, словно чудо наяву увидел. С другой стороны, как будто со стороны на все смотрел, из другой жизни. Смотрел и не мог до конца понять, что чувствую. Пацан еще этот, Пашка…
Глава 5
Москва
На обратном пути домой вспомнил, что нас Маша пригласила на эти выходные в заказник. Передал приглашение жене. Она так обрадовалась, прямо запрыгала, стоя в метро.
А у нас же Пётр в субботу приезжает. Кто его встречать будет? И с собакой надо кому-то гулять два дня, пока мы не вернёмся. И кота кормить. Обзавелись питомцами, свободы действий резко поубавилось. Кого-то теперь надо просить пожить у нас на выходные.