Против Сентября
Эти события никак не связаны меж собой…
– …цель приезда?
– Туризм (спокойно, спокойно, спокойно).
– На сколько дней вы едете?
(Навсегда).
– На пять дней.
– Что-то мало…
(рушится мир)
– Ну… насколько денег хватило…
– Где гарантия, что вы вернетесь по истечению указанного срока?
– Ну… вот обратные билеты… и…
– Вашу руку, пожалуйста.
– Это что… ай-й-й-черр-р – р-рт…
– Все, все хорошо… ступайте… Приятных вам впечатлений… хорошей поездки…
Бежать. Бежать. Прямо здесь, прямо сейчас, вежливо раскланяться перед пограничниками, и на улицу, и такси, такси, как там по-ихнему, сколько стоит, не знаю, а вы мне на бумажке напишите, спасибо, спасибо, да-да, в столицу, скорее…
Бежать.
Бежать.
Навсегда.
Затеряться так, чтобы не найти самого себя.
…посмотреть на календарь.
Почему так сжимается сердце, почему так тревожно, почему хочется бежать назад, так бывало, когда школу прогуливал, и вроде сказал себе – не пойду, вот не пойду, и все тут, а все равно тянет что-то, надо, надо идти…
Нет.
Сжать кулаки, сказать себе – нет.
И еще раз – нет.
Кто-то из местных бормочет по-своему, да ты не боись, не будут искать…
…искать…
…вот теперь искать хоть какую-то работу, хоть собирать опавшие звезды, хоть чистить луну, хотя, говорят, там без страховки, без тросов, прямо вот так. Или замешивать тесто из лунной пыли. Или… да много есть всяких или, разберемся на месте, искать, искать…
Выйти на улицу, споткнуться на ровном месте, сказать спасибо фонарю, который подхватил под локоть, посмотреть на свои руки, почему они тают, почему, почему, почему перехватывает дыхание, почему я теряю самого себя, я не это имел в виду, когда говорил – хочу потеряться…
И эти события тоже никак не связаны…
Сегодня последний день – говорит Бетти.
Последний день, – вторят остальные.
Ждут сопровождающего.
Волнуются.
Сердятся.
Ну, еще бы, последний день, а он не идет.
Город окружает, город обступает со всех сторон, город, который еще недавно был таким желанным, таким бесценным, город, от которого теперь хочется бежать, бежать…
Появляется сопровождающий, бормочет какие-то извинения, люди сердятся, люди хлопают крыльям, кудах-тах-тах, мы из-за вас тут чуть не погибли…
…садятся в автобус.
Спешат.
Гид успокаивает, сегодня же вечером будем в Букбурге, все хорошо будет…
Едут.
Кто-то хватается за горло, кого-то одергивают, хорош придуриваться, ничего с тобой за пять минут не случится…
…или связаны?
Въезжают в Букбург.
Переводят дух, живы остались, живы…
– Ма, а ка-да домой…
– Да погоди ты со своим домой, ты посмотри, красотища какая, Букбург же!
– Ма, а да-мой?
– Да погоди ты про домой, вкусностей хочешь?
– Ма, а да-мой! Да-мой!
– Ну, пошли, пошли домой, горюшко ты мое…
– Ма, а не в гостинцы, а да-мой!
– Да не в гостинцы, а гостиница это называется, гос-ти-ни-ца! Вот это сегодня дом наш будет.
– Ма-а-а-а-а-а-а!
– Да что ты в самом-то деле, с ума меня сведешь!
– Ну что вы так на него… ну не понимает он…
– Да? Я вот тоже не понимаю, какого черта это всё! Я вот тоже на такое, блин, не подписывалась!
– Да успокойтесь вы, мы тут сами все на грани нервного срыва!
– А что поделать, попали так попали…
…эти события не могут быть связаны…
…или могут?
– Пропустите… пропустите их скорее!
– Да куда вне очереди-то?
– Да как вы не понимаете, туристы они, ту-рис-ты!
– Да здесь все туристы, что теперь, помирать всем?
– Да, вот так незадача… ну черт с вами проезжайте, что поделать-то…
– Да стойте, куда вы их, а если не туристы никакие?
– А тебе надо, чтобы они тут на границе кони двинули?
– К-какие кони?
– Да ну тебя нафиг…
Между этими событиями…
– Так он теперь в международном розыске?
