– Представления не имею. Те дни были наихудшими в моей жизни. И наилучшими. Только благодаря Энн. Если бы все пошло иначе, она могла бы стать твоей матерью.
– И тебе было так трудно мне рассказать?
– Наверное, мы не были готовы открыто обсуждать все-все темы.
– Это меняет дело, – кивнула я.
– Да, – согласился отец.
Вокруг клубился густой туман. Холод усиливался. Я поплотнее запахнула пальто.
– Давай возвращаться домой, – решил отец.
– Но как в этом тумане мы найдем дорогу?
– Единственная улица в мире, которую я знаю как свои пять пальцев, – это Оксфорд-стрит. Не волнуйся, Эмили, мы найдем путь домой.
Мимо прогрохотал экипаж, и отец повел меня за собой сквозь туман.
Мы двигались по левой стороне и вскоре подошли к пересечению с широкой улицей.
– Если не ошибаюсь, это должна быть Тоттенхем-Корт-роуд, – сказал отец. – Вот. Видишь табличку на стене? Да, Тоттенхем-Корт-роуд. Пойдем сюда. Когда я был молодым, любил здесь стоять и воображать, как иду и иду по городу, и вот дома кончаются и начинаются поля и леса.
Мы двинулись по Тоттенхем-Корт-роуд, не видя ничего на расстоянии буквально нескольких метров, потом свернули в боковую улочку, затем еще в одну. Кажется, отец не преувеличивал, когда говорил о лабиринте лондонских улиц.
– Не волнуйся, – снова успокоил он меня.
Сказать по правде, я никогда не волнуюсь, если только дело не касается моего отца.
Мы прошагали никак не меньше двух миль. Большинство женщин в своих куполообразных юбках не прошли бы и пары кварталов. Но мне мои «блумерсы», как их пренебрежительно называют газетчики, позволяли чувствовать себя свободно.
Мы пересекли улицу, которую отец назвал Грейт-Рассел-стрит, а на следующем перекрестке он заверил меня, что мы уже почти пришли.
Но тут в тумане замаячили фигуры двух людей.
Отец резко втянул носом воздух.
Неизвестные – теперь я разглядела, что это высокие мужчины, – приближались.
Через несколько секунд они встали у нас на пути, оставаясь еле видимыми.
– Вы – те люди, с которыми я жду встречи? – нарушил тишину отец.
– О чем вы говорите?
– Энн.
– Энн? Кто такая Энн?
– Если вы не знаете, кто такая Энн, уйдите с дороги, – велел отец.
Мужчины не пошевелились, и отец попробовал обойти их стороной.
Но неизвестные передвинулись и снова загородили нам путь. Я заметила, что лица у них осунувшиеся и небритые.
– Черт бы вас побрал! Отойдите с дороги! – Отец рассердился не на шутку.
Первый незнакомец в мешковатом пальто напоминал типичного уличного головореза, на втором я приметила странную шляпу. Я быстренько прикинула, в каком направлении нам с отцом бежать.
– У меня нет денег! – сказал отец. – Делайте со мной что хотите, но только отпустите дочь.
– Отец, я не уйду без тебя!
– Это вы Любитель Опиума? – спросил первый.
– Что?
– Томас Де Квинси?
– Но какое дело может быть…
– Я инспектор Район, а это констебль Беккер.
В это мгновение туман немного рассеялся, и я увидела, что странной формы шляпа – на самом деле полицейская каска, а одет мужчина в полицейскую форму.
Но главным из этих двоих был первый, в штатском.
– Я должен попросить вас пройти с нами в Скотленд-Ярд.
Глава 4
«Среди нас есть чудовища»
Холера вызывает безудержную диарею почти белого цвета, которая быстро приводит к обезвоживанию организма и – с большой вероятностью – к смерти. Тремя месяцами ранее, в сентябре 1854 года, Лондон пережил самую страшную эпидемию этого заболевания за несколько последних десятилетий. Всего лишь за две недели болезнь унесла жизни семи сотен человек. Доктор Джон Сноу сумел остановить вспышку холеры, доказав, что заражаются ею не оттого, что дышат отравленным воздухом, а потому, что пьют воду, загрязненную фекалиями. Центр эпидемии находился в районе Броуд-стрит в Сохо. Доктор Сноу провел тщательное расследование и выяснил, что первыми подхватили заразу люди, пользовавшиеся общественной водокачкой в этом районе. В ходе учиненных раскопок обнаружилось, что источник воды находится рядом с выгребной ямой, откуда в него просачиваются экскременты. К удивлению сторонников теории «отравленного воздуха», доктору Сноу удалось очень просто остановить эпидемию: он распорядился, чтобы источник воды перенесли в другое место.
