Гостья
Викинг, стоящий за забором логова, в котором правил когда-то. Теперь оно, логово, было моим.
А толку-то?
Какие-то жалкие несколько метров разделяли нас. Боже! Ну почему не сотни тысяч километров?!
Широченные плечи, обтянутые тканью черной футболки с надписью «See you in Valhalla»6. Моя чертова болезненная любовь к славянской и скандинавской мифологии с детства и сериал «Викинги».
Русые усы, переходящие в светлую, словно выгоревшую бороду. Волосы, собранные под что-то типа резинки на макушке в тугой хвост. Татуировки на шее, сакральные древние символы на руках…
Мое предательское тело сработало мгновенно! Без того воспаленные соски затвердели до ноющей боли. И из них брызнуло горячее молоко, предназначенное для сына монстра.
И нечто звериное пульсацией отозвалось внизу живота. В месте, где еле зажили швы от разрывов при родах. В месте, к которому я прикасалась, будучи с животом…
Когда беременной вспомнила Викинга?
Блядь! И да, не дотрагивающаяся до себя ни единого разочка после родов. Полное отсутствие желания к мужчинам. К их половым органам, которые по определению стали для меня грязными, источающими похоть и опасность.
Ну давай-давай, признайся…
Да, мать твою за ногу! Да! Я глянула на пах Викинга, который предстал передо мной, ошалевшей бабой с топором, во всей, мать его, красе! Он появился без притворной маски строгого холодного задрота, айтишника…
Ага, так и есть. И эта трансформация… точнее не так, представшая глазам истинная сущность – настолько изумила, поразила, что я даже забыла об опасности, что не мог не источать он.
Он, этот монстр…
Страшно привлекательный зверь?
Нет! Дьявол, сатана снова заставил мое усталое, никому, кроме сына, не нужное тело испытать нечто…
Безумное!
Жажда секса. Жажда мужской дикой плоти. Жажда твердого члена между ног. Жажда возбуждающего щекотания от соприкосновения усов, бороды о…
Клитор? Да, Полиночка, ты ведь совсем забыла, что у тебя есть клитор и прочие приятные местечки, которые даны женщинам не только для того, чтобы рожать.
Боже! Глядя в глаза Викинга, я разрывалась изнутри! Будь проклят тот день, когда я, дура, ебанашка конченая, купила логово зверя.
ЕГО логово, что бы там ни было написано в дурацких, ничего не значащих документиках…
Гостья, которую темный зловещий властитель снова заволок на пир, в Вальхаллу, где было место только таким же, как он. Братанам по оружию, убийцам и мародерам, что пали в жестоких схватках и теперь упивались хмелем и развратом.
«Ели мясо мужики, пивом запивали-и-и» … Да, Полечка, припоминаешь, как он прижимался к тебе во время той «пирушки»? Помнишь, как одновременно трепетала, стыдилась и мокла?
Дура, кретинка, идиотка! Я собственноручно загнала и себя, и сына в логово, которое по какой-то причине посчитала своим. Вальхаллой, чертогом, который лишь на время покинул Викинг.
После рождения сына я чувствовала, знала, что то мое чудное решение…
Ебануто-извращенное, Полина?
Долбанутое решение купить дом не приведет ни к чему хорошему.
Приведет к пиз-де-цу!
Но, поразмыслив, я даже потерла руки от сладкого привкуса вендетты. Выцарапать острыми коготками то, что принадлежит ему. Его сакральное место, где он чувствовал себя превосходно. Как нигде гармонично. Сам дом, его вещи. Его кореша и место их попоек и веселухи на опушке у самой кромки леса.
Даже не вздумай вспомнить, как вы потешно придумали звать друг друга по фамилиям тем чертовым летом! Его фамилия проклята на веки вечные!
Прошлое. Вендетта, которая всегда заканчивалась для меня сдачей в плен Викингу. Акт мести за отказ делить со мной стол утром после безумной ночи. Ночи, когда я забеременела от зверя.
Я опять, блядь, напарывалась на те же самые грабли! Логово, которое я с упоением очищала от следов Викинга.
Выброшенные на помойку шторы и половики. Да, переезд на дачу с небольшим животом под широкой толстовкой. Отличное место, чтобы избежать косых взглядов соседей, шепотков и случайных встреч со знакомыми, которые могли натрепать Титовым и прочим уродам про то, что я в положении. Мамаша поганого Игорька наверняка бы подняла вой. Стала б выяснять, чей это ребенок. Тайком бы взяла ДНК у Яна. И устроила бы из раскрытия тайны танцы вприсядочку с выпадами.
Но! Самое паршивое то, что Титов точно захотел бы узнать, с кем я кувыркалась, уже будучи его невестой.
Ни с кем, блядь! Вот что самое противное и смешное до горьких слез?
Титов бы сопоставил очевидные факты. Двое, оставшиеся в его доме. Лучший друг и будущая жена. Поездка на дачу…
В логово Викинга, которое ты заняла по тупости?
Да уж, но тогда, после родов это казалось отличной идейкой. Свежий воздух. Доносить спокойно ребенка подальше от любопытных и злых глаз. Сдать квартиру в городе, чтобы как-то сводить концы с концами…
Да-да, «концы с концами». Ведь тебе хватило ума потратить все накопления от работы репетитором на покупку дачи? А-а, вспомнила наконец, что когда-то ты получила высшее лингвистическое образование и имела хорошую работу…
Стабильную и классную работу, которая к тому же еще и стала удаленной после хвори, что нашла на город. Ковид сделал мою жизнь еще динамичнее. Возможность путешествовать с…
Долбанным изменником, которого никогда не любила?
Да, отдых и более-менее свободный график. Куча планов на жизнь. Легкость и эстетика жизни в вылизанном мире принца Игорька и его поганого семейства…
Каков же итог, Поля?
Пиздец! Вот какой!
Непорочный залет от зверя.
Мать-одиночка, которая матерится через слово.
Гребаная безработная училка английского, у которой не то, что на учеников, а мытье головы времени нет.
Кормящая мамаша, взявшая за привычку покуривать.
Жалкая кретинка, которая решила, что если уничтожить мебель из логова Викинга при помощи его же топора, то это будет упоительной местью.
Тупица, каждодневно устраивающая шабаш с сожжением старых вещей, тряпок из дома монстра.
Слабачка, которая так и не смогла разрубить на щепки кушетку Викинга, на которой ублажала себя, заходясь от истомы последней ночи с ним. Да, Полина?
Придурочная, у которой проскользнула мысль о том, что она, наверное, выглядит хреново, непривлекательно с топором Викинга в руке и заношенной желтой майке…
Мне – хана!
Глава 9. Слово пацана
Пепелище недосожженных тряпок из моего бывшего дачного дома в огороде, на фоне цветущих вересков, что посадила Полина.
Полина испепелила меня, сделала тленом, родив от бывшего лучшего друга!
Она, которая в фантазиях представляла меня своим первым. Та, которую я так жестоко обрубил, прервав образы, рисовавшиеся в голове. Моя норвежская квартира…
Боже, вот ублюдок! Лучше бы она тогда тебя не простила, в ту ночь.
Кошка прощала мне гнусные слова и выходки. Шла на потрясающие по чудовищности и страстности вещи…
Будучи уже беременной от другого?
Да, я вломился в дачный дом, перепугав Полину до чертиков.
– Я никуда не уйду! – выпалил прямо с порога.
Она стояла такая опешившая, маленькая, беззащитная. И жалкая…
Когда Поля размахивала топором, она выглядела выше, толще – из-за больших грудей, наверное.
Но в доме она скукожилась, словно уменьшилась вдвое.
Она вообще что-то ела в течение года, что ты, дебил, душевно страдал? Да по сравнению с ней ты просто цветешь и пахнешь, самец-монах гребаный.
Цветок, который предстал передо мной тогда, при первой нашей встрече на пороге дома ублюдка (который, похоже, не в курсе, что его бывшая жена родила)… Нежный бутон по имени Фрейа увял. Увял из-за двух уродов, которые опорочили и себя, и ее.
Я не мог рассчитывать даже в мечтах на ее прощение. Но мог дать ей то, в чем Полина так нуждалась. Опеку, помощь и защиту. Заботу о ней и ее ребенке, которого я заочно возненавидел.
Упитанный щекастый пацан на ее тощих руках, прижатый к груди. Голубой костюмчик.
Мальчик!
Бастард. Нежелательный наследник королевской четы Титовых, живущий в дачном доме с очень простой обстановкой. Он в прямом и переносном смысле явно высасывал из матери последние силы и соки. И это жутко взбесило! Будь он постарше, я бы с удовольствием дал ему хорошего отцовского ремня…
Ты ему не отец, мудила!
… Ремня, который висел в прихожей. Ремень моего папы, который всего один раз в жизни всыпал мне по первое число. Дал пиздюлей ох как за дело. Мы тогда с пацанами случайно спалили соседний заброшенный дом.
– Выметайся! – прошипела Полина, сильнее прижимая сынка Тита к груди.
Пацан повернул голову в мою сторону.
Боже! Он что, улыбнулся тебе беззубым ртом и потешно хрюкнул мелким носом?
Полина, увидев это, закрыла его лицо ладонью, поцеловала сына в темечко, и на ее глазах появились слезы!
Слезы от отчаяния, злобы, какой-то чудовищной безысходности…
Я не собирался оставлять ей выхода. Чистейшая правда, как бы жестоко это ни выглядело на тот щемящий болезненный момент.
Решение принято! Окончательно. Бесповоротно.
Стать для нее покорным слугой.
А чо сразу не рабом?
Рабом, если надо, блядь! Именно так. Сделаться невидимкой, что тихой поступью следует за ней и делает всё, чтобы облегчить ее тяжкое существование.
Я отчаянно хотел оживить бутон, который сам и обезводил. Я сделал шаг к ней. Один осторожный, но решительный шажок…
– Полина, выслушай. Это не просьба. Это мольба, – сглотнул я, силясь не расплакаться, как какая-то девчонка.
Что сбился? Отвлекся на пацана, который протянул к тебе пухлую ручонку? Нет, ты должен его ненавидеть. Он отпрыск Титова.
– Не надо! – Полина так истошно взвыла, что у меня свело скулы и я не моргал, потому как в глазах скопилась влага.
– Умоляю тебя, – шепнул ей. – Ты не простишь никогда. Я не прощу себя никогда, слышишь? Но, хочешь ты этого или нет, я буду рядом. Буду до скончания, блин, века, пока не сдохну. Это клятва!
Клятва пацана? Ну всё, забились.
– А теперь, Полина, ты оденешь своего пацана для прогулки. Дашь бутылку и как ее там… Соску, блин, – мне не верилось собственным словам, что на самом деле автоматически выплевывал на удивленную Полину мой болтливый рот.
Да, Поля офигела! Ее слезы высохли, а рот открылся в изумлении.
Бинго! Едем дальше… Не даем шанса одуматься.
– Не переживай, Астафьева, – зачем-то ляпнул ее фамилию с видом ужасно серьезного строгого чувака. – Не ссы, короче. Я умею обходиться с мелкими. Слово даю. Короче, мы будем гонять на коляске столько, сколько твой пацан выдержит. А выдержать он может – мама не горюй…
Ты сейчас правда решил шуткануть? Рожа ты дебильная.
– Он явно может долго продержаться, ибо очевидно, что мелкий сел тебе на шею и погоняет, хотя точно не страдает от голода.
Ты что, сейчас назвал ее сопляка «жирным», боже, да заткнись!
Полина горделиво-обиженно вскинула подбородок с явным намерением послать меня на хуй.
– Не тяни резину, Астафьева. У меня свободного времени хоть жопой жуй, а вот у тебя – нет. Дуй спать. Это не просьба, а приказ, ясно?
Придержи коней, дубина. Ты командуешь девушкой, к которой только что нанялся в рабство.
В глазах Полины явно застыл как невероятный интерес к моей внешней трансформации в викинга-бирюка, так и обдумывание заманчивого предложения.
– Ладно, – прошептала одними губами она, все еще не веря в происходящее.
Давай, добей ее!
– И этой ночью ты не поднимешься с кровати. Ты, Астафьева, будешь дрыхнуть как сурок, а утром примешь самый долгий душ в своей жизни. И, если пожелает Ваша Светлость… – процитировал ее потешные слова из той жизни, когда она на полном серьезе собиралась отравить меня свининой. – То я припомню, как топить мою баню.
– Мою, а не твою! – с победоносным видом фыркнула хитрая кошка, глазки которой уже сделались насмешливыми и нагловатыми.
– Твою баню, повелительница Астафьева. – Я сделал неуклюжий идиотский поклон, чтобы окончательно сразить ее наповал.
Полина еле сдержалась, чтобы не прыснуть со смеху.
Да, перед ней был другой человек.
Тот, кем бы ты был, если б не судьба-злодейка с чертовым Титовым?
– Запиши свой номер, нянька, – приказным тоном кинула она, положив пухлого сопляка на пеленальный стол.
Улучить момент немного изучить упитанного румяного вампиреныша.
Беззубого вампиреныша. Ох и ржака! Не вздумай лыбиться. Полинка ведь в душе знает, что хоть ты и козел, но до боли ответственный тип. Поэтому нацепи мину важного мужика. Няньки для молокососа Титова. Или Астафьева? Любопытно-любопытно…
– Угу, щас запишу, – буркнул я, продолжая пялиться на мелкого.
Он смахивал на чувака с логотипа шин «Мишлен». Приятно было, что он не походил на Тита. Цвет глаз еще не сформировался в радужках из-за сопливого возраста, но глазюки у него явно не темно-карие, как у ублюдка Титова. Который, впрочем, тоже наверняка был таким же капризным откормленным и избалованным типком в младенчестве…
Принц херов!
Пацан дрыгал руками ногами и гулил, не сводя с меня смешливого дружелюбного взгляда в то время, как Полина явно торопилась всучить мне вампиреныша.
– Так, он недавно ел… – начала она.
А он вообще что-то делает, кроме как висит у тебя на сиськах, Астафьева?
– Принято! – кивнул я. – Так… – я наконец отвлекся от игры в гляделки с пацаном и написал номер на бумажке. – На вот, держи, правда, номер норвежский, но я вечером сгоняю до города и куплю нормальный.
Полина глянула на меня очень-очень странно.
Да, Астафьева, я не шутил, когда сказал, что набился к тебе в пожизненное рабство.
Слово пацана, черт! И к херам все эти тупые пацанские кодексы, что разрушили, разделили наши жизни и судьбы, испоганили всё.
***– Итак, Пацан, – начал я, оставшись с ним наедине на пустынной утренней улице, отмахнувшись от огромного жирного слепня, что собирался попить моей кровушки. – Короче, я не собираюсь быть с тобой таким же добрым, как с твоей матерью. Ты должен усвоить ряд правил…
Бля, он что, сейчас поморщил нос и тихо бздонул?!
– И если ты решишь обделать памперс, то я точно сделаю вид, что просто не учуял вонь. Ибо подмывать тебе задницу никогда в жизни не войдет в мои обязанности, хоть я и поклялся твоей мамке быть ее рабом навек.
Тут в глаз залетела мелкая жужжащая мошка. Да уж, отвык я от дачных нюансиков.
– Едем дальше, вампирёныш… Да, кстати, я не представился. Ты можешь звать меня дядей. Не-не, лучше дядя Викинг, или просто Викинг, или дядя Вик. Как угодно. А как тебя звать-то, а, Пацан?
Пацан прогулил в ответ что-то нечленораздельное.
– Да уж! Имя. Я бы и дальше хотел называть тебя просто Пацан, но, увы, твоя мать этим точно оскорбится. Как же Полинка тебя окрестила, а? Сашкой или Мишаней?
А может, Елисеем? Елисей Титов. Блеск! Два кобеля в одном флаконе.
– В общем, уясни первое: я тебе не батя, ясно? Второе: я не собираюсь утирать тебе слёзы-сопли, когда ты первый раз бахнешься с велосипеда. Никаких совместных игр и походов за грибами…
Ты сейчас на полном серьезе выставляешь условия и правила младенцу, псих?
– Да, Пацан. Такая уж у меня натура противная. Поэтому не советую мериться со мной яйцами. Ибо, если ты схватил генетику папаши, я всегда буду превосходить тебя.
Ты ебанутый, Елисей, совсем!
– Еще вот что… Ты и твоя мама – семья. Без меня. Вот пусть так и будет, – эти слова окончательно испоганили мне настроение. – Поэтому не вздумай брякнуть «папа» или «батя», когда будешь готов произнести зубастым ртом первые слова, ясно?
Мелкий в ответ раскраснелся как рак. И я подумал, что он обижен и злится…
Но НЕТ!!!
Блядь! Он обсерился. Жидко обделался, не успел я отойти и на пару десятков метров от дома.
– Ах ты маленький… – Я еле сдержался, чтобы не обматерить его. – Ну всё, тебе хана, мелкий! Считай, что ты первым объявил войну, хотя я просто объяснил условия мирного сосуществования, – прошипел я, в раздражении доставая запасной памперс и влажные салфетки. – Я сделаю это только ради нее, гаденыш пакостный. Война так война!
Ты серьезно собрался воевать с младенцем, Викинг?
О, да! Еще как!
Глава 10. Двое
Меня чуть не разорвало изнутри от слез, когда Ян улыбнулся и протянул ручонку к своему биологическому отцу!
Я чуть не умерла, когда Викинг вышел на прогулку со своим родным сыном, даже не подозревая о том, какую тайну я скрываю.
Тайна навсегда. Не сметь рассказывать ему! Он привяжется к тебе и ребенку, будет обязан вам всю жизнь.
Боже! Да Викинг добровольно шел на это, думая, что Ян – это ребенок его бывшего лучшего друга. Немыслимо благородный поступок от чудовища, с которым мы творили страшные греховные вещи когда-то…
Наше вожделение к телам друг друга. Казалось, с той поры прошел не год с небольшим, а целая вечность. Казалось, что я ссутулилась, постарела, поблекла, выцвела. Викинг же за это время невероятно преобразился.
Адская несправедливость, не так ли?
Он возмужал как внешне, так и внутренне. Сделался из похотливого самца, который всё еще мнил себя подростком в душе, настоящим мужиком…
Мужиком, который даже не собирался глядеть на тебя так же страстно, с искрами желания, как было раньше, «Астафьева»?
От лютой досады я простонала и закусила почти до крови губу.
Какой там сон?! Викинг ворвался в нашу жизнь. Гость, вломившийся без спроса. Нет, хозяин. Хозяин логова вернулся и опять занял любимое пространство. Под личиной порядочного человека вторгся в нашу и без того неспокойную, трудную и одинокую жизнь. Можно ли ему вообще верить?
Мужик. Мужчина. Отныне в доме их было двое. И да, я пошла на поводу у Викинга, потому что мне требовались сон, отдых, защита и помощь. А еще мной овладело желание хоть один день не быть в статусе измотанной матери-одиночки. Нежеланной и ненужной бабы, которая забила на себя, поставила на себе крест.
Я уступила самому ненавистному в мире персонажу. Да, монстр отправился выгуливать типа чужого младенца. И, самое интересное, что я, до того готовая броситься в окно, доверила Викингу самое ценное, что у меня было.
Неподражаемый, остроумный мерзавец в два счета уболтал меня.
Так же, как и тогда, когда ты сама заявилась в темную гостевую комнату в первую вашу ночку?
– Блядь блядская! – вновь простонала я, чувствуя давно переставшую вырабатываться влагу между ног.
Чтобы смыть с себя похоть, я поднялась и отправилась в душ, что стоял особняком в углу участка. Мне отчаянно хотелось тщательно и долго намыливать шампунем голову, чтобы вымыть мыслишки насчет изменившегося до неузнаваемости Викинга.
Ты же точно помнишь эту циферку: двадцать семь сантиметров? Помнишь-помнишь, как он дразнил тебя, называя запретным словом из пяти букв, начинающимся на «К»…
Ка-пец!
Глава 11. Засранец
Пацан спал долго, пока я изнывал от лютой скуки и набирающей силу полуденной жарищи. Чтобы мой враг не запрел или не получил солнечного удара в мелкую тупую башку без извилин, я снял с него чепец и приспустил одеяло. Он так крепко дрых после того, как обсерился, что я даже испугался. А вдруг помер?
Я приложил два пальца к его ноздрям и выдохнул с облегчением. Спит. Отлично! И я автоматом записал себе это в личную победу, которая ознаменовала начало новых отношений с Астафьевой.
Чудных, ебанутых отношений, от которых никакой пользы, а только геморрой?
Но раз дал слово пацана, то держи, блядь!
Полина. Я не ассоциировал ее с той сладкой девочкой, которую так вожделел в прошлой жизни. И это ужасно беспокоило! Дать зарок служить бабе, которая не вызывает сексуального интереса… Жесть!
Но почему не вызывает?
Мелкий засранец. Пухлый Пацан в коляске – вот причина. Он изуродовал мать, лишил свежести, он обсасывал ее некогда упругую маленькую грудь. И, в конце концов, он ведь вылез у нее из влагалища. Я даже поморщился, представив эту душераздирающую, во всех смыслах, картину…
Огромный Пацан нахально лезет, пыхтя, а затем, уже находясь на подходе, вытягивает вперед руку и показывает мне из промежности (которую я когда-то страстно хотел), средний мелкий палец.
«Фак ю, маза фака, дядя Вик!»
Гребаный сынок Титова. Проклятый сам Титов, который вечно забирал всё, вечно был на шаг впереди. Но с этим Пацаном он превзошел, мать его, сам себя!
Он сломал мою жизнь. Они оба, он и мелкий, отбирали то, что я желал получить. Им удалось! Я вообще не хотел баб. И та, которая раньше являлась самым желанным в мире существом, отныне стала последней, на которую бы встал член. Потому что эта женщина насквозь пропахла грудным молоком и слюнями мелкого ушлепка, который спал целую вечность, а мне так хотелось пить или съесть мороженое, но я не мог оставить вампиреныша одного без надзора перед входом в небольшую дачную палатку у дороги.
От досады я чуть не рычал! Я стоял в тени у самого въезда в садовое товарищество и играл желваками от злобы и жажды, изучая такую привычную табличку «СНТ “Свобода”».
Завидев ее в детстве из отцовской машины, я радовался настолько, настолько может радоваться ребенок. Но отныне это выглядело форменным издевательством! Я был в плену у мелкого кровососа, боже!
И на одно мгновение в голову даже закралась мыслишка: «А ну этого Пацана к черту? Может, бросить его прямо тут и смотаться, сбежать, добраться до Норвегии, до Тронхейма, чтобы продолжить жизнь бирюка, монаха, поедающего дичь и подтягивающегося на дубе-турнике минимум тридцать раз за заход».
– Нет! – рявкнул я на себя за такую подленькую (но довольно разумную) идею. – Лучше подумай, где здесь будешь тренироваться, – шепнул, когда Пацан зевнул.
Боже, во что ты ввязался на эмоциях?! Херов благородный Викинг из Тронхейма.
Глава 12. Подвиг
Покорить сердце женщины. Убийство чудовищного волка Фенрира7 или победа в каком-нибудь рыцарском поединке.
Подвиг, Полиночка. Самый настоящий! Пахнущий кисляком сбродившего в желудочке Яна молока.
– На вот, – не скрывая брезгливости, Викинг сунул мне грязный подгузник, как доказательство верности и серьезности намерений.
Весьма непонятных намерений, Поля…
Я так и не смогла сомкнуть глаз, несмотря на то что этой парочки (которая, похоже, прекрасно спелась?) не было четыре с лишним часа. С напускной холодностью я спросила, поспал ли ребенок. Викинг кивнул, опустошая третий по счету стакан воды.
Ответственный Викинг страдал всё это время от жажды и голода. И я посчитала справедливым предложить кофе и яичницу.
К жуткой досаде, он отказал!
Не первый раз отказал. Он опять выставлял границы, но уже другие. И ты знаешь, по какой причине, блин…
По всем разумным законам, этот его жест должен был порадовать. Однако после пылкой речи Викинг как-то изменился, стал замкнутым и задумчивым. И это съедало и без того израненную душу отчаянием и иступленной обидой!
Жалкая-жалкая мать-одиночка, по сути, совершенно ненужная ему. Обуза, которую он взял на себя лишь по причине того, что испытывал угрызения совести, а вовсе не из-за…
Любви, Полечка? Забудь!
Он нашел предлог отлучиться из дома. Забрать чемодан и купить сим-карту, и я была вообще не уверена, что он вернется. Он уже один раз подло и малодушно предал. Поэтому, как только он вышел, я принялась умолять всех существующих богов, чтобы Викинг не вернулся. Чтобы он снова выбрал гадкий путь труса и предателя.
Причина холодности? Это ведь лежит на поверхности.
Сын, которого он считал чужим ребенком. Мальчик – плоть и кровь Викинга. Удивительно странные понятия Викинга о благородности и любовь к разным кодексам, замешанная на страсти к нарушению всех допустимых норм и морали. Он пытался балансировать. Он вновь балансировал. Но теперь уже не между мужской солидарностью и страстью к недоступной женщине. Он находился где-то между жалостью и чувством долга за прошлые грехи.
Этот факт впился мне в сердце таким раскаленным шилом, что так и хотелось крикнуть ему вслед: «Не приходи, не появляйся тут! Заклинаю! Ты животное, которое снова втаптывает меня в грязь, унижает, заставляет чувствовать себя жалкой и нежеланной!»