– Ну, разумеется.
– Н-да-а, хотел с миграцией бороться, и чем кончилось…
– Да поговаривают, он и не с миграцией бороться хотел, а половину человечества уничтожить… не нравятся ему, видите ли, эти, которые не из наших краев…
– Да нет, тут, говорят, другое…
– Да говорят, поймали его уже…
– Да какое поймали, бежал, как пить дать, бежал!
– Да не было его вообще никогда!
…разное время, разные дни, разные места – ничего общего…
Он спешит, он торопится, он боится не успеть, он крутит педали своего байка, он видит стены города далеко впереди. В изнеможении останавливается, стучит в ворота, хмурый стражник отрицательно качает головой.
– Но вы поймите… я… турист…
– Ну, вы нас тоже поймите, у нас туристов за сегодня знаете, сколько было?
– Но…. Но не умирать же мне теперь!
– Ну, вы нас тоже поймите, городу-то нашему тоже не умирать!
– Да что вы… что вы… – турист пятится назад, – я же… я же ничего плохого… я же… что я вам там, стекла перебью, что ли, или сожгу там чего… да не террорист же я в самом-то деле…
– Да вы не понимаете, – отмахивается стражник, – город-то он тоже много туристов выдержать не может… тоже восстановиться надо…
– Ну что мы там, намусорим, что ли, мостовые истопчем…
– …да вы же его пожираете!
– А…
– …взглядами своими пожираете, обгладываете дочиста, так от города вообще ничего не останется!
Турист понимает, туриста прошибает холодный пот. Он уже понимает, что бесполезно просить, он все-таки просит – сам не знает, зачем, ну пожалуйста, ну я всего-то ненадолго, ну что тут с меня с одного будет, с одного-единственного…
Стражник вскидывает самострел.
Турист понимает.
Снова прыгает в седло байка, снова спешит…
…никакой связи…
– …как вам это удалось?
– Ч-что удалось?
– Вы заночевали в городе.
– А… разве это незаконно?
– Отчего же незаконно…
– За гостиницу я заплатил, могу чеки показать… Меня за что арестовали-то вообще?
– Да как вы не понимаете… где вы нашли город?
– Да ё-моё, разве я вспомню сейчас…
– А вы хоть понимаете, что там, где вы были, раньше не было никакого города?
– Ну… так нигде раньше не было никаких городов…
– Нет, вы не поняли… города не было, пока вы там не появились.
– Да ну?
– Ну, да… так как вы сделали… что появился город?
– Ну… да вы понимаете, я помирал совсем, помирал, ну4 что мне делать-то было? Ну что я, убил кого-то, что ли?
– Да нет… мы вас спрашиваем, КАК вы это сделали?
– Ну… знаете… жить захочешь, не так раскорячишься…
– А если вас еще раз в чистое поле выпустить, вы снова город сделаете?
– Ой, увольте…
– Ну, ведь сделаете же?
– А если не получится ничего, если сдохну там?
– Да получится.
– Нет… даже не просите. Категорически, еще не хватало…
…ничего общего между событиями…
– …ой, все-то вам объяснять надо… Машину ему выдайте, навигатор… и пусть едет… в чистом поле окажется, спохватится…
…совсем другие события…
…собираем ужин, несем гиду, еще волнуемся, понравится, или нет. Сегодня у нас новый гид, кто его знает, какой он будет, старый-то злой был, как черт, чуть что не по нему, давай орать, что насильно никого не держит…
Но этот-то вроде ничего. И города у него хорошие получаются, сказочные города, причудливые фантасмагории. Старики, правда, ворчат, что раньше-то лучше было, и спокойнее, и города были понятнее, и фонари на крыльях не летали, и дома не разговаривали, и улицы с места на место не бегали. А тут нате вам, то на деревьях луны вырастут, так мало того, что луны, так их еще и есть можно, как сыр. Или окорока на ветках вырастут, или еще что. Молодежь, ясное дело, радуется, ну еще бы, а вот старики они осторожничают…
…и это совсем другое событие, которое не относится к…
Гнать.
Во весь опор.
Спотыкаться.
Падать.
Снова гнать.
Снова падать.
Еще лелеять какую-то надежду вернуться назад, подобрать то, что осталось от байка – непонятно, зачем.
Спешить.
К городу.
«– Ма, а там город будет?