Инспектор Райан тогда помогал доктору проводить расследование. В эту ночь, когда он забрался на стену, посветил фонарем вниз и увидел залитого кровью Беккера, лежащего рядом с двумя мертвыми свиньями возле переполненной нечистотами канавы, он ни секунды не сомневался, куда доставить констебля для оказания срочной медицинской помощи.
Райан распорядился немедленно погрузить Беккера в полицейский фургон и гнать изо всех сил на квартиру доктора Сноу.
Доктор проживал в доме 54 по Фрит-стрит в Сохо, недалеко от очага недавней эпидемии.
Полицейские неистово барабанили в дверь, и через некоторое время на пороге со свечой в руке и в домашнем халате появился доктор Сноу, узколицый мужчина сорока одного года.
– Кто там, черт бы вас побрал? – спросил доктор и, прищурившись, уставился на двух констеблей, держащих бесчувственного Беккера.
– Инспектор Райан просил передать вам эту записку, сэр, – сказал один из полисменов.
Доктор с растущей тревогой прочитал послание от инспектора.
– Снимите с него грязную одежду. Прямо здесь. И бросьте на улице. Потом занесите вашего товарища в прихожую. Но не дальше! Я принесу горячую воду и чистые тряпки. Мы тщательно обмоем его, перед тем как перенести в кабинет.
Беккера ополоснули чистой водой и положили на застеленное простыней кресло в кабинете Сноу. У врачей Средневикторианской эпохи в кабинетах стояли обычные письменные столы, а не столы для обследования. Собственно, в последних у них не было нужды. Врачи были джентльменами и почти никогда не опускались до того, чтобы пачкать руки о пациентов. В крайнем случае измеряли у них пульс. Неблагодарная работа по настоящему лечению больных выпадала на долю стоявших ниже по социальному статусу хирургов.
Но Сноу раньше был хирургом и, даже поднявшись в медицинской иерархии, не утратил прежних навыков. Держа в руке масляную лампу, он внимательно обследовал следы укусов на руках и ногах Беккера и наконец воскликнул:
– Если эти свиньи были заражены, если в раны попали экскременты…
Сноу быстро продезинфицировал места укусов нашатырным спиртом – процедура, на которую мог решиться лишь редкий врач.
От резкого запаха нашатыря Беккер зашевелился и скорчил гримасу. Услышав писк и другие непонятные звуки, он в недоумении огляделся и увидел стоящие на полках клетки. Мыши, птицы и лягушки были взволнованы внезапной суматохой.
– Я правда вижу животных?
– Я экспериментирую на них с дозировкой, – объяснил доктор Сноу.
– Дозировкой чего? – не понял Беккер.
– На самые серьезные раны необходимо наложить швы. Боль будет жуткая. Но вот с этим вы почувствуете себя спокойно.
«Это» представляло собой металлический ящик с прикрепленной к нему маской.
Сноу поднес маску к лицу констебля.
– Что это такое?
– Хлороформ.
– Нет! – воскликнул Беккер и отпрянул.
Он знал о хлороформе – недавно изобретенном анестезирующем газе. Годом раньше лондонские газеты были полны статей, рассказывающих о неоднозначном выборе королевы Виктории во время родов восьмого ребенка: венценосная особа согласилась принять хлороформ. В качестве наблюдающего врача на случай осложнений она выбрала доктора Сноу.
– Это абсолютно безопасно, – заверил пациента Сноу. – Если мне доверилась ее величество, вы и подавно можете это сделать. Бояться совершенно нечего.
– Я и не боюсь. Но я не могу позволить себе заснуть, – подчеркнул Беккер.
– Я так полагаю, вам пришлось перенести тяжелую схватку, и отдых мог бы…
Сноу снова поднес маску к лицу констебля.
– Нет! – Беккер поднял руку, не подпуская к себе доктора. – Я не могу уснуть! Я хочу стать детективом! Если вы усыпите меня, я не смогу принять участие в дальнейшем расследовании! У меня не будет другого шанса!
А в это время к месту убийства подоспели еще полицейские.
– Продолжайте обходить соседние дома. Расспрашивайте всех подряд. Расширьте круг поисков, – командовал Райан. – Я хочу знать обо всех, пусть даже самых незначительных, странностях.
В сопровождении двух полицейских с фонарями инспектор снова перебрался через стену позади магазинчика, осторожно – чтобы не задеть туши мертвых свиней – спустился на землю и склонился над отпечатками ног. К счастью, следы сохранились значительно лучше, чем он мог рассчитывать.
«Хорошая работа, Беккер», – мысленно похвалил коллегу Райан.
Констебли передали ему пустое ведро, кувшин с водой и мешок гипса, а затем и сами перелезли через стену. Инспектор вздохнул, вспомнив, что обещал показать Беккеру, как это делается, и принялся за работу: налил в ведро воды, насыпал гипса и стал перемешивать, выверяя пропорции таким образом, что в итоге получилась смесь консистенции горохового супа. Ее он вылил на следы убийцы.
– Оставайтесь здесь и следите, чтобы ничего не попало на смесь, пока она застывает, – наказал он констеблям. – Я понимаю: это тяжело, но через пару часов я пришлю вам кого-нибудь на смену.
Райан вышел на шумную улицу и поздоровался с командой присланных по его распоряжению золотарей. Когда случилась эпидемия холеры, доктор Сноу в качестве одного из основных аргументов в борьбе против теории «отравленного воздуха» приводил тот факт, что золотари, которые постоянно вдыхают миазмы, заболевают ничуть не чаще остальных людей.
Поскольку туалеты обычно чистили по ночам – отсюда и выражение «темные делишки», – прибывшие четыре специалиста (один спускался вниз, другой вытаскивал ведро на веревке, а еще двое заполняли бочку) не нашли ничего необычного в работе в столь поздний час. Правда, срочность вызова заставила их гадать, какую неожиданность может таить эта вроде бы стандартная процедура.
Интерес золотарей значительно возрос, когда Райан поставил перед ними задачу:
– Возможно, убийца обронил что-то в «очко» сортира и потом пытался выловить при помощи палки. Выгребите все содержимое из ямы и разбросайте по территории двора. Через магазин не ходить. Во двор попадете, перебравшись через стену в соседнем переулке.
Золотари отправились выполнять распоряжение инспектора, а к зданию магазина в это время подкатил полицейский экипаж, из которого вылез бородатый мужчина. Райан узнал его в свете пляшущих фонарей: художник-криминалист из «Illustrated London News».
– Схема будет такая же, как в прошлый раз, – обратился к нему инспектор. – Оригиналы остаются у меня. Вы можете сделать копии, но использовать их без моего разрешения нельзя. А дам я его вам, возможно, только через несколько недель.
– Из-за чего сыр-бор?
– Как у вас с желудком?
– Мне уже начинать сожалеть о том, что я согласился приехать?
– Вы не пожалеете. Особенно когда ваш редактор увидит рисунки, – заверил его Райан. – Я хочу, чтобы вы зарисовали все, что сможете, пока руки не онемеют.
– Это займет столько времени!
– Надеюсь, жена не рассчитывает, что вы вернетесь домой ко времени похода в церковь?
– Она ушла месяц назад.
– Извините. Но вполне вероятно, что, после того как вы здесь закончите, вам захочется посетить церковь.
Когда инспектор проводил художника внутрь и показал следы резни, бородач смертельно побледнел.
– Пресвятой Боже!
Райан оставил его в магазине, а сам вышел на улицу – как раз вовремя, чтобы встретить комиссара полиции сэра Ричарда Мэйна. Мэйну было пятьдесят восемь лет, он имел аристократическую внешность и густые седые баки почти до подбородка. Он выслушал доклад инспектора и осмотрел место преступления, сохранив при этом профессионально невозмутимый вид, однако, когда снова оказался на улице, был столь же бледен, как и художник.
– Ничего ужаснее я еще не видел, – признался Мэйн.
Райан кивнул.
– И это не ограбление.
– Министр внутренних дел будет давить на нас, чтобы мы как можно скорее отыскали этого безумца, – предрек Мэйн. Министр внутренних дел контролировал все вопросы безопасности внутри страны, в том числе курировал лондонское полицейское управление и был непосредственным начальником комиссара. – Лорд Палмерстон потребует немедленно раскрыть преступление. Прежде чем начнется паника.
– Полагаю, у нас в руках оба орудия убийства: молоток и вот это.
Райан продемонстрировал бритву с рукояткой из слоновой кости.
– Дорогая вещь.
– Да. И, судя по следам, ботинки у убийцы не подбиты гвоздями. Это тоже указывает на человека не из бедных.
– Немыслимо! – воскликнул комиссар. – Человек с достатком не смог бы учинить такое зверство. Должно быть, бритва украдена.
– Возможно. Мы проверим сообщения о кражах – не упоминается ли там о пропаже подобного предмета. Также расспросим владельцев магазинов, торгующих дорогими бритвами, – может, кто-нибудь опознает нашу. Что касается молотка, его владельца, похоже, будет нетрудно отыскать. На нем есть инициалы.
– Инициалы?
– Дж. П.
– Нет, – прошептал Мэйн. Лицо его исказила гримаса боли. – Вы уверены?
– Конечно. А в чем проблема? – удивился Райан.
– Дж. П., говорите? Боюсь, что у нас действительно серьезная проблема.
– Мы нашли его! – закричали невдалеке. – Убийца! Мы его схватили!
Райан обернулся в ту сторону, откуда доносился шум. В свете фонарей показались несколько мужчин, одного они тащили, крепко схватив за руки. Мятое пальто последнего было испачкано в крови. Он отчаянно сопротивлялся.
– Он прятался в переулке!
– Я не прятался! Я спал!
– Он полез драться, когда его схватили!
– А что мне оставалось делать? Вы на меня напали!
– Ты зарезал Джонатана с семьей, мерзавец! И его бедную служанку.
– Джонатан? Никогда не слышал о…
– Это его кровь на твоем пальто!
– Я вчера просто перебрал. Я упал!
– Ты убил моего брата! – С этими словами один из мужчин ударил пленника кулаком в лицо.
– Эй! – вмешался в перепалку Райан.
Брат Джонатана нанес еще один удар. Пленник всхлипнул и пошатнулся.
– Довольно! – приказал Райан. – Пусть он все объяснит.
– Все это будет ложь! Гад зарезал моего брата!
И мужчина ударил снова. Во все стороны брызнула кровь.
Райан кинулся к толпе, чтобы прекратить избиение. Внезапно пленник упал, увлекая за собой державших его людей.
– Я его не вижу! Где этот негодяй? – заорал брат убитого.
– Вот он! Я его держу!
– Нет, ты меня держишь!
На земле продолжала ворочаться куча-мала.
– Здесь! Держи его!
Горе-охотники кое-как вскочили и кинулись в сторону переулка по пятам отчаянно улепетывающего мужчины. Кто-то швырнул тяжелую палку, и она едва разминулась с головой подозреваемого.
Райан бросился следом. Он заметил бегущего рядом человека, повернул голову и едва не споткнулся от изумления.
– Беккер?
Беккер в чистенькой форме не отставал от инспектора, хотя ему и мешали многочисленные швы и повязки.
– Я вернулся сразу, как смог.
– Вам нужно отдохнуть.
– И упустить возможность поучиться у вас?
Бегущая толпа добралась до переулка.
Вдруг кто-то завопил:
– У него разбитая бутылка! Мои глаза! Он полоснул меня по глазам! Господи! Я ничего не вижу!
Почти все преследователи втянулись в переулок.
– Я не могу дышать!
Райан прибавил ходу и догнал толпу.
Через мгновение к нему присоединился Беккер. Будучи на полтора десятка лет моложе инспектора, выше его, с хорошо развитой мускулатурой, он с ходу принялся вытаскивать людей из переулка и швырять их на булыжную мостовую.
От запаха спиртного полицейским едва не стало дурно.
– Двигайте отсюда! – рявкнул Райан.
Но народ и не думал расходиться.
Слева инспектор увидел пробивающийся через приоткрытую дверь свет и стоящую с разинутым ртом грузную женщину.
– Туда! – крикнул он констеблю.
Они проскочили мимо застывшей женщины и оказались в одной из многочисленных в этом районе таверн. Оставив позади зал со скамьями и стойку, они вылетели в коридор, а из него попали в кладовку.
– Окно! – воскликнул Райан.
Беккер обогнул бочонки с пивом и поднял раму. В комнату ворвались громкие крики, перемежаемые проклятиями. Райан поднес к окну фонарь. Луч света рассеял мглу, и инспектор увидел беглеца. Он стоял перед толпой и размахивал зажатым в руке отбитым горлышком бутылки. У многих преследователей лица уже были в крови. В страхе перед смертоносным оружием они отчаянно пытались выбраться из узкого переулка, но сталкивались с теми, кто наседал сзади.
Беккер высунулся по пояс из окна и, ухватив беглеца за плечи длинными ручищами, потащил его внутрь. В то же время двое из толпы, осмелев, вцепились в ноги.
Беглец завопил так, будто его действительно разрывали на части.
Райан поставил фонарь на стол и схватил стоявшую в углу метлу. Высунув рукоятку в окно, он принялся колотить мужчин, державших беглеца. Он целился в лицо, бил как можно сильнее, и наконец один, получив чувствительный удар, завопил от боли и схватился за голову. Инспектор врезал второму, тот взвыл и тоже отпустил жертву.
Беккер по инерции отшатнулся от окна, втащил недавнего пленника в комнату и, не удержавшись на ногах, рухнул вместе с ним на пол.
– Уберитесь от меня! – размахивая разбитой бутылкой, заорал беглец.
Райан изловчился, схватил его за запястье и выкручивал до тех пор, пока мужчина не взвизгнул от боли и не выронил бутылку, которая упала на пол и разбилась. Беккер снял с ремня наручники; недавно разработанный пружинный механизм удерживал на месте браслеты, пока констебль запирал их ключом.
– Я ничего не сделал! – крикнул арестованный.
– Ну, это мы быстро выясним, – с трудом восстанавливая дыхание, проговорил Райан. – Откуда у вас на пальто кровь?
– Черт! Они чуть меня не убили! Вот оттуда и кровь.
Губы мужчины действительно распухли и кровоточили.
– Если вы и правда отрубились по пьянке, а не скрывались, они сделали для вас доброе дело, – заметил Беккер.
– Какого хрена вы хотите сказать?
– Ночь очень холодная, и вы могли бы замерзнуть до смерти.
– Хорошенькое «доброе дело»! Я бы не замерз, но меня избили бы до смерти.
– Могли бы поблагодарить нас, что мы этого не допустили.
– Где вы пили? – вступил в разговор Райан.
На него произвела впечатление попытка констебля расположить к себе арестованного.
– Да много где, – огрызнулся тот.
– А как называлось последнее заведение? И когда вы оттуда вышли?
– Не помню, – рыгнул джином подозрительный тип.
– Пусть побудет здесь, пока не протрезвеет. Тогда мы его допросим, – сказал Райан вбежавшим в комнату патрульным.
Все еще тяжело дыша, инспектор и Беккер прошли в общий зал таверны, где уже сидел комиссар Мэйн. Выглядел он намного старше своих пятидесяти восьми лет. Кожа на лице над бакенбардами было туго натянута.
С улицы доносился шум потасовки, громко кричали констебли, разгонявшие при помощи дубинок не желающую угомониться толпу.
– Все только начинается, – мрачно изрек Мэйн.
– Можно надеяться, что от выпитого джина они все-таки успокоятся и заснут, – предположил Райан.
– Нет-нет, будет только хуже. Поверьте моему опыту. Молоток и инициалы на нем. Я…
Внезапно комиссар умолк и посмотрел на грузную женщину распоряжавшуюся в таверне. К ней подошел и встал рядом мужчина с красным лицом – очевидно, муж.
– Мне нужно поговорить с вами, – демонстративно игнорируя Беккера, сказал инспектору Мэйн. – Наедине.
На лице хозяина таверны читалось явственное недоумение, отчего это комиссар полиции уделяет такое внимание подозрительному рыжему ирландцу и не хочет пообщаться с патрульным.
– Констебль Беккер – мой помощник. Он должен быть в курсе всего.
Конечно, Беккер вряд ли ожидал услышать подобные слова, но ему все же удалось скрыть удивление.
– Ваш помощник? – Мэйн по-прежнему не смотрел на констебля. – Вам не кажется, что это несколько необычно?
– Как вы сами сказали, лорд Палмерстон будет давить на нас, чтобы мы поскорее раскрыли убийство и не допустили паники. Мы хотим заверить людей, что я испробовал все возможные варианты. Если вы не возражаете, давайте вернемся в магазин, там нас никто не подслушает.
– За исключением мертвых, – пробормотал комиссар.
Когда они появились в магазине, художник из «Illustrated London News» жадно глотал из фляжки и ничуть не смутился, что его застали за этим занятием.
– Думаю, эта работа не для меня, – с трудом выговорил он. – Когда я почувствовал, что больше не могу здесь находиться, я вышел на улицу и попытался зарисовать волнующуюся толпу, но…
– Ради всего святого, не помещайте в газете материалы о беспорядках на улице, – попросил комиссар.
– Насчет меня не беспокойтесь. Я практически ничего не мог разглядеть в тумане, не то что нарисовать. Но я насчитал там не меньше двух дюжин репортеров, так что не сомневайтесь, в газетных репортажах о том, что здесь сегодня произошло, вы прочтете и о волнениях.
Комиссар застонал.
– Представляю, что скажет лорд Палмерстон.
– В общем, на улице стало так жарко, что я предпочел вернуться в это проклятое место, – продолжил художник.
Внутри по-прежнему стоял одуряющий запах крови.
– Определенно, эта работа не для меня.
– Может, вам еще выпить? – предложил Райан.
– Еще чертовски много выпить! Если бы мне не были так нужны деньги…
– Нам нужно побыть здесь одним, – сообщил художнику инспектор. – На улице сейчас спокойно. Подышите свежим воздухом – возможно, полегчает. Или сходите в таверну, это здесь недалеко.
– Хотите побыть одни? Да сколько угодно, торчите здесь хоть до утра.
С этими словами газетчик выскочил из магазина и закрыл дверь.
Комиссар Мэйн стоял, уставившись на прилавок, за которым лежало тело хозяина. Хотя трупа и не было видно, от его незримого присутствия комната казалась совсем маленькой.
– Инициалы на молотке. Вы уверены, что там стояли буквы Дж. П.?
– Стопроцентно, – кивнул Райан.
– Мне было всего пятнадцать, но я помню, как был напуган. Как была напугана моя мать.
– Напуганы? – подал голос Беккер.
– Отец никогда не показывал виду, что чего-то опасается, но я чувствовал: ему тоже страшно.
– Не понимаю, – признался Райан.
– Вы оба слишком молоды и в то время еще не появились на свет. Каждый день я читал об этом все статьи, во всех газетах, какие мог найти.
– Об этом?
– Об убийствах на Рэтклифф-хайвей.
Райан и Беккер непонимающе нахмурились, и тогда комиссар все рассказал.
7 декабря 1811 года, суббота
События той ночи всколыхнули по всей Англии волну ужаса, равной которой с тех пор не было. Улица Рэтклифф-хайвей получила название не из-за крыс, а от скалы из красного песчаника, что нависает над Темзой[5]. Однако в 1811 году крыс здесь все же было великое множество, а отчаяние ассоциировалось с нищетой.
Каждое восьмое здание в том районе было таверной. Процветали азартные игры. На каждом углу толпились проститутки. Воровство приобрело такой размах, что между Рэтклифф-хайвей и лондонскими доками пришлось возвести стену наподобие крепостной.
Незадолго до полуночи торговец одеждой Тимоти Марр попросил своего подручного Джеймса Гоуэна помочь закрыть лавку. Он припозднился – нужно было обслужить моряков, только прибывших в порт и горевших желанием потратить деньги. Марр отправил служанку по имени Маргарет Джуэлл, чтобы она оплатила счет пекарю, а на обратном пути прихватила свежих устриц – пищу дешевую и простую, не требующую готовки. Однако пекарня оказалась уже закрыта, также не работали и все лавки, где можно было купить устриц. Расстроенная служанка вернулась в хозяйскую лавку и обнаружила, что дверь заперта. Ее громкий и настойчивый стук привлек внимание ночного сторожа, проходившего своим обычным маршрутом, и соседа, которому пришлось прервать поздний ужин, чтобы узнать, кто там шумит.
Сосед перелез через ограду и, обнаружив заднюю дверь незапертой, проник в дом, пошел по коридору и наткнулся на труп Гоуэна с размозженной головой. Все стены были забрызганы кровью. Сосед, трясясь от ужаса, прошел непосредственно в лавку и замер на месте – возле входной двери распростерлось неподвижное тело миссис Марр. Голова ее превратилась в кровавое месиво, на полу валялись кусочки мозга. Едва способный пошевелиться, сосед все же смог отодвинуть засов на двери. В лавку чуть не сбив его с ног, ввалилась толпа народу. Была там и Маргарет Джуэлл. Она заглянула за прилавок, увидела изуродованное тело Тимоти Марра и завизжала.