– Это зависит от вас. Как сумеете. Но, конечно, таких примитивных задач система не будет вам задавать.
Разговор начал меня утомлять. Я почесал нос, чихнул и спросил:
– А просто уйти и не вмешиваться можно?
– Вполне. Если совесть позволит. Никто не мешает вам жить обычной жизнью обывателя и потихоньку исправляться. Но давайте я расскажу вам о второй условности. У вас всегда будет с собой пистолет. Потерять его вы не можете ни при каких обстоятельствах, разве что попадете в местную тюрьму. Это ваше искушение. Придется вам, Блейк, искать способ добиваться поставленной цели одним лишь добрым словом.
Все сказанное инженером казалось на редкость странным. При других обстоятельствах я бы всеми силами постарался не влезать в развлечения вроде тех, что предлагал мне Леонард. Но какой выбор у меня был сейчас? Риторический вопрос. И все же меня мучили сомнения.
– А что будет с моим настоящим, физическим телом? – выпалил я.
Нелли положила на стол ярко-красную папку и щелкнула застежкой:
– Останется в целости и сохранности. Не переживайте за него. Мы несем за него полную ответственность.
– Материальную? – шутка вышла плоской.
– Если с вашим телом что-то случится до окончания игры, нас будут судить за убийство или причинение вреда здоровью. Таковы условия контракта, – без улыбки ответила Нелли.
– Но меня могут убить прямо там… Что тогда?
– Отрицательная концовка? Тогда ваше тело умрет – мозг прикажет ему умереть. Это оговаривается отдельным пунктом. Если вы согласны, просто подпишите договор. Прочтите внимательно, мы не торопим. Хотите, оставим копию. Завтра продолжим.
Я не стал тянуть время. Но и торопиться тоже. Сначала бегло пролистал бумаги, потом внимательно изучил все пункты. Все прозрачно и понятно. Правда, никаких деталей в документе я не нашел – только общие, если можно так выразиться, постулаты. Впрочем, подробное описание того, что меня ожидало, заняло бы несколько томов. В конце концов я решил, что ничего не теряю и поставил закорючки под отпечатанными листами.
– Готово! Что теперь? Меня поместят в капсулу, просверлят череп и опутают проводами?
– О, нет! Сейчас нет необходимости в таком варварстве. Все происходит дистанционно, бесконтактно, – Нелли закрыла папку. – Вы и не заметите, как окажетесь в игре. Во всех смыслах. Пока, мой новый друг!
Леонард поднялся, давая понять, что разговор окончен:
– До свидания, Блейк. Мы увидимся, когда вы пройдете весь путь. Надеюсь, что пройдете. Повторю еще раз: забудьте о том, что вы в компьютере. Относитесь ко всему, как если бы оно происходило на самом деле.
Охранники отвели меня в камеру – к ужину я безнадежно опоздал. Лязгнул засов на стальной двери, и я вновь очутился в своем жилище – выбеленной «одиночке» двенадцать на шесть футов. Потом открылось окошко и вертухай с выражением ненависти и отвращения на бульдожьем лице почти вбросил внутрь поднос с галетами и кружкой дымящегося кофе. Я наслаждался едой несколько минут – кто знает, может, это последняя трапеза здесь, в реальности?
Как только я поставил на поднос пустую кружку, лампа под потолком моргнула и погасла. Остался лишь синий ночной свет. Сон навалился сразу, словно я выпил десять таблеток димедрола. Меня сморила тяжелая, полная кошмаров дрема. А под утро, когда из окошка в стене забрезжил слабый серый свет, я подскочил в холодном поту. Я же забыл спросить, сколько будет длиться игра!
Глава 3. Пустая тюрьма
Завтрак так и не принесли. В гостинице или кемпинге меня бы это не насторожило – мало ли что произошло у поваров. Но в следственном изоляторе, где даже чихают по расписанию, подобный казус – повод серьезно задуматься о ближайшем будущем. У меня же был повод и вовсе наложить в штаны.
Обычно из-за двери, несмотря на ее толщину, слышались переговоры и шаги охранников, лязг ключей и отрывистые команды, когда очередного узника уводили на допрос или свидание. Но сейчас из коридора не доносилось ни звука: словно все человечество спустилось в бомбоубежище, а обо мне в суматохе забыли.
Я поднялся с постели. Голова кружилась, и я тут же упал обратно на койку. Снова я провалился в сон. Что же мне подмешали в кофе?
Когда я проснулся во второй раз, в окошко ярко светило солнце. Наверное, пора обедать. Но никто так и не появился. Мертвая тишина оставалась моим спутником. Меня что, решили уморить голодом?
Кое-как я доплелся до двери и с силой врезал кулаком. К моему искреннему изумлению, она скрипнула и отворилась.
– Эй! Есть кто живой?
Мой собственный голос эхом прокатился по коридору. Но в ответ не раздалось ни единого звука. Тогда я на прощание обвел взглядом камеру, которая целый год служила мне пусть и не очень уютным, но все же домом и осторожно поплелся вперед.
На всякий случай я заглянул в соседние камеры – они оказались не заперты. Но внутри было совершенно пусто. Не хватало лишь толстого слоя пыли на полу и койках.
Решетка у выхода из тюремного блока открылась так же легко, как и камеры. Зато выход в хозблок оказался забаррикадирован досками, прибитыми крест-накрест. Голыми руками даже не стоило с ними сражаться. Все равно они победят. Вот против лома, как известно, приема нет.
Тогда я поднялся по лестнице на второй этаж – первая дверь вела в уборную для охранников. Здесь, вместо светодиодных ламп, почему-то горели газоразрядные трубки дневного света. Басовито гудел дроссель.
Я заглянул в зеркало, но в мутном стекле увидел только размытый силуэт и белое пятно вместо лица. Зато при виде капелек воды на стене рот наполнился сухой горечью, а язык превратился в шершавый кусок наждачной бумаги. Я с опаской повернул кран. Он захрипел, а через секунду в раковину с шумом ударила струя воды. С минуту я жадно хлебал, прищелкивая языком. Никогда еще самое вкусное пиво не доставляло мне столько удовольствия! Но все же лучше никогда не испытывать наслаждения от обычной воды, зато всегда вдоволь ее иметь.
Потом я набрел на кабинет с позолоченной вывеской «Начальник тюрьмы «Оуэн А. Н.» Полированный стол из красного дерева, несгораемый сейф, кожаный диван да шкаф для одежды – пристанище человека, от которого зависели судьбы и заключенных, и охраны, на первый взгляд выглядело вполне обыденно. Если, конечно, не считать роскошного ковра на полу. Вот только на столе место компьютера занимала пишущая машинка «Ундервуд», а на специальной подставке покоились селектор и черный эбонитовый телефон с диском для набора номера. Такие аппараты перестали производить больше полувека назад.
В шкафу нашлись старомодные брюки, пиджак, куртка, шляпа и темно-оливковый плащ. В обувнице валялись армейские ботинки. Этакий стиль детектива из фильмов жанра нуар. Воровать, конечно, нехорошо, но не разгуливать же по улицам в желтой тюремной робе? Я торопливо переоделся. Все это богатство оказалось чуть великовато для такого задохлика, как я, но дареному, вернее, краденому коню в зубы не смотрят.
Когда я открыл ящик стола, меня ждал сюрприз. Внутри лежал пистолет в кожаной кобуре. Только не тот армейский монстр, которым я убивал неверных жен и невест, а компактный, плоский. Таким пользуются сыщики, частные детективы и правительственные агенты. На затворе был выгравирован рыцарь с копьем наперевес. На рукоятке читалась надпись «Баярд». С минуту я колебался, но все же страсть к оружию победила. Пистолет занял почетное место под мышкой.
Оглушительная трель звонка прокатилась по кабинету. Я инстинктивно поднял трубку:
– Да?
– Кто это? – медленно спросил низкий мужской голос, от которого по спине побежали мурашки. – Блейк? Поищите в нагрудном кармане. И загляните в хозблок.
– Но там заперто!
– Я свяжусь с вами позже, – раздался щелчок и короткие гудки.
Я остался стоять неподвижно, словно парализованный. Потом положил трубку на рычаг, осторожно, точно боясь обжечься, сунул руку в карман и достал запаянную в пластик карточку – удостоверение личности. Мое удостоверение личности. Все, как положено: с фотографией, идентификационным номером и печатью полицейского управления. Интересно, кто это такой заботливый?
Но этот вопрос я, естественно, отложил на потом. В кабинете начальника ничего полезного не оказалось, а вот в раздевалке охраны я отыскал небольшую монтировку с надетой на рукоятку красной трубкой. Почтенные квартирные воры именуют этот полезный прибор фомкой.
Теперь я был вооружен! Мне были не страшны ни железные скобы, ни вбитые в дверной косяк гвозди. Да что там гвозди! Я легко мог вынести и всю дверь!
Я спустился на первый этаж и ломом сорвал доски. Они с грохотом упали к моим ногам. Дверь не открылась. Я подергал за ручку, но она так и не подалась. Наверное, заржавели петли. Тогда я просунул монтировку между створкой и косяком и надавил. Медленно, со скрежетом, дверь отворилась дюймов на пятнадцать. Достаточно, чтобы проскользнуть внутрь. В лицо пахнуло плесенью и сыростью.
Осторожно, чтобы не порвать и не запачкать одежду, я протиснулся внутрь. Тусклый свет просачивался сквозь зарешеченные окошки под потолком. Очертания котлов высотой в рост человека угадывалось в полумраке. В углу белели раковины для мытья продуктов. Вдоль стен были расставлены столы для разделки мяса и резки овощей. Вот только ножи кто-то предусмотрительно прикарманил: я тщательно осмотрел подставки, но не нашел даже обломков лезвий. Впрочем, на случай разных неожиданностей мне хватит монтировки и пистолета.
Понемногу я добрался до склада провизии, но на полках холодильных камер, кроме давно забытого кем-то фонарика, ничего не было. Жаль: у меня уже ощутимо сосало под ложечкой. Я же со вчерашнего дня ничего не ел. Фонарь же, к моему удивлению, работал, старые батарейки давали ток: когда я нажал кнопку, желтый луч рассеял сумрак.
В стене зиял темный провал – грузовой подъемник. Защитные створки были сорваны. Я нажал на кнопку. Взвыл электромотор и клеть пошла вниз.
Я заглянул в черное устье шахты, и мне показалось, будто я слышу далекий плеск волн.
Глава 4. Перевозчик
Разумеется, я не полез в лифт: не хватало еще свернуть шею в самом начале увлекательного путешествия. К счастью, за очередной дверью я отыскал изъеденную ржавчиной винтовую лестницу – очевидно, служебную. Когда-то ей пользовались механики, которые обслуживали подъемник.
Гулко ступая по металлическим ступеням, я начал спуск в неизвестность. Ржавый металл прогибался и скрежетал, а ведь я далеко не толстяк: когда-то подруга в шутку грозилась придавить меня своей пышной грудью. Где-то на середине лестница стала ходить ходуном. Что есть силы, я бросился обратно, наверх. Но было поздно.