«– Будет… если захочешь…
Люди ждут.
Смотрят на часы.
Кто-то спрашивает, сколько времени осталось.
Гид отвечает – до полуночи.
На часах без четверти.
Жанна всхлипывает, Жанна смотрит в темноту ночи, куда уехал её сын. Снова бросается на гида с упреками, снова спешно доказывает, что зачем всех-то, зачем всех, куда, куда всех, тут один из десятерых вот такой, а остальных зачем в города гнать, на верную погибель, а?
Гид молчит.
Наконец, спокойно, нехотя бросает – каких всех, каких всех, то все, а то ваш Артур….
Артур останавливается на вершине холма.
Отсюда должен быть виден город.
Нет.
Не так.
Город должен быть прямо здесь.
Здесь.
Нестерпимый холодок побираются к пальцам, сковывает руки, сжимает сердце.
Вот оно.
Начинается.
Артур ждет город, должен, должен быть город…
Ну же…
Ну…
Часы бьют полночь.
Жанна звонит сыну, Жанна слышит – абонент недоступен.
Трясётся в рыданиях.
Гид молчит.
Нет, так-то нам хороший гид попался.
Бывает хуже.
Бывают такие, которые до последнего волынку тянут, завтра поедем, завтра-завтра, а потом в последний момент подскочит, давайте-давайте, скорей-скорей, а-а-а-а-а, и бегут, бегут, бросая вещи, в страхе смерти бегут…
А этот ничего, все у него четко, все по расписанию, все как надо. Скажет – завтра в полдень выезжаем, значит – завтра, в полдень, до вечера на месте будем, главный костьми ляжет, а город новый сделает.
И ходят по миру сотворенные города, города, города…
Хороший главный.
Артуром звать.
Добраться до негорода
Мне говорят – это рискованно.
Так говорит переводчик, сидящий у меня на плече.
Немножко думает, добавляет – тут не рискованно, тут другое что-то, какая-то смертельная опасность, такая, о которой даже не говорят вслух.
Я повторяю.
Терпеливо.
Настойчиво.
Как.
Добраться.
До Таймбурга.
Таймбург.
Сердце делает сальто.
Таймбург.
….чем дальше я шел по извилистым улицам Таймбурга, чем больше огибал уютные старинные домики, тем больше на меня накатывало ощущение чего-то мистического, сказочного, что произойдет вот здесь, вот тут, вот сейчас. Возможно, вечерний туман был тому виной, или усталость после тяжелого дня – но я чувствовал и еще что-то, уж слишком подозрительно качались фонари без ветра и шевелились голые кроны деревьев с остатками листвы. И я уже нисколько не удивился, когда фонарь на углу расправил перепончатые крылья…
Сегодня вечером я буду на острове, говорю я себе.
Сегодня вечером.
Снова спрашиваю, сколько стоит лодочка – седоватый хозяин отчаянно машет руками, да что вы, да какая лодочка, да вы в Букбурге переночуйте, отличный городок, и гостиницы тут просто великолепные, кровать в полкомнаты, вечерний чай, а завтраки-то какие, завтраки, а как крылопатку готовят, закачаешься…
Я молчу.
Они думают, что я приехал в Букбург.
Они.
Все.
У меня в туристическом ваучере так и написано – в Букбург.
Они ничего не знают про Таймбург.
Просто.
Не знают.
И про то, что я вечером буду там.
…с самого начала, когда на горизонте показались огни Таймбурга, я сразу же почувствовал, что меня ждет что-то из ряда вон выходящее – нет, не обычные чудеса и приключения в незнакомом городе, а что-то такое, что расскажи мне кто, я только руками бы развел, да быть такого не может. Я подумал, что провести отпуск в таком месте было странноватой затеей – знал ли я тогда, что Таймбург станет моим домом и моей судьбой?…
…Таймбург.
Я увижу его.
Сегодня.
Бросаю прощальный взгляд на берега, на белые камни, поросшие лесом, – где-то там за холмами прячется Букбург, уютный городишко, в котором можно переждать непогоду, выпить вечерний чай, настоянный на настоящем букбургском вечере, потом забраться в широченную постель, которая по местному обычаю подвешена к потолку на манер гнезда…
Сжимаю зубы.
Нет.
Я проделал слишком долгий путь, чтобы отступить перед какой-то непогодой.
Слишком.
Долгий.
Путь.
Включаю мотор – ветер гонит лодку в седой туман, дальше, дальше, в молочно-белесую пустоту осени, в холод океана.
Навигатор молчит, неожиданно вспархивает с моего плеча, уносится в темноту подступающей ночи.
…Таймбург не переставал поражать меня – то, что в обычном городе было бы банальным происшествием, в Таймбурге стало бы из ряда вон выходящим приключением, выбраться из которого было бы ой, как непросто. Я сразу понял, что труп фонаря на перекрестке – это не просто несчастный случай, тут все намного серьезнее…
Море бросает лодку из стороны в сторону, лодка делает сальто, беспомощно вертится на месте, ну давай же, вперед, вперед, впер-р-р-ед…
…тщетно.
Если бы здесь был навигатор, он бы нашептывал мне, что нужно разворачиваться к берегу – но навигатора нет, он вспорхнул, он улетел, я дал ему вспорхнуть и улететь, что-то подсказывало мне, что он будет мне только мешать, мешать, нашептывать, что нужно разворачиваться, скорей, скорей, скорей.
Нет.
Я слишком долго добирался до Таймбурга, чтобы отступить.
Годы.
Века.
Тысячи лет.
Снова раскрываю книгу, снова читаю драгоценные строки:
…этот месяц был особенным – в нем оказалась не одна луна, а целых две. Мы вежливо раскланивались перед каждой из лун, мы чествовали обе луны, мы приглашали луны в гости – по очереди, чтобы они не столкнулись друг с другом. Я уже не помню, по чьей вине это случилось – кажется, просто досадная оплошность, что две луны встретились в маленьком кафе, по иронии носящем название «Одинокая Луна» – мы старались сделать все, чтобы они не заметили друг друга, мы обступили их, предлагали выпить – но в разгар вечера они столкнулись лицом к лицу. Стоит ли говорить, что за этим последовала нешуточная дуэль, в результате которой…
Я думаю, о каких двух лунах он говорит.
О месяце, в котором случилось два полнолуния, или о том, что в Таймбурге знали про вторую луну, которая иногда появляется на небосводе….
Волны качают лодку, хотят перевернуть.
Смотрю на мерцание маяка бесконечно далеко.
Еще можно вернуться, беззвучно говорит мне маяк.
Вернуться.
На улочки неприметного Букбурга, маленького городишки, затерянного среди холмов, где на ветру качаются одинокие фонари, где из маленьких трактиров пахнет жареными крылопатками…
Ударяю в весла.
Гребу.
Туда, где погибель.
Туда, где Таймбург.
Увидеть Таймбург.
Увидеть могилу Родуэлла, воспевшего Таймбург.
Увидеть…
….дальше не знаю.
Неважно.
Неважно.
Переворачивается мир…
…опрокидывается сам на себя…
…швыряет меня в ледяные волны….
…хватаюсь за…
…нет, не за соломинку, нет тут никаких соломинок, за воду, за воздух, за самого себя, так, не паниковать, расслабиться – легко сказать, расслабиться, когда опора уходит в никуда, интересно, кто-нибудь пробовал это делать…
Хватаюсь за…
…за что-то…
Да.
Есть.
Не сразу понимаю, что сжимаю в руке вожделенную книгу, – любой другой зашвырнул её подальше, виновницу всех бед, но только не я, не я, – держу в руках, наконец-то заставляю себя расслабиться, покачиваться на волнах.
Раскрываю.
Уже что-то подсказывает мне, что я не выберусь из пучины бесконечного тумана, листаю страницы, хватаюсь за последние воспоминания о Родуэлле, о Таймбурге, о самом себе…
…основным прототипом Таймбурга из романов Родуэлла стал город Букгург, в котором писатель провел все детство и юность, куда неизменно возвращался после дальних странствий, где обустроился на старости лет. Там-то юный Гарри и смотрел первый раз на белые скалы далекого безлюдного острова, там-то и появились в его мечтах первые образы несуществующего города на острове – города с крылатыми экипажами, с говорящими домами, летающими фонарями и деревьями, с которых собирают урожай лун. Сам автор никогда не бывал на безлюдном острове, – к счастью для самого Родуэлла, который не успел разочароваться в причудливых белых скалах.
Еще толком не понимаю, что именно я прочитал…
…туман смыкается над головой с легким всплеском….
Еще не на шпиле
Люди говорят, его видели на площади, там, где он прыгнул со шпиля двести лет назад. Вроде что-то искал. А может быть, нет.
Люди говорят, он пришел.
Другие возмущаются, крыльями хлопают, да что вы, да быть такого не может, выдумали тоже – он, какой он, откуда он, да быть не может никакого его.
А вот может.
А вот кто-то видел.
Не далее как сегодня, он в кафе какое-то заходил, да врете вы все, ни в какое ни в кафе, да врете вы все, и не заходил, и не он, и вообще вы все врете…
Шумит городок, волнуется.
Ну, еще бы.
Он пришел.
Ну, не пришел, – появился, или как он там делает.
В кафе заходил.
Ах да, не в кафе.
И да, не заходил.
И да, не он.
Собрали срочное заседание Парламента, долго решали, так ничего и не решили, а что тут вообще можно было решить. Кто-то даже предложил убить его, на кого-то зашикали, хотя сами в глубине души подумали – убить.
Погнали людей, выследить, как он ходит, какими улицами, какими тротуарами, ну не телепортируется же он в самом-то деле. Оказалось, и правда, телепортируется, сегодня он на сквере Времени, а завтра он на сквере Безвременья, а послезавтра еще где.
Посылали к нему людей, якобы, случайных прохожих, – женщину с ребенком, старушку, стайку девочек-подростков, пару молодых парней. Ждали, может, заговорит с кем-нибудь, что-нибудь спросит. Девчонкам выдали новенькие айфоны, парням подарили очки дополненной реальности, малышу еще что-то навороченное, фантастическое…
В спешном порядке выстроили на площади что-то невероятное, фантасмагорическое – как в одном из его романов. Даже пустили по городу парочку летающих автомобилей – в тех местах, где он ходил, а в кафе пустили роботов-официантов.
Ждали чего-то, сами не знали, чего.
Пытались подловить его, взять интервью. Рассказывали ему что-то про космические технологии и полеты к Марсу.
Снова устроили заседание Парламента.
Снова что-то решали, снова ничего не решили.
Совсем.
Кто-то снова сказал – надо бы его убить. На кого-то снова зашикали, про себя снова подумали – надо бы…
– А можно узнать, сколько вариантов будущего вы посетили?
– Хотел бы я сам это знать…
– Ну, хотя бы примерно?
– И даже примерно не скажу…
– Тысячи?
– Миллионы. Миллиарды.
– Да вы что?
– Да, где-то так.
– Ничего себе… и ни один мир не подошел?
– Я вам более того скажу, ни в одном мире уже не помнят, что я писал.
– Значит, у нашего мира есть ша… э-э-э… наш мир вам понравится.
– Ну… я еще не понял до конца…
Он мотался по свету, по аэропортам, по столицам, его везде пропускали – без документов, без виз, потому что в книгах так было, чтобы без документов, без виз, – к нему пристраивались случайные люди, которых тоже приходилось пропускать, чтобы он ничего не заподозрил, что где-то еще остались визы и паспорта.
Уже был скандал, когда его не пустили в какую-то страну, уже все как один направили ноты протеста этой стране, Макадамии там какой-то или как её. Страна оправдывалась, а мы что можем сделать, у нас же война, еще не хватало, чтобы он войну увидел…
Его книги допечатывали миллионными тиражами, продавали за баснословные суммы, расхватывали с прилавков. Кто-то поговаривал, что он стал самым богатым человеком в мире, но это было неправдой – вряд ли до него дошла хотя бы малая толика тех денег. Толпы туристов собирались на площади, где он когда-то прыгнул с высокого шпиля, где камни мостовой еще хранили его кровь. Пришлось даже записывать туристов в очередь, которая растянулась на месяцы. Пару раз там появлялся и он сам – конечно, безо всякой очереди, просто ходил по площади, смотрел на шпиль.
Это был дурной знак.
Ходил по площади, смотрел на шпиль.
Собрали заседание Парламента. Уже просто там, сами не знали, зачем. Кто-то предлагал связать его и посадить под замок, чтобы не прыгнул со шпиля – но тут же возразили, что ему необязательно прыгать со шпиля, он может сделать с собой что-то еще… или вообще ничего не делать, просто… разочароваться.
Еще надеялись устроить что-то вроде заповедника, с летающими машинами, с городом-садом, с космодро… стоп-стоп, какие еще космодромы в черте города, а ведь у него в книжках, черт возьми, были такие космодромы, и даже корабли на крышах домов, и можно было в стеклянном лифте подняться на крышу и полететь на Луну…
…вот да.
На Луну.
Надо пригласить его куда-нибудь, на Луну хотя бы, да что вы брешете, у него же сердце слабое.
А утром в воскресенье видели, как он стоит на чердачном окне шпиля, смотрит в пустоту площади.
Мы поняли, что он узнал правду.
Мы поняли, что не смогли обмануть его, выдать наш мир за что-то другое.
Я видел, как он стоял на краю окна. Я понимал, что должен сказать ему что-то, остановить – но у меня не было слов.
Что-то подсказывало мне – все кончено.
А потом он прыгнул.
И я закричал, когда он взмыл вверх, вверх, вверх, мне показалось – до самой луны. Я даже не сразу понял, что на ногах у него что-то причудливое, понавороченное, разрекламированное, пытался вспомнить название, но от волнения забыл.
Собрали заседание Парламента. Так. на всякий случай. Решили, что опасность миновала, что нам удалось его обмануть.
Я взял слово – мне не давали слова, я сам его взял, я сказал, что где-то есть настоящий его мир, тот самый мир с летающими машинами и космодромами на крышах, мир без границ и войн, без международных заговоров и предателей. Мир, написанный в книгах, мир, который ждет своего творца. И теперь никогда не дождется.
Ну и что, возразили мне, а нам-то что. Ну как же, ответил я, некрасиво это получается, мы отняли его у его мира, теперь тот мир умрет без своего создателя. Ну и что, возражали мне, мы-то тоже жить хотим, своя рубашка ближе к телу, и все такое. Возразить мне было нечего, тем более, слова мне не давали.
Только я понимал, что не все так просто, что если он не найдет свой мир, случится что-то очень и очень плохое, причем, плохое для всех миров, не только для нашего. Я спрашивал себя, что мне делать, сказать ему правду, или продолжать играть свою роль для спасения нашего мира – и не находил ответа.
Я… тут надо сказать, кто такой я – но, похоже, не получится, потому что я сам толком не знаю, кто такой я. Меня назначили его лучшим другом, меня послали случайно подвернуться ему на улице, завести разговор, рассказать, какой у нас замечательный мир. Мне даже подарили очки дополненной реальности, – правда, они его не впечатлили.
Я еще надеялся на что-то – может, мы заиграемся, может, и правду мало-помалу станем вот такими, как в книжках, чтобы… чтобы… стыдно признаться, что не читал ни одной его книги, просто – не читал… Может, он и сам этого ждет, может, надеется на что-то, я не знаю, все хочу у него спросить – все не спрашиваю…
Город Дунай на берегу Парижа
Ближе к вечеру наш герой решил заночевать на берегу Парижа – дело в том, что Париж сегодня вечером решил побыть рекой. Герой разбил палатку на берегу Парижа… нет-нет, он нечаянно разбил, он не хотел, и даже готов заплатить за разбитую палатку, сколько скажете.
Герой волновался. Что-то подсказывало ему, что сегодня Дунай стал городом – и герою не терпелось посмотреть на город Дунай, но до него было слишком далеко.
Наутро герой проснулся с рассветом, и даже удивился, что оказался с рассветом в одной постели, вроде ложился спать один, хотя кто его знает. А потом наш герой отправился в Альпы, которые ненадолго решили стать городом, и поехал для этого на Марселе, который сегодня захотел быть поездом. Но когда герой добрался до Дуная, то увидел, что Дунай снова стал рекой – правда, по виду этой реки было понятно, что она совсем недавно была чем-то другим.
Ближе к вечеру (кстати, вечер сегодня превратился в раскидистый лес) наш герой решил остановиться в Лондоне – это была уютная гостиница в старинном замке, из окон которого приветливо мерцали огоньки. Правда, замок почему-то решил обосноваться на дереве, в ветвях раскидистого дуба, и добраться до него оказалось сложновато, зато внутри было очень уютно.
Он нашел героя ближе к ночи…
…кто он, спросит читатель.
Ну, он.
Тот, кто следит за героем.
Следит, значит, следователь.
Тот, кто должен его арестовать